Пролог

— Этого должно хватить.

— Хм, за мои труды тощего кошеля не достаточно, и я ожидал совсем другую плату, более весомую и значимую, и еще не поздно оправдать мои ожидания.

— В этом кошеле намного больше, чем кажется.

— Мне не нужны твои деньги или драгоценные камни, у нас их с лихвой хватает, можешь поверить, а у тебя есть кое-что гораздо более ценное, и ты знаешь, о чем я. Ведь не станешь же отрицать, что за редкое колдовство, такое, как наше, хороша лишь плата столь же исключительным колдовством или магией?

— Что? Нет, забудь, мою кровь не получишь, но я могу пустить твою, стоит мне только захотеть. Был договор, и не советую его нарушать, иначе это место превратиться в руины, а ты и все последователи вашей поганой секты отправитесь на тот свет. Где обещанные свитки Сумеречных Слов? И надеюсь их получить вместе со своей личной вещью.

Громкий и грозный мужской голос, словно раскат грома, прозвучал в стенах каменного храма и растворился под высоким сводчатым потолком. Над громоздким алтарем, высеченном из необработанного реальгара, склонилась внушительного роста фигура, упираясь кулаками в шершавую поверхность, и чуть подалась вперед. По другую сторону жертвенника, на котором валялся раскрытый кожаный мешочек с золотом, стоял низкорослый мужчина в свободных темно-синего цвета одеяниях служителя храма. Из-под капюшона выглядывало угрюмое бледное лицо со впалыми щеками и черными, как сама ночь, прищуренными глазами, над которыми нависали густые нахмуренные брови. Во взгляде читалось откровенное недовольство и презрение к наглому и дерзкому переговорщику, который появился с месяц назад на пороге города, возведенного посреди бескрайних лесных угодий.

О неизвестном пришлом прознали не сразу, что показалось тогда странным, ведь здесь повсюду были глаза и уши, мимо многочисленных служителей и простых оставшихся жителей незнакомец не мог пройти так, чтобы остаться незамеченным. Но как только незваный гость оказался лицом к лицу со старейшиной, тому стало сразу ясно, в чем оказалось дело, почему его присутствие никто не подметил. Глава города безошибочно мог определить носителя любой магии и ее источник, особенно, если она имела далеко не светлую природу, и в грубом рослом страннике он узрел как раз такую. Стоило незнакомцу лишь ступить в мольбище, куда он сам явился неожиданно и без приглашения, как служитель буквально кожей ощутил ту странную силу, что исходила от него. Это было нечто темное, по-настоящему темное, и лишь отдаленно напоминавшее ту разрушительную энергию, которая уже была известна, и которая явно уступала той, что носил в себе пришлый. И незнакомая магия не могла не заинтересовать алчного до сакральных знаний старейшину, который вместе с остальными адептами собирал по всему свету и практиковал то, о чем даже королевские маги и оккультисты и не догадывались.

Он жадно вдыхал в себя воздух, буквально пропитанный незримой тьмой, что принес с собой незваный гость, свирепый и суровый вид которого у простого люда не вызывал бы ничего, кроме опасений за свое спокойствие и жизни. Но глава города не испытывал ни страха, ни трепета при виде высокого широкоплечего человека в латах цвета угля, часть лица которого скрывала плотная серая ткань, оставляя открытыми лишь полные злобы глаза. Его мало что пугало в этой жизни, даже смерть, и благоговейный ужас и волнение, как и остальные последователи секты, он испытывал лишь к одному созданию — их великой покровительнице, которая давала им силы, знания и возможность прикоснуться через себя к сокрытым тайнам потусторонних миров. Потому-то сейчас, слыша очередной отказ в желаемой плате за ценные свитки, которых нигде больше не отыскать, и вместо которых предлагаются жалкие деньги, служитель едва сумел скрыть вспыхнувшее в нем негодование. Однако сдаваться он не собирался и решил получить желаемое любыми способами — хватило бы даже одной капли, — иначе бы сделки не состоялось. Никогда. У главы города были свои планы, и отказываться от выпавшего шанса заполучить нечто уникальное было бы глупо. Да и мысли о том, что какой-то чужак пронюхал о ритуальных письменах и где их искать, не давали покоя, ведь они, как и многое другое, всегда ревностно охранялись внутри круга общины, и ничего никогда не разглашалось.

Искоса глядя на рослого здоровяка, имени которого так и не прозвучало за все время, он, скрипя зубами от досады, указал рукой на высокую железную дверь, ведущую в хранилище.

— Они здесь, все до одного и совершенно полные — ни единого слова не потеряно.

— Не вздумай меня обмануть, — процедил мужчина, сверля служителя темно-янтарными глазами. — Забирай деньги и мы в расчете, в конце концов, ваше сборище не много потеряло, отдав мне то, чем вы сами вряд ли когда-то воспользуетесь.

— Ты ничего не знаешь о нас, чужак.

Переговорщик лишь презрительно ухмыльнулся в ответ — он действительно почти ничего не знал об этих фанатиках, да и не хотел, его интересовала лишь собственная цель, которая и привела к ним, — и, обогнув алтарь, твердой поступью направился к двери. Хранилище окутывала темнота и только порог и несколько ступеней винтовой лестницы, ведущей вверх в одну из башен крепости, можно было разглядеть в слабом свете, проникавшем из зала. Внутри несло чернилами, пергаментом и сыростью, от чего казалось, что помещение пребывает в жуткой запущенности и никогда не проветривается и не посещается. Когда же тусклые огоньки редких масляных ламп все же осветили хранилище, то все сомнения рассеялись разом: жуткий беспорядок царил повсюду, и домыслы только подтвердились. При нынешних хозяевах многое пришло в запустение в городе-крепости, включая главный храм. Практически везде прошлась рука разрухи, и некогда благородный и величественный вид всего, что вмещали в себя городские стены приобрел угрюмый и неухоженный облик. И, конечно, такая участь не могла не постичь и закрытую от посторонних глаз огромную комнату, в которой ни одна вещь не знала своего места, всюду виднелись грязные следы от обуви, пятна разлитых чернил, а помятые листы, вырванные из толстых и неподъемных фолиантов, небрежно валялись на столах и полу. Подобное зрелище удивило и насторожило чужака: ни разу в жизни он не видел, чтобы так обходились с местом, где хранятся далеко не кухонные знания, ведь все требует своего исключительного порядка, особенно, если речь идет о магии и колдовстве. Но здесь не было ни почтения, ни уважения, несло лишь скверной и грязью. Дверь с грохотом захлопнулась. Мужчина окинул волчьим взглядом пространство и нашел лишь один единственный угол, где пребывали порядок и чистота. Им оказался устланный тяжелой красной тканью невысокий каменный постамент сбоку от дверей с водруженными на него двумя длинными объединенными столами-тумбами. В отличие от других, их столешницы оказались практически свободными, на них стояла лишь пара подтаявших свечей, столько же чернильниц и прямо по центру — резная вытянутая шкатулка из дерева. Позади столов раскинулось с десяток полок, нависавших друг над другом до самого потолка, и каждая из них держала на себе массу аккуратно составленных книг, баночек и колбочек, свитков, каких-то коробочек и непонятных вещей. Чуть в стороне на стене было растянуто грубое полотно из льна, выкрашенное в черно-красные цвета, с изображенным на нем темно-синим маком, заключенном в цепочку-спираль из непонятных символов. Контраст на фоне всеобщего бардака бросался в глаза, как и нарочитая и чрезмерная опрятность на постаменте, что вызывало недоумение и еще больше подозрений.

Старейшина вытащил из кармана своих одеяний связку ключей и, приказав жестом покупателю оставаться на месте, направился вглубь помещения. Скрывшись в лабиринтах из стеллажей, шкафов, стульев и столов, он некоторое время провозился там, хлопая дверцами и гремя ключами. Спустя несколько минут глава, наконец, появился, держа при себе два запечатанных металлических массивных цилиндра, которые местами проела рыжая ржавчина и украшали вмятины и царапины прямо на выгравированных письменах, будто их когда-то пытались грубо вскрыть. Внешне они ничем не отличались от тех вещиц, что по дешевки продают караванщики или жадные рыночники, готовые за монету сбыть любой хлам, который у них завалялся — потертые, изношенные временем, словно побывавшие в тысячах рук. Цилиндры легко можно было принять за никому ненужный мусор, попадись они кому из посторонних на глаза, но сведущие в магических искусствах и державшие у себя подобные предметы знали, что внутри находится то, ради чего многие из простолюдинов продали бы душу. Ну, или просто отдали бы все, что у них имелось. Впрочем, даже за такую жертву прок от ценного содержимого извлечь едва ли получилось у какого-нибудь доходяги и невежды, ведь начертанные письмена открывались лишь посвященным или наученным.

Пока готовились свитки, никто не проронил ни слова, украдкой и настороженно наблюдая друг за другом: один другого считал подозрительной и темной личностью, за которой нужно приглядывать и не доверять до конца. И каждый про себя считал, что при любом самом гнусном и подлом раскладе, случись какая разборка, подстава, за которой непременно последовало бы кровопролитие, именно он выйдет победителем, имея при себе преимущество, которое сопернику и не снилось.

— У меня мало времени, и терпение уже на исходе, — низкий и суровый голос странника разрезал нависшее над ними безмолвие, — советую тебе поторопиться.

— Ты находишься в моей обители, и время здесь течет так, как ей нужно. К тому же, без соблюдения всех правил и тонкостей ты свитки не получишь — не сможешь взять их в руки, даже прикоснуться, не говоря уже об использовании или прочтении, — зловеще оскалился храмовник и принялся открывать цилиндры, которые водрузил на один из столов.

Замки щелкнули, скобы туго и медленно опустились и металлические футляры открылись. Внутри лежали свернутые пергаментные листы грязно-желтого цвета, окаймленные черной ниткой. Над каждой рукописью стояла печать, особый знак, сотканный из слов, которые не звучат, где попало. Бестелесные крошечные темные сферы парили в воздухе, едва касаясь свитков, и лишь производили впечатление глупой магической забавы, которая больше походила на мыльные пузыри. Однако эта видимость могла сильно навредить тому, кто поддался заблуждению и дотронулся до печатей, посчитав, что они не несут никакой опасности, и предать беспечного долгому забвению или отправить бродить по бесконечным лабиринтам во мгле где-нибудь в Нижних Мирах. Физическую боль тоже могла причинить, и тогда неосторожного ждали неизлечимые ожоги и обугленные пальцы. Эти сферы, магия, из которой они создавались, являлись плодом трудом мастеров с самых дальних уголков мира, куда редко доходили путешественники, и откуда был родом и сам глава здешнего города, и потому-то только он знал все секреты наложенных заклинаний. Даже своим ближайшим помощникам и приспешникам он не раскрывал полученных знаний.

Старейшина что-то долго нашептывал и водил пальцами над свитками, затем достал из-под балахона ограненный морион, обвитый тонкими серебряными нитями, снял его с шеи и положил рядом с цилиндрами. Незнакомцу же оставалось молча наблюдать за происходящим, мысленно негодуя и раздражаясь медленно продвигающейся сделке, с каждой минутой поддаваясь мрачным сомнениям и подозрениям. Быть может, его обманывают, водят за нос, и нет никаких преград, никаких печатей? Быть может, проще было выкрасть под покровом безлунной ночи ценные свитки, не теряя собственного времени и денег? Его бы все равно не поймали, ведь эти ряженые культисты даже не почувствовали его присутствие в городе до того момента, пока он сам себя не явил им, и все бы прошло гладко и без проблем. Но теперь поздно об этом думать, все уже складывалось иначе.

— Подойди, — спустя время служитель, наконец, сделал шаг в сторону, приглашая незваного гостя жестом встать рядом. Тот хоть и не сразу, но повиновался, тяжелой поступью приблизившись к подножию. Над свитками больше не мерцало никаких шаров, все было чисто и свободно от магии. — Они твои, но есть одно небольшое условие, и его нужно выполнить, дабы завершить весь круг перехода.

— Что еще за условие? — здоровяк положил руку на пояс, на котором красовался двуручный меч, и многозначительно постучал пальцами по рукояти.

— Ничего особенного, — вкрадчиво и заискивающе произнес старейшина, прищурив глаза, и расплылся в отвратительной улыбке, — тебе нужно лишь закрепить свое право на письмена, а для этого необходимо коснуться той магии, которая охраняла их.

— За глупца меня принимаешь? Я знаю достаточно о магии и колдовстве, знаю, что могут таить в себе и сколь опасны бывают эти силы.

— Не в чистом виде, нет, а всего лишь до ее образа, энергии, заключенной ныне в этом камне, — перебил храмовник и указал на объятый серой дымкой кулон, от которого шло тепло. — Магическая связь все еще сохранена, и чтобы не было никаких препятствий владеть свитками, тебе нужно только запечатлеть свой след, и все.

Переговорщик нахмурился, несколько раз перевел мрачный взгляд с цилиндров на служителя и обратно. Если бы эти свитки не были так ему нужны, не являйся они частью того, что приблизит к желанной цели, то ноги бы его не было в этом чертовом месте. Но без них нельзя, ничего не получится, и назад дороги теперь просто нет. Однако он силился не показывать всем своим видом зародившиеся в нем опасения, вальяжно облокотившись о стол и презрительно хмыкнув.

— Не советую играть со мной в игры, — его голос походил на звон холодной стали. Из глубокого кармана на рукаве, пережатого ремнями, показался кинжал, лезвие которого тут же коснулось цепочки и через мгновение морион повис в воздухе. Он по-прежнему был объят дымкой и источал непонятные флюиды, но странное предчувствие не покидало незнакомца. Внутри что-то щелкнуло и он с шумом бросил кулон на стол. — Обойдемся без прелюдий и твоих фокусов, я потерял достаточно времени, и можешь это самое право оставить за собой. Сделка завершена, — странник потянулся к цилиндрам, но не успел и дотронуться до них, как по руке полоснуло слабым светом.

Плотную перчатку из кожи со стороны ладони рассекло от пальцев до самого запястья. Воздух тут же окрасился бледно-рубиновыми разводами, будто краску пролили в воду — кровь. Потоки быстро скрутились в тонкую нить и стали втягиваться амулетом, в мгновение ока перекочевавшего на шею хозяина, из-под одеяний которого на секунду, сверкнув, выглянул металлический диск, что так опрометчиво незнакомец передал храмовнику в момент договора.

— Ты!.. — глаза чужака, почти задыхающегося от вспыхнувшей в нем ярости, тут же потемнели, сменив свою чистую янтарность на непроницаемую кофейную пелену.

Схватившись за рукоять меча, он резким движением оголил клинок и направил его в сторону служителя, но тот нисколько не был напуган выпадом. Сверкнула зловещая улыбка на бледном лице. Один миг — и силуэт старейшины скрылся в темных уголках хранилища. Пламя ламп задрожало, заставляя тени зайтись в безумной пляске, и огонь потух, моментально погрузив все в черноту.

— Клянусь, я снесу твою чертову башку с плеч, — проревел незнакомец в темноту и рванул вслед за голосом обманщика, прозвучавшем где-то в бесконечном мраке...