Глава II. Наименьшее из зол

В храме Люциат витал смешанный аромат из тлеющих травяных сборов и благовоний, умиротворяющий и слегка дурманящий голову. Повсюду горели масляные лампы, освещая пространство вокруг себя мягким мерцанием — атмосфера спокойствия и неторопливости царила в этом благодатном и чистом месте, расположившемся в центре Глацием-Терры на городской площади. Все захворавшие горожане и жители других городов и их окрестностей стремились сюда, дабы целители святилища облегчили их муки и сняли боли.

Около века назад у парадного входа замка появилась группа из пяти людей, облаченных в длинные темно-синие одеяния, и потребовали аудиенции у наместника сих земель. После долгих расспросов стражи и ожиданий, таинственные люди получили возможность войти в каменный чертог. Представ перед главой того времени Хирдиром Справедливым и выказав ему свое почтение, нежданные визитеры поведали о том, что они являются приверженцами богини Гермен, покровительницы всех лекарей и алхимиков. Свой путь из южных земель они проделали в надежде получить дозволение на открытие здесь святилища здравия, где немощным и больным людям смогут оказать помощь, где те ощутят прикосновение богини. Из складных речей служителей стало известно, что их братья уже сумели снискать расположение еще в нескольких крупных городах других провинций и так же отстроили храмы. Заверив Хирдира в необходимости данного предприятия, они получили желаемое согласие, и строительство началось через пару же дней. В распоряжение целителей поступила некоторая сумма из городской казны, о чем наместник не пожалел ни на грамм, ведь возведенное здание прекрасно вписалось в городскую площадь: объемный четырехугольный донжон из белого камня, опоясываемый дорожкой из цельного балкона и множеством арочных окон с мозаичным стеклом; верх башни украшал зубчатый венец из черного камня. С крыши по стенам с обеих сторон от входа ниспадали длинные тяжелые синие знамена, на которых виднелись изображения цветка многолетней травы гармолы. С тех самых пор благодатный Люциат принимал в своих стенах всех измученных недугами.

В холле первого этажа слышались слабые хриплые стоны больных, доносившиеся из комнат, легкая шаркающая поступь служителей по гладкому полу и монотонный стук, разносившийся звонким кратким эхо по святилищу. В угловых открытых покоях, обставленных массивными шкафами, полки которых были заполнены всевозможными книгами, стоял молодой человек в черно-зеленом одеянии и корпел над стеклянной ступкой, на дне которой виднелись серый порошок и какая-то измельченная сухая трава. Растерянно посмотрев на смесь и что-то бормотав себе под нос, он стал перебирать стоящие перед ним на широком столе имеющиеся ингредиенты, едва не перевернув их на лежащие рядом со ступкой листы с записями.

— Может это? — в его голосе звучало сомнение, но тем не менее, он откупорил пузырек, наполненный густой черной жидкостью. — Что за отвратительный запах! Ну почему я невнимательно слушал учителя Ингира?! Теперь мне остается надеяться только на везение...

Восемнадцатилетний Йордин Рани уже месяца три обучался лекарскому делу в храме, неистово желая помогать людям. Откуда в нем было это стремление, он и сам не знал, однако внутренний голос словно повелевал им, нашептывая о его месте в этом мире. И в один из дней, оставив родной дом и вместе с ним фермерское дело на островке Ярта, что располагался на западе, он оказался в Глицием-Терре и постучал в двери святилища. Конечно, служителей сбили с толку речи юноши, пытавшегося уговорить взять его к себе на обучение. Лекари задумались: по правилам общины, последователи Гермен сами выбирают тех, кто сможет перенять знания, продолжив благодетель, ведь сама богиня вела их к нужным людям. После длительных раздумий и бесед они рассудили, что Рани был направлен сюда их покровительницей, и они приняли паренька.

— Ты уверен в этом компоненте, Йордин? — послышался спокойный мужской голос, донесшийся до ушей юноши.

— Учитель! — парень вздрогнул и тут же повернулся лицом к Ингиру. — Я решил немного поэкспериментировать, вы же знаете, что мне еще не совсем удаются некоторые зелья. И… вот… пытаюсь приготовить эликсир против огненной болезни...

— Тебе следует быть усерднее в обучении. Ты способный, но излишняя самоуверенность и спешка мешают тебе.

Невысокий седоволосый старец неторопливо приблизился к столу и, уверенно выбрав среди пузырьков и колбочек бутылочку из матового стекла, протянул ее своему ученику.

— Экстракт из вытяжки соленых ягод, его разливают исключительно в такие пузырьки. После приготовления ставят на солнце и содержимое емкости под действием тепла и мягкого света становится более крепким и вязким. Именно этот компонент тебе нужен, — мастер замолчал на мгновение, посмотрев на Йордина своими выцветшими, но полными мудрости глазами, и ткнул узловатым пальцем в исписанные листы. — Исправь свои черновики.

— Да, учитель, — парень немного съёжился, почувствовав, как стыд охватил его: была такая возможность проявить себя, показать, что он не напрасно здесь, и тут такой провал!

— Сходи, поменяй повязки на теле Верда, и не забудь обработать рану соком красного каменника, дабы затягивание проходило быстрее.

— Хорошо, — Йордин тут же оставил свои изыскания и эксперименты и быстрым шагом пересек просторный светлый холл, вскоре скрывшись в одной из маленьких, но уютно обставленных комнат.

Тарино лежал на неширокой постели, укрытый плотной белой тканью, и дремал — целителям пришлось немало приложить усилий, чтобы как следует осмотреть рану, промыть ее и унять боль. Ближе к утру охватывающий мужчину жар спал, и его оставили отдыхать. Возле кровати на низкой тумбе горели несколько толстых свечей, неплохо освещавших пространство вокруг себя, тлели сборы из различных трав, оставляя в воздухе тонкий терпкий успокаивающий аромат. На скамье, что примыкала к стене возле выхода, лежала стопкой чистая одежда, которую уже успела оставить Миртэй. Бедняжке естественно было не до сна: всю ночь она с Нирой пробыла в святилище, взывая к Гермен, умоляя спасти ее мужа. Грязные окровавленные вещи же немедленно сожгли. Избавляться не стали лишь от того металлического кулона, что Верд держал в руке. Он покоился поверх одежды, слегка поблескивая от мягкого света свечного пламени. На лицевой стороне красовались витиеватые узоры, оплетающие собой выгравированные на шероховатой поверхности символы и знаки. Никто из служителей храма не придал особого значения необычного вида кулону — они немало повидали оберегов за свою жизнь, весьма равнодушно относясь к дорогим вещам.

В самом же храме, не считая зелий и ингредиентов, была лишь одна ценность: возведенная на невысокой ступени за алтарем статуя в человеческий рост, олицетворяющая богиню Гермен. В отрытую ладонь одной ее вытянутой вперед руки был вставлен бледно-золотистый, размером с монету прозрачный камень Поцелуй Тумана — один из самых редких минералов на континенте, обладающий своим собственным природным свечением. По людским слухам, Поцелуй Тумана основатели храма привезли с собой прямо из Верховного Аббатства с южных земель, откуда сами были родом. Однако, это были всего лишь домыслы, и откуда на самом деле появился этот завораживающий своим видом камень, неизвестно. В блюдах же для даров лежали только еда и цветы, никаких денег или украшений — все средства, нужные для содержания святилища, целители получали из городской казны.

Йордин тихо прошел по скромным покоям, остановился возле высокого узкого шкафчика и, открыв одну дверцу, извлек оттуда на свет пухлую бутыль с зеленоватой жидкостью. За все время обучения юноше лишь раз доверили больного — десятилетнюю девочку, мучившуюся жаром. Но то была обычная морозная лихорадка, а не серьёзное ранение, поэтому Йордин ощущал, какая ответственность легла на него. Удостоверившись, что взял нужное зелье, он смочил им кусок ткани и осторожно приложил несколько раз к освобожденной от старых повязок ране Верда, отчего тот тут же открыл глаза и захрипел, на лице появилось гримаса боли и мучений.

— Благодатная Гермен с тобой, Верд. Ты скоро поправишься, длань богини коснулась тебя, — протяжно произнес Йордин, убирая ткань с зельем от раны и аккуратно накладывая свежие повязки. — Мы позаботимся о тебе.

— Миртэй...

— Твоя жена не покидала храм до утра, мы дали ей настойку спокойствия и отправили домой, — юноша приподнял голову Верда и приложил к его губам чашу с ароматным напитком. — Ей, как и тебе, нужен отдых, ее беспокойство не пойдет никому на пользу.

Закончив работу, Йордин бросил сочувствующий взгляд на Тарино и молча покинул комнату, оставив отдыхать лишенного всех сил Верда. Через несколько минут мужчина вновь погрузился в тревожный сон, время от времени резко пробуждаясь и осматривая комнату, будто боясь застать возле себя непрошеных и прислушиваясь к каждому звуку. Стоило ему закрыть глаза и поддаться сонному забвению, как в его сознании пред ним представали высокие тени: окутанные чернотой, тощие, тянущие к нему свои цепкие руки, они нависали над ним, норовя ухватить за шею, что-то неразборчиво шипя и шепча. Однако, просыпаясь, мужчина ничего, кроме завывания зимнего сурового ветра за окном, шагов и тихих бесед служителей не слышал.

Непогода даже не думала ослабевать, разыгрываясь все сильнее и сильнее. С холма к городу тянулись две параллельные дорожки следов, которые старательно пыталась замести метель. Пронизывающий и порывистый ледяной ветер дул навстречу двум путникам, силясь сбить их с ног.

— Представляешь, Стьёл, сколько там должно быть денег! И не только! — освободив рот от ворота, громко проговорил один из людей, едва держась на ногах и преодолевая вьюгу. — Наверняка в храме полным-полно драгоценностей, глупые люди готовы оставить в таких местах последний лирий, чтобы за них помолились служители! Никто не обеднеет от того, что мы немного возьмём себе!

— Ты уверен, Нелос, что твой план сработает? На больных мы с тобой не очень похожи! — Стьёл встал, как вкопанный, и посильнее закутался в тяжелые одежды. — Как бы нас не разоблачили...

— Я все продумал до мелочей, главное — не нервничать! Ну, если ты не хочешь обогатиться — я тебя не держу, — Нелос махнул рукой на товарища и продолжил пробираться через сугробы, недовольно бормоча. — Мне некогда возиться с тобой, и я не собираюсь поворачивать назад, топать обратно в нашу пустеющую деревню, и всю оставшуюся жизнь рубить дрова, когда я могу убраться оттуда и, наконец, зажить, как человек.

Поразмыслив еще немного об опасности затеи и поборов сомнения и напавший мандраж, Стьёл бросился догонять друга. Нелоса Брола он знал уже восемь лет, с тех пор, как его семья поселилась в Камышовой Заводи — крошечной деревушке на болотистой местности на восточных берегах Хиддена. Поселение тогда было небольшим: семей, обживших те окрестности — всего-навсего девять, а детей — и того меньше: Нелос, две дочери семейства конюха пяти и шести лет, и сам Стьёл Одил. Неудивительно, что двенадцатилетние мальчишки очень быстро подружились. Нелос был несказанно рад, что хоть с кем-то сможет разделить свои маленькие приключения: беготню в чащи лесов, изучение старых каменных развалин, коих было немало в округе. Камышовая Заводь была построена на землях, повидавших в давние времена достаточное количество схваток и сражений, об этом свидетельствовали массивные сторожевые башни, вернее то, что от них осталось; в их стенах в трещинах меж камней можно было до сих пор найти железные наконечники стрел. Сколько Стьёл помнил, его друг всегда выдавал одну безумную идею за другой, но то, что он предложил на этот раз — не просто глупое мальчишеское дурачество.

Кое-как пробравшись по заснеженным склонам и путям, друзья оказались возле высоких городских каменных стен, в стороне от главного входа.

— Так, снимай свою накидку, — скомандовал Нелос и поманил друга пальцем правой руки, а левой он протянул рваный балахон грязно-серого цвета, заляпанный чем-то красным. — Наденешь это, и будешь больше походить на нищего бродягу, а сыграть больного труда не составит. Изобразишь кашель, хрипы… в общем, сделаешь все, чтобы проникнуть в храм.

— Погоди-ка, я думал, мы вместе пойдём, — Стьёл удивленно уставился на товарища, и неосознанно отшатнулся. — Мне помнится, уговор был такой.

— Я немного изменил план, дружище: вдвоем мы вызовем подозрение местной стражи, а на одиночку они и внимания не обратят. Я стану ждать тебя за тем холмом, — Нелос похлопал парня по плечу и указал рукой на сопку, на которой росло одно единственное дерево — мощный высокий дуб. — Действуй осторожно, бери из ценного все, что сможешь унести, и смотри — не попадись, нам не нужны проблемы! Даю тебе два часа, надеюсь, управишься за это время. Сидеть тут до вечера и мерзнуть нет никакого желания.

Недовольно пробурчав себе что-то под нос, Стьёл нехотя стащил с себя меховую накидку и перчатки, оставшись лишь в шитой из грубой шерсти рубахе со шнуровкой на груди, плотных штанах, да сапогах, и тут же ощутил, как его объял колючий пронизывающий ветер. Ледяные потоки воздуха тут же растрепали густые пшеничного цвета волосы парня, а снежные хлопья облепили голову. Выхватив у друга балахон и в голос проклиная себя за то, что согласился на подобное мерзкое дельце, молодой человек брезгливо нацепил лохмотья и со злостью плюнул себе под ноги. Пригрозив Нелосу, что тот не получит и монеты, в случае, если не станет поджидать в условленном месте, Стьёл, стиснув зубы, пошагал к воротам, у которых дежурила пара грозного вида стражников, облаченных в утепленные доспехи, и с длинными двуручными мечами. Перспектива отведать отменно заточенной стали улыбалась всякому, кто неуважительно отзовется о местной власти или страже, любому любителю устроить драку в стенах Глацием-Терры, и тем, кто не соблюдал правила и законы торговой столицы. Охране уделялось колоссальное внимание, поскольку на севере было немало разбойничьих шаек, скрывавшихся по долинам да пещерам, и желавшим учинить набег на обжитые и благоустроенные места.

Нервно постукивая зубами и пощелкивая языком, новоиспеченный больной, пошатываясь и прихрамывая, приблизился ко входу, исподлобья следя за реакцией стражи, быстро переводя взгляд с одного верзилы на другого. С каждым шагом ходьба давалась Стьёлу все труднее, а сердце колотилось так, что его ритм было уже невозможно уловить. «Только бы не вызвать подозрения», — вертелось в голове у парня, готового уже развернуться в обратную сторону или просто пройти мимо. Однако, ноги его уже подвели к мощным и надежным вратам, не оставив ни малейшего шанса изменить положение дел.

— Эй! А ну, стоять! — громко скомандовал один из стражников, скрестив руки на груди и преградив собой дорогу. — Куда собрался? Видок у тебя потрепанный какой-то, не хватало еще проблем.

— Я всего лишь… кхе-кхе… захворавший бедняк, совершаю паломничество в священный храм, чтобы… исцелиться, — неуверенно выдавил из себя Стьёл и зашелся раздирающим горло кашлем, от которого тут же сдавило голову. — Я уже долго не могу излечиться, а святилище — моя последняя надежда.

Дозорные смерили взглядом Стьёла, приказав ему повернуться вокруг своей оси, затем задали несколько вопросов, половина из которых звучали унизительно и насмешливо, но, убедившись, что все в порядке, наконец, впустили странника в город. Громко отдав распоряжение солдатам на караульной башне, стражники расступились, и массивные ворота, обитые железными накладками, грузно стали открываться за их спинами. Парень несколько раз шмыгнул носом, подышал на ладони и уже с большей уверенностью двинулся вперед, оставляя за собой глубокие следы в снегу. Нелос же с упоением наблюдал, как его друг скрывается в широком проеме, и потирал руки в предвкушении скорой «легкой» наживы.

Стьёл шагал по протоптанным горожанами дорожкам, которые потихоньку заносили снежные хлопья. Народу было маловато в этой части города, почти над каждым домиком из широких и коротких труб поднимался седой дым, сливаясь с серо-слепой зимней пеленой, объявшей небо. Кутаясь в грязные лохмотья и наклонившись слегка вперед, парень торопливо продвигался меж домов. Ближе к центру постройки становились все выше и богаче, множество лавок и магазинчиков стали окружать пришлого, да и народу здесь было уже больше. В разы больше. Пройдя еще немного, Стьёл, наконец, достиг желаемой цели — перед ним возвышался храм Люциат, притягивающий и одновременно внушающий молодому человеку некий страх. Еще бы! От одной лишь мысли, что сейчас предстоит проникнуть внутрь и обчистить ничего не подозревающих целителей, у Стьёла подкашивались ноги, а в горле образовывался неприятный ком. У дверей святилища никого из стражи не наблюдалось, а значит, путь был свободен. Без лишних раздумий парень одной рукой потянул за ручку-кольцо дверь на себя, та поддалась, и притворщик скользнул в донжон, где его тут же встретил мягкий теплый свет свечей и ламп, а также один из служителей, облаченный в темно-синие одежды и подпоясанный белым плетеным шнурком. Голова же мужчины была полностью седа, несмотря на лицо, еще не тронутое старостью.

— Светлого дня тебе, странник, — учтиво поприветствовал Стьёла седовласый и приложил ладонь правой руки к животу. — Храм богини Гермен рад принять в своих стенах нового гостя. Я Мариус, один из целителей храма.

— Аа-а… светлого, — прохрипел парень и откашлялся. В голове он стал быстро подбирать нужные слова для начала непринужденной и отвлекающей беседы. — Меня зовут Ст… Сторн. Мой путь в эту обитель был долог, но вынужден, ибо я… а-ап-чхи!.. болен, и здесь, чтобы просить вашей помощи.

Стьёл старательно изображал захворавшего, кривляясь и ломаясь время от времени всем телом от выдуманной боли. Служитель, как почудилось парню, лукаво прищурился, и, кивнув, жестом показал следовать посетителю за ним в глубь храма. Минуя холл, они добрались до винтовой массивной лестницы, ведущей на второй этаж и выше — в покои и лабораторию старейшины Люциата. По пути Стьёл приметил ту самую статую богини, а вместе с ней — и Поцелуй Тумана, мгновенно завладевшего мыслями молодого человека, лаская взор золотистым свечением. От одного лишь взгляда на драгоценность у парня заискрились глаза, а в голове возникла мысль непременно прихватить камень с собой.

«Представляю, сколько за него можно выручить. Да мне на всю оставшуюся жизнь хватит!» — прикидывал Стьёл, плетясь за уже поднимающимся по лестнице служителем, что мгновенно заставило парня помрачнеть, ведь совершить незаметный побег из храма с верхнего этажа будет очень непросто. Но деваться было уже некуда, и он покорно шагал по каменным ступеням вслед за своим проводником.

— Ты получишь необходимый покой и лечение. В нашем храме место есть любому, кто болен, или же просто желает обратиться к Гермен, — нараспев вещал Мариус, заходя в тесную комнатку, расположенную рядом с лестницей. Убранство состояло из узкой низкой кровати, небольшого деревянного кресла с высокой спинкой и столика с квадратной столешницей, примыкавшего к углу. Над кроватью вырисовывалось окно, слегка заледеневшее и облепленное снегом, отчего цветной мозаичный узор казался поблекшим.

Стьёл почти не слушал мужчину, украдкой бросая взгляды по сторонам и осматривая второй этаж: по аккуратным нешироким выступам из стен тянулись длинные и тонкие стебли какого-то растения, усыпанных крошечными белыми цветками. По кругу шел ряд арочных проемов без дверей, похоже, ведущих в покои для захворавших, а может, и другие какие помещения; поодаль, в метрах десяти, в молчаливом обществе множества книг в ветхих и новых переплетах, толстых свитком и ворохов бумаг, склонив свою голову, сидел старец в белом балахоне. И, как показалось Стьёлу, тот дремал. Возле массивного каменного стола, установленного на невысоком постаменте, парень заметил что-то отдаленно напоминающее сейф с открытой дверцей, и тут же смекнул, что внутри непременно должно быть нечто ценное. И ни души, кроме него, Мариуса и старика. Даже общая комната для больных пустовала, объятая полумраком и тишиной. Юноше это было на руку — большое количество лишних глаз ни к чему, да и не замеченным будет уйти легче.

Машинально кивая головой, покашливая и прихрамывая, Стьёл, съёжившись, прошел мимо служителя и уселся на кровать, накрытую шерстяным одеялом, и тут же ощутил плотный, но на удивление мягкий слой сена. Святитель предупредил, что через час юношу осмотрит один из целителей, дабы приготовить лечебный отвар, после придется пройти процедуру почтения, а пока, он может отдохнуть с дороги и согреться. Слегка поклонившись, Мариус спрятал руки в просторные рукава и удалился. Была слышна его легкая поступь, которая с каждым шагом становилась все тише и тише.

«Так, старина Стьёл, у тебя есть почти час, чтобы разобраться с этим грязным дельцем, — молодой человек задумчиво почесал затылок и уныло поглядел на маленькое окно — как бы ему хотелось сейчас быть по ту сторону стен где-нибудь подальше отсюда. Он жалел, что не смог выбить дурь из головы Нелоса и убедить отступить от глупой и рисковой затеи, а теперь еще и в одиночку придется выкручиваться из непростой ситуации, в которой добровольно оказался. — Да будет свидетелем моим клятвам сам Скомм: больше ни за что не ввязываюсь в авантюры, тем более, если их замутил Нелос».

С этими словами, Стьёл вытащил на свет из-под ворота своей рубахи кулон из кости в виде четырехконечной звезды, и потер его между ладонями. Вся его семья и предки всегда отдавали большее почтение Скомму — богу рассудительности, чести и морали, и теперь парень чувствовал, что если не одумается, то высшие силы перестанут покровительствовать ему, а ежели узнают родные, на что его подбил лучший друг, то непременно отвернутся и лишат своей фамилии. А быть безродным в Хиддене — это быть никем и ничем. С момента похода в злосчастный храм Стьёл отчетливо ощущал, будто чьи-то глаза, излучающие гнев и презрение, наблюдали за ним, сверлили, и внутри все дрожало от этого взгляда.

Собравшись с мыслями, молодой человек выдохнул и осторожно выглянул из комнаты, оценивая обстановку — тихо; старик по-прежнему дремал над книгами, сложив руки перед собой, а на его лице плясал мерцающий свет от подрагивающего свечного пламени. Стараясь бесшумно ступать по полу, совестливый воришка пробрался к сейфу вдоль стены, минуя арочные проемы. Присев, он незамедлительно запустил руку внутрь железной кованой «коробки» и поводил ей, в надежде обнаружить хоть что-то.

— Есть, — еле слышно произнес Стьёл и поспешил извлечь наружу добычу: в руках оказался набитый чем-то конверт из плотной желтой бумаги.

Не мешкая ни минуты, парень безжалостно надорвал край свертка и вытряхнул содержимое на пол: пачки писем, перевязанных тонкими веревочками и странные тканевые запечатанные мешочки. Среди всего малоценного хлама Стьёл обнаружил прямоугольную печать толщиной в палец, изящная рукоять из черного дерева которой была увита золотым узором. Ощупав ниши еще раз, парень выловил два небольших амулета из сверкающего полированного серебра, украшенных объемными голубыми камнями.

— Хоть что-то, — печать и украшения мгновенно перекочевали за пазуху к Стьёлу, поспешившего как можно незаметнее покинуть просторный холл, где притворщик был как на ладони.

Постоянно оглядываясь на спящего старца, молодой человек, пригнувшись, перебежкой пересек зал и оказался у лестницы, но тут же оступился и прижался к стене: внизу послышались голоса и промелькнули тени. Стьёл почувствовал как его обдало неприятным жаром, ладони вспотели, а сердце забилось так, что невозможно было уловить удары. Кусая губы и нервно озираясь по сторонам, он стал искать иные пути для побега… и нашел! Рядом с книжными шкафами, возвышавшийся над высеченными в каменной стене перилами виднелся крошечный оконный проем без стекла и рам, едва позволявший протиснуться в него человеку. Слегка стукнув себя по ноге кулаком и стиснув зубы, Одил вновь, но уже последний раз преодолел холл, надеясь, что удача улыбнется ему. Просунув голову в окошко, Стьёл обнаружил, что внизу его ожидала темень, разбавленная слабым белым свечением, отчего практически ничего нельзя было разглядеть, кроме неясных очертаний. Но другого выхода не имелось и горе-воришка, зажмурив глаза, нырнул в темноту и неизвестность.

Полет продлился секунду. Послышался сухой треск, шорох и тихие хрипы вперемешку с ругательствами на всех известных парню наречиях. Стьёл широко открыл глаза, в надежде хоть что-то разглядеть в странной темной комнатке, теплый влажный воздух которой был пропитан терпкими ароматами трав и древесины, от чего у парня начало дурнеть в голове. Не желая даже и думать, куда он свалился, молодой человек высвободил ногу из плена, как ему почудилось, крепких корней, и двинулся вперед, к тонкой вертикальной полоске света, посчитав, что там должна быть дверь. И не ошибся. Потирая ушибленные места, он прильнул лицом к проему и понял, что находится напротив вожделенной статуи с драгоценным камнем. Слегка приоткрыв дверь, воришка пробежался взглядом по холлу — на его удивление, все словно вымерло, даже шагов не было слышно. Собрав остатки решительности в кулак, он как можно бесшумнее проскользнул в проем и в два прыжка оказался подле алтарного каменного стола. Впившись пальцами в кисть богини, парень попытался отковырять сияющий минерал, подцепляя его с разных сторон, но все было безуспешно. Он нервно огляделся в поисках чего-нибудь острого, что помогло бы высвободить камень. Под руку ему подвернулся изогнутый железный скребок, похожий на коготь, лежащий возле блюда. Не мешкая ни минуты, Стьёл воспользовался им: старательно и уже не очень бережно стал вонзать острие между Поцелуем Тумана и стенками впадинки. Лицо воришки от напряжения покрылось красными пятнами, а на лбу проступила набухшая венка. Через несколько мгновений Стьёлу показалось, что минерал стал поддаваться, постепенно покидая свои «оковы», как все его надежды на обладание ценным уловом в один миг разбились — с верхнего этажа послышались громкие голоса, вмиг ввергнувшие парня в смятение и заставившие бросить дело на полпути.

— Я же оставил его… куда… не мог.., — слышались обрывки разговора.

— Да вот же он!

Стьёл резко повернул голову в сторону, откуда донесся выкрик — у лестницы стоял молодой служитель и указывал пальцем на парня.

— Во имя Гермен! Он пытается выкрасть Поцелуй Тумана!

Горе-воришка бросил скребок и, обогнув массивную колонну, стоявшую у него на пути, незаметно юркнул в комнату за ней. Не обращая ни на что внимания, тут же забился в угол ближе к шкафу, стоявшему за скамьей сбоку от выхода, и старался дышать как можно тише. Однако на этом неприятные сюрпризы не заканчивались: Стьёл, сам того не желая, составил компанию крепко спавшему Верду. Нежданный гость тут же замер, дабы не разбудить мужчину, иначе тот непременно поднимет шум, и тогда все будет кончено. Прислушиваясь к шуму и голосам, доносившимся из зала, он стал рыскать глазами по келье в поисках более надежного укрытия. Но откуда оно могло взяться в такой крохотной комнатушке да еще и обставленной довольно скудно? Зато на глаза ему попался лежащий на чистых одеждах кулон, который своим мягким блеском тут же пленил парня.

«Не с пустыми же руками уходить отсюда, а этому несчастному вряд ли пригодится», — едва мелькнула мысль в голове у притворщика, как украшение оказалось в его руке. Накинув на шею вещицу и спрятав под рубахой, Стьёлу на мгновение почудилось, будто кулон стал тяжелее, а шнурок славно начал давить. Слегка поводя плечами, воришка навострил уши и на четвереньках прокрался ближе к выходу — снаружи все успокоилось, никаких шагов и голосов, все точно погрузилось на дно океана — воцарилась глухая и давящая тишина. Выждав еще минуту, парень решил убраться из храма не медля, пока служителей не было поблизости. На раздумья не оставалось времени, и Стьёл, поднявшись на ноги, покинул келью и бросился к главному выходу. Массивные двери из черного дерева были так близки и так далеки одновременно, казалось, что до них не добраться во век.

«Вам меня не поймать!» — ликовал в мыслях Стьёл, стремительно приближаясь к заветным дверям, от которых его отделяла пара метров, как вдруг перед ним, словно из-под земли, выросли две высокие фигуры, принадлежавшие молодым храмовникам. От испуга и удивления глаза молодого человека округлились, а изо рта вырвался слабый хрип. Ноги же продолжали его нести и через мгновение Стьёл налетел на служителей. Отшатнувшись от живой преграды, юноша мгновенно поскользнулся на предательски гладком полу и тут же расстелился на каменной поверхности. Он был пойман, и сопротивляться уже не было смысла — на него сверху грозно и с упреком смотрели уже пять пар глаз целителей, окруживших провинившегося.

В широких серых коридорах раздался гулкий грохот закрывшихся дверей и послышался звук твердых шагов, где-то скрипнули железные петли и звонко щелкнул замок. Местами горели масляные лампы, пламя которых подрагивало от проносящихся сквозняков, при входе за столом сидел стражник, что-то старательно записывающий в толстую книгу и складывающий какие-то свертки в сундук. Из комнаты, что располагалась чуть дальше по коридору, слышался гортанный грубый смех и обрывки разговоров, в глубине кто-то зашелся кашлем и стал монотонно и раздражающе греметь кружкой, водя ею по прутьям решетчатой двери, а затем горланить какую-то песню. На всю эту обстановку взирали холодные стены городской тюрьмы, расположенной у подножья замка.

— Заткнись, Улир! Иначе в этот раз останешься не только без кружки, но и без воды и еды! Понял? — не выдержал стражник у выхода. — Ты уже начинаешь действовать мне на нервы! Чертовы нарушители и преступники, ну почему их просто нельзя взять и бросить на работы в шахты или, на худой конец, скормить жаберникам?

Не успел молодой охранник вернуться к своим делам, как на пороге появилась свита из пяти стражников, ведущих в цепях помрачневшего Стьёла Одила.

— Далаф, принимай, — небрежно бросил один из пятерки и втолкнул арестованного в узкое помещение. — Оформишь его и за решетку. Проходимец удумал незаметно ограбить местный храм, как сообщили кудесники-волшебники, или, как их там. В одеждах этого пришлого были найдены не слишком, но ценные безделушки...

— Не здешний, значит, — ядовито оскалился постовой и измерил недобрым взглядом стоящего перед ним нарушителя, от чего парню стало не по себе. — Что ж, милости просим в Серые Катакомбы, они станут твоим домом надолго… если не навсегда.

Сдав в руки сослуживцу приведенного, вооруженные до зубов стражники, гремя обитыми железом сапогами направились в комнату, откуда доносились голоса. Процедура оформления была недолгой: лишили изношенной накидки и утепленной обуви, изъяли украденные вещи, за исключением амулета Скомма и кулона-диска, что надежно покоились под рубахой и, на удивление, остались не замеченным надменным и язвительным блюстителем порядка, внесли в список задержанных и кинули в одну из свободных камер.

— Улир, у тебя появился новый сосед, он тебе составит компанию, а то тот, что был сюда посажен на прошлой недели, не слишком разговорчив, а остальные тебе уже, наверное, надоели, — Далаф ухмыльнулся, бегло оглядел помещение с задержанными и, убедившись, что все в порядке, развязано вышагивая, удалился на свой пост.

Стьёл все еще не верил в происходящее, словно в трансе, он уселся на застланную сухой и колючей соломой узкую кровать, от которой несло отсыревшей древесиной, и уставился в грязный пол. Смятение, отчаяние и злость переполняли его, и с каждой секундой тревога нарастала. До ушей доносились обращенные к нему слова заключенного напротив Улера, сорокалетнего пройдохи, промышлявшего взломом чужих домов и обманом народа. Преступник что-то спрашивал, рассказывал, но для парня весь монолог был смесью ничего не значащих звуков. Стьёл поднял голову и с ненавистью посмотрел на окружавшие его стены темницы — неужели остаток своих дней он проведет в заточении, став узником из-за собственной глупости и… жадности? А Нелос… будь он проклят богами, уже, наверняка, убрался куда-нибудь подобру-поздорову! И это действительно было так: прождав условленные два часа и не выдержав жуткого холода, тот поскорее свернул свой лагерь, засыпал снегом костер и покинул сопку. В его голове и мысли не было о том, чтобы выяснить, что стряслось с товарищем, лишь бы самому поскорее скрыться, дабы на глаза не попасться кому постороннему.

Время тянулось, томило своей неизвестностью; хоть окон и не было в Катакомбах, ощущение наступления вечера было четким. В тюрьме неожиданно все стихло, назойливый и болтливый Улер объяснил, что начинается обход улиц, и его тут же перебил некто из дальней камеры, сказав, что еще и караульные сменятся и нужно помалкивать, а то все кости пересчитают. Женский хриплый голос из соседнего помещения со смехом это подтвердил, бросив фразу о том, что она до сих пор хромает. На этом прерывистый разговор утих. Вскоре охрана действительно сменилась и Стьёл тихо наблюдал за новыми надзорщиками, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание; к нему обратились всего два раза: когда принесли помои на ужин, назвав рвотного вида массу едой, и когда потребовали вернуть миску. К ужину парень не притронулся и хамоватый необъятный охранник со свинячьим рылом лишь рассмеялся, увидев по-прежнему полную плошку. Кто-то из заключенных сказал, что зря паренек ничего не ел, ведь другого здесь не дадут, и завтра каждый получит то же, что и сегодня.

Сон к Стьёлу этой ночью не шел, как только не вертелся. В голове поселились навязчивые гнетущие мысли и точили сознание, не давая забыться дремой ни на секунду. Лишь под утро Стьёл сумел сомкнуть глаза, но это продлилось недолго.

— Вставай, поганец! — скомандовал низкий и грубый голос.

Горе-воришка с трудом разомкнул веки едва понимая, что происходит, и, выставив перед лицом руку, попытался разглядеть нависшего человека сквозь мутную сонную пелену. Бородатый стражник пнул кровать, от чего та жалобно заскрипела, заставляя Стьёла быстрее вернуться в реальность. Парень, съёжившись, встал на ватные и не слушающиеся его ноги и настороженно спросил, что происходит.

— Тебя ждет начальник тюрьмы, — сухо отозвался подошедший напарник бородатого и вытолкал в спину невезучего парня в холодный, как и все помещения, коридор.

Пока они шли по нешироким ходам Серых Катакомб, Стьёла не покидали дурные предчувствия: вряд ли его пригласили выпить кружку-другую меда и сыграть в картишки. Рабочий кабинет главы темницы находился в нижних тоннелях прямо под камерами, и имел свой отдельный выход в город. Угрюмые стражники ввели заключенного в комнату и усадили напротив массивного стола, над которым, словно туча, нависла облаченная в матовую серую броню крупная фигура. И внушающий страх — это не совсем те слова, которыми можно было бы описать этого серьезного и преданного своему делу человека. Начальник велел подчиненным оставить его с арестованным с глазу на глаз, и похлопал по висящему на поясе мощному мечу, давая понять, что если паренек чего выкинет — голова с плеч.

— Пожалуй, мне стоит представиться для начала, — рослый черноволосый мужчина сорока лет уселся напротив приведенного и откинулся на высокую спинку старого деревянного кресла. — Мое имя Лукас Молт, и как ты уже понял, я заправляю Катакомбами и городской стражей. Кто ты и как сюда попал, я уже в курсе, мне вчера доложили, так что отставим все эти любезности и прелюдии.

Несостоявшийся воришка насторожился и искоса глянул на Лукаса, который сразу перешел к главной части разговора. Молт пояснил, что в здешних лесах и соседних окрестностях развелось слишком много волков и полосатых шипоспинов, а это довольно опасно и доставляет слишком много проблем деревенским и фермерам, ведущим хозяйство вне стен города, и надо бы с этим разобраться.

— А что вы от меня хотите? — Стьёл нахмурился, не понимая, к чему ведет Лукас. — Желаете скормить меня этим зверюгам, дабы они успокоились на время?

— Шутка что надо, мальчишка, — начальник тюрьмы широко улыбнулся, — но нет, к сожалению. Я предлагаю тебе отработать повинную, быть полезным славному обществу и внести свою лепту, а именно: отправиться в заснеженные окраины со здешними охотниками и моими людьми и сократить численность этих хищников.

— Почему именно я, когда у вас и без того полно заключенных? Вы можете любого выбрать, вам же без разницы кого отправлять на съедение… ну, или раздел туш.

— Я должен быть не в своем уме, чтобы предложить нечто подобное одному из этих законченных преступников, они не раз нарушали закон, и эта вылазка стала бы им настоящим подарком небес. Стоит кому-то оказаться снаружи, как тут же попытается сбежать. А ты, пришлый, видно, что еще не успел погрязнуть полностью в бесчинствах, и это твой шанс встать на правильный путь, отдав долг. Или ты предпочитаешь бесчисленное количество дней провести в Серых Катакомбах, не видя толком солнца? Выбор за тобой.

Стьёл Одил задумался: он и правда не горел пылким желанием взирать целыми днями на каменные стены и грязный пол своей камеры, слушать скотскую болтовню других арестованных, питаться вонючими отходами и спать на полусгнившей кровати. Но и быть случайно задранным дикой свирепой зверюгой также не хотелось. Взвесив все за и против, парень решил, что предложение Лукаса не так уж и плохо, тем более, если охота выдастся удачной, то он вновь будет свободен.

— Будь по вашему, я готов помочь, но мне нужны гарантии, что после я смогу покинуть Глацием-Терру беспрепятственно и никто не засунет меня обратно в темницу.

— Хм, условия закону ставишь? Что же, об этом можешь не беспокоиться, все будет по-честному, — с серьезным видом Молт достал из сундучка небольшой кусок пергамента, перо и печать — каждый шаг здесь имел отражение на бумаге. — Завтра после полудня выступите.