От порога до порога

Пять минут от дверей библиотеки до седьмого дома, где Верхнеплёсовская улица неожиданно виляет, не желая лезть в горку. Потом минут десять до Ежиной площади, названной то ли в честь Ежи Ружева, при котором Бельск получил статус уездного города, то ли в честь любимого ёжика дочери наместника — кто знает, что на самом деле было двести лет назад. Мне больше нравится вторая версия, но её я рассказываю любопытным школьникам строго по секрету. От Ежиной площади до Красной улицы, где я живу, ещё десять.

Двадцать пять минут неторопливой прогулки наедине с собой и своими мыслями — спешить-то мне теперь не к кому. Да и подумать было о чём.

Тёплую, умиротворяющую атмосферу библиотеки в одночасье выдули ледяные сквозняки неприязни. Понять Маникену я могла, достаточно было взглянуть на себя глазами амбициозной девицы, недавно получившей диплом Зарянского университета и загремевшей по распределению в Бельск. Итак, Софья Алексеевна Старцева, 35 лет, библиотекарь. Стаж работы в библиотеке — 17 лет. И за все эти годы не сумела подняться даже до уровня старшего библиотекаря, что свидетельствует об отсутствии то ли амбиций, то ли способностей. Если судить по внешнему виду, скорее первое. С другой стороны, ведёт себя вызывающе, позволяя себе поучать начальство. И как, скажите на милость, прикажете выпускнице университета управлять таким кадром?!

Беда в том, что управляться Маникеной мне совсем не хотелось. Тем более, что моим основным заработком уже давно были переводы, а не копеечный оклад библиотекаря. Издательство «Ветер перемен» исправно снабжало меня интересными книгами и щедро платило за переводы. Беда была одна — сроки. Но когда они поджимали, я и в библиотеке урывала время попереводить. Анна Сергеевна не препятствовала моей подработке в рабочее время. Зато Маникена вряд ли будет смотреть на мои занятия сквозь пальцы…

За размышлениями я и не заметила, как оказалась перед знакомой дверью под цифрой «одиннадцать». Раньше я расшифровывала её как «одна мама и одна дочка», а после отъезда Ани на учёбу получалось «одна, совсем одна». И такая трактовка до сих пор меня вполне устраивала, что бы там ни говорила Вера Михайловна.