Глава 18. Украденный поцелуй

1527 г. от заселения Мидгарда, Подхолмовое царство туатов, Лапия

Вейас сомневался, что туаты пустят его во дворец с чужаком, который «смердит пролитой кровью демонов». Но привратники без лишних вопросов провели их в гостевой покой. Вскоре явилась Эйтайни и проверила их раны: осмотрела повязки, поводила над ними руками, шепча заклинания, но работой целительницы осталась довольна.

Когда она собралась уходить, Вейас последовал за ней в коридор:

— Ты ошиблась. Суженый Лайсве сбежал отсюда, стоило Страннику обнажить клыки.

— Я никогда не ошибаюсь, — снисходительно покачала головой принцесса, бросив короткий взгляд на дверь, и скрылась за поворотом.

На следующий день их проводили в тронный зал. Вместо Ниама на мраморном троне восседала Эйтайни, чьи плечи укрывал отороченный соболиным мехом плащ. Зелёными кристаллами посверкивал на голове серебряный венец в виде переплетённых цветков вереска.

Ярусы ступеней у стен полностью занимали туаты, большинство из них были вооружены короткими мечами или луками. Вейас оробел под их враждебными взглядами, а вот слуга держался гордо, уверенно, даже виду не подавал, что был серьёзно ранен накануне.

Эйтайни пригласила их к деревянной трибуне. Вейас пропустил слугу, чтобы тот сам поведал свой план.

Он предлагал сразиться с фантомом внутри иллюзорного мира, который тот создал для Лайсве. Во время новолуния он попытается окончательно её обратить — тогда он будет наиболее уязвим, а Лайсве сможет увидеть его истинную суть и сама лишит силы. Это последний и единственный шанс её спасти.

— Разумный план, — взяла слово Эйтайни, обхватив ладонями подлокотники трона в виде бараньих голов. — Именно это пытался сделать мой отец, но у него ничего не вышло. Почему ты думаешь, что у тебя получится?

— Ваш отец не ненавидел их так, как я, — не смущаясь ни перед толпой, ни перед монаршей особой, ответил слуга. Словно и сам был королевских кровей.

После долгих объяснений и споров туаты всё же согласились. Новолуние наступало через четыре дня. Достаточно времени, чтобы зализать раны и подготовиться к битве, но слишком мало, чтобы расслабиться и потерять бдительность. А пока Вейас уговорил слугу на несколько тренировочных поединков. Хоть и совсем чуть-чуть, но успел понаблюдать за его мастерством. Ни в какое сравнение с тем, как дрались подкупленные отцом поединщики или даже рыцари на турнирах: ловко, с воображением и нечеловеческой выносливостью. Так хотел научиться и Вейас, не напоказ, а по-настоящему, чтобы в следующий раз ни перед кем не унижаться и защищать сестру самому.

Им выделили просторный зал, сырой из-за бьющего из стены водопада и слабо освещённый тонкими прожилками зелёного кристалла. Не почитаешь, конечно, но для тренировки сойдёт.

— У тебя слишком напряжённая стойка. Противоположную от руки с мечом ногу выставь вперёд, а вторую согни в колене. Так ты сможешь двигаться намного быстрее, — наставлял слуга. — А теперь вращай лезвие перед собой. Пока ты так делаешь, никто сквозь твою защиту достать не сможет, только со спины.

— Я знаю азы. Может, уже начнём бой? — проворчал Вейас, становясь в нужную позицию.

Слуга безразлично кивнул.

Впервые в жизни Вейас настолько выкладывался. Очень хотелось победить, хотя бы не опозориться, но слуга словно предугадывал все удары и отражал их играючи. Он ни разу не сделал атакующего выпада, почти как отцовские поединщики. Разозлившись, Вейас стал неаккуратен и принялся безрассудно рисковать. Замахнулся слишком резко, а когда противник вместо того, чтобы отбить, ушёл в сторону, Вейас потерял равновесие и припал на колено.

— Спокойно! — усмехнулся, протягивая руку, слуга. — Ярость, конечно, прибавляет сил, но когда она затмевает разум, твоё собственное оружие оборачивается против тебя.

Вейас не принял помощи и поднялся сам.

— Может, обойдёмся без доморощенной мудрости?

Слуга снова безразлично повёл плечами:

— Если тебе так отчаянно нужно победить — скажи, и мы покончим с этим намного быстрее.

— Просто научи меня… — сражаясь с собой, попросил Вейас. Ради сестры...

Слуга показывал детские приёмы: исправлял стойку, до десятого пота заставлял повторять замахи, пока они не стали достаточно отточенными. Лишь после этого они перешли к одновременным движениям рук и ног, позициям, в которых лучше удавалось удерживать равновесие и двигаться быстрее.

Когда мышцы заломило от усталости, а ноги уже не держали, от падения спасли служанки-туаты. Принесли обед. Вейас со слугой уселись на полу, скрестив лодыжки, и обмакнули куски печёного мяса в медовый соус.

— Чесночку бы… или хрена, — покривился от приторной сладости слуга. — Всё у этих демонов не как у людей.

Вейас припал к кружке холодного молока и опорожнил её, не замечая вкуса. Бешено колотившееся сердце никак не хотело униматься, а дыхание — восстанавливаться. Чувствовалось, как лицо пышет жаром.

— Силёнок у тебя маловато и выносливость ни к демонам. Гибкость и реакция хороши, но на них одних долго не протянешь, — снисходительно покачал головой слуга, отправляя в рот очередную порцию мяса и облизывая пальцы. — Скажи, тебя ведь, как и всех, учили наносить удары только в равномерном ритме?

— Это помогает дольше сохранять силы, — усталость смыла спесь, хотя вопрос показался глупым.

— Да, но делает выпады предсказуемыми. Рваный ритм вымотает противника намного быстрее.

Вейас поинтересовался с вызовом:

— Почему ты показываешь только очевидные вещи, а победоносные приёмы скрываешь? Боишься, что кто-то сможет тебя обскакать?

Слуга чуть не покатился со смеху.

— Никаких секретных приёмов нет. Всё, что я умею — азы и «доморощенная мудрость» вашего Кодекса, а дальше только интуиция и воображение. Мастерство не даётся легко. Это результат изнурительных тренировок, дисциплины, наблюдений и опыта, пота и крови.

Вейас уставился в пол. Если это правда, значит, мастерства ему не обрести. Усидчивость и трудолюбие никогда не были среди его сильных сторон. Если бы только нашёлся лёгкий путь.

«Лёгкие пути ведут в никуда. Успеха добиваются лишь упорством», — послышался шёпот слуги уже внутри головы.

— Чужие мысли читать запрещено, кроме крайней нужды, — огрызнулся Вейас и достал из опустевшей больше чем наполовину миски кусок мяса.

— Сумеречникам запрещено, но я-то клятвы не давал, — хохотнул слуга.

Он отставил миски, взял меч и принялся упражняться сам. Вейас наблюдал с завистью, как легко слуга двигался. Клинок со свистом рассекал воздух, нанося сокрушительные удары по незримому врагу. Ноги перетекали из одной позиции в другую, словно в танце. Меч жил в руке её продолжением. Нет, такой мастерской техники Вейасу никогда не добиться, но можно попытаться стать чуть лучше ради сестры.

***

Четыре дня пролетели в одно мгновение. Выдвинуться решили с началом сумерек. Большой отряд туатов должен был отвлекать мелких сошек, пока Вейас со слугой попытались бы проникнуть внутрь чёрного дома. Если всё пойдёт по плану, уже к утру сестра будет в безопасности, а Странники отправятся по Сумеречной реке в ледяную Преисподнюю.

Ночь на севере наступала быстро, поэтому действовать приходилось стремительно. Когда багровое солнце только-только покатилось за море на западе, отряд уже переступил границу мёртвой окраины. Из-за домов накинулись твари с головами летучих мышей. Туаты сомкнули строй и ощетинились копьями с серебряными наконечниками, тараном пробивая путь к чёрному дому. Странники на рожон бросаться не желали, а просто шли следом. До места добрались, когда на тёмном небосводе уже можно было разглядеть яркую россыпь звёзд и тонкорогий серп новорождённого месяца.

«Пора», — шепнул слуга. Вейас положил ладонь на эфес.

Туаты пропустили их из середины строя вперёд, продолжая отгонять Странников. Мелкими сошками, скорее всего, руководил фантом, а он-то знал, от кого исходила наибольшая опасность. Стоило выдвинуться из строя, как твари напали, пытаясь смять туатов и сквозь них добраться до людей. Парочке демонов удалось проскользнуть, но прижавшиеся спина к спине Вейас и слуга смогли оттеснить их обратно. Взбежали на высокое крыльцо. Мелькнула ещё одна тень, Вейас ударил клинком наотмашь.

— Живее! Мелочь оставь туатам! — прикрикнул слуга.

Он с трудом приоткрыл дверь на небольшую щель и протиснулся в дом. Запахло кровью. Должно быть, у слуги от натуги открылась рана. Вейас шмыгнул внутрь, и дверь затворилась.

— Зажигай свечу, — скомандовал слуга, а сам привалился к косяку. — Эта тварь опять на шаг впереди нас — защитные заклинания повсюду. Дальше снимать их будешь ты, иначе у меня не хватит сил вытащить твою сестру.

— Ты бы мог позаимствовать мои, — предложил Вейас.

— Ты умеешь их передавать? — с удивлением хмыкнул слуга. Захотелось сказать, что не такой уж он и слабак, но Вейас на самом деле только слышал об этом.

— Я бы попробовал, — упрямо ответил он.

Не задерживаясь, они двинулись вверх по лестнице. Вейас впереди, освещая путь и готовясь принимать удары, обычные и магические, на себя. Дом глушил звуки битвы снаружи. Стоял чёрной неподвижной безмятежностью, как утёс посреди извечного океана. Ни шороха, ни затхлого запаха спёртого воздуха, ни пылинки, ни паутинки, движения — и те только пламени свечи, да шаги, не отдающиеся звуком в мертвецкой тишине. Сердце тревожно ёкало в груди. Вот-вот из-за угла накинется что-нибудь жуткое.

Слуга потянулся за мечом, Вейас сделал то же. Надвигалась демоническая аура. Клинок наполовину освободился из ножен.

«Одна из жён фантома. Они не опасны», — успокоил его слуга и убрал руку с оружия.

Беззвучно промелькнула полупрозрачная горбатая тень.

«Ещё две. Только не вспугни, иначе поднимут тревогу, — слуга преградил дорогу рукой. Огонёк свечи задрожал, и ещё две тени проскользнули мимо. — Путь свободен!»

Лестница закончилась. В тёмном коридоре на втором этаже накатила жуть. Вейас припал спиной к стене и тяжело задышал, как будто горло сжала невидимая рука. Сознание заволакивало зыбким туманом, заставлявшим забыть, кто он и зачем сюда пришёл. Хотелось упасть недвижной кучей и уснуть. Навечно.

«Слушай мой голос и борись, — отзвуки чужих мыслей зудели, не давали провалиться в дрёму. — Это ритуал фантома. Он тянет твою сестру в мир грёз, а через него в мир вечной ночи, мир неживых. Идём, ты нужен мне в здравом уме, иначе твоя сестра станет такой же тенью, как и те, кого мы тут видели».

Лайсве! Вейас вытянул из памяти её образ, хрупкий и нежный, как цветок на снегу. Выкарабкался из забытья и последовал за истончающимся огоньком свечи.

«Давай, — слуга замер у знакомой двери. Аура Лайсве истаяла. Вейас не чувствовал её даже так близко. Неужели они опоздали? — Не медли. Она просто в трансе».

Вейас со всей силы толкнул дверь, готовясь к худшему, что его отбросит от невидимого барьера или нападут мелкие Странники, но ничего не произошло. Дверь легко отворилась, и Вейас ступил внутрь. Кровать со смятыми простынями и отброшенным одеялом пустовала. Он ошалело оглядывался по сторонам. Где Лайсве? Может, слуга ошибся? Это конец!

«Это только начало!»

Мертвецкую тишину пронзил истошный вопль. Не стихал, грозил разорвать голову. Оглушённый, Вейас чуть не рухнул. Мимо проскочил слуга, схватил простынь и дёрнул его за плечо, чтобы вывести из ступора.

— Скорее, нужно стянуть её оттуда, — уже в голос позвал слуга, указывая вверх.

Вейас проследил за его взглядом и ахнул. Лайсве висела под потолком в углу над кроватью. Держалась там непонятно как, выгибалась всем телом, словно в припадке, и кричала непереносимо жутко. Голос медленно затухал. Слуга присел. Вейас вскарабкался к нему на плечи, и тот с кряхтением поднялся. Плавно, чтобы Вейас не потерял равновесие и не рухнул. Он с трудом достал до сестры и, накинув ей на лодыжку связанную из простыни петлю, потянул. Лайсве снова закричала и дёрнулась. Вейас не удержался.

— Почему я не телекинетик? — досадовал слуга, перехватив его за талию. Теперь тащили вместе. Лайсве цеплялась ногтями за стену, оставляя на ней глубокие борозды. — Не жалей! Лучше потрёпанная, но живая!

После долгих мытарств, она оказалась внизу, но продолжала отбиваться. Вейас никогда не думал, что в её тщедушном теле сокрыта такая сила. Слуга скрутил её простыней:

— Неси ещё что-нибудь. Нужно, чтобы она лежала смирно!

Они спеленали её по рукам и ногам. Только тогда Лайсве перестала вопить. Оба бессильно опустились на пол. Как будто с полчищем Странников сражались, не меньше.

— Если можешь передать мне силу, делай это сейчас, — слуга пришёл в себя всего за два вздоха, а вот Вейасу понадобилось гораздо больше времени. Он взял слугу за руку и постарался сосредоточиться.

— Я знаю: не геройствовать и будить сразу, если станет худо, — сказал напоследок.

Слуга помотал головой:

— Нет, на этот раз всё или ничего.

В глубине сознания Вейас нащупал источник непоколебимого спокойствия и силы, что даровала его роду стихия ветра. Представил, как тоненькой струйкой голубое сияние переливается в ладонь, а оттуда в слугу. Ради Лайсве. Только ради неё.

— Помоги нам, брат Ветер!

***

После ухода Найта я не поднималась с кровати. Думала о нём, считала часы до нашей встречи. Шли дни под неусыпной опекой молчаливых тётушек. Я изводила себя ожиданием, отказывалась от еды и даже ото сна. Бредила Найтом.

Он явился только на четвёртый день точно с заходом солнца. Печально улыбался и гладил по волосам. Молчал. Я заговорила сама:

— Я согласна. Лучше смерть, чем жизнь в клетке.

Его улыбка стала шире, тёплой и радостной. Я радовалась вместе с ним робким поцелуям и томительному ожиданию счастья.

Найт на руках вынес меня из дома и доставил к заброшенному кладбищу манушей, тому самому, что напугало меня жизнь назад, когда мы ехали в город вместе с братом. Теперь оно не казалось мне ни страшным, ни мрачным. Была в нём таинственная грация безмолвных каменных плит с лёгким ароматом чертополоха и тлена.

Мы остановились у одного из обветшалых склепов, выделявшихся на фоне белого снега помпезным каменным кружевом.

— Проход в мой мир спрятан внутри. Ты должна войти по своей воле, — Найт поставил меня на ноги и одним прикосновением отпер увесистый замок.

Там действительно что-то было. Я ощущала это даже несмотря на истощение и усталость. Оно манило загадками, предвкушением того, чего ни с кем ещё не было и не будет никогда. Я шагнула за порог, в мир вечной ночи. Здесь было затхло. Пол испещряли желобки с глубокими лунками в центре гексаграммы. На стенах заклинания на доманушском языке. Найт надрезал своё запястье и, приложив его к выступу на стене, попросил меня сделать то же. Я повиновалась. Когда кровь попала на камни, на месте гексаграммы образовался колодец. Найт снова поднял меня на руки и прыгнул вниз. Над головой сомкнулась кромешная тьма.

Я очнулась посреди огромного зала, освещённого множеством свечей. Вокруг — обитая пурпурным бархатом мебель. Стол ломился от изысканных яств. В камине полыхал огонь. На огромной двуспальной кровати приветливо отогнут балдахин. Дома я никогда не ценила богатую обстановку и удобства, а проведя столько времени вдали от них, соскучилась. Забыв о слабости, я подошла к столу, отщипнула ягоду от грозди винограда и положила в рот. Невероятное наслаждение. Никогда ещё не чувствовала так остро.

Найт смотрел на меня со всей любовью и страстью, на которую только способен мужчина. Его ласковый голос, мягкие поцелуи, нежные прикосновения околдовывали меня, лишая осторожности и стыда. Я отдавалась ему самозабвенно, хотя чувствовала, что руки становились холоднее, а поцелуи жёстче. По коже щекоткой прошлись клыки, впились в шею, посылая по телу шоковую волну.

— Брат мой, Ветер, помоги! — услышала я свой звонкий голос.

Мощный порыв ветра разбил окно. В зал хлынуло голубое сияние. Никогда не видела его настолько ярким. Внутри обозначился силуэт громадной кошки. Мой зверь! Как я могла тебя забыть?!

Но тьма уже выжрала меня без остатка, превратив в жалкое, безвольное существо. В крови бродил яд, я не могла даже пошевелиться. Голова налилась тяжестью, разум затуманился, и уже не хотелось ничего. Только уснуть вечным сном и видеть сладострастные грёзы о любви, которой не было и быть не могло.

«Отринь тьму, которой тебя отравили, — заговорил зверь внутри моей головы. Впервые! — Нетореный путь тернист и полон ловушек. Не сдавайся на волю лиходеев. Услышь мой глас, следуй за ним, как за путеводной звездой на север. Вспомни, кто ты есть и зачем сломала свою судьбу. Неужели ради этого?»

От удара когтистой лапы Найт отлетел в сторону.

«Борись! У тебя больше сил, чем ты думаешь. А если их не хватит, я поделюсь своими. Ты не падёшь жертвой интриг низших тварей. Ты важна, ты была рождена для большего!»

Горящая рыжим морда надвинулась на меня и прошлась по лицу шершавым языком. Как будто с головой окунуло в ледяную воду. От резкой боли пелена спала с глаз, и я наконец прозрела. Вокруг оказалась всё та же комната с заколоченным окном. Я никуда не уходила — лежала на кровати, впечатавшись в перину, и жадно глотала ртом воздух. Зверь пропал. Только Найт сражался с кем-то невероятно сильным. Но то был всего-навсего человек!

— Теперь ты видишь? — выкрикнул слуга, я узнала голос. — Видишь, во что ты вляпалась, принцессочка? Видишь, во что эта тварь превращает таких, как ты?

Я обернулась. Яркий свет прогнал тень даже из дальних углов. К стенам жались бледнокожие создания: лысые, морщинистые, сгорбленные, с выпавшими зубами и бесцветными слепыми глазами. Из них словно выпили всю жизнь, а оболочку сохранили, чтобы посмеяться над жалким существованием. Они колотились то ли от немощи, то ли от страха. На шеях были заметны шрамы от клыков: застарелые, синие, распухшие, как будто к ним прикладывались не один раз.

— А теперь взгляни на того, из-за кого ты хотела обречь себя на вечные муки.

Слуга ударил Найта под дых, схватил за плечи и развернул ко мне лицом. Я забыла, как дышать. Он был не просто уродлив, он был… огромным нетопырем со свисающими до подбородка жёлтыми клыками, кончики которых алели от крови. От моей крови! Вокруг плащом клубился непроницаемый чёрный туман.

— Ну как, хочешь быть его пищей?

— Нет, — простонала я.

Нетопырь дёрнулся и прохрипел:

— Внешность ничего не значит. Тот демон, что сидит в этом палаче, намного страшнее всех моих сородичей вместе взятых. И ты это знаешь!

Я словно наяву увидела, как под рубахой слуги копошатся угольные змеи, глаза становятся разноцветными, а плечи укрывает белоснежный плащ. Нет, это все лишь иллюзия мерзкого демона!

— По крайней мере, я не пью жизнь из невинных девушек! — слуга ухватил Найта за горло и снова обратился ко мне: — Ну же, говори, желаешь остаться здесь с ним навечно?

— Нет! — ответ был у меня на устах прежде, чем он успел докончить. — Я выйду замуж за твоего хозяина, только забери меня отсюда!

— Слишком поздно, — хмуро бросил слуга и переломил Найту шею.

Мне сделалось дурно. Мир снова погрузился во тьму.

***

Я очнулась от грохота и воя. Было темно, только в щели пробивались отблески ослепительных вспышек. Голубое свечение заполняло собой тьму, пожирало её. Стало трудно дышать. Воздух искрил, напитываясь странной, но все же давно знакомой силой. Я чувствовала себя былинкой, застывшей перед гигантским штормовым валом. Вот-вот накроет, сметёт и мокрого места не оставит. Я сжалась у стены и испуганно заскулила. Тёплые руки притянули к себе. Обволокло родной аурой, понятными и столь желанными нежными эмоциями. Тоненькая пуповина близнецовой связи восстанавливалась. Я цеплялась за неё ладонями, пытаясь выбраться из когтей ужаса и безумия.

— Тише, всё уже закончилось. Теперь мы снова вместе, — шептал брат. Я обмякла в его объятиях. Страх уходил, а мгла вокруг рассеивалась, как ночной кошмар.

Раздались гулкие шаги. Заскрипела дверь. Комнату осветил факел в руках у невысокого бледного воина. Приглядевшись, я различила вышивку в виде цветущего вереска на его накидке. Туат — эхом отозвались воспоминания из прошлой жизни.

— Это невероятно! — взволновано затараторил он, размахивая свободной рукой. — Гроза посреди ясного неба. Зимой. Молнии испепелили всех Странников до единого, будто сами боги встали на нашу сторону!

— Скажете тоже, боги. Хотя… — послышался от окна низкий голос слуги. — Было что-то странное перед моей схваткой с фантомом. Словно кто-то уже лишил его большей части силы.

— Тихо, вы пугаете её! — укорил их Вейас, баюкая меня, как ребёнка. — Если хотите что-то обсудить, проваливайте за дверь.

Туат потупился. За его спиной уже толпились соплеменники, обжигали любопытными взглядами. Я так чётко видела их перевитые фиолетово-сиреневыми прожилками ауры, что аж в глазах рябило. Вейас и слуга… они буквально набухли голубым свечением, сгустки алого под ним размечали раны на теле, учащённая пульсация обозначала не успокоившееся после схватки сердцебиение. Странно. Раньше я никогда не видела ауры чётко, а теперь могла читать их слой за слоем. Неужели открылся дар? В голове звучали слова зверя: «Ты важна, ты была рождена для большего!» Был ли это бред воспалённого разума, или зверь в самом деле говорил со мной? Может, он бы подсказал, где искать другую судьбу, но Вейас дал обещание, а против него даже зверь бессилен.

Я всмотрелась в лицо брата. Он выглядел потрёпанным, измождённым. У правой скулы расплывался синяк, на плече рана ещё не до конца затянулась. Бедный! Это всё из-за меня?

Туаты сыпали вопросами о моём самочувствии. Пришлось долго и нудно заверять доброжелателей, что сводить счёты с жизнью я не собираюсь. Усталость брала своё: тело ломило, а голову всё туже стягивало тисками боли. Я мысленно попросила Вея выпроводить всех. Остался только слуга. Он стоял возле окна, держа в руках догорающую свечу. Огонь причудливо преображал его профиль в кого-то знакомого. Может, и правда? Не-е-ет!

— Когда мы отправимся домой? — с горечью спросила я.

— Когда пройдём испытание, — улыбнулся Вейас.

— Ты ведь обещал отдать меня Йордену.

— Он сбежал.

Я повернула голову в сторону слуги. Так вот что он имел в виду. Но зачем тогда рисковал собой?

— Потому что спасать глупых принцессок моё любимое дело, — не скрывая, что прочитал мои мысли, ответил слуга. — А теперь вынужден вас покинуть, надо искать нового хозяина.

Я чувствовала, что он ранен и истощён даже сильнее, чем Вейас. От кого он бежит?

Слуга уже стоял у двери, когда брат остановил его.

— Погоди. Ты заслужил награду.

— Какая награда? У вас же ничего нет.

— Наш отец богат. Я напишу бумагу, в которой попрошу выплатить тебе сотню золотых за спасение сестры. Может, он и в орден устроит, на правах оруженосца или...

Слуга громко хохотнул:

— Ваш отец меня на порог не пустит или велит высечь за то, что посмел явиться пред светлыми очами. Если хотите наградить, сделайте это сами.

— Я отдам всё, что у нас есть, только попроси! — заверил брат.

Когда это Вей стал таким щедрым? Что он пытается доказать? Ясно же, что слуга не из-за награды в пекло полез.

— От тебя мне ничего не нужно, — он уставился на меня, будто бы я одним своим видом наносила ему оскорбление. — Не ты втравил нас в эту заварушку, а твоя сестра. С неё и награда — поцелуй.

Сама предсказуемость. А вот Вейас зачем-то округлил глаза:

— С ума сошёл?! Кто ты, а кто она!

— Пять минут назад она готова была отдаться плешивому демону, а теперь не сможет наградить меня одним поцелуем? — Издевается? Проучить хочет? Ну-ну. — Нет? Тогда зачем речи о награде ведёте? Дети!

Он уже сделал шаг за порог, когда я окликнула его:

— Подойди.

Слуга обернулся и вскинул брови. Вейас нехотя уступил место на краю постели. Сев рядом, слуга подставил щетинистую щёку.

— Я жду.

Взглянув в его холодные стальные глаза, я прикоснулась к ней губами. Мысленно произнесла: «Маленький подарок — от меня не убудет, так и знай». Он обхватил мою голову ладонями, развернул к себе и впился в приоткрытый от удивления рот. Я обомлела, столько было в его движениях уверенной, ломающей сопротивление, хищной силы, но вместе с тем и трепетной, почти болезненной нежности и отчаяния.

— Что ты себе позволяешь?! — воскликнул Вейас.

Слуга отпрянул прежде, чем я успела укусить, а мой брат ударить. Смерил свинцовым взглядом.

— Как я и думал, поцелуй принцесски ничем не лучше поцелуя деревенской потаскушки. Не такие уж мы и разные. Ну, прощайте, дети! Надеюсь, свой урок вы запомните.

Я прижала руку к распухшим губам. Он пошёл к двери, смахнув с себя Вея, который кинулся на него с кулаками.

— Как твоё имя? — спросила я в последний миг.

Он обернулся. В жестоком, высокомерном взгляде промелькнула тень удивления. Лоб прорезала продольная морщинка, словно слуга и сам не мог вспомнить своего имени, так редко его об этом спрашивали.

— Микаш Остенский.

— Микаш, — повторила я.

«Подвиг Великого Микаша. Я сберегу его в памяти навсегда. Это будет тебе лучшей наградой, чем украденный поцелуй».

Он ссутулился и спешно зашагал прочь, как побитая дворняга.