Глава третья

Наступил июнь: яркий, солнечный, теплый. А вместе с ним, для студентов, настала пора зачетов и экзаменов, где я, соответственно, не была исключением. Близился к концу мой третий курс. Оставалось только сдать сессию. Но постоянные мысли о Паши и волнения за него, просто выбивали меня из клеи, и сосредотачиваться на учебе было крайне сложно.

Мои дни проходили однообразно: я вставала утром, завтракала и ехала в институт, а если туда было не нужно, то сидела дома, готовясь по предметам. Только в дни экзаменов мой организм получал всплеск адреналина, и я могла ненадолго выйти из плена своих мыслей под названием «Паша».

Тем временем, он все еще находился в больничном крыле, и я не имела ни малейшего представления о его состоянии, если не считать сведений Анны Михайловны, где она сообщала, что ей удалось договориться и попасть в палату сына. По ее словам, Паша шел на поправку, и даже передавал мне привет, но почему-то я с трудом во все это верила. Сам факт того, что она хоть раз приезжала на свидание к сыну, по прошествии времени, казался мне весьма призрачным.

Я часто перебирала в голове события всей этой истории: начиная с появления у меня дома полицейского и заканчивая последней встречей с Пашей. Теперь, когда все эпизоды можно было соединить воедино, я начинала подозревать, что до сих пор была зрителем некого спектакля, и всего скорее, единственным.

Дни проходили быстро, и к концу сессии, я почти не задумывалась о случившемся, хотя о Паше не забывала ни на минуту. Он был моей любовью, моей половинкой, и смириться с его отсутствием в моей жизни было не возможно. Одновременно с этим, я ничего не могла сделать, только ожидать какого-нибудь чуда, или надеяться, что я пребываю в длинном сне, от которого скоро наступит пробуждение.

С такой мыслью я проснулась в понедельник двадцатого июня. День начался и продолжался в обычном ритме до позднего вечера, пока я не вспомнила, что завтра мне предстоит принимать многочисленные поздравления, по случаю моего дня рождения, а это значит: повышенное внимание к моей персоне, чего мне сейчас так бы не хотелось.

Я стала соображать, чтобы придумать на завтра такое, что поможет улизнуть от лишних глаз, но в голову ничего не шло. И когда оставался только один выход, засесть где-то в уединенном месте на целый день, зазвонил сотовый. Номер был не известный. Я ответила на вызов, но с другого конца была тишина, и мне пришлось переспросить дважды, прежде чем знакомый голос сказал:

— Нина, это я, — внутри меня все перевернулось.

— Паша!

— Ты можешь выйти в сад? Только тихо, чтобы родители не заметили.

— Зачем? — удивленно спросила я.

— Просто выйди — повторил он и повесил трубку.

Пару секунд я стояла в недоумении, переваривая наш разговор, а потом, мое сердце заколотилось еще сильнее, потому что в голову пришла безумная мысль, будто Паша здесь, рядом с домом.

«Нет, это не возможно. Паша не может быть с саду. Конечно если он не сбежал из тюрьмы» — мое волнение достигло предела, пока я пробиралась к задней двери, ведущей в сад.

Солнце уже село, и единственным слабым источником света были уличные фонари. Я внимательно оглядела сад и никого не увидела, но отпускать вселившуюся в меня надежду ужасно не хотелось, поэтому я направилась к скамейке, что стояла под яблоней. И тут меня тихо позвали.

Я молниеносно отреагировала на голос и почувствовала, как по телу пробегает дрожь. В темноте можно было разглядеть только силуэт, но и этого оказалось достаточно: у забора стоял Паша.

Он стоял и ждал, что я сейчас подойду. Я это хорошо понимала, и все же, не двигалась с места. Его появление потрясло меня больше, чем я могла предположить.

— Нина, не бойся — это я. Пожалуйста, подойти — тихо попросил Паша.

Я хотела ответить, что не боюсь, но смогла только послушно направиться к нему.

Когда я подошла совсем близко, то невольно отметила, что Паша стал как будто бы еще выше и мускулистее, а во взгляде читалась отчужденность и даже жесткость. Мне стало не по себе, от ощущения, что передо мной, возможно, стоит уже не тот Паша, которого я знала раньше. Наверное, нужно было сразу спросить, как он здесь оказался, но я не была уверена, что этот вопрос вообще можно задавать.

Мы стояли в полной тишине, на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и я не знала, что сказать или сделать. Затем Паша шагнул ко мне, и мы обнялись, как будто и не было никаких расставаний, как будто это наше самое обычное свидание.

— Прости меня пожалуйста, — заговорил Паша.

— За что?

— Я тебя обманывал.

«О-о-о! Значит я все же была права, по крайней мере, в чем-то точно».

— Зачем?

— Я думал, что так будет лучше для тебя. Думал, что если разыграть весь этот спектакль, то ты просто отвернешься от меня и будешь жить дальше, но не вышло. Я должен был догадаться сразу, что ты не отступишь, не бросишь меня. Я причинил тебе столько страданий и самое ужасное, что уже ни чего нельзя вернуть назад.

— Значит ты ни в чем не виновен? Абсолютно все было неправда? — в надежде спросила я.

— Да.

— А как же тюрьма? Я ведь приезжала к тебе, у нас было свидание.

Паша покачал головой:

— Это тоже была часть спектакля.

— Зачем тебе вообще все это было нужно? Почему ты хотел, чтобы я тебя бросила? — Я отстранилась, чтобы посмотреть на него, и вдруг мня осенило. — Ты что, просто хотел со мной расстаться? — я сама удивилась к каким бредовым выводам пришла, но другого объяснения у меня просто не было.

— Нет! Конечно, нет, — горячо возразил Паша. — Я бы никогда так не поступил. Я не хотел с тобой расставаться, но таковы условия моей новой работы. Я не должен контактировать с внешним миром, вообще ни с кем, даже с родными.

— Что еще за новая работа? — удивилась я. — Весь этот спектакль был ради нее?

— Да. Только так больше продолжаться не может. Я не могу тебе постоянно врать, но и говорить о своей работе тоже не могу.

— И что же ты собираешься сделать? — насторожилась я.

Паша поджал губы и глубоко вздохнул. Я смотрела на него и понимала, что ответ, пожалуй, мне уже ясен:

— Не надо, не говори. Я облегчу тебе задачу. Ты поставил работу на первое место и это значит, что мы не можем быть вместе.

— Нина, я не ставлю работу на первое место. Я просто сделал не правильный выбор, и теперь ничего не могу изменить.

Паша старался говорить спокойно, но ему это удавалось с трудом. Зато я уже не пыталась себя сдерживать, негодование захлестнуло меня с головой:

— Возможно тебе покажется это эгоистичным, но ты променял меня на работу! Ты не просто обманывал меня, а жестоко врал. Я выплакала тонну слез и теперь оказывается, что все зря!

— Извини меня — со страданием в голосе, сказал Паша.

— Мне не нужны извинения, я хочу знать правду, — требовательно закончила я.

— Я не могу об этом говорить.

— Тогда давай закончим эту бессмысленную дискуссию. Ты же пришел в очередной раз попрощаться. Ну так, прощайся и уходи, — мне трудно было говорить последнюю фразу, но продолжать разговор и знать, что в итоге все равно все закончиться расставанием, было бы еще труднее.

Паша застыл, явно ошарашенный моим резким ответом. По его лицу пролегли морщинки, словно от боли, но затем все прошло. И хотя я не понимала, чего еще он ожидал от нашего разговора, тоже почувствовала боль в груди.

— Нина, я и подумать никогда не мог, что между нами может все вот так закончиться. Да что там, я даже никогда и не предполагал, что между нами просто может все закончиться. Я виноват и не могу ни исправить, ни загладить свою вину. Но я хочу, чтобы ты знала, что я по-прежнему тебя люблю и буду любить, хотя это ни чего и не меняет.

Я больше не приду к тебе и не появлюсь в твое жизни. Но я должен попросить тебя, никому не рассказывать о нашем сегодняшнем разговоре. Это не безопасно, для нас обоих. И пожалуйста, не пытайся искать меня или связываться с моими родителями. Ты должна постараться, как можно скорее забыть меня и жить дальше. Прости. — закончил Паша и его блуждающие, во время тирады, глаза остановились на мне.

Теперь была моя очередь отводить взгляд, так как предательские слезы уже грозились хлынуть через край. После стольких дней рыданий, я думала, что не скоро опять смогу заплакать.

Паша предпринял попытку обнять меня, но я отстранилась. Нежности здесь больше ни к чему, справлюсь сама.

Шли минуты, я стояла опустив голову и скрестив руки, стараясь глубоко дышать, чтоб успокоиться. И наконец мои старания увенчались успехом. Я почувствовала, как комок в горле проходит, а вместе с этим, возможность говорить возвращается. Один глубокий вдох, и я как будто бы снова в форме.

— Ну что же, хорошо, — заговорила я, поднимая голову. — Ты можешь не переживать, я никому не скажу и искать тебя точно не буду, но простить не могу, по крайней мере не сейчас. Я думаю ты и сам это прекрасно понимал, еще до прихода сюда. Об остальном можешь не волноваться, я справлюсь. В конце концов ты не умер, а просто ушел, и даже не к другой, — я усмехнулась, — а на работу, пусть и навсегда, — и я пожала плечами, как бы демонстрируя спокойствие и рассудительность.

Паша немного колебался, ведь каждый из нас сказал уже все что мог, и пришло время прощаться, но ни он ни я на это пока не решались.

— Можно я поцелую тебя на последок? — тихо спросил Паша.

— Да, — выдохнула я.

Тогда он подошел ко мне вплотную, осторожно положил руку на шею и большим пальцем погладил по щеке. Другой рукой, так же осторожно, убрал волосы с лица, а потом наклонился и легонько прикоснулся к губам, как будто не уверенный, что все-таки можно. Но мое сердце уже отплясывало чечетку, и я готова была поклясться, что в этот момент все ему простила. Нежное прикосновение его губ взбудоражило мое воображение, в памяти вспыхнули моменты из прошлого, и я потянулась к нему за продолжением. Ждать не пришлось, Паша сразу отреагировал на мой порыв, его объятия стали сильнее, а губы настойчивее. Без лишних раздумий я обняла его и ответила на поцелуй.

Мои эмоции перемешались: горе сменилось радостью, а обреченность переросла в надежду. Но реальность вернулась, стоило нашему поцелую медленно угаснуть. Почти не отрывая своих губ от моих, горячо дыша, Паша прошептал:

— Не открывай глаза, — и нежно провел пальцами по лицу. Потом что-то пропищало, и я догадалась, что это были его наручные часы. — С днем рождения, милая — так же тихо закончил он и прикоснулся к мои губам медленным поцелуем.

«Значит уже полночь» — подумала я, но мгновением позже мое лицо охватил прохладный ветерок, а руки упали вниз, лишившись того материального, что обнимали, не успев даже отреагировать на ускользающее движение. Мои глаза распахнулись, ища в темноте силуэт, но только тихий стук за забором, будто спрыгнула кошка, мог лишь свидетельствовать о том, что здесь я была не одна.

— Вернись, — испуганно проговорила я, но мои слова утонули в тишине, — Это была ошибка. Мне не справиться, — понимая, что он меня уже не услышит, тихо закончила я.