Глава 26. Вересковая свадьба

1527 г. от заселения Мидгарда, гора Мельдау, Утгард

— Почему не разбудила?! Ты обещала!

Угу, праведный гнев. Предсказуемость-предсказуемость!

— Я тоже не Сумеречник, чтобы слово держать. Скажи спасибо, что не бросила на съедение медведям, — усмехнулась я.

Микаш с кряхтеньем поднялся и потянулся.

— Сколько я проспал?

— Часов десять-двенадцать, думаю, — я вручила ему кулёк с лепёшками и мясом, флягу с водой. — Ешь, да уже поедем, а то и правда из гор не выберемся никогда.

Через полчаса мы поседлались и поехали по широкой дороге. Солнце разогрелось и приятно припекало. Чистое небо манило синевой. Печали затягивались пеленой тумана на краю памяти, возвращалось безмятежное и ясное состояние разума, весна расцвечивала зимнюю мглу и серость яркими красками.

К вересковым холмам подъезжали в сумерках. Неплохо. Туаты не открывали дворец днём, боясь случайных глаз. Нас встретили и проводили в гостевой зал.

— Передайте Её Величеству, я пару дней передохну и поеду. Не буду дольше вас стеснять, — сказала я принёсшей нам обед туате.

— Её Величество просили вас обоих быть почётными гостями на свадьбе, — смиренно ответила та.

— Эйтайни и Асгрим женятся? Когда?

Хоть что-то радостное за последнее время.

— Завтра на закате. Отдохните хорошенько: на веселье понадобится много сил, — посоветовала она и ушла.

Я улеглась на укрытое шкурами ложе. Усталость накатила непереносимая, как будто я держалась только на силе духа, и вот теперь, когда стало можно, едва не потеряла сознание. Микаш ещё долго бродил по залу и чем-то шелестел, пока я не швырнула в него подушкой. Когда угомонился, я провалилась в сон.

Разбудили нас после полудня, за час до церемонии, принесли тазик с водой, полотенца и нарядную одежду. Микаш вышел, позволив мне привести себя в порядок. Ни набрать пары фунтов веса, ни отрастить волосы, ни даже спрятать усталые мешки под глазами я не могла, но, по крайней мере, наряд оказался удобным и тёплым. Словно по мне сшитое лиловое шерстяное блио украшала вышивка в виде цветков вереска. Талию подчёркивал пояс из серебряных звеньев. Прилагались ещё заколки в виде веточек вереска и сапожки из мягкой кожи. Прилично, и на том спасибо. Микаш постучался, и я разрешила войти. Он вытаращился на меня с порога и уже открывал рот.

— Только не надо дешёвых комплиментов.

Рот захлопнулся. Несколько мгновений Микаш жевал губами. Я вышла, чтобы его не смущать. Возился он долго. Я поняла, в чём дело, только когда он вышел, красный, как рак.

— Я выгляжу нелепо, да?

На нём была немного старомодная, но добротная одежда для знати. Голубые шоссы облегали длинные стройные ноги. Синее котарди доходило только до середины бёдер. Широкий пояс сплетался из шнуров кожи. Полукруглый чёрный плащ через плечо сколот вычурной серебряной фибулой. Чёрный берет и высокие сапоги довершали образ. Бёдра казались уже, а размах плеч выглядел ещё внушительней.

— Непривычно.

Я поправила одежду: плащ и берет больше набок, пояс ниже, разгладила складки на котарди. Пощупала выбритую щёку. Волосы он слегка подравнял. На медведя не так похож, даже от простолюдина в обносках мало что осталось. Убрать бы худобу и звериный взгляд исподлобья, получился бы красавчик не хуже Петраса.

— Я переоденусь. Туаты, похоже, посмеяться хотят, — храбрец из храбрецов отступил к двери, но я схватила его за руку.

— Когда они хотели посмеяться, я выглядела намного нелепее. Идём — нас уже ждут.

— Хорошо, если ты желаешь, я согласен и на роль шута.

Я закрыла лицо рукой.

— О, боги, ты лишил меня удовольствия смеяться над тобой! Какая невосполнимая утрата!

Микаш насупился и опустил голову.

— Какая разница, кто и что подумает? Это ведь вшивые демоны, которых ты в лучшем случае презираешь. Я? Да я тебя в исподнем видела, от слюней бессознательного оттирала. Расправь плечи и не косолапь — будешь внушительней, чем какой король. Ты же умеешь!

Он скрипел зубами непереносимо долго. Когда я уже собралась идти одна, он взял меня под руку и повёл за собой. Год назад, если бы я не знала о его происхождении, то его внимание мне бы польстило. Профиль породистый, хищный. Точно бастард одного из высокородных. Мог бы, как Петрас, в роскоши и отцовском восхищении купаться. Каким бы он тогда был? Стал бы принуждать меня к близости? Верно, прочитав мои мысли, Микаш вздрогнул и смягчил руку, придерживая едва-едва, как хрустальную вазу. Да уж, какое там насилие!

Торжество проходило в берёзовой роще, откуда начиналось наше путешествие в Утгард. Вечерело. Вокруг церемониального места посверкивал зеленоватыми всполохами колдовской купол. Мы замерли, изучая сплетение земных аур: нити тянутся от деревьев, от травы и кустов, от корней, которые торчат из почвы, такие тонкие, что не заметишь, если не приглядываться. Вот она какая, магия туатов. Видели ли это люди до нас? Почему демоны открывают нам свои секреты? Не боятся, что мы используем их для победоносного марша? Или понимают, что из-за заварушки с единоверцами до жалкого племени туатов никому дела нет? Но ведь междоусобица когда-нибудь закончится, и тогда… Нет, я бы не стала их выдавать, пока они сами не нападут. В дневник про них писать опасно — вдруг он в руки не тем людям попадёт? Впрочем, это заботы Эйтайни, а не мои.

Туаты провели нас в купол, держа за руки: люди могли войти только как друзья. Внутри всё было украшено первоцветами. Из ивовых ветвей сплели арку, у которой живым коридором выстроились гости. Нас с Микашем поставили к ней ближе всех.

Воцарилась тишина, даже ветер дуть перестал. На входе в рощу показался Асгрим и торжественно прошествовал к арке. На нём была пурпурная туника до пят, к поясу приторочен меч в обшитых серебряной нитью и украшенных самоцветами ножнах. Поравнявшись с нами, Асгрим подмигнул мне и усмехнулся. Балда несерьёзный! Как Эйтайни собирается с ним жить?

Асгрим прошёл через арку и остановился возле старца в белоснежном балахоне. В руке тот держал деревянный посох с набалдашником в виде бараньей головы. Старец начал говорить на древнем языке туатов. Асгрим кивал и односложно отвечал на вопросы. Шёпот разом оборвался. Головы снова повернулись ко входу в рощу. Грянул хор звонких голосов и, всколыхнув листву, вознёсся к звёздам. По украшенной цветами дорожке к арке выступала королева туатов. На Эйтайни было летящее фиалковое платье, настолько лёгкое, что казалось сотканным из ветра. На голове серебряный венец с зелёными кристаллами, который я видела на отце Эйтайни. Ворожея шла босая сквозь замерший живой коридор, плыла над примороженной травой, не пригибая ни листика. Как ей не холодно? Я запахнула плащ потуже, когда она поравнялась с нами, обернулась и улыбнулась мне одними губами. Стало теплее.

Эйтайни присоединилась к будущему мужу за аркой. Старик спрашивал её на том же тайном наречии, что и Асгрима. Эйтайни отвечала развёрнуто, видно, знала его лучше охотника. Когда часть, из которой я ничего не понимала, закончилась, Эйтайни и Асгрим взялись за руки. Старик перевязал их запястья лентами, чтобы они не размыкали любимых рук — похоже на наш ритуал. Не такие уж мы и разные. Старик сказал что-то напоследок и сложил ладони на груди. Асгрим вглядывался в лицо Эйтайни, их губы соединились в долгом, не предназначенном для чужих глаз, поцелуе.

— Видишь, иногда принцессы выходят за простых охотников, — шепнула я Микашу, смущаясь и отворачиваясь.

— У демонов всё не как у людей, — усмехнулся он.

Я же для него сказку с хорошим концом придумывала, а когда она воплотилась в жизнь, он всё равно не обрадовался. Как хочет. Я повернулась к Шейсу, знакомому охотнику из отряда Асгрима.

— А почему никто их не поздравляет?

— Потому что церемония закончится, только когда они пройдут через арку Нэнэке рука об руку. Настоящая арка, говорят, пропускала лишь тех, кто искренне любит, а тех, кто лгал, перебрасывала на другой край земли.

— Если бы наших заставили через такую арку проходить, то никто бы не поженился, — снова усмехнулся Микаш.

Неучтиво! Я пихнула его локтем в бок. Сомневаюсь, что у наших с любовью всё настолько плохо, а впрочем, может, и настолько. Хорошо, что мне и дела нет, иначе я бы сильно расстроилась.

Эйтайни и Асгрим нехотя оторвались друг от друга и направились к арке. Замерли в шаге от неё, взялись за руки и одновременно прошли на противоположную сторону. Туаты захлопали в ладоши, желая счастья супругам, выкрикивали нескромные советы Асгриму, как вести себя наедине с женой. Старик воздел руки к небу, и все стихли. Арка вспыхнула и осыпалась, цветы разлетелись ночными мотыльками. От восхищения я тоже захлопала в ладоши.

— Девчачьи выкрутасы, фу! — проворчал над ухом Микаш.

— А мне всё равно нравится, — я не сдержалась и показала ему язык.

— Так ты же девчонка, — он развёл руками.

Какая разница, что он думает? Какая разница, что все вокруг думают? Мне нравится, и всё тут! Больше я ни перед кем притворяться не стану!

Церемония закончилась поздравлениями и вручением подарков. После того как мы выказали почтение жениху и невесте, нас отвели к столам, расставленным вдоль поляны кругом. Они ломились от медовых сладостей, жаркого из баранины, дичи, рыбы, салатов из корешков, медовухи и даже эля — напитка длиннобородых.

Мы сидели рядом, но не разговаривали и не смотрели друг на друга. Я съела ровно столько кусков мяса, рыбы и сахарных рогаликов, сколько в меня влезло. От медовухи и эля отказалась, несмотря на уговоры туатов. Не нравится — и всё, назавтра ещё голова болеть будет.

Асгрим с Эйтайни открыли танцы. Заиграли арфы и волынки, забили барабаны и бубны. Ворожея вначале исполнила ритуал: летела по воздуху, купаясь в лунном сиянии, ритмично выгибалась, как берёзы по воле ветра, звала, обольщала. Асгрим присоединился к ней, вначале грозно и настойчиво, а потом интимно и мягко. Вскоре танцевать пошли и другие пары. Я наблюдала за ними, потягивая мятный отвар из глиняной чашки. Вечность назад в Гартленде я также наблюдала за праздником, на котором веселился мой брат, завидовала и злилась, что не могу присоединиться к торжеству. Чего стесняюсь-то? Не хочу больше наблюдать, как жизнь проходит мимо, хочу участвовать во всём, хочу дышать полной грудью! Именно ради этого я прошла этот путь.

Я развернулась всем телом к Микашу. Он обсасывал баранью косточку и хлебал эль мелкими глотками, оставляя на губах пенные усы.

— Потанцуй со мной!

Он поперхнулся и закашлялся, колотя себя кулаком в грудь.

— Я оттопчу тебе все ноги.

Я закатила глаза.

— Перещеголять Йордена тебе не удастся. Ты прекрасно танцевал у шамана. Не отказывайся, а то снова будешь жалеть.

— То были другие танцы и никто не смотрел. Туаты нас на смех поднимут!

— Они всего лишь вшивые демоны. Впрочем, как хочешь. Если ты не будешь со мной танцевать, я попрошу какого-нибудь туата.

Я встала из-за лавки и сделала шаг в круг танцующих. Микаш тут же меня перехватил.

— Не стоит. Они же сводят с ума своими плясками, забыла?

Я усмехнулась и потянула его за собой.

— Чтобы не было недоразумений, — я упреждающе подняла руку. — Между нами ничего не изменится. Я не желаю, чтобы ты следовал за мной, просто хочу танцевать.

— Я понимаю.

— Тогда давай повторять за остальными. Это не должно быть слишком сложно.

Я положила его ладони себе на талию. Микаш неловко переминался на месте, пыхтел, увёртываясь от моих ног и подхватывая в рискованные моменты.

— Не надо так стараться, — проворчала я, когда мы едва не столкнулись лбами. — Расслабься и получай удовольствие. Пара синяков на ногах погоды не сделают.

Микаш горестно вздохнул и продолжил, внимательно оглядываясь по сторонам в поисках того, кому можно подражать.

— В Ильзаре ты был уверенней.

И наглее. В доме Странника тоже. Его постоянные преображения от язвительного циника, которому плевать на всех и вся, до застенчивого, ранимого мальчика, готового на подвиг ради своей возвышенной любви, сбивали с толку. Почему он выбрал предметом воздыханий меня?

— Так ты догадалась? — Микаш напрягся и едва не отпрянул.

— Я слышала твой голос после того, как очнулась от обморока.

Он остановился и отошёл на шаг.

— Когда было тоскливо, я забирался в головы своих хозяев и веселился за их счёт. Тогда мне хотелось...

— Потанцевать со мной вместо Дражена?

— Если он ошибётся, никто не поймёт, что это моя ошибка. Прости, я не думал, что ты перехватишь моё внушение и тебе станет худо.

— Не переживай, — усмехнулась я, сделав шаг навстречу. Снова положила его руки себе на талию. — Ты меня спас. Без тебя я бы не узнала о вероломстве Йордена и не решилась бежать. Без тебя меня бы здесь не было, без тебя я бы терпела неверность, побои и ещё только боги ведают что.

— Прости, — он понурился и снова попытался отстраниться, но я не отпускала. — Если бы не я, ты была бы в тепле и безопасности.

Безнадёжен.

— Так потанцуй же со мной в извинение! После, так уж и быть, получишь награду.

— Какую? — его глаза вспыхнули, как у ребёнка.

— Узнаешь, когда получишь.

Он сдался, пробормотав себе под нос: «Это как в фехтовании, просто повторять, пока не выйдет идеально». Подхватил ритм музыки и закружил меня вокруг себя. Танцевал всё лучше, я наслаждалась каждым движением и старалась не сравнивать нас с окружающими. Волшебно, как в мечтах и даже лучше, будто паришь в тёплом пурпуре облаков и упиваешься сладким весенним воздухом.

Мы остановились, только когда музыка стихла, с первым лучом рассвета. Туаты собирали столы, скрывали следы пиршества и прятались во дворце под холмами.

Я отвела Микаша в сторонку. Он так внимательно за мной следил, что едва удавалось сдержать смех. Из низин поднимался пар, восходящее солнце облекало его в пушистое золото, которое оседало на лице росными каплями. Убедившись, что нас никто не видит, я поднялась на цыпочки и поцеловала Микаша в твёрдые губы. Замер. Когда я отстранилась, он затравленно опустил глаза к земле.

В чём дело? Он ведь хотел услышать сказку. Так почему разрушает её?

«Я хотел, чтобы сказка стала былью, но она как золото этого утра — лишь зыбкий морок из тумана и солнца», — вклинился в мои мысли его хрипловатый голос.

Я и забыла, что он постоянно читает. Не отвечая, я побрела к белому ходу в Подземный дворец. Микаш чеканил шаг за моей спиной.

Весь следующий день я отсыпалась, а на второй засобиралась в дорогу. Ко мне заглянула Эйтайни.

— Видела, как ты веселилась на свадьбе, — она улыбалась, глядя, как я перебираю вещи и подсчитываю сбережения. Вейас оставил мне всё, что у нас было, даже свою гербовую подвеску, но этого было мало.

— Веселье было заразным, — я повернулась и заглянула в фиалковые кошачьи глаза. — Иногда мне кажется, что я оскорбляю этим брата. Как будто я не любила его и начинаю забывать.

— Когда я согласилась на свадьбу с Асгримом, не относив траур по отцу, мне тоже казалось, что я оскорбляю его память. Но это не так. С трауром или без, отец всегда будет в моём сердце, как и мама, которая ушла в лес раньше срока. Уверена, они были бы счастливы, что я живу дальше. Эта свадьба — предсмертное желание моего отца, — глаза ворожеи заблестели, она взяла меня за руку. — Так и Вейас желал, чтобы ты исполнила свою мечту, а не тратила силы на слёзы и грусть.

— Да, — я отвернулась и подняла взгляд к сияющим в потолке вкраплениям кристалла, чтобы скрыть подступившие слезы. — Я поеду, как только соберусь, не хочу вас больше стеснять.

— Ты никого не стесняешь, оставайся, сколько потребуется.

Я покачала головой. Пересахаренная еда и зелёный свет колдовских кристаллов опротивели, а пустившая корни в душе дорога уже звала за порог, в город на краю погибели. Грезились приключения и открытия, не терпелось узнать, смогу ли я выстоять одна, не погибнуть от глупости или слабости, дойти до конца нетореной тропы.

— Мы дадим тебе всё, что скажешь, — примиряюще улыбнулась Эйтайни и оставила меня одну.

Туаты поделились со мной едой: вяленым мясом, луком и чесноком. Одежду тоже одолжили взамен износившейся: удобные штаны и жилетку из плотной кожи, несколько шерстяных рубашек, плащ, чтобы укрываться от дождя. Лошадь мою — коренастую фермерскую кашлатку — вернули, откормленную и бодрую, но, к сожалению, не пролинявшую с зимы. Я долго вычёсывала её скребницей, привязав к жердям в большом загоне. Приходилось отплёвываться и кашлять, а потом счищать шерсть с волос и одежды. В таком виде меня и застал Микаш.

Сопровождавший его туат вывел из стойл по соседству здорового жеребца, чёрного, с мохнатыми белыми чулками на ногах и проточиной на морде. А глаз-то недобрый, голубой, сорочий. Каким образом тут оказался рыцарский боевой конь?

— Забирай. Для наших кобыл он слишком велик, — сказал туат. — Только осторожно, он построже ненниров будет и сильно жеребцует.

— У меня тяжёлая рука. Справлюсь.

Конь попытался цапнуть его за плечо и тут же получил по морде кулаком. Жеребец оценил силу по достоинству и на первое время присмирел. Микаш привязал его подальше от моего мерина и принялся чистить. Конь лупил копытами по скале и точил зубы об загон. Мой мерин удалился от жеребца настолько, насколько позволяла привязь.

— Норовистый, — присвистнула я, когда злобный коняка сверкнул бельмами в сторону Микаша и щёлкнул зубами.

— Нет, просто обнаглевший, — беспечно отмахнулся медведь. — Давно его никто не обламывал. Вот у зареченских коневодов косячные жеребцы были — зверюги почище демонов. А хитрющие! На спину будто заманивают, а как сядешь, понесут так, что только ветер в ушах свистит, а глаза слёзы застят. Один такой всю ночь меня по полям таскал. К небесам взвивался, пополам складывался, чтобы из седла выбить. Только я цепко ногами держался, гриву на пальцы наматывал, круг за кругом закладывал, уже и уже. К рассвету он выдохся, зато после этого был послушней и ласковей дамской левретки.

Туат с уважением смотрел на него, даже жеребец воодушевился, а мне снова хотелось смеяться:

— Хвастун! Это же строки из сказания о зареченских рыцарях. А говорил, что сказок не знаешь.

— Я говорил о бабских сказках на ночь, а это правдивые мужские сказания. Огромная разница! К тому же ты-то любишь сказки. Так что тебе не нравится?

— Я люблю, когда в них верят, а не лгут, чтобы казаться лучше.

— Я не лгал.

— Если бы ты гонял коня всю ночь, на рассвете он бы умер в запале. Может, я и глупая, но не настолько.

Туат отступил от Микаша на шаг и посмотрел с подозрением.

— Может, я преувеличил для красного словца, но не лгал. А с конём справлюсь, — он похлопал жеребца по крупу. Тот подобрался и перестал скалить зубы, приняв серьёзный вид. — Они все успокаиваются после нескольких переходов. Хочешь жить — не будешь силы на пустую злобу тратить.

— Куда ты навострился? Я тебя с собой не беру.

— Куда — неважно. Здесь я оставаться не могу. Это же ты сахарная принцесска, ради тебя они нас терпят, а как уедешь, меня пинком под зад выставят.

— Прекрати, а? Посмотри на меня, я вся в шерсти, тощая, в обносках с чужого плеча. Какая я тебе принцесска?

— Принцесска и в ослиной шкуре принцесска. От неё особым духом пахнет.

— Лишь бы это был не запах отхожего места, — процедила я сквозь зубы.

Микаш недоуменно сдвинул кустистые брови.

Обмен колкостями закончился. Я продолжила счищать с себя шерсть. Микаш поднял переднюю ногу коня и принялся ковыряться в копыте железным крюком. Края копытного рога загнулись кверху тонкими пластинами. Микаш срезал их ножиком и цокнул языком:

— Его ковать надо, иначе он даже одного перехода не выдержит.

Дожидавшийся рядом туат ответил:

— Мы не куём лошадей. Ненниры по снегу босыми ходят, железяки на льду только скользят сильней.

— А подковы хоть есть?

Туат развёл руками.

— Схожу наверх. Может, удастся с кузнецом сговориться. Мне бы только подковы достать, дальше сам справляюсь. К шорнику хорошо бы зайти. Старая подпруга ему коротковата будет.

— Ты в кузнечном и шорном деле разбираешься? И жнец, и швец, и на дуде игрец? Прямо мастер на все руки! — не сдержалась я.

Чего бешусь? Пускай бахвалится и пушит хвост. Мальчишки все такие, что Петрас, что Йорден, боги, даже Вей так делал, чтобы охмурить очередную селяночку. Какая мне разница? Пускай катится своей дорогой!

— Никогда не знаешь, что пригодится в жизни, — пробормотал Микаш на прощание и повёл жеребца следом за туатом.

Через пару дней ко мне снова заглянула Эйтайни.

— Я ворожила тебе на удачу. Завтра можешь отправляться в путь. Неделю будет хорошая погода, а там ты сама справишься, — она протянула мне глиняную чашку с горячим травяным отваром. Я подозрительно глянула на королеву. — Не бойся, это чтобы здоровье и силы в дороге не подвели.

Я села на лавку и принялась греть стынущие ладони о чашку, вдыхая терпкий аромат.

— Принцесска, я пришёл попрощаться! — раздалось непочтительное с порога. Я даже голову поворачивать не хотела.

— О, извините, Ваше Величество, это я не вам, это я… принцесске.

Микаш встал возле нас. Я закатила глаза. Эйтайни усмехнулась:

— А со мной, значит, прощаться не надо?

— С вами — отдельно. Официально, — подобрался Микаш. — В городской кузне немного подработал, пока кузнец личные дела справлял. У него тоже свадьба. На подковы хватило и на подпругу, даже немного на угощение осталось.

Он достал из-за пазухи запечатанный кувшин с элем и хотел налить, но я покачала головой.

— Молодец, конечно, но крепкое я больше не буду. У меня своё питьё есть.

Микаш пожал плечами и налил себе полную до краёв кружку. Пена аж наружу выбегала.

— Хорошие здесь люди, добрые и щедрые. Друг за дружку держатся. У нас бы так сплочённо жили, может, никакой беды и не случилось бы. Верно, это оттого, что досюда власть Сумеречников не дотягивается. Народ не избалован и рассчитывает только на себя и друг на друга.

— Да… — задумчиво пробормотала я, потягивая отвар. Уезжать-то жалко, Урсалия почти как родная стала. Я точно знала, что когда-нибудь снова ступлю на порог Ильзара, но сюда уже не вернусь.

— Надеюсь, ты не поедешь за мной?

— Нет-нет, даю слово. Я же попрощаться пришёл, — он чокнулся со мной кружкой. Пена выплеснулась через край и попала в мой отвар. — И с вами, раз уж вы тут.

Он поднял кружку и отсалютовал Эйтайни. Та снисходительно улыбнулась.

— Ты ведь не Сумеречник, — я подозрительно прищурилась. — И слова держать не обязан.

Микаш сделал глоток аж на полчашки. Как не закашлялся?

— Хочешь, сказку расскажу? На этот раз ту, в которую я верю.

Я пожала плечами.

— Жила-была лягушка. Она считала себя самой необыкновенной и недооценённой лягушкой на болоте. Надоел ей старый дом среди кувшинок, и решила она отправиться в дальние края, где комары слаще и не водятся цапли, готовые вот-вот съесть. Упросила она уток взять её с собой на зимовку. Ухватилась квакушка ртом за шест, подняли его с двух сторон утки и полетели. Прошло совсем немного времени, прежде чем утки встретили свою стаю и захотели поздороваться. Они забыли про лягушку и выпустили шест. Она упала в воду маленького пруда, но как только вынырнула на поверхность, её съел аист.

— Сиди дома — не гуляй? — безразлично спросила я.

— Вроде того, — ответил Микаш в тон мне и вторым залпом опорожнил кружку до дна.

— А если эта лягушка не хочет жить? Если она хочет, чтобы её съел аист?

— Значит, это очень глупая лягушка.

— А как назвать ухлёстывающего за ней селезня, готового отгонять всех аистов на болоте ценой собственной жизни?

— Это тоже очень глупый селезень.

— Как хорошо, что неумны мы оба, иначе нам бы было скучно друг с другом. Госпожа Эйтайни, вы молчите, мы не утомили вас своей глупостью? — куртуазно обратилась я к ворожее.

Мы засмеялись. Микаш встал и вышел, забрав с собой кувшин.

— Зря ты так, — покачала головой Эйтайни. — Мужчины нежные, как дети. Дамские колкости их сильно ранят.

— Меня его слова тоже ранят, — я поставила кружку на тумбу и сложила руки на груди.

— С тебя же, как с гуся вода. Огрызнулась и пошла дальше, а он ещё долго переживать будет. Посмотри на моего Асгрима: чуть что скажешь, сразу замыкается.

— Может быть. Он вызывает во мне всё низменное. Бесит. Поэтому и не хочу, чтобы он ехал со мной. Боюсь стать ведьмой, не такой, как ты, а страшной и зловредной…

— Так я и была страшная и зловредная, — не обидевшись, усмехнулась Эйтайни. — Бегство от проблем — не выход. Они настигнут тебя, где бы ты ни была. Послушай Микаша. В его словах есть доля истины.

— Значит, ты с ним согласна? Я — глупая лягушка?

— Нет. Ты ещё очень юна и мало что знаешь. Не так плохо, что ты ищешь место в жизни, а не ломаешь себя в угоду правилам и традициям. Просто ответы не в недоступном уголке мира, а вот здесь, — Эйтайни коснулась моего виска. — И вот здесь, — переместила руку к груди, где билось сердце. — Прислушайся к себе, и ты поймёшь, что тебе нужно.

— Меня ждут в городе на краю погибели. Я видела это на Мельдау.

— Значит, ступай, — кивнула ворожея. — Поверь в себя, тогда всё получится.

Я обняла её и зашептала:

— Я буду стараться. Спасибо за всё!

Не думала, что буду относиться к ней, как к старшей сестре.

— Не дерзи Микашу. Постарайся понять, что тебя злит. Когда я поняла, то тут же перестала быть страшной и зловредной, — посоветовала мне ворожея, прежде чем за ней пришёл муж.

Проводить меня на рассвете пришли Асгрим, Эйтайни, Шейс и ещё с десяток знакомых охотников-воинов. Помогли закинуть тюки на лошадь и помахали руками, желая удачной дороги. Я уселась на своём сером мерине Лютике, полуобернувшись, и он повёз меня прочь от туатов. Их силуэты удалялись, пока не стали точками на багряном горизонте. Микаш не пришёл, хвала богам!

Я перевела взгляд на дорогу, которая огибала Урсалию сбоку. Этим же путём мы с братом ехали полгода назад, как в другой жизни. Теперь я одна.

Погода стояла по-весеннему тёплая и ясная. Почва оттаивала, журчали ручьи, на редких рябинах и кустах бузины распускались почки, вербы пушились котиками. Каркали грачи, щебетали едва вернувшиеся с зимовий ласточки. Прошлой осенью пустошь покрывал пёстрый ковёр кроваво-алой толокнянки, а сейчас она играла красками весны. Проклёвывались свежие зелёные побеги посреди сухой листвы, вспыхивали яркие первоцветы: сиреневые печёночницы, жёлтые примулы и белые ландыши. Аж в глазах рябило. Отвыкли за долгую чёрно-белую зиму. Сладкий запах дурманил голову.

День близился к концу, когда мы въехали под сень разлапистых елей. Едва заметные после зимы, убегали в стороны стежки, заваленные деревьями. Я ехала по большой главной дороге. Перед зимой этот лес был тихий-тихий, даже на ветру не шевелился, а теперь в нём что-то беспрестанно шелестело, хрустели сучья, мелькали тени. Будто медведь сквозь чащу ломился. Медведь? Хм… Сбоку донеслось хрипловатое конское ржание. Я усмехнулась. Насколько же он предсказуем!

Возле очередной поваленной ели пришлось спешиться, чтобы провести коня под низкими ветками. Продираться сквозь колючий ельник Лютик отказывался, а по сухим сучьям мог запросто поранить ноги. Мы долго кружили по лесу в поисках окольного пути. Солнце скрылось за горной грядой впереди, опустились жидкие сумерки, из низин поволок туман.

Мы выбрались на широкую дорогу и через полчаса были у зияющего в скале провала — входа в пещеру Истины. Я остановилась на поляне, где сохранилось наше прошлогоднее кострище, расседлала Лютика и обустроила ночлег. Умаялась так, что валилась с ног. Насколько же тяжелей путешествовать одной! Я всё время оборачивалась и искала Вейаса. Почему он мне не помогает? А потом вспоминала… Интересно, он шёл обратно этой же дорогой?

Ржание раздалось совсем рядом.

— Выходи уже!

Эхо разнесло слова по лесу. Затрещали сучья, послышалась заковыристая брань и топот копыт. На поляну выбрался Микаш, ведя под уздцы своего жеребца. Последний недовольно фырчал и раздувал ноздри, видимо, схлопотал по морде.

— Твой конь слишком шумный для скрытного наблюдения, — улыбаясь, заметила я.

Микаш поджал губы и сверкнул на жеребца глазами. Опять обиделся? Но я ведь ничего такого не сказала! Надо зайти с другой стороны.

— Порубишь дрова на костёр? — продолжая улыбаться, поинтересовалась я. — Я твои вещи разберу. Разделим работу поровну. Ну, пожалуйста!

Он поперхнулся и, наверное, даже покраснел, жаль, в темноте не разобрать.

— Ладно, — просипел. — Только Беркута расседлаю. Он слишком буйный.

— Красивое имя.

— Красивая птица. Жаль только, что коняка безголовая и этого имени не достойна.

Он вручил мне тюки и увёл Беркута на водопой. Я распаковала одеяло и тёплую поддёвку на ночь, походную посуду и жменю овса для супа. Где Микаш им разжился? Туаты овёс не выращивают. Зерно отправилось в котёл, где уже плавали куски мяса, колечки лука и мелко покрошенный чеснок. Когда Микаш вернулся, я вручила ему топор и подожгла сложенный домиком хворост в кострище. Затрещал лапник, запахло хвоей. Микаш успел поколоть дрова, пока мой хилый костерок не опал. Суп сварился быстро, и я разлила его по мискам. Съела меньшую часть. На третьей добавке Микаш опомнился и протянул мне свою миску.

— Доедай, я уже всё, — покачала головой.

— Ты очень худая и должна есть больше, — проворчал он.

— Если бы мне хотелось, я бы съела больше, — настырное внимание к моим привычкам раздражало. — Так зачем ты за мной поехал?

— Я ехал не за тобой, а в ту же сторону, что и ты, — огрызнулся он и снова принялся за еду.

— И в какую же это?

— В Нифельхейм.

— Здорово! Значит, нам не по пути.

Микаш удивлённо вытаращился.

— В любом случае дорога тут одна: в Гартленд. Перевал в десяти вёрстах к востоку отсюда. Ты заблудилась.

— Неужели? Я пойду через пещеру, — я кивнула в сторону закрывавших проход елей. — Вы шли через перевал? Троллей не встречали?

— Йорден струсил. Мы плыли на корабле. Урсальский капитан хорош, правда, пахнет от него, как от морского демона, и повадки такие же, — Микаш задумчиво повёл плечами, облизывая остатки супа с ложки. — Морем безопаснее.

— Денег нет. К тому же женщин моряки не любят или любят слишком сильно. Меня уже пытались изнасиловать, во второй раз испытывать судьбу не хочу, — я пошевелила палкой головешки в костре. Не думала, что смогу говорить об этом спокойно, но теперь даже злости не осталось, только досада.

— Тебя пытались изнасиловать? Кто и когда? — переполошился Микаш. Я лишь повела плечами.

— Кузен. Ещё в самом начале путешествия. Я была виновата, дала ему ложную надежду, осталась с ним наедине… Если бы не Вей, я бы умерла от страха. Или от стыда. Вей. Вей...

Я снова обернулась ко входу в пещеру. Сердце стягивало тоской. Кто теперь будет защищать меня от моей глупости? Разве что этот...

— Не думал, что они и со своими так себя ведут, ну кроме… всех, — Микаш понурился. Огонь отражался в его глазах.

— Своей я никогда себя не чувствовала, не чувствовала себя собой. Только сейчас начинаю узнавать, какая я на самом деле. Тебе нравится?

Он посмотрел на меня, склонив голову набок. Ответ читался у него во взгляде, всегда был там, просто я не замечала, как будто мои глаза застилала мутная пелена.

— Давай спать. Завтра, пока не выберемся из пещеры, расслабиться не сможем. Кто будет первый? — заговорила я на более насущную тему.

— Спи. Я покараулю.

Я хоть и старалась изо всех сил вести себя дружелюбно, но все равно раздражение прорывалось наружу. Он считает меня слабой? Вдох-выдох. Нельзя позволять эмоциям затмевать разум. Надо найти довод, который подействует.

— Тебе тоже нужно отдыхать. Вдруг на нас демон нападёт, а ты устал? Пещера — опасное место, сам знаешь.

Микаш в задумчивости жевал губы.

— Ладно. Только ты ложись первая.

Я надела меховую рубашку и, завернувшись в одеяло, устроилась у костра. Проснулась сама, как и рассчитывала, через шесть часов, заворочалась, выбираясь из плотно подоткнутого одеяла.

— Спи, — буркнул Микаш. Явно надеялся, что я просплю до утра. Как ребёнок!

— Сам спи, твоя очередь, — ответила я скрипучим голосом. — Ты же обещал.

— Только прикрою глаза ненадолго, — Микаш зевнул и укутался в одеяло. — Спой мне ту песню, про сны.

Вот это комплимент! Я придвинулась ближе, он положил мне голову на колени, и я запела, стараясь не сфальшивить. Упрямец засопел и расслабился, едва я успела допеть второй куплет. Уснул, видно, умаялся за день. Почему себя не бережёт?

Трещало пламя, затягивали трели предрассветные птицы. Туман кутался в золотое и алое. Из-за гор брезжили первые лучи, пронзали тени. Весеннее солнце такое беспощадное, что даже жалко ночную мглу.

Увидеть белые ночи не удастся. Ещё бы пару недель подождать. Хотя ждёт ли меня тот, к кому я спешу? Нет, терять надежду нельзя, иначе всё бессмысленно.

Я подбросила в огонь дровишек, сходила за водой и приготовила завтрак: жидкий суп с мясом и остатками овса. Разлив его по плошкам, разбудила Микаша. Он протёр глаза, буркнул что-то про то, что я снова не разбудила его вовремя, сбегал к ручью умыться и принялся есть.

— Ты не отступишься? Хочешь идти за мной? — спросила я, наблюдая, как он заглатывает суп, обжигая язык и небо.

Микаш кивнул. Я вздохнула. Значит, нужно идти вместе и заботиться о нём, иначе с ним что-нибудь стрясётся.

Я упаковала вещи, пока он доедал и седлал Беркута, а когда пришло время трогаться, вручила ему шарф.

— Обмотай лицо. В прошлый раз нам мерещилось всякое. Вейас сказал, что это из-за грибных спор.

— Сейчас не время для грибов. Разве что сморчки-строчки, но они безвредные, — почесал затылок Микаш, но шарфом обмотался и пожал плечами: — Если твой брат говорил, значит, что-то там есть.

Я отвернулась, смахивая мысли о Вее вместе с непрошенными слезами. Мы запалили факелы и пошли. Проход был ровный и гладкий. Я не запомнила его с этой стороны: видения унесли меня в лиховерть безумия. Стоит ли рассказывать Микашу, что с нашей первой встречи в Ильзаре или даже до неё он частый гость моих снов? Безликий сказал, что ничего плохого не случится, если Микаш выберет правильный путь. Не буду лишать его надежды.

Однообразный проход змеился под горой пробитым водой руслом. Развилок не было. Возможно, они существовали только в наших с Веем головах. Дышать через шарф становилось всё труднее. Лицо промокло и прело от испарины.

— Погоди, — я остановилась перед крутым поворотом, вручила Микашу поводья своего мерина и полезла в сумки. — Вон они! Посвети сюда.

Я нашла дневник и присела на корточки у стены. У её основания выпирали пупырчатые грибы: бледно-зелёного цвета, шляпка с ножкой срослась настолько, что они были почти неотличимы.

— Зачем?

Я пожала плечами.

— Знаменитые путешественники всегда зарисовывали диковинки в дневник, чтобы потом по нему учились другие.

— Ты надеешься, что кто-то будет учиться по твоему дневнику?

Ну вот, Микаш смеётся! Было больно и хотелось уколоть в ответ. Злая ведьма — напомнила я себе.

— Мне нравится представлять себя полезной для кого-то, а тебе нет?

Он не ответил. Я обмакнула перо в чернильницу, лёгкими штрихами вывела силуэт и добавила пару строчек описания. На стоянке подробнее распишу. Подождала, пока чернила высохнут и спрятала дневник. Дальше шли без приключений, видели и знакомое зелёное озерцо в гранитной чаше, и спящих летучих мышей. Выход указали сиреневые лучи закатного солнца. Пахнуло свежим воздухом. Лошади припустили вперёд. Мы едва не повисли на поводьях и побежали сами, желая освободиться от тесноты и затхлости каменных сводов. В рощице разбили лагерь и устроились на ночлег. Медленно стемнело. Мы лежали на нагретой костром земле, укрытой сосновыми лапками и мхом, и смотрели на звёзды, а звёзды смотрели на нас.

— Они здесь не такие, как в Хельхейме, будто небесную карту сдвинули чуть вбок. Заметил?

Микаш тихо угукнул в ответ.

— На юге звёздные рисунки, должно быть, совсем другие. Хотела бы я их всех увидеть!

Микаш снова угукнул, ночная птица вторила ему эхом с опушки.

— А Вейас бы хотел побывать на них всех. Его горизонты шире моих. Мне кажется, я видела только самую верхушку, а главное он ото всех скрывал. Я никогда его не пойму. Я глупая?

На этот раз Микаш не угукнул, а замычал. Хотелось то ли смеяться, то ли стукнуть его чем-нибудь тяжёлым. Я прижалась к нему, чтобы согреться, и вскоре уснула.

Светало рано. Птицы щебетали так неистово, что спать было невозможно. Мы поели, собрались и двинулись дальше. Как только выехали из рощи, Микаш пустил Беркута в галоп. Кряжистые ноги с грохотом врезались в землю, задние копыта сверкали над крупом, когда застоявшийся конь козлил, чуя свободу. Комья грязи летели вокруг.

Лютик припустил за собратом. Я раскинула руки и глотала ртом сладкий весенний воздух.

— У-у-у! У-у-у! — кричала от воодушевления.

Хотелось козлить, как Беркут. Свобода!

Мы придержали коней лишь на подъезде к Гартленду, чтобы успеть их отшагать до дома знакомого целителя Майлза. Сумеречники с подобным даром селились на отшибе, подальше от людей, поближе к свежему воздуху. Может, оно и правильно.

Я спешилась первая и постучала в круглую белёную дверцу деревянного домика с травяной кровлей. На порог вышел Майлз. За зиму он немного похудел, отчего круглое прежде лицо выглядело одутловатым. Залысины на висках расползлись так, что их разделяла лишь узкая борозда волос на затылке.

— Наше почтение, мастер Майлз. Как дела в городе? Как здоровьичко? — начала я издалека.

— И моё вам, мастер Лайс. Дела идут. Озимые засеяли, скот на летнее пастбище выгнали, на здоровьичко жаловаться привычки не имею, — как всегда веско отвечал он. — А где ваш брат?

— Прошёл испытание и отправился домой. Вы его не видели? — Майлз мотнул головой. — Что ж, тогда не позволите переночевать у вас по доброй памяти?

— Оставайтесь, — пожал плечами целитель. — Жаль, Бельтайн пропустили. Знатный праздник был, чай, почище, чем в захолустной Урсалии.

Ни капли не жаль, учитывая, как мне досталось тут на Самайн. Быть единственным человеком на празднестве духов — то ещё удовольствие.

— А что за друг? — он с любопытством разглядывал переминающегося за моей спиной Микаша. — Какого рода будешь?

— Никакого. Простолюдин, — отмахнулся тот.

— А, бастард. Чей? — не унимался Майлз, не замечая, что вот-вот разразится буря.

— Свой! — вспылил медведь, сложил руки на груди и отвернулся.

Я закатила глаза и зашептала на ухо целителю:

— Его Микаш зовут. Он неплохой, только уж больно щепетильно к своему происхождению относится, но если обходить эту тему стороной...

«Нет, нормально всё же не будет», — хотелось добавить, но я же не злая ведьма, правильно?

— Я не об этом. С таким даром у него каждый дозор родовой знак спрашивать будет. В Лапии, может, и нет, но вот в центральных провинциях Норикии — точно. Это вам не Утгард, детишки. Там непорядок не терпят.

Я вынула из-за пазухи гербовую подвеску Вейаса и повесила Микашу на шею.

— Значит, будет старший Веломри. А про меня вряд ли кто спросит.

Микаш покраснел до самых ушей, засопел и отвернулся ещё больше.

— Всего лишь друг, хм? — удивился Майлз.

Мы расседлали лошадей и занесли вещи в дом. Целитель угощал приготовленной на скорую руку яичницей с беконом, козьим молоком и сыром.

— Как вам, кстати, дорога? — обронил Майлз, когда собирал тарелки со стола. — Ходили через пещеру? Видели Лик Истины?

Похоже, это волновало его больше всего.

— По дороге туда — да. Нас с братом преследовали жуткие видения, только он сказал, что это никакой не Лик, а грибные споры, — я полезла в сумку за дневником и раскрыла его на странице с грибами. — На обратном пути мы обмотались шарфами и ничего не видели.

Майлз забрал дневник и изучил рисунок.

— Тролльи грибы, ну надо же! Я думал, они все вывелись, — воскликнул он. Я вскинула брови. — Тролли из них дурманящие зелья делают. Эти грибы такая редкость! Как их найти?

Я объяснила, насколько смогла. Майлз накинул на себя плащ и натянул сапоги.

— Хозяйничайте тут без меня. Еда в погребе, дрова в поленнице, можете баньку натопить. Я только туда и обратно, — говорил он с порога.

— Но мы на рассвете отбываем. Вы не успеете! — Он явно не в себе.

— Оставьте ключ под порожным камнем. У меня кроме трав красть нечего. Но вы это… кампалу и мак никому не давайте. Для вашего же блага, — бросил он на прощание и побежал к пасущейся на лугу лошади.

За спиной раздалось покашливание. Я обернулась. Микаш давился со смеху.

— Что с тобой?

— Солидный дядька, целитель, а туда же, грибочками балуется, — объяснил он, накладывая уже какую порцию добавки. Решил наверстать время голода в Утгарде? Его же раздует! — Не смотри на меня так. Еды здесь достаточно — меня есть не надо!

Я отмахнулась от глупой шутки. Странные они, мужчины, обжираются, пока не затошнит, напиваются до белых демонов, травку курят, а грибочки эти… жуть!

— Думаешь, тебе одной скучно жить на белом свете? Каждый развлекается, как может. Не всем для этого хочется лезть на отвесную стену, кому-то достаточно и грибочков, — смеялся Микаш, не скрывая, что прочитал меня.

Я взяла дневник и записала всё, что рассказал Майлз.

— Что дальше? — поинтересовался Микаш, когда закончил чавкать у меня над ухом.

Я задумалась.

— Знаешь дорогу на пляж?

— Примерно представляю, — пожал плечами он. — Зачем тебе? Купаться ещё холодно, лучше баню натопим.

— Да не купаться. Идём! — я потянула его за руку на улицу. — Посуду потом помоем.

Мы прогулялись по узким улочкам Гартленда до набережной. В порту на нас косились пропахшие рыбой и водорослями рыбаки и засаленные до самых костей матросы. Микашу достаточно было грозно зыркнуть и чуть откинуть полу плаща, показывая притороченный к поясу меч, и все тут же отворачивались. Причалы для рыбацких лодчонок на отмели закончились, море из лазурного стало тёмным, дно ушло на глубину, здесь швартовались большие торговые суда. Волны бились об мощные борта, солёные брызги долетали до нас, заставляя кутаться от холода. Суетились носильщики, спешили распорядители в дорогой одежде. В сопровождении дюжины воинов мимо прошёл военный капитан в бело-зелёной форме Норикии. Компания замерла, разглядывая нас.

— Достань подвеску, — шепнула я Микашу. Так Вей отваживал любопытных гостей.

Микаш вынул из-за пазухи родовой знак и повертел им в ладони. Воины отвернулись и пошли своей дорогой. Правильно, с Сумеречниками лучше не связываться.

Снова началась отмель c утлыми лодчонками, полузатопленные, заброшенные остовы, и, наконец, песчаная коса пляжа с наступающим сосновым лесом. Смолистый с солью запах кружил голову, наполнял лёгкостью. Пусто, людей нет. Верно, для купания слишком рано. И хорошо!

Я стянула сапоги и вручила их Микашу. Он наблюдал, как я мчусь по мокрому песку, утопая в нём пальцами. Набегал прибой, мышцы сводило от ледяной воды. Я кружилась и кружилась, впитывая в себя солёные брызги и холодные порывы ветра. Кричала от воодушевления, как чайка, и не думала, какой безумной кажусь со стороны. Я такая, я мечтала об этом всё время. А больше ни о чём!

— Куда дальше? — спросил Микаш.

Я устала сходить с ума и легла рядом с ним на песок, колючий от палых сосновых иголок.

— Не знаю, — не хотелось разговаривать и думать. — Зачем тебе?

— Надо спланировать путешествие: сколько провианта взять, где останавливаться, до какой поры успеть в нужное место, — занудливо вещал он. — В таком деле нельзя быть беспечным.

— Планы — напрасная трата времени. Я планировала выйти замуж за Йордена, нарожать ему детишек и жить в счастье и согласии до самой смерти. Йорден планировал отравить меня и сделать хозяйкой свою любовницу-служанку. Отец планировал выдать меня замуж, сделать Вея рыцарем и отправиться в поход в Элам. Ты планировал всю жизнь пахать землю в своём селе. Как его?

— Остенки.

— Да. Хоть один из наших планов сбылся?

Микаш горестно вздохнул:

— Твой брат станет рыцарем.

— Разве что. Но Вей всегда был лучшим. А мы так… объедки с хозяйского стола. Вряд ли чего добьёмся, вряд ли найдём себе место в этом мире. Но с другой стороны, может, весь мир — и есть наше место. Пойдём по дороге, и она сама выберет, в какой край нас завести.

Микаш смотрел туда, где вода встречалась с небом. Узкая полоса то появлялась, то исчезала в белой дымке. Может, кое-что стоит ему сказать?

— Эльбани.

— М-м-м? — Микаш перевёл на меня задумчивый взгляд и поправил упавшие на лоб волосы.

— Маленькое графство на юге Норикии. Там нет гор, холода и полугодовой мглы.

Микаш скептически выгнул брови.

— А ещё там гнездятся Странники.

Микаш потянул меч из ножен и провёл по лезвию пальцами, проверяя остроту.

— Если не хочешь, можешь не ехать, — я придвинулась поближе и положила голову ему на грудь. — Ты свободный человек.

— Уже — нет, — едва слышно пробормотал он.