Глава 15. Любовная лихорадка

1527 г. от заселения Мидгарда, Урсалия, Лапия

Хозяин постоялого двора оказался не таким уж плохим. Выделил просторную и светлую комнату с камином. Мальчик-слуга запалил огонь, чтобы выдворить сырость. Я доела собранный на скорую руку ужин: квашеную капусту с остывшей жареной корюшкой. Уютный треск пламени убаюкивал. Я поскорей забралась в постель. Хотя это были не покои во дворце туатов, а скромный постоялый двор с узкими деревянными кроватями без спинок, со свалявшимися перинами и не такими уж тёплыми одеялами, но спалось здесь намного спокойнее, даже от звуков из соседних комнат удалось отгородиться. Проснулась я, лишь когда начала побаливать голова и пробуждать усыплённую встречей с незнакомцем совесть.

Умылась, оделась и вышла на улицу. Двор заливало искристое солнце. Мороз покалывал щёки. Вчерашний снег стоптался в наледь. На рыночной площади дворники посыпали её песком, чтобы прохожие не поскальзывались. Но дальше от ратуши улицы становились более нечищеными, и приходилось, как птице, взмахивать руками, чтобы удержать равновесие, хвататься за стены или заборы. Дорогу я не запомнила, шла вчера за незнакомцем, не разобравшись куда и зачем. Хорошо, что у него не было дурных помыслов. После нескольких часов блужданий, за которые я успела обойти весь город, впереди показалась крыша с приметным коньком. Сверкнули на солнце белые стены. Медвяным золотом отливали слюдяные окна в распахнутых резных ставнях. Что ж, была не была!

Я постучала в полукруглую дверь. На пороге показался смотритель-звероуст в белом с синими узорами балахоне. Я прошла к широкому письменному столу. На нём горкой лежали длинные узкие полоски бумаги для посланий. Тут же стояли чернильницы с гусиными перьями. В ряд были убраны кожаные чехлы. За отдельную плату смотритель предложил написать послание под диктовку либо отправить большое письмо кораблём до Гартленда, а оттуда почтовой каретой, но тогда оно уйдёт только через две недели. Слишком долго. Я взяла полоску и твёрдым почерком вывела, что всё хорошо и не надо нас искать. Как только мы добудем клыки вэса, вернёмся сами. Скатала в трубочку и запечатала в футляр. Смотритель проводил меня в голубятню, что ютилась под самой крышей. Вдоль стен на устланных соломой насестах сидели крупные почтовые сизари. Чистили перья, доклёвывали остатки зёрна, мелодично курлыкали.

Услышав адрес назначения, смотритель надолго задумался:

— Далеко же вас занесло! — и снял с насеста большую белую птицу. — Рюген самый надёжный, под сотню посланий за крыльями. Ни одного не потерял.

Я улыбнулась и кивнула. Смотритель привязал к лапке голубя футляр, шепнул адрес и выпустил птицу в открытое окно. Распахнув крылья, она взмыла в небо, превратилась в точку на горизонте и растворилась в бескрайней синеве. Я отблагодарила смотрителя и накинула пару монеток сверх обычной пошлины. Он проводил меня до двери, приглашая заходить ещё.

Из булочной пахло выпечкой. Я зашла погреться и отведала пирога с треской, который толстушка-кухарка только-только сняла с противня. Уже смеркалось. Пробирал холод. Ноги сами понесли обратно на постоялый двор.

Только в комнате до меня вдруг дошло: я написала совсем не то! Я должна была попросить помощи для Вейаса! Но возвращаться было уже поздно. Нужно попробовать ещё раз завтра. Незнакомец, конечно, обещал помочь, но вдруг он не? А что если я упустила время, и Вейас потерян безвозвратно?! От роящихся мыслей голова пухла и раскалывалась. Я зажгла лампу, схватила дневник и выплеснула всё на бумагу: вырывала листы, выкидывала, снова писала. Остановилась, лишь когда вышло что-то более-менее уравновешенное.

С тоски я пренебрегла советом незнакомца и спустилась в общий зал. Большое задымлённое помещение сплошь было заставлено широкими крепкими столами. За ними сидел разномастный люд: мастеровые в робах с нашитыми цеховыми знаками отличия, чиновники в грубых суконных штанах и жакетах с небрежно брошенными на спинки стульев куцыми плащами; купцы в отороченных дорогими мехами полушубках. Большинство, от стариков до молодёжи, небритые, с косматой порыжелой растительностью на щеках и подбородке. Точно, длиннобородые. Брадобреи у них, что ли, не в почёте? Или они так лица от мороза спасают?

Посетители чинно ели и пили в своё удовольствие. Пошлостей никто себе не позволял, видимо, хозяин строго следил за порядком. Только беседы велись в полный голос, да так, что говорящий всегда стремился перекричать шумную компанию за соседним столом.

Я подманила розовощёкую подавальщицу и спряталась в дальнем углу. Держать голову старалась высоко, взгляд не отводить, говорить уверенно. Я мужчина, мне нечего скрывать, я просто хочу поесть в тишине и одиночестве. Чтобы выглядеть солидней, я заказала фаршированный грибами свиной окорок и кружку эля, хотя слабо представляла, как в меня это влезет. Попросила побольше лука и чеснока, чтобы перебить въевшуюся в язык сладость от мёда туатов. Живот слишком быстро распёрло. Я отщипывала кусочки от необъятного окорока, задумчиво отправляла их в рот и запивала мелкими глотками эля. Хозяин всё-таки разводил его водой. Впрочем, так даже лучше.

Я тайком оглядывала посетителей. Похоже, сюда захаживали и демоны, только ауры их были скрыты и плохо различались в серой массе. Лишь бы не туаты.

— Если мы не нагоним девчонку здесь, то поедем обратно. Отмораживать задницу в Утгарде я не собираюсь! — донёсся обрывок разговора за соседним столом. — На кой мне умалишённая жена, которая в ледяную пустыню собралась? А вдруг от неё и дети такие же сумасшедшие будут?

Я ошарашенно повернула голову. Йорден сидел ко мне спиной. Я узнала его по пухлой фигуре и прилизанным каштановым волосам. Значит, беспокоившие меня ауры принадлежали вовсе не демонам, а Сумеречникам, ищейкам.

— По моим подсчётам мы отставали от них на две недели. Сомневаюсь, что они стали бы здесь так надолго задерживаться, — заговорил сидевший ко мне боком Дражен.

— К тому же их след затерялся на плато. Вполне вероятно, что они решили сразу в червоточину сигануть, самоубийцы, — усмехнулся третий, смуглый и худощавый. Он сидел ко мне другим боком и, опираясь локтями на стол, обнимал кружку с элем. — Можем возвращаться прямо сейчас. Совесть наша чиста и честь тоже.

Подойти и сознаться? Хотя спасать Вея они явно не станут. Наденут мне на голову мешок, перекинут через седло и без лишних разговоров домой повезут. Тогда брат точно пропадёт.

Я нащупала под рубашкой подаренный Петрасом амулет. Он должен укрыть от ищеек. Пережду, пока не уйдут спать, а там, глядишь, и вовсе про меня забудут.

— Нет, они не настолько глупы, чтобы соваться в Утгард без припасов и подготовки, — высказался четвёртый спутник. Его лицо скрывалось в тени, но я ощущала на себе его пронизывающий взгляд. Придвинула окорок и согнулась низко над столом, пытаясь спрятаться. — Нужно хотя бы осмотреться. Может, мы столкнёмся с ними за соседним столом.

— Кто позволял дворняге раскрыть рот? — оборвал его Йорден и стукнул кружкой по столешнице. — Без тебя разберёмся.

Дражен и чернявый кивнули. Таинственный «дворняга» задвинулся глубже в тень. Пронесло. А чего я переживаю? Ищейки настолько близоруки, что дальше своего носа не видят. Я подошла к ним и протянула кружку.

— За счастливое возвращение, — ищейки удивлённо глянули на меня. — Я рядом сидел — услышал разговор. Дай, думаю, присоединюсь.

Я поставила свой стул между Йорденом и Драженом. Узнают или нет? А стол-то у них небогатый и кружки пустые. Видно, поиздержались в погоне за «умалишённой девкой». Я снисходительно улыбнулась и подозвала подавальщицу:

— Эля всем, угощаю!

Ищейки приободрились и охотно закивали. Только Йорден смотрел хмуро. Неужели, признал? Не может быть! С короткой причёской лицо у меня совсем другое, и мужская одежда должна сбить с толку.

Стоп!

Что я вообще делаю в их компании?!

— Кто ты такой? — подозрительно спросил Йорден. У него что, гордость ущемило? Не он теперь пиром заправляет, а я?

— Такой же усталый путник, как и вы. Скучаю тут один, — я старалась говорить уверенно и смеялась, как пьяная. — А вы балагурите, вздорите — весело. Не примете в компанию?

Подавальщица налила всем эля, и я чокнулась с кружкой, которая стояла рядом с моим горе-женишком.

— За дружбу, м? Крепкую и нерушимую, до смертного костра и даже после?

— За дружбу! — хором воскликнули остальные и обмакнули губы в хмельную пену.

Йорден сверлил меня негодующим взглядом:

— Как ты догадался, что мы Сумеречники, и откуда знаешь наши клятвы?

Простолюдины признавали в нас с братом Сумеречников с первого взгляда, не думаю, что с ищейками происходило иначе. А клятвы не тайна. Странность тут только одна: я не боюсь их пуще демонов, как остальные простолюдины, хотя у меня даже больше поводов опасаться.

— Мой дед когда-то прислуживал на пиру у знатных Сумеречников, правда-правда, и всё про вас выболтал, и про клятвы, и про демонов, — я пьяно сощурилась. — Вот и я хочу с вами посидеть, чтобы внукам было про что в старости рассказать.

— Не строй из себя зануду, Йорден, — поддержал меня Дражен. — Он ведь платит.

Мой женишок нехотя поднял кружку, ударил об мою и залил в себя весь эль одним залпом. Дальше пошло лучше. Ищейки развеселились, выкрикивали тосты, травили байки.

— Так откуда вы, ребят? — усыпив их бдительность, поинтересовалась я. — Издалека?

— Из Белоземья, — заговорил тот самый «дворняга».

Почему-то его голос казался мне знакомым. Протянул свою нетронутую кружку Йордену и забрал пустую. На свету удалось его разглядеть. Не старше остальных, но здоровенный, в плечах косая сажень, головы на полторы меня выше, светлые волосы короткие и жёсткие, как копна соломы, на щеках щетина. А ручищи-то! Огромные, мозолистые, как будто только от сохи. Это же тот косолапый слуга, которого Йорден поколачивал в замке за наши с Веем шалости! Разве он похож на жалкую дворовую шавку? Нет, это медведь, который иногда притворяется ручным, но на самом деле дикий и злой, как тот, что напал на меня в кундском лесу. Того и гляди — задерёт!

— Мастер беглую невесту разыскивает. Отец с него три шкуры снимет, если тот не вернёт сумасбродку. А он даже как она выглядит не помнит.

— Какого демона ты это рассказываешь? — Йорден подскочил и занёс руку для затрещины, но вдруг замер и плюхнулся обратно на стул, бездумно глядя вдаль.

Слуга поднял на меня глаза цвета ледяной стали. Его взгляд — цепкий, проникающий вглубь сокровенных мыслей, к которым и себя-то не допускаешь, завораживал. Сколько я раз видела такой у отца! Телепат, он меня читает! Это он внушил мне подойти к их столу, а может, даже спуститься в зал, как внушил Йордену сидеть тихо! Я вскочила и попыталась уйти, но слуга схватил меня за руку.

— Может, вы нам поможете? — его улыбка походила на оскал. — Она такая невысокая, тощая, белобрысая. Прямо как вы. Не видели?

Огромная ладонь надавила на лоб. От резкой боли вышибло дух. Свет померк. Я глотала ртом воздух и изо всех сил старалась не упасть. Амулет на груди раскалился и жёг кожу. Он не выдержит такого воздействия. Демоны, я не выдержу раньше! Ноги уже подкашивались.

Меня отдёрнули в сторону. Телепатическая связь оборвалась, мир обрёл чёткие контуры, и я смогла дышать полной грудью.

— Оставьте его! Он со мной, — рыкнул мой вчерашний незнакомец.

Я ухватилась за подставленную руку как за спасительную соломинку. Глаза слуги расширились, как от удивления или страха. Лицо исказила гримаса ненависти, дрожащие пальцы потянулись к обмотанной грубой кожей рукояти меча, который висел у него на поясе. Он собрался драться с нами при всём честном народе?!

Тут вмешался Йорден.

— Сядь! — приказал он. — Чего к голубкам привязался? Не хватало нам ещё драки. Пускай платят и проваливают, извращенцы демоновы!

Слуга вернулся на своё место, не отрывая от нас напряжённого взгляда. Незнакомец сорвал с пояса кошель и швырнул Йордену. Лёгкий кивок, прикосновение к полям шляпы, издёвка в притворно почтительной улыбке. Йорден ничего не заметил, пересчитывая монеты.

«Берегись! — Вейас?! Нет, этот шепчущий в голове голос был другим — стальным, и ощущения тоже — морозными. Снова слуга. Где я могла его слышать? — Не от тех ты бежишь, принцессочка».

Незнакомец подтолкнул меня к моему столу и отодвинул стул, вырвав из тенёт чужой телепатии. Навалились страх и усталость. Захотелось сжаться в комочек, спрятаться на груди у этого доброго человека и расплакаться. Но присутствующие бы не поняли, уже считали нас… смешно сказать, любовниками-голубками. Оборачивались, шептались.

— Спасибо! Спасибо огромное, вы мой спаситель! Деньги я верну обязательно, как только освобожу брата, — затараторила я.

Незнакомец занял место напротив:

— Ерунда — забудьте! Это ваше? — он кивнул на остывший окорок. — Можно? Я весь день на ногах — маковой росинки с утра во рту не было.

— Да, конечно, это меньшее, чем я могу вас отблагодарить. Так какими судьбами?

— Хотел поужинать. Услышал шум — вижу вы, бледная, трясётесь, а этот здоровяк словно демон к вам присосался. Вот я и решил, раз вас однажды уже спас, обязан защищать и дальше, — отвечал он, с аппетитом обгладывая свиную ногу. — Тот самый жених? Теперь я понимаю, почему вы сбежали.

— Его слуга меня гипнотизировал! Вот уж кого действительно стоит опасаться.

— Не более, чем маленькая неприятность. Если вы только захотите, ни он, ни другие вас не тронут.

А он умеет успокаивать! Я набралась наглости и выпалила:

— Вы уже придумали, как помочь моему брату?

Незнакомец на мгновение перестал жевать и замялся:

— Честно, времени не было. Семейные дела улаживал, сам устраивался — тоже только вчера приехал. Ну и… простите.

— Это вы простите. Я не должна перекладывать свои проблемы на ваши плечи. Вы и так сделали для меня больше, чем кто-либо за всю жизнь.

— Только обнимать-целовать не стоит: от вас чесноком несёт знатно, — пошутил он, пытаясь приободрить.

Как ни удивительно, удалось. Я поставила локти на стол и, уложив подбородок на ладони, любовалась его лицом, каждой даже самой мелкой благородной чёрточкой. Жаль, что я не бард-рунопевец и не умею ладно складывать слова, чтобы запечатлеть эту красоту в своём дневнике, хотя уверена, ни одна даже самая искусная баллада не сможет передать глубину этих тёмных глаз, чувственность губ, теплоту шелковистого баритона, изящество длинных пальцев.

Мы ещё немного посидели, лениво болтая о пустяках.

— Уйдём отсюда? — предложил незнакомец, покончив с окороком.

Я кивнула, глядя на пустеющие столы. Ищеек уже не было. Надеюсь, они завтра же отправятся домой!

Мы прогулялись вдоль пустынных улиц погружённого в сонный мрак города. Было прохладно, но я согревалась одним присутствием друга. Показала ему холмы, под которыми таился дворец туатов, места, где я видела белый и чёрный пути внутрь. Мы осмотрели всё вокруг, поковыряли палками стылую землю, но следов потайных механизмов не обнаружили.

— Похоже, во дворец так просто не попасть, особенно если ты не туат. Придётся выманивать их оттуда. Нужно подготовиться, — излагал свои соображения незнакомец, когда мы двинулись прочь от холмов к морю.

Мы обошли город по краю, пока не уткнулись в высокую гряду утёсов. Незнакомец указывал путь. Держась за его твёрдую руку, я не боялась поскользнуться и упасть, не боялась, что он заведёт меня в пропасть. Я верила ему. На вершине самого высокого утёса мы остановились. Незнакомец закрыл мне глаза руками и подвёл к краю. Чувствовалось, что носки сапог не касаются земли. Внизу слышался плеск волн, врезающихся в скалы. Прохлада оседала на лице. Ноздри щекотал тонкий солоноватый запах.

— Не бойся и расставь руки в стороны — я держу, — обдал теплотой шёпот у самого уха.

Я послушалась. Его ладони соскользнули с глаз и обхватили талию. Я затаила дыхание от восторга. Внизу у моих ног морщинился тёмный бархат. Белым золотом стелилась лунная дорога, мелкими бисеринками отражались звёзды. Серебристая дымка наползала на скалы и укутывала нас полупрозрачной вуалью. Невероятно, волшебно! Оно действительно такое, как рассказывают моряки. Один раз взглянешь — и влюбишься навсегда. Я обнимала весь этот бескрайний водный простор руками, насколько можно было окинуть взглядом. В груди теснилось жаркое томление, не оставляя места даже для вздоха.

Зло взвыл ветер и ударил в лицо холодным порывом. Я поёжилась. Незнакомец прижал меня к себе и укрыл меховым плащом нас обоих.

— Нравится? — он свесил голову мне через плечо.

Я развернулась к нему лицом, встала на цыпочки и обвила руками его шею.

— Чеснок? — спросила я, утопая в бездонных глазах, так похожих на морскую пучину за спиной.

— К туатам! — рассмеялся он, крепко обнял и поцеловал сам.

Это было… слаще верескового мёда. Нет, сладким оно не было вовсе. Было необыкновенным, сметающим чувства и мысли, мечтой, что грезилась так долго. Голова кружилась, тело становилось невесомым и неслось, подхваченное бурливым потоком, навстречу неизведанному.

Неужели это со мной наяву? Я всхлипнула, и трепетное мгновение истаяло, как серебристая дымка.

— Светает, — незнакомец кивнул на пламенеющие в первых лучах солнца горы. — Пора возвращаться.

— Мы вернёмся сюда завтра? — жалко было расставаться с чувственным пленом его объятий.

— Нет, завтра будет буря, — ответил незнакомец, поглаживая большим пальцем мои губы.

— Но небо такое ясное.

Мир вокруг затапливал нежный, но всё же холодный сиренево-лиловый свет.

— Поверь мне, — тёплое дыхание снова защекотало ухо, губы едва уловимо коснулись мочки. — Будет буря.

Я засмеялась.

***

Возвращаться вновь пришлось под утро. Асгрим застыл на пороге тронного зала. Свет магического кристалла слепил, в напитанном цветочными ароматами воздухе витало напряжение. Эйтайни мерила шагами комнату и оглядывалась по сторонам, словно затравленная волчица. Король с трона созерцал пустоту перед собой. Рядом стоял Шейс и мрачно изучал узоры на каменном полу. Ворожбой, что ли, на старости лет решил заняться?

— Я уже не надеялась, — принцесса надвинулась на Асгрима, сердито скрестив руки на груди, и заглянула за спину: — Шейс был на кладбище. Покров сорван, все печати сломаны, склепы пусты. Это ты, дубина, вывел чужака к спящим!

Асгрим горестно вздохнул. Конечно, проще сидеть во дворце и ничего не делать, чем выйти, совершить ошибку и… Дурень безголовый!

— И теперь ты хочешь сказать, что не смог найти одну сопливую девчонку? — отчитывала Эйтайни.

— Нет, я её нашёл довольно легко. Только...

— Только ты снова её пожалел и отпустил?! — негодовала принцесса, не позволяя договорить.

— Поверь, сейчас я бы с удовольствием спеленал её и притащил сюда, не слушая никаких возражений. Только чужак нашёл её первым и не подпустил к ней ни на сажень.

Эйтайни с Шейсом поражённо вытаращились. Взгляд короля обрёл ясность, фиалковые, как у дочери, глаза осматривали Асгрима с ног до головы.

— Он к ней уже привязался? — голос Ниама отдавался гулким эхом в высоких каменных сводах.

— Втёрся в доверие — это уж точно, — Асгрим передёрнул плечами и отвёл глаза. Не выдержал, струсил.

Король отгородился созерцанием пустоты. Вместо него с очередной порцией упрёков накинулась Эйтайни:

— Ты позволил ей уйти с чужаком? Почему не напал? Может, это бы спугнуло его… или её, если он не успел окончательно её одурманить.

— Я бы просто погиб без толку, даже вас не предупредил.

— Ну и что! Трус несчастный! Свои ошибки нужно исправлять кровью!

— Мои ошибки?! Не я притащил её сюда, не я натравил на неё собственного брата, не я сделал её уязвимой перед этой тварью!

— Ты хочешь сказать, что это моя вина?!

— Я ничего не хочу сказать. Если бы Шейс и его воины сразу отправились искать корову...

— Эй, только меня сюда не приплетайте! — подал испуганный голос Шейс.

— Если бы ты внимательней относился к моим приказам!

— Если бы ты думала не только о себе!

— Хватит! — рявкнул Ниам. — Если кто тут и виноват, так это я, потому что не могу заставить слушать себя ни своих поданных, ни приёмного сына, ни даже родную дочь. Мои предшественники в лесу уже волками воют от стыда.

Все трое молча уставились в пол. Лучше бы Эйтайни продолжала поносить его последними словами, чем слышать разочарование и отчаяние из уст короля.

— Забудьте о том, что было раньше. Сейчас надо решать, что делать дальше, — продолжил Ниам. — Шейс, объявляй общий сбор — нападём первыми. Если будем ждать, враги наберутся сил и сожрут нас, как саранча посевы длиннобородых. Асгрим, сколько их было в склепах?

— Тридцать два. Если с чужаком — тридцать три.

— И число-то под стать, — задумчиво кивнул Ниам. — С темнотой снова пойдёшь в разведку. Выяснишь, где у них логово. Эйтайни, предупреди своего Сумеречника. Всё-таки он лучше нас приспособлен сражаться с этими тварями.

— Он ослаблен приворотом. Он не сможет сражаться даже вполсилы! — замотала головой принцесса.

— Так расколдуй его! Понадобится вся помощь, которую мы можем получить, иначе — смерть, — в последний раз попытался увещевать её король.

— Нет-нет-нет! Никогда! — выкрикнула Эйтайни и убежала из зала в слезах.

Ниам перевёл усталый взгляд на мужчин. Асгрим с Шейсом выпрямили спины, кивками отдали честь и ушли исполнять поручения.

***

На следующий день действительно была буря. Ветер завывал, бросал в окна пригоршни снега, ярился огромными вихрями, застилал воздух белой пеленой. Я проспала часов пять-шесть, а когда проснулась, уже смеркалось. Стало темно и жутко. Только я оделась и умылась, как в дверь постучали.

— Не заперто.

На пороге стоял незнакомец с букетом алых роз, укутанных в белую материю.

— Ух ты, откуда?

— Богатый купец выращивает в своей оранжерее. Они круглый год цветут. Тут недалеко.

— Должно быть, это очень дорого.

Я взяла цветы и освободила их от ткани. Палец наскочил на острый шип. Незнакомец подхватил мою ладонь и приложил к губам, слизывая выступившую кровь.

— Я такая неловкая.

— Не страшно, — улыбнулся он, и все тревоги сразу забылись.

Мы поставили букет в кувшин с водой. Позвонив в колокольчик, который оставляли на прикроватной тумбе, я вызвала мальчика-слугу и попросила растопить камин. Уютно затрещали смолистые дрова, пламя играло тенями, ноздри щипал горьковатый дым. На душе потеплело. Мы уселись у огня и завернулись в шерстяной плед. По совету незнакомца попросили на ужин диковинное кушанье из размоченной сушёной трески со ржаным хлебом, гороховым пюре, козьим сыром и горчичным соусом с добавлением можжевельника. Пахло это блюдо… остро, я бы даже сказала, воняло, как крысиный яд. Попробовать было брезгливо и боязно, но наблюдая, с каким аппетитом уплетает бледную массу незнакомец, я всё же отломила кусочек. Странный вкус и ещё более странное послевкусие. Даже слов толком не находилось, чтобы описать. Но не стошнило. Захотелось съесть ещё.

— Необычно, — похвалила я, наконец распробовав.

— Тает во рту, даже сам не ожидал, — кивнул незнакомец. — Люблю пробовать новое, особенно в новых местах. Это, пожалуй, одна из самых приятных сторон дальних странствий.

— Вы много путешествуете?

— Случается, — он заговорщически подмигнул мне. Интригует!

К десерту он уговорил мальчика-слугу принести блинчиков с голубичным вареньем и подогретого вина с приправами. Не знала, что тут подают такие изыски. Слуга, судя по обескураженному виду, тоже не знал, но после того, как мой гость перекинулся с хозяином парой слов, всё доставили в лучшем виде. С какой же лёгкостью он добивается всего, чего только ни пожелает!

Вино горчило пряной терпкостью. Его вкус как нельзя кстати подходил к ненастью за окном.

— Нечестно, что вам известно обо мне всё, а я даже вашего имени не знаю, — я надула губы в притворной обиде.

Он покачал головой:

— Знание убивает загадку. Без неё я растеряю весь свой шарм, и вам станет скучно.

— Нет, что вы, вы никогда мне не наскучите! — горячо заверила.

— Ладно, но только если мы перейдём на «ты». Высокосветский этикет приелся, не находите?

Я с охотой кивнула.

— Моё имя Найт, Найт Кроулерс. Моё родовое поместье расположено в Эльбани. Это маленькое графство между Норикией и Сальвани. У нас даже постоянного гарнизона Сумеречников нет. Скучные плоские равнины, заливные луга вдоль пойм поспешающих к океану рек, поросшие изумрудным дягилем берега болот. Ммм, ещё у нас нет этой дурацкой полугодовой мглы, а солнце придаёт коже красавиц сладкий, золотисто-медовый оттенок.

Я восхищённо выдохнула, представляя тенистые низовья болот, запахи луговых трав и ласку знойного южного солнца.

— Ещё у нас выращивают лучших в Мидгарде мулов. Одним словом, совершенно ничего интересного, — продолжал говорить Найт, пока я тонула в рождённых его голосом грёзах. — Нас совсем задавили податями — Норикийский король и ваш орден. Поэтому моей семье пришлось забыть о гордости аристократов и заняться немыслимым делом — торговлей. Нам принадлежит несколько бумажных и ткацких мануфактур. Чтобы найти хороших поставщиков сырья и раздобыть кое-какие ремесленные секреты, мне выпало постранствовать по миру. Недавно мы приобрели верфь в большом портовом городе. Со строительным лесом у нас, прямо скажем, беда, поэтому я отправился сюда за корабельными соснами. Южные отроги Утгарда ими очень богаты. Ну что, скука смертная?

— Вовсе нет, — заверила я. — Хочу знать о тебе всё!

Найт улыбнулся и продолжил рассказывать. Я заворожённо слушала. Порой детали ускользали, когда речь заходила о таких сложных вещах, как устройство бумажной мельницы и ткацкого станка или о том, чем фок-мачта отличается от грот-мачты. Но мне нравилось, как голос Найта то возвышался, стоило заговорить о чём-то волнительном, то опускался до вкрадчивого шёпота, когда дело касалось ремесленных и торговых секретов. Я смеялась его шуткам, даже тем, которые вызывали недоумение. Кивала и соглашалась, просила продолжать, когда видела, что он ждёт поощрения.

Никогда не понимала, почему другие девушки так себя ведут, а теперь вот сама заглядывала в рот, жеманничала и флиртовала. Как будто влюбилась по уши, до беспамятства, до безумного блеска в глазах и не сходящей с губ глупой улыбки. Восхищалась им, таким обходительным и серьёзным. Сколько он всего знает! И занимается чем-то полезным для всех, а не обманывает и обирает людей до нитки, чтобы потом на пирах в замке лапать грудастых служанок и изменять своим жёнам.

Пока мы болтали, Найт ни разу не попытался преодолеть расстояние между нами. Почувствовав уверенность, я сама обняла его за плечи и приложилась щекой к груди. Сердце билось ровно и тихо. Убаюкивало. Дыхание щекотало макушку. Указательный палец Найта скользнул по моим приоткрытым губам, стёр прокатившуюся по щеке слезинку. Мой всхлип потонул в поцелуе, коротком и манящем своей невинностью. Ещё один. Губы нежно коснулись шеи возле уха. По телу понёсся тугой вал, грозя погрести под собой. Стало страшно.

— Ты спасёшь моего брата? — спросила я, пытаясь вырваться из забытья, но продолжала тонуть в тёмных омутах глаз.

— Холмовым шавкам не поздоровится — обещаю.

Дрова в камине прогорели, и сделалось зябко. В окно уже стучались рассветные лучи. Пообещав вернуться после заката, Найт ушёл. Я черкнула пару строк в дневник и улеглась отсыпаться. Странный у меня распорядок стал, как у ночного демона.

К вечеру вьюга стихла, но намело знатно. Хозяин пожаловался, что его старшего сына, который принадлежал к артели лесорубов, в зимовье в Утгарде занесло по самую крышу. Отец очень переживал, сможет ли юноша откопаться до того, как закончатся припасы. Тяжело людям тут приходится. Зато сплочённо народ живёт, друг за друга горой. Хозяину всего четверть часа понадобилась, чтобы собрать отряд на выручку, а у нас бы только о себе и своём благополучии пеклись.

Найт пришёл немного позже обещанного. Когда он появился на пороге, бросилась к нему в объятья. Нельзя вешаться мужчине на шею, но устоять не получалось. Как же хорошо!

Я запахнулась в меховой плащ, и мы отправились гулять. Брели через весь город по узкой прочищенной тропке, по бокам которой громоздились сугробы по пояс. Найт встал впереди и протаптывал мне дорогу. Дома занесло по самые окна. Огоньки свечей и лампад в них постепенно гасли, закрывались ставни. Темнота правила облачной ночью безраздельно, лишь скрипучий снег под ногами да иней на стрехах и деревьях выделялся серыми разводами.

Остановились мы возле обрамлённого высокими елями озерца, заледенелого и круглого, как блюдце. Найт достал из сумки несколько крупных костей с отверстиями, через которые были продеты кожаные ремешки. Я села на поваленное бревно. Найт привязал кости к подошвам моих сапог, а потом и к собственной обуви. Я слышала: люди скользят на этих штуках, кажется, коньках, по льду, кружатся, почти танцуют, иногда даже в цепочку выстраиваются, хватаясь друг за друга, и катятся так, пока не упадут.

— Лёд уже толстый — выдержит, — подбодрил Найт, спустившись с заснеженного берега, и протянул мне руку. — Не бойся, я тебя удержу.

Я слабо улыбнулась. Он-то удержит, а вот я обязательно грохнусь и растеряю всю свою грацию. Впрочем, было бы что терять. Я съехала вниз на коленях. Найт помог подняться и придерживал за руки. Шаг, ещё шаг — ноги едва не разъехались.

— Выдохни и перестань трусить, — Найт потянул за собой.

Я постоянно теряла равновесие, и ему приходилось ловить меня за мгновение до падения, но потом стало лучше. Освоившись, я отпустила локоть Найта и, взмахивая руками, проехалась сама. Получилось! Я разогналась и… налетела на бугор. Ноги взмыли в воздух, но прежде чем я распласталась на льду, надёжные руки подхватили меня.

— Я же сказал: удержу! — усмехнулся Найт.

Мы снова закружились вместе. Воображение рисовало чарующие картины: мы в большом бальном зале с натёртыми до блеска паркетными полами, россыпью радужных бликов горят хрустальные люстры, музыка ночи завораживает нежностью и трепетом. Чувственность выходит за навязанные воспитанием рамки. Впереди манит неизведанное, запретное, что сделает мою предыдущую жизнь неважной, дух парит над серой обыденностью, страхами и печалью, разум врывается в запредельный мир, о существовании которого я и не знала.

Найт поскользнулся и упал, потянув меня за собой. Я опустилась сверху. Его руки легли на мою талию. Ночная тишь зазвенела искристым смехом, моим и Найта.

— Выходи за меня! — сквозь хмельное веселье донёсся его обволакивающий голос.

Я вздрогнула.

— Но ведь мы знаем друг друга всего несколько дней.

— А кажется, что целую вечность, — он приложил к губам прядку моих волос.

— Да, — сдавленно выдохнула я. Сопротивление отступало. Хотелось, нестерпимо хотелось сказать то самое важное второе «да».

Палец коснулся моей щеки, очертил контур губ.

— Я всегда искал такую, как ты: добрую, светлую, ласковую. С печальной и самой тёплой улыбкой, от которой растает даже камень. С глазами ярче звёзд на ночном небе, когда празднуют Ламмас. Со станом тоньше камыша, что поёт на ветру у озёр.

— Захвалишь, — засмеялась я, целуя его руку.

Найт отстранился и заговорил как никогда серьёзно:

— Я боюсь, что если упущу тебя сейчас, то не найду больше. Тогда всё, чего я добился, не будет иметь значения, потому что рядом не будет тебя, чтобы всё это разделить. Скоро я возвращаюсь домой. Ты поедешь со мной в Эльбани?

— Но мой брат...

— Мы сквитаемся с туатами до отъезда, обещаю!

Я сдалась. Запечатала его уста своими, до бесконечности твердя в голове беззвучное «Да!» Без Найта и моя жизнь больше не имеет смысла. Отныне мы неразлучны, одно целое. Это правильно, именно этого я искала, именного этого хотела больше всего на свете. Близости. Второй половины. Родной души, которая, кажется, вернулась ко мне из прошлого воплощения, переплыла за мной Сумеречную реку. Ведь как иначе объяснить так стремительно пробудившуюся в нас любовь?

Мы сняли коньки и вернулись к городу. Стало холодно, злой ветер толкал в спину. Я озябла. Обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Чихнула. Тяжко, дорога расплывалась перед глазами. Мир окунулся в серую вязкость апатии. Голова закружилась, ноги подвели и...

— Милая, что с тобой? — полнился заботой голос Найта. Я с трудом разлепила веки. — Почему ты не предупредила, что замёрзла?

Не знаю… До этого я чувствовала себя прекрасно. А сейчас… будто горло изнутри ножом располосовали, а на голову надели железный шлем, как для турниров.

— Я отнесу тебя к себе, — Найт подхватил меня на руки. — Там тебя живо вылечат.

— Но… — выдавила я из последних сил.

— Не бойся, я не заставлю тебя делать то, чего ты не пожелаешь. Верь мне.

И я поверила, ведь так хотелось верить. Раскалённое добела марево захватило меня.