Глава 12. Под вересковыми холмами

1527 г. от заселения Мидгарда, подножье Спасительного хребта, Лапия

Земля дрожала, словно по ней нёсся прорвавший плотину поток, грохот давил на уши. Забыв об усталости, мы выбежали на опушку ельника, который скрывал выход из пещеры. Внизу расстилалась длинная лощина. Лысая, лишь на противоположном склоне виднелся кустарник, а за ним сотни светляков. Да это же глаза! Я зажмурилась. Воздух искрил от льдисто-голубых демонических аур. На дне лощины мелькнул фиолетовый всполох.

— Это нашествие! — зашептала я.

— Они обойдут, — Вейас очертил рукой направление их движения и указал в сторону лощины, как раз туда, где я заметила таинственный всполох.

— Там кто-то есть. Он не видит демонов из низины. Мы должны ему помочь!

— Мы не успеем, только сами пропадём! — отговаривал Вейас, но я не слушала. Не могла бросить попавшего в беду. Спасать людей от демонов — долг Сумеречников.

— Ты хотел, чтобы я вдохновляла тебя на подвиги. Но если боишься, оставайся.

Я побежала к лошадям.

— Дура! — брат поспешил следом. На то и был расчёт.

Через мгновение мы уже мчали в лощину по крутому склону. Копыта гулко ударялись о стылую землю, ветер свистел в ушах, сердце трепетало в предвкушении опасности.

— Там, — я махнула рукой в сторону ауры.

Ниже, на самом дне, чуть левее от нас. Умолчала, что она была подозрительной. Не время сейчас думать — лавина демонов уже показалась на вершине противоположного склона. Они походили на коренастых северных лошадей, разве что крупнее немного. Шерсть их была очень длинной, как у медведей, а морды косматыми со светящимися жёлтыми глазами навыкате. Мощные, вдове больше лошадиных, копыта сотрясали землю.

Вейас вжал пятки в конские бока, метнулся к сидевшей у костерка фигуре и что-то выкрикнул. Из-за топота я не расслышала. Брат перекинул незнакомца через холку своего коня и поспешил прочь. Я обернулась. Глаза с вертикальными полосками зрачков завораживали. Демоны хрипели и фырчали. Ноги несли их в общем порыве, который поглощал все стремления отдельных особей, единая стихия, что сметает всё на своём пути. Если заступить им дорогу, поди, и мокрого места от тебя не останется.

Я замешкалась, но моя лошадь сама припустила за собратом так быстро, что меня чуть не сдуло. Я прижалась к шее и вцепилась в гриву. Только бы не упасть! На такой скорости кости не соберу. Лошадь Вейаса скрылась за деревьями. Моя испуганно заржала и наподдала ещё быстрее. Хорошо хоть вверх, а не вниз, а то бы мы кубарем покатились по склону. Несколько сумасшедших скачков, и мы тоже укрылись в роще. Лошадь перешла в рысь и замерла возле запыхавшегося собрата. Я скатилась на землю. От напряжения ноги тряслись и немели, я едва не рухнула. Брат спешился и вместе с незнакомцем наблюдал, как по лощине несётся табун. В свете выбравшейся из-за туч луны виднелись лишь силуэты. Удалялись, удалялись, пока и вовсе не исчезли.

Мы одновременно выдохнули.

— Рано в этом году ненниры объявились. Зима, наверное, будет лютой, — зазвенел мелодичный женский голосок.

Девушка?! Что она делала ночью так далеко от города? Я прищурилась и ощутила её слабенькую, прикрытую дымчатой пеленой, ауру.

«Вейас, это демон!» — мысленно позвала я и выхватила меч.

Незнакомка застыла, словно не верила, что я осмелюсь ударить. Тем лучше. Я замахнулась, но как только мелодичный голос зазвучал вновь, рука предательски дрогнула:

— Я Эйтайни, дочь Ниама Мудрого, короля туатов, — незнакомка поклонилась в пояс. — Благодарю за спасение, господа Сумеречники. У нас с вами мир.

«Убери меч», — строго приказал Вей.

Я поморщилась, но подчинилась. Слышала что-то про этих туатов, да и не похоже, чтобы она врала.

— Давайте найдём безопасное место для ночлега и разведём костёр, а потом уже будем разбираться, что к чему, — скомандовал брат и потянул за собой взмыленных лошадей.

Мы с Эйтайни побрели следом. Я украдкой бросала на неё любопытные взгляды, она отвечала тем же, а потом мы обе отворачивались и делали вид, что ничего не заметили. Туата была невысокой, ниже меня на полголовы, в плаще с длинным капюшоном, надвинутым на самое лицо.

Огороженная густым ельником поляна нашлась довольно скоро — и от ветра защита, и ненниры вряд ли попрут на деревья. Я собрала хворост, Вейас притащил несколько сухих сосёнок и порубил на дрова. Эйтайни распалила костёр одним взмахом руки, пока мы сооружали навес из еловых лап. Втроём расселись по брёвнам, приваленным у кострища. Я грела руки у огня, Вейас коптил насаженный на прут кусок хлеба. Любил поджаренное до горелой корочки. Эйтайни разглядывала нас и чего-то ждала.

— Не хотите угоститься? — Вейас протянул ей свёрток с хлебом, солониной и луком.

Туата соизволила снять капюшон, и мы разглядели её получше. Длинные тёмные волосы струились по плечам и прятались под плащом. Оттенок немного раскосых глаз в свете костра разобрать не получилось, зато пламя удачно подчеркнуло черты лица, мелкие, словно выточенные из камня искусным скульптором, тонкие изогнутые брови, аккуратный маленький нос, резко очерченный чувственный рот. Завораживающе красива, но не людской красотой.

— Я не ем человеческую пищу, — Эйтайни тряхнула выбившимися из-под плаща кудрями и улыбнулась, извиняясь: — Туаты едят только вересковый мёд, молоко и мясо наших чудесных коз и овец. И корни некоторых растений.

Я тихо хмыкнула. Конечно, куда нашей грубой пище до верескового мёда. Наверное, потому она такая приторная, что аж скулы сводит. Вейас вон как на неё заглядывается, даже хлеб спалил. Теперь там точно есть нечего, кроме углей.

— Как же быть? Ваши сородичи вряд ли простят нам, если вы останетесь голодной, — брат буквально источал елей.

Пускай сама коренья копает! В потёмках в мёрзлой земле. Так уж и быть, палку я ей для этого одолжу.

— Проводите меня в наш подземный дворец, — Эйтайни оценивающе прищурилась на меня, а потом просительно посмотрела на Вейаса. — Он недалеко, под грядой холмов за вашим поселением.

— Урсалией?

Эйтайни кивнула и положила руку Вейасу на колено. Я чуть не поперхнулась. Раздражение выплеснулось наружу:

— А как дочь короля оказалась одна ночью в дне пути от дворца?

Она будто специально подстроила, чтобы мы её спасли.

— Наследная принцесса, — Эйтайни попыталась взять меня за руку, но я отшатнулась. Она поняла свой промах и отодвинулась. — Я поругалась с отцом. Он приводил ко мне женихов, один другого нелепее. Я всем отказывала. Тогда отец рассвирепел и сказал, что если я не найду себе мужа до конца дня, то должна буду убраться с его глаз долгой. Вот я и ушла. Хотя, наверное, была неправа, раз едва не угодила под копыта ненниров в самом начале пути. Нужно вернуться и попросить прощения.

Я обняла руками колени и задумалась. Если бы я сдалась после первой трудности, то никогда сюда не добралась бы. Вернулась бы в Ильзар, вышла замуж за Йордена и умирала бы со скуки в его родовом замке в степях, опасаясь лишь смертельной порции яда на завтрак. Действует быстро и не оставляет следов. Нет уж, надо идти вперёд, как бы там ни было. Хотя иногда мне казалось, что, смирись я со своей участью, всем стало бы лучше.

— Почему молчишь? Где хоть капля сочувствия? — туата с вызовом смотрела мне в глаза. — Ты же должна понимать меня, как никто другой.

— Как ты догадалась? — спросила я упавшим голосом.

Она слишком хитрая, она заведёт нас в погибель.

— От тебя пахнет не как от мужчины, ты двигаешься и разговариваешь не как мужчина. Ты насторожилась, а мужчина попал бы под мои чары и успокоился, как твой брат.

Я снова потянулась за мечом, но Вейас упреждающе положил руку мне на плечо:

«Если мы причиним ей вред, то нарушим перемирие, которого орден добился с таким трудом».

Когда это он стал печься о делах ордена?

— Мы проводим вас, принцесса, это такая честь, — Вейас учтиво облобызал подставленную ручку.

Меня вот-вот стошнит!

— На мою сестру не обижайтесь. Она робеет в присутствии монарших особ, к тому же вы так легко разгадали её тайну.

Я не робею! Нет, бывает, конечно, но не перед вшивой демоницей!

Эйтайни одарила меня снисходительной улыбкой, от которой захотелось взвыть и залезть на дерево. Я принялась ворошить дрова в костре, чтобы разжечь опавшее пламя посильнее. Брат перешёптывался с Эйтайни, они о чём-то хихикали, а я чувствовала себя изолированной от них и от всего мира. Никогда так остро не ощущала своё одиночество.

— Что за тайну ты хотел мне открыть? До того как напали ненниры, — напомнила я о себе.

— Сейчас не место и не время, — вымучено ответил брат. — К тому же мы не одни.

— Мы могли бы отойти за деревья.

— Поздно уже. О таких вещах надо на свежую голову разговаривать, — брат смотрел куда угодно, только не на меня. Момент упущен. Жаль. — Ложись-ка лучше спать: завтра предстоит долгий переход.

Хочет избавиться от меня, чтобы продолжить миловаться с туатой? Что ж, не стану облегчать им жизнь.

Я упрямо ворошила головешки, подкидывала хворост и даже пару дровишек нашла.

Вспомнились отец и нянюшка. Дома, когда Вейас меня бросал, я всегда могла выплакаться у них. А здесь нет никого, кто бы встал на мою сторону. Именно поэтому хотелось вернуться, а не из-за опасностей и тягот долгого пути. Я бы всё вынесла, если бы рядом был кто-то близкий.

— Тебе стоит прилечь, — я вздрогнула, когда рука туаты опустилась мне на плечо. — Ты выглядишь измождённой.

Кожу на висках защекотало от мягкого прикосновения. Голова отяжелела. Я будто с высоты ухнула в тёмную бездну.

***

Лайсве осела на землю и погрузилась в колдовской сон. Вейас поднял сестру на руки.

— Не бойся, она не проснётся до утра, — Эйтайни заговорщически подмигнула.

Он отнёс Лайсве под навес и уложил на постель из еловых лапок, застеленную потрёпанным одеялом с десятком латок. Лайсве так тщательно за всем следила, даже когда в этом не было необходимости. Вейас подложил ей под голову сумку и укутал в дорожный плащ. В темноте едва удавалось различить черты её безмятежного лица. Такая нежная, чистая, она бы не поняла его чувств, испугалась, осудила. Он и сам себя осуждал. Это так больно — быть рядом и не мочь прикоснуться, высказать, что на сердце. Оттого Вейас и волочился за каждой встречной юбкой, но после плотских утех тоска только усиливалась, мучила нестерпимо. Проклятье близнецов — кажется, так оно называлось. Согрешившие любовники в следующей жизни рождались близнецами, чтобы томиться от невозможных чувств. Вейас не верил в глупые предрассудки, да и вряд ли Лайсве даже в прошлой жизни могла сотворить что-то плохое, а вот он был никчёмным с самого рождения. Нет, он не потревожит её покой, не замарает о свои нечестивые помыслы. Надо как-то себя унять.

С трудом вырвавшись из пленительного созерцания, Вейас поцеловал сестру в лоб и вернулся к костру. Эйтайни уже заняла место Лайсве и так же, как сестра до этого, грела руки над пламенем.

— Ты можешь меня вылечить?

Туата перевела на него по-кошачьи прищуренный взгляд.

— Смотря от какой болезни, и только за плату, — пожала она плечами. — Дар, полученный просто так, не ценится и работает плохо, но если ты отдашь мне что-то дорогое, то мои чары проникнут в твою душу и будут действовать до конца жизни.

Хорошо! Надо знать, на что идёшь, особенно если собираешься прыгать в тёмный омут. Впрочем, ему не привыкать. Вейас протянул руку:

— Я болен любовью к собственной сестре. Если ты излечишь меня, я отдам всё, что попросишь.

Она придвинулась совсем близко. Ноздри защекотал сладкий цветочный аромат. Он дурманил и кружил голову настолько, что сказанное доходило с трудом:

— О, это коварная и опасная болезнь. Излечить её можно лишь другой любовью.

Туата забралась к Вейасу на колени, провела ногтем по его шее, оставляя длинную царапину, и приложилась к ней губами. Сердце замерло, стало жарко, несмотря на ночные заморозки, боль пронзила тело, переросла в безумное желание. Туата оплела ногами спину Вейаса и зашептала завораживающим голосом:

— Отныне ты забудешь сестру. Любить будешь одну меня, дышать лишь мной. Моя воля станет твоей, мои желания твоими, мой народ твоим.

«Вейас», — зов Лайсве разрезал пелену наваждения. Прозрачной фигурой перед мысленным взором возник дорогой сердцу образ: печальные глаза и самая тёплая, самая искренняя улыбка. Он попытался вырваться, но было уже слишком поздно. Туата скрепила их договор поцелуем. Чертила пальцами на его лице колдовские знаки и заклинала:

— Отпусти её. Она уйдёт. Только я буду в твоём сердце, в твоих мыслях и даже в душе.

Он должен отпустить — так будет лучше для всех, особенно для Лайсве. Вейас притянул к себе Эйтайни и поцеловал с неистовством клокотавшей в крови страсти. Но видел лишь, как светлый образ развеялся по ветру. Стало пьяняще легко и раздольно. Они упали на землю и любили друг друга до первых лучей солнца.

***

Крепкий сон освежил и прибавил сил. Давненько я не проваливалась в тёмный омут без тревожных сновидений, даже не просыпалась от лесных шорохов через каждые несколько часов. Было уже позднее утро. Я сладко потянулась и встала. Брата рядом не оказалось. Припомнились вчерашние события, и сделалось не по себе.

Вейас нашёлся у затухшего костра. Дрых в обнимку с демонической мерзавкой, укутавшись плащом. Пахло от них лихорадочно-пьяными эмоциями, неправдоподобно счастливыми и удовлетворёнными. Хотелось пнуть обоих, но я не стала. Они только посмеются.

Стараясь не шуметь, я подобрала с земли котелок и направилась к ручью, что стекал с гор неподалёку. Пожухлые листья и трава, еловые и сосновые лапы — всё покрылось бахромой изморози. Воду стянуло тонкой коркой льда. Утреннее солнце ещё не успело её растопить — пришлось сбивать палкой и ждать, пока поднявшаяся со дна муть осядет. Я вымыла котелок и набрала воды почище. Идти обратно не хотелось. Не зная зачем, я принялась ковырять мёрзлую землю и срезать жёсткие заскорузлые корешки, мыла их в ручье, пока руки не свело от холода.

Когда я вернулась, брат с туатой ещё спали. Пришлось самой колоть дрова и разводить огонь, но я справилась. Ветер подхватил тлеющее в хворосте пламя и довершил дело. Я покромсала коренья в котёл и долго ждала, пока они размякнут и пустят соки, окрасив воду в желтовато-коричневый цвет. Вылила маслянистое варево в самую большую миску и ещё раз сходила к ручью за новой порцией воды, на которой приготовила обычную человеческую пищу — жидкую похлёбку из остатков овса с чечевицей.

Лошади выели полянку, на которой мы навязали их пастись вчера, и подзывали меня нетерпеливым ржанием. Я напоила их и перевела на новое место.

Близился залитый тусклым умирающим солнцем полдень. Зимнее светлое время пролетало почти незаметно — несколько часов, и уже сумерки.

Я растолкала лежебок и вручила им по миске с едой.

— А ты молодец! — улыбнулась Эйтайни, принюхиваясь к вареву. — Неужто в кухари набиваешься?

Захотелось отобрать миску и надеть паршивке на голову. Может, тогда её волосы перестанут быть такими пышными и блестящими, а наглые фиалковые глаза — презрительно щуриться в мою сторону. Я надеялась, что брат заступится, но он вместо этого одной рукой поглаживал увитые татуировками пальцы Эйтайни, а второй черпал похлёбку, вооружившись деревянной ложкой. Смотрел лишь на туату, а она на меня. От этого я даже самой себе казалась жалкой. Махнула на них рукой и, забившись в угол под навесом, завтракала в одиночестве.

Вскоре мы собрались и двинулись в путь. Вейас ехал впереди с Эйтайни за спиной. Туата слишком крепко обнимала его за талию и шептала на ухо, он смеялся. Сзади я ничего не слышала, а подъезжать сбоку и видеть, как меня игнорируют, не хотелось. Я понуро перебирала тёмные пряди густой лошадиной гривы и бездумно глазела по сторонам.

Наступала зима. Небо разжижалось и нависало над самой головой, давило на плечи. Ледяной ветер пронизывал до костей. Посерела трава на промёрзлой до основания земле. Зябко скрючились сучья деревьев, ощетинились ежовыми иглами кусты с похожими на капли крови подмороженными ягодами. Я не удержалась и сорвала парочку. Покрутила в руке и спрятала за пазуху.

Вскоре багряным стал весь мир, утопая в лучах заходящего солнца. Кровавые сумерки сменились ночной мглой. Лишь луна и звёзды освещали путь. На севере они выглядели ярче, чем у нас дома, особенно наконечник стрелы Охотника, Северная звезда. Она мерцала и переливалась впереди. Звала.

Эйтайни уговорила нас не останавливаться на ночь. Спасительные перелески, где мы могли бы укрыться и развести костёр, остались далеко позади. Впереди раскинулась пустошь с пологими склонами холмов. Кони оскальзывались и спотыкались на ставшей комьями инистой почве, не падали только благодаря тому, что мы одёргивали их поводьями. Время ползло полудохлой черепахой, и мы ползли примерно с той же скоростью. Прошла целая вечность, прежде чем сбоку забрезжила ржаво-зелёная полоса рассвета и сумрак начал рассеиваться, облекая мир в зыбкую дымку.

Из тумана показались покосившиеся, изборождённые трещинами каменные плиты, тонкие, поставленные стоймя, обтёсанные сверху в форме полукруглой арки. Я свесилась набок, чтобы рассмотреть выбитые на них рисунки: растительный орнамент и надписи на древнеманушском. Верёвочкой вьются с петельками — ни одного знака не отличить. Дарованная Безликим рунница куда проще. Хотя, говорят, книжники в Эскендерии новую письменность придумали, совсем лёгкую. Кажется, она буквицей называется. Вейас про это лучше знать должен. Он же «случайно» читал отцовские книги.

— Вей, смотри, это древнее манушское кладбище!

— Ага, — безразлично бросил брат и, милуясь с Эйтайни, поехал дальше.

Как же так? Вейас и раньше увлекался девушками, но чтобы обо всём остальном забыть… Его будто подменили.

— Не останавливайся здесь! — окликнула меня Эйтайни. — Кто знает, какое зло могло поселиться на заброшенном погосте?

Я заторопила лошадь. Повеяло чем-то тленным.

«Приди ко мне. Я расскажу тебе дивную сказку. Такую больше нигде не услышишь, — зашептал таинственный голос. — Там будет и свободолюбивая дева, и всемогущий повелитель ночи, и благородный воитель, и Мёртвый ветер, который губит всё на своём пути».

Я до хруста вжала ноги в конские бока. Лошадь припустила тяжёлым галопом, пока не поравнялась с Вейасом и туатой.

Тёплые огоньки обрисовали окраину большого города, следом показались мощные деревянные дома на высоких фундаментах, окружённые сиротливо-голыми садами. Я хотела завернуть туда, но брат с Эйтайни направились в другую сторону.

— Остановимся в подземном дворце туатов, — соизволил объяснить Вей, когда я заглянула ему в глаза. — Там будет гораздо удобней, чем на занюханном постоялом дворе. Да и устал я от общества неотёсанных деревенщин.

Уж лучше деревенщины, чем вшивые демоны!

Светало, только заморозки отступать не спешили. Прошло не менее получаса, когда мы добрались до холмов на северной окраине города. Я не заметила в них ничего примечательного: обычные плавные изгибы с пожухлой травой, объеденной седой изморозью, как и всё вокруг. Брат спешился и, подхватив туату за талию, бережно снял с лошади. Я спрыгнула сама, ударившись ступнями о мёрзлую землю. Болезненный вздох потонул в возмущении: брат с Эйтайни целовались!

— Где обещанный дворец? — не вытерпела я.

Туата оторвалась от моего брата и, расставив руки в стороны, закружилась по самому большому холму, что-то напевая. У наших ног разверзлась земля, зияла чёрным провалом, с краёв которого осыпались мелкие комья.

— Не бойтесь, детишки, ступайте за мной, — поманила туата и первая шагнула в провал.

Вейас, не раздумывая, пошёл за ней, ведя за собой наших лошадей. Я осталась в одиночестве. До боли всматривалась в поспешающее к зениту солнце. Всё же Вей — мой брат, я не могу его бросить. Вздохнув полной грудью, я ступила навстречу неизвестности.

Повеяло пещерной затхлостью, воздух стал спёртым и тяжёлым. Вокруг ни зги не видно. Один неосторожный шаг, и я снова уткнулась брату в спину. Знала, что это он по исходившему от него хмельному счастью.

Эйтайни хлопнула в ладоши, и вспыхнули росшие из каменных стен кристаллы. Все вокруг окутал колдовской зеленоватый свет, от которого искажались очертания лиц и предметов, приобретая зловещий вид.

— Кто здесь? — разнёсся эхом хриплый мужской голос.

Туата поморщилась.

— Эйтайни! Хвала всеблагой Хозяйке лесов, ты вернулась! — из-за поворота показался крепкий молодой туат.

Поверх светлой туники короткая зелёная накидка с вышивкой на груди и спине в виде цветущего вереска, в затянутой перчаткой руке — алебарда. Похоже, стражник. Едва ли выше меня, тёмные волосы колосом заплетены в косицу до середины лопаток. Глаза темнее, чем у Эйтайни, фиолетовые, и прищур, как у рыси. Красив, подтянут, но всё равно не нравится. Не люди они. А может, дело в зелёном свете, от которого все лица кажутся надменным и полными презрения?

Туат отставил алебарду и обнял Эйтайни за плечи. Та аж оторопела. А вот брату, который со скучающим видом гладил лошадиные морды, было всё равно. Странные у них отношения.

— Я хотел искать тебя, но король запретил. Сказал, сама вернёшься, как образумишься. Но если бы ты не пришла сегодня, я бы уехал даже против его воли.

— Асгрим, перестань! — Эйтайни скинула с плеч его руки. — Мы уже давно не дети. Кому нужны твои нежности?

Стражник посерьёзнел и уставился на меня и брата, словно впервые заметил.

— Зачем ты притащила сюда длиннобородых? — он окинул Вейаса презрительным взглядом. — Это же Сумеречники! Совсем рехнулась?!

— Они спасли меня от ненниров и будут нашими гостями, — твёрдо заявила Эйтайни. — У нас мир.

— Только на бумаге, — резонно заметил Асгрим, но принцесса не стала его слушать и потянула Вейаса вперёд.

Я пожала плечами и пошла следом.

— Погоди! Не по белому же пути! Их все увидят, — бросился вдогонку стражник. — Кто-нибудь обязательно в заваруху полезет!

— Так ты и будешь следить, чтобы не полезли! — раздражённо бросила Эйтайни. — Лучше они увидят наших гостей сейчас, чем потом изобьют по незнанию.

Изобьют?! Мне здесь не нравится!

Асгрим с сомнением фыркнул, но ослушаться не посмел. Пристроился в хвосте нашего строя, водрузил на плечо алебарду и чеканил шаг, стараясь держаться от меня на расстоянии вытянутой руки.

За поворотом нас ждал грандиозный зал, огромный, как город. У самого входа в нишах внутри стен ютились загороженные деревянными заборами хлева для чёрных овец и коз. Дальше располагались вырезанные в скале жилища: помельче — занавешенные холстинами, побольше — мохнатыми шкурами, а в самом конце встречались и с деревянными дверями. Толпившиеся у помещений жители оборачивались на нас и подозрительно всматривались. Стариков было мало, детей совсем не видно, женщин со скрытыми полупрозрачными вуалями лицами — чуть-чуть. В основном — молодые мужчины, немного ниже обычных людей, более тонкие, гибкие и изящные. Все до одного вооружены короткими изогнутыми мечами. Многие демонстративно клали руки на эфесы, доставали до половины клинки из ножен, делали шаг нам навстречу, но заступать дорогу не осмеливались. То ли их останавливал свирепый взгляд принцессы, то ли направленная в их сторону алебарда стражника.

— Почему они нас так ненавидят? — шепнула я Асгриму, раз уж Эйтайни с Вейасом нас обоих игнорировали.

— Так за что вас любить? — с иронией усмехнулся стражник. — Вы согнали нас с земли, на которой жили наши предки, вы преследовали и убивали нас, пока не выдворили на самый край. И отсюда уже выживаете: рубите наши леса, мучаете пахотой землю. Скоро нам придётся бежать в Утгард, а потом и в ледяную пустыню Хельхейма, чтобы погибнуть там от холода и голода, — Асгрим надвинулся совсем близко, зло заглядывая в глаза. Алебардой не тыкал, но всё равно было страшно. — Старый Ниам устал от войны и заключил с орденом перемирие, но мы-то знаем, что это лишь отсрочка. Мы слабы и плодимся слишком медленно, чтобы дать отпор вашей жадности.

— Извините, — пробормотала я. Никогда не смотрела на всё с такой стороны.

— Да кому нужны твои извинения? — сплюнул он мне под ноги.

Я потупилась и больше не пыталась с ним заговорить. Ещё чего доброго заколет.

Из общего зала ветвились широкие ходы с высокими потолками. Зелёные отсветы от кристаллов бегали по лицу и одежде. Ноги скользили по гладко отшлифованному камню, лошади спотыкались и чуть не падали, но Эйтайни уверенно вела нас вперёд. Вскоре мы упёрлись в дубовую дверь, оплетённую железным кружевом в виде цветущего вереска.

Принцесса обернулась к Асгриму:

— Отведи их лошадей на конюшню.

— Я не мальчик на побегушках, а капитан дворцовой стражи!

Эйтайни припечатала его презрительным взглядом:

— Я исправлю это недоразумение, как только стану королевой.

Асгрим скривился и повёл наших лошадей, куда было велено. Жалко бедолагу. Я бы тоже на всех кидалась от такого обращения.

Эйтайни отперла дверь и покинула нас, предупредив, чтобы не попадались на глаза её сородичам.

Мы вошли в небольшой круглый зал. Потолок был настолько низкий, что мы едва не упирались в него головами. Воздух с трудом пробивался через маленькие отдушины в стенах. Единственной мебелью служили два каменных ложа, застеленные оленьими шкурами. Вейас уселся на полу и сверлил взглядом закрытую дверь. Безнадёжно махнув на него рукой, я улеглась на шкуры. Они пахли мускусом и кололись даже сквозь одежду, лежать на них было жёстко. Я долго ворочалась, отыскивая удобную позу. Хлопнула в ладоши, как показывала Эйтайни, чтобы приглушить свет магических кристаллов, и задремала. Вейас долго бродил вокруг как неприкаянный. Когда его шаги стихли, я приоткрыла один глаз. Брат постоял надо мной, раздумывая, а потом лёг рядом. Я потянулась обнять его.

— Правда, она красивая? — он будто бредил. — Красивее луны и солнца, красивее самого неба. Волосы мягче шёлковой вуали, глаза глубже бездонных омутов, губы ярче крови...

О боги! Сейчас любовные баллады сочинять начнёт. Брат мой, Ветер, за что мне всё это?! Я подскочила и забилась в дальний угол. Там и дремала, привалившись к стене, пока не вернулась Эйтайни.

— Переоденься, — она швырнула мне ворох тряпок и подошла к Вейасу.

Он притянул её к себе и зашептал что-то. Она засмеялась, принялась гладить его по волосам и целовать. У брата было такое лицо, будто он вот-вот замурлычет.

— Что это за тряпки? — выкрикнула я громче, чем следовало.

Эйтайни снисходительно глянула на меня:

— Это платье. Девушки иногда их надевают, чтобы нравиться мужчинам.

— Я знаю, что это, я не понимаю, зачем подметать этим пол, — я развернула перед ней непомерно длинные рукава.

— Извини, другого нет, а показать тебя моему отцу в обносках я не могу, — развела руками принцесса и снова приложилась к Вейасу.

— Зачем меня вообще кому-то показывать? — пробормотала я, но все же переоделась.

Платье оказалось не только неудобным, но ещё и несуразным. Нижняя юбка светло-голубого оттенка едва доходила до середины икры. Расклёшенные рукава доставали до пола, когда руки были опущены. Тёмно-синяя юбка верхнего платья слишком распахивалась книзу. Корсаж жал в плечах и груди, несмотря даже на мою субтильность. Ужасно!

Я вышла на свет.

— Ты выглядишь, как пятилетнее дитё. Только ленточек в волосах не хватает, — рассмеялся Вейас.

Что ж, он хотя бы меня заметил.

— Сейчас будут ленточки, — поддержала шутку туата. Я посмотрела так, чтобы до неё дошло, как мне хочется проредить её слишком густую шевелюру. Она тут же угомонилась: — Идёмте, отец не любит ждать.

Брата тоже заставили переодеться, правда, костюм ему достался не в пример лучше моего. Он походил на форму Асгрима: тёмные штаны, светлая туника и расшитый растительным орнаментом плащ. В довершение Вейас попросил завязать ему волосы в церемониальную причёску Сумеречников. Отказать я не смогла.

Подземный дворец напоминал муравейник, испещрённый тысячами ходов. Мы шли бесконечными тёмными коридорами, сворачивали в узкие боковые галереи, упирались в развилки. Ещё перекрёсток, ещё и ещё. Я перестала следить за дорогой — всё равно обратный путь вряд ли найду. К тому же я постоянно наступала на волочившиеся по полу рукава, пришлось собрать их в охапку и нести в руках.

Вскоре мы прошествовали в большой круглый зал с вырезанными в стенах ярусами каменных ступеней. В центре располагался помост с помпезным троном из белого мрамора, устланным овечьими шкурами. Ручки оканчивались резными бараньими головами, спинку с обоих краёв и посередине венчали они же, только побольше.

Мы остановились. Эйтайни смотрела в боковой проход между ступенями и ждала. По хребту пробежались мурашки, предупреждая о приближении сильного демона. Мощь его ауры довлела и пригибала к полу. Послышались шаги. Мы с братом распрямились, стараясь выглядеть как можно внушительней. Вею проще: на нём нормальная одежда, а не шутовской наряд!

В сопровождении Асгрима в зал вошёл ещё один туат. Роста он был такого же, как стражник, только более сухой, совсем прозрачный. Внешне он не казался старым — на идеальном лице я не заметила ни единой морщинки. Возраст выдавал лишь тревожный, усталый взгляд таких же пронзительных, как у Эйтайни, фиалковых глаз. Незнакомец грациозно опустился на трон, перекинув через плечо отороченный собольим мехом плащ. Короны на голове не было, но и без неё ясно, что это властитель туатов Лапии, отец Эйтайни, Ниам Мудрый.

Принцесса заговорила первой:

— Отец, позвольте представить наших гостей, лорда Вейаса Веломри, знаменитого Сумеречника из Белоземья, и...

Когда это мой брат успел стать лордом, да к тому же знаменитым Сумеречником? Но Ниам сверлил колдовским взглядом не его, а меня. Как будто это я с королевской дочуркой шашни кручу.

Эйтайни тоже это заметила и выпалила на одном дыхании:

— Его сестра Лайсве.

Мы с братом одновременно поклонились. Не знала, что он умеет так гнуть спину, даже перед высокими лордами из Совета ордена не расшаркивался.

Ниам коротко кивнул.

— Достопочтенный король туатов, — Вейас поцеловал перстень с внушительным рубином на левой руке властителя и торжественно заговорил: — Не сочтите за дерзость, но меня пленила красота вашей дочери. Дабы укрепить дружбу между нашими народами, я прошу у вас её руки. Благословите наш союз, милостивый отец.

— Союз?! — поперхнулась я хором с Асгримом.

«Вей, они ведь демоны! Даже Бежка была бы лучшей женой, чем эта!»

Он не отвечал. Мысленная связь, которая была между нами с рождения, будто разорвалась.

Вейас продолжал смотреть на короля с надеждой, Эйтайни застыла в ожидании приговора, а сам Ниам пристально изучал моего брата. Но почему-то колдовская воля выворачивала наизнанку именно меня: будто внутренности вываливают на стол, ворошат и разглядывают, бррр!

— Подойдите оба, — позвал король. — Протяните ваши руки. Хочу убедиться, что вы не причините вреда моему народу.

Вейас послушался сразу, а я раздумывала. Взгляды торопили. Нет смысла показывать зубы, иначе меня выставят. Я обречённо протянула руку. Холодная ладонь короля легла поверх. В пальцы впились ледяные иглы. Больно, аж слёзы хлынули. Я сморгнула, и демонский король отпустил.

— Зла от вас не исходит, так что оставайтесь, если такова ваша воля, — тяжко вздохнул он. — Ступайте отдыхать, вы, должно быть, устали с дороги.

— А как же моё предложение? — возмутился Вейас.

Ниам неопределённо повёл плечами:

— Мы обсудим это позже.

Брат хотел что-то добавить, но Эйтайни схватила его за локоть и потащила за собой. Я поспешила за ними, не желая оставаться с королём наедине. Ещё заколдует!

— Асгрим, присмотри за ними, — краешком уха я расслышала тихо брошенный приказ и скосила взгляд на стражника. Он кривился.

— Со всем уважением, Ваше Величество, но как же донесения следопытов? Что-то растревожило старое кладбище. Проверить его гораздо важнее, чем...

Король вскинул руку:

— Проверят другие. А с моей дочерью сладить можешь только ты.

Асгрим угрюмо ссутулился. Бедолага. И я тоже.

После встречи с королём мы вернулись в гостевой зал. Эйтайни увела Вейаса и оставила Асгрима подпирать собой дверь с наружной стороны. Я переоделась в старую одежду, завалилась на ложе, закуталась в шкуры по самые глаза, но не успела толком задремать, как дверь со скрипом отворилась. В комнату зашла незнакомая туата, поставила на стол у стены поднос с едой и тут же удалилась.

На нём были пиала с душистым мёдом, ещё одна с тушёным мясом и кувшин с козьим молоком. Живот жалостно всхлипнул, и я решила попробовать. Надеюсь, не придётся остаться у туатов навсегда, потому что я вкусила их пищу. Так часто происходило с героями в нянюшкиных сказках.

Пища оказалась съедобной, но слишком сладкой: мёд засахарился настолько, что скрипел на зубах, от обилия приправ мясо стало приторным, даже молоко показалось сладким, будто туда тоже набухали мёда. Но выбирать не приходилось.

Я подкрепилась и ещё долго не знала, чем себя занять. Когда заныли отлёжанные бока, я выпросила у дремавшего за дверью Асгрима чернила и перо. От моих запасов ничего не осталось, а дневник манил пустыми страницами. В пути времени не хватало, писать на пеньке или на коленях неудобно, а за столом да при свете и руны ровнее выходят, и мысли стройнее излагаются.

В записях я старалась выглядеть лучше, чем была на самом деле: уверенней, сильнее, смышлёней. Зачем? Наверное, чтобы тот, кто прочитает дневник, восхитился мной. Если бы я писала искренне, все бы возмутились: за что судьба так щедро одаривает эту заурядную бледную мышь? Семья богатая, брат готов подсобить в любом сумасбродстве, жених сговорён, красивый удалой кузен влюблён по уши, а я только нос от всех ворочу. Неблагодарная дурочка, которой нужно было покориться и безропотно ждать назначенного орденом мужа у очага, жить, как все, ведь ничего лучшего я не достойна.

Ах, как бы хотелось действительно быть сильной, умной, решительной. Знать, что мне нужно и куда я иду. Манящая за горизонт Северная звезда, Безликий, Огненный зверь из снов — настолько по-детски глупо. А других целей у меня нет, как и мыслей о том, как жить дальше.

Одну страницу я всё-таки залила слезами: руны расплылись и пришлось её вырвать. Надеюсь, остальные не испортились от моей сырости.

Я снова улеглась спать. Без солнца было неясно, вечер сейчас или, наоборот, утро. Время отмечалось лишь по тому, как молчаливые туаты приносили подносы с едой.

Асгрим сжалился и предложил сходить к тёплым источникам, где можно выкупаться и постирать одежду. Я согласилась, лишь бы выбраться из заточения. Источники находились в глубине дворца в широкой скалистой галерее на нижнем уровне. Дорога к ней петляла так, что я снова ничего не запомнила.

От естественных ванн поднимался густой пар. Глубиной они были всего по колено. Асгрим рассказывал, что вода в них нагревается от жара Сумеречной реки. Источники считались целебными: продлевали молодость и дарили долголетие. Мне же просто нравилась тёплая вода: можно расслабиться и отмокнуть как следует. Благодать! Купание настолько увлекло, что бедолаге-тюремщику пришлось напомнить о себе нетерпеливым покашливанием. Я обтёрлась нагретым на тёплых камнях полотенцем, завернулась в захваченный Асгримом халат и простирнула одежду. Уже в комнате, когда вещи просохли, я их подштопала и наставила латок. Время за работой бежало быстрее. Жаль, что она закончилась, и снова пришлось маяться от безделья.

Хотелось наружу, к солнцу и небу, вдохнуть свежий морозный воздух. Дети Ветра не могут без простора от горизонта до горизонта. Затхлость режет грудь сухим комом и душит, забирая остатки жизненного тепла. Вейас должен чувствовать это ещё острее: в мужской крови родовой дар проявляется сильнее. Естество возьмёт верх, и тогда мой брат очнётся от наваждения, я верю!

Снаружи донеслись голоса. Я прокралась на цыпочках и приложила ухо к дверной щели. К Асгриму пришёл с докладом кто-то из подчинённых:

— Всё тихо. Мы уже три раза проверили. Одна корова у длиннобородых пропала, но они растяпы, у них вечно скот сбегает.

— Его Величество велел отменить слежку? — задумчиво поинтересовался Асгрим.

— Нет, но я надеялся, это сделаешь ты. Старик в таких вопросах всегда на тебя полагается.

— Надо найти корову.

Я усмехнулась. Асгрим даже с соплеменниками непреклонен.

— Сам ищи. Почему мы должны наверху мёрзнуть, пока ты отсиживаешься в тепле с девкой длиннобородых?

— Что ж, тогда предоставляю эту почётную обязанность тебе, — огрызнулся Асгрим, лязгнул по стене алебардой и, судя по удаляющемуся топоту, пошёл прочь.

— Асгрим, стой! — испугался собеседник. — Я не могу, она же из длиннобородых!

Тоже ушёл. Я выглянула за дверь. Пусто. Это шанс! В общий зал соваться не стоило: схватят и вздёрнут на какой-нибудь балке. У пещеры должно быть два выхода — нужно найти второй. Не зажигая кристаллы, я уткнулась в стену и направилась в противоположную сторону, нащупывая дорогу руками. Упёрлась в тупик и свернула в одно из ответвлений. Длинный тоннель уходил вниз крутым серпантином. Отсчитав добрую сотню ступеней, я выбралась на площадку у водопада. Зеленоватая дымка усиливалась от брызг и становилась более плотной, почти осязаемой. Уступив любопытству, я сунула руку в каскад. Ладонь прошла сквозь поток и наткнулась на пустоту.

Стараясь не замочиться, я пролезла между водопадом и скалой. Внутри притаилась ещё одна узкая галерея. Перед мысленным взором мелькнули знакомые фиалковые сполохи колдовских аур. Это Эйтайни и её отец! Я сняла башмаки и прокралась к ним. Когда усиленный эхом рокот воды затих, послышались голоса. Может, они говорят о Вейасе? В стене виднелась трещина, пропускавшая зеленоватый свет. Оттуда пахло сушёными травами. Я заглянула внутрь: большой зал, стены, пол и потолок в колдовских рисунках со вставками магических кристаллов. Зыбкая полудымка ползла из круглых светильников и собиралась наверху плотным облаком. Ко мне спиной на мраморном ажурном стуле сидел король Ниам. Эйтайни стояла боком. Они ссорились почти как я со своим отцом дома. Сердце защемило от воспоминаний, когда Ниам заговорил ломким голосом, словно в горле першило от эмоций: тревоги, печали и тоски.

— Почему ты до сих пор держишь здесь детей длиннобородых? Отпусти их.

— Нет! — отрезала Эйтайни и принялась наворачивать круги вокруг Ниама, словно хищная рыбина. — Ты же сам приказал убираться и без жениха не возвращаться. Я привела его к тебе. Чем ты недоволен?

— К тебе сватались принцы всех мастей, даже сам повелитель ольстерских сидов. Ты только нос воротила. А теперь притащила в дом врага, задурила ему голову своими чарами и требуешь, чтобы я потворствовал твоим безобразиям?!

Я зажала рот ладонью, чтобы не выдать себя случайным всхлипом. Так эта гадина всё-таки заколдовала Вейаса. Я знала!

Она остановилась, сложила руки на груди и выкрикнула:

— Он сам меня попросил, сам! Не ты ли заключил с длиннобородыми мир, заметь, против воли всего племени? Не пора ли укрепить наши отношения союзом крови?

Ниам качнул головой и принялся массировать виски пальцами. Видно, выходки дочери доводили его до мигрени.

— Разве ты не понимаешь? Неужели тебя одну из всех моих подданных обманывает их радушие? Это не перемирие, мы платим дань, чтобы рыцари нас не трогали. Какое им дело до сопливого мальчишки?

— Даже лучше. Никто нашему союзу препятствовать не станет. Пожени нас, иначе я приживу от него ребёнка вне брака! — не унималась Эйтайни.

Ниам перестал тереть виски и уставился на дочь:

— Тебе была дана такая сила, а ты тратишь её на шалости. Пойми, я не вечен. Скоро тебе придётся самой мудро править нашим племенем, иначе длиннобородые не просто выдворят нас в Утгард, а сотрут с лица Мидгарда.

Я передёрнула плечами. Даже жалко стало этих демонов. Правильно ли испытывать жалость к врагам, особенно к тем, кто причиняет вред твоим близким?

Эйтайни беззаботно отмахнулась:

— Ты молод и полон сил. У меня ещё есть лет пятьдесят в запасе, а может, и сто. За это время я успею насладиться женским счастьем и родить ребёнка, который выживет.

Она повернулась к двери в противоположной от меня стене.

— Всё дело в этом? Ты хочешь связать себя узами с длиннобородым, потому что наши с твоей матерью чистокровные дети умирали в младенчестве? — Ниам поднялся и взял дочь за руку.

Эйтайни застыла, глядя на дверь.

— Ты когда-нибудь думал, каково мне было наблюдать, как мать убивала своё тело бесконечными беременностями? Каково мне было уносить ваших мёртвых детей в лес, пока она была слабой и безутешной и ты не мог её оставить? Не хочу для себя такого. Если это значит навлечь гнев длиннобородых — я готова рискнуть даже нашим племенем.

— Даже миром?

Принцесса вздрогнула, обернулась вполоборота и взглянула в глаза Ниаму. Я тоже напряглась от любопытства. Что эти демоны могут знать о судьбе мира?

— Похоть глаза застила? Не видишь, что на сестре твоего избранника печать нетореных троп? — Ниам притянул дочь к себе. — Грядут большие перемены, а им всегда предшествуют огонь и смерть. Если тропы завели её к нам, значит, быть беде. Отпустим их быстрее и, может, отделаемся малой кровью.

Я несу беды? Неправда, я… Вспомнились Айка и Лирий, повешенные близ Гульборга единоверцы, убитые в Докулайской долине варги. Нет, это не моя вина, это всё война!

— Асгрим заразил тебя мнительностью? Моя ворожба и удача туатов пересилят печать несчастий, — Эйтайни рванулась из рук отца, но тот не собирался отпускать её так просто. Заговорил настолько таинственно, что даже меня охватила дрожь.

— Ты слишком самонадеянна. Её покровитель сильнее нашего. Если он разозлится, то гнев длиннобородых и невзгоды нетореных троп покажутся нам детской забавой.

Принцесса с презрением бросила:

— Я не боюсь забившегося в нору труса. Давно пора показать ему, кто на земле хозяин!

Я вжалась в стену, желая услышать больше, но меня схватили за плечи и оттащили от щели.

— Ни на миг отвернуться нельзя! — зашипел Асгрим и поволок меня прочь. — Безголовый Шейс! Как ты проскользнула мимо патрулей и защитных барьеров?

Мы шли обратно по прямому ровному коридору — совсем другой дорогой, но своим знанием я делиться не стала. Пригодится, когда снова попробую бежать. Асгрим отпустил меня, только когда мы вернулись в гостевую комнату. Бесцеремонно толкнул к ложу — я едва не врезалась. Потёрла плечи. Должно быть, синяки останутся. Гад!

— Ни ногой отсюда! И забудь всё, что ты там слышала.

Ага, конечно.

Жаль, не удалось выяснить, как расколдовать Вейаса. Но я отыщу способ. Это сейчас главное, а не туманные слова о нетореных тропах. К демонам демонов и их тайны!

— Передай своей принцессе, что я хочу видеть брата. Немедленно!

— Остынь, детка! Я всего лишь стражник и ничего не решаю, — огрызнулся Асгрим. — Хочешь дружеский совет? Лучше тебе с братом сейчас не встречаться.

Он ретировался к двери и уселся на полу прямо в комнате. Я отчаянно искала, чем себя занять: сделала пару истеричных записей в дневник, проверила всю одежду, каждую заплатку, каждый стежок. Всё цело, демоны! Распороть и перешить? Глупость какая!

Пересчитала трещины на потолке — за моё отсутствие ни одной не прибавилось. Со скуки залегла спать. Через несколько часов служанка подала еду: мёд, тушёное мясо и молоко. Каждый раз одно и то же. Скоро сама засахарюсь! Я схватила поднос и хотела швырнуть в Асгрима, но поймала на себе его прищуренный взгляд. В голову пришла очередная бредовая идея. Я мило улыбнулась съёжившейся от страха служанке:

— Нет ли у вас чего покрепче? А то всё молоко да молоко, будто я дитё малое. Вы ведь не считаете меня грудничком? Это так… неуважительно.

Туата растерянно глянула на Асгрима. Тот вскинул брови и пожал плечами. Служанка покорно кивнула и направилась к двери.

— О, и не забудьте два кубка. В одиночестве пьют только забулдыги.

Я подмигнула Асгриму. Он изучал меня хмурым подозревающим взглядом. Это не Петрас. Даже напившись, он побрезгует ко мне приставать. Зато, может, удастся развязать ему язык.

Вскоре служанка принесла два медных кубка и кувшин, до краёв наполненный золотистой медовухой.

— Вот это, я понимаю, обед! — усмехнулась я.

Служанка поставила поднос и удалилась чуть ли не бегом. Я схватила с ложа оленью шкуру и бросила на пол рядом с Асгримом.

— Хочешь дружеский совет? Не сиди на холодном.

Я сгребла оба подноса и поставила их туда же.

Стражник скривился:

— Я закалённый.

Я устроилась на шкуре, скрестив лодыжки, разлила мёд по кубкам и протянула один стражнику.

— За знакомство.

Асгрим вскинул хищно изогнутые брови:

— Я не пью на службе.

— Знаешь поговорку: мешай дело с бездельем, проживёшь век с весельем.

Асгрим хмыкнул и потянулся за кубком. Покрутил его в руках, разглядывая напиток.

— К длиннобородым службу. Всё равно я не пьянею.

Мы чокнулись, и он сделал несколько больших глотков. Я только для вида пригубила. Асгрим полил мёдом кусок мяса, положил в рот, причмокивая, и облизал пальцы. Кубок опорожнил залпом. Глаза заблестели, а лицо приобрело более радушное выражение.

— Отыскал ту корову? — я решила зайти издалека.

— А? Нет, я едва до выхода добрался, как Шейс поднял тревогу, что ты сбежала.

Налив себе полный кубок, он попытался добавить и мне, но я покачала головой.

— Извини, что доставляю столько неудобств.

— Не ижвиняйшя — бешит, — прошамкал Асгрим, заглатывая ещё один кусок мяса с мёдом. — Мы не друзья, что бы там Его Величество с принцессой ни говорили.

Он всегда так странно произносит имя принцессы, словно выплёвывает оскорбление, ещё хуже чем «длиннобородые».

— Тебе она тоже отказала?

Асгрим скрипнул зубами, но всё-таки ответил, правда, глядя не в глаза, а в стену надо мной.

— Я рождением не вышел. Вначале принцы всякие шли, потом высокая знать. А я сын охотника, сирота, которого Его Величество взял на воспитание из жалости.

Он опрокинул в себя ещё один кубок. Куда только влезает?

— Мы с Эйтайни в детстве были неразлучны: я её тайными ходами наверх водил и мы гуляли по росной траве под луной и звёздами до рассвета. Весело было! Когда она всем отказывала, я думал, это из-за меня. По нашим обычаям, если принцесса никого не выберет, её руку получит тот, кто победит на воинском турнире. Это был мой единственный шанс. Но она предпочла твоего брата.

Получилось! Если он в чём-то настолько личном сознался, то и про Вейаса начистоту выложит. Я подлила ему медовухи и подняла собственный кубок для тоста:

— Без обид? Я помню, извинения ты не любишь.

— Ты тут вообще ни при чём.

Мы чокнулись, и он снова проглотил всё залпом, вытерев жёлтые усы вокруг рта рукавом.

— Думаю, когда мы уедем, она быстро забудет про Вейаса.

— Вряд ли. Не то, что забудет, а то, что вы уедете. Эйтайни его так приворожила, что он даже думать ни о чём другом не сможет, есть и спать будет только по её указке. Нужна стальная воля, чтобы сопротивляться. Но твой брат даже не пытается.

Я старалась держать себя в руках, но ладони сами сжимались в кулаки, а ногти впивались в кожу до крови.

— Неужели Эйтайни так сильно в него влюбилась?

— Влюбилась, скажешь тоже! — Асгрим засмеялся. — Все дело в детях. Чистокровные туаты часто умирают в первый год жизни. Эйтайни решила, что у полукровки шансов выжить больше, вот и связалась с длиннобородым. Так что про брата можешь забыть до тех пор, пока он не утратит красоту и молодость, а его семя — всхожесть. Тогда с него снимут чары и дадут пинка, и я снова буду на коне, точнее, с принцессой. Мы-то стареем куда медленней вашего, — хвастался Асгрим, а у меня внутренности холодели.

Кубок выпал из рук. Напиток растёкся золотистой лужицей.

Мы никогда не доберёмся до Хельхейма, Вейас никогда не станет Сумеречником. Он будет прозябать куклой принцессы до самой дряхлости, пока его, немощного и никому не нужного, не выкинут на улицу!

— Не переживай, — Асгрим поднял чашку и отодвинулся от липкой лужи. — Тебя здесь удерживать никто не собирается. Придумают, как отправить домой к отцу, и выпустят.

Не желая показывать смятение, я взяла испачканную шкуру и хотела вычистить, но Асгрим остановил:

— Служанки уберут.

Я задвинула её подальше в угол, притащила с ложа чистую и снова села. Асгрим наполнил кубок и протянул мне:

— Выпей — полегчает. Без обид?

Я чокнулась с ним и отхлебнула побольше. Сладкий напиток легко проскочил в горло и согрел. Сведённые мышцы расслабились, мысли потекли плавней и перестали быть такими лихорадочно-безрассудными. Надо сделать, как хотела раньше: задобрить Асгрима и уговорить отвести меня к Вейасу. Ближе меня у брата никого нет, он всегда заботился обо мне, он любит меня. Я заставлю его вспомнить!

— Почему ты так уверен, что тебе бы удалось победить на турнире за руку принцессы? — я выбрала менее болезненную тему.

— Я хороший воин. Мой отец был доблестным охотником, а не плешивым лордом. На моей стороне любовь и удача, — самонадеянно заявил он.

Я прыснула в кулак.

— Не веришь? — Асгрим прищурился, но на этот раз не зло и насмешливо, а по-доброму лукаво.

— Мой отец хоть и лорд, но вовсе не плешивый. За всю жизнь он не проиграл ни единого боя. Знаешь почему?

Асгрим подался вперёд. Вряд ли он воспринимал мои слова всерьёз, но захмелел так, что и сам был не прочь подурачиться:

— Почему?

— Потому что я, — ударила себя рукой в грудь, чтобы показать, насколько пьяна. — Я была его талисманом. Моя удача самая большая — все говорят. У меня сильный покровитель.

— Ох! — Асгрим снова раскатисто рассмеялся. — Может, проверим?

Он вынул из кармана два белых кубика с выкрашенными в красный круглыми выщербинами. Кости, чистая удача — знай себе бросай. Мы с братом в детстве так разыгрывали, кому придётся делать что-то не слишком приятное. Я всегда побеждала, а Вей понарошку обижался. Как же мне его не хватает!

— А давай! — я отхлебнула из кубка для храбрости. — На что играем? На раздевание?

В притворном стеснении я покусала губу и оттянула край рубахи.

— Ни за что! А вдруг мне после этого кошмары сниться будут?

— Тогда на желание.

Асгрим кивнул:

— Наконец-то я добьюсь, чтобы ты сидела тихо, и смогу пару часов поспать. Два из трёх?

Вначале мы бросали, чтобы выбрать, чей ход первый. Стражнику выпал дубль и он, окрылённый победой, выбил одиннадцать очков. Не особо переживая, я выкинула трёшку. Асгрим радостно потёр руки и взял следующий ход. Удача ему изменила — выпало всего пять очков. Он с досадой скривился и передал кубики мне. Я отыграла совсем малость — два очка с семёрки. Асгрим повеселел.

— Я сделаю тебя всухую!

Такими темпами я упущу единственный шанс. Надо повысить ставки:

— Давай угадаем последний ход, м? Так гораздо интересней.

Асгрим подозрительно сощурился:

— Ты не сказала своего желания. Я тебя не выпущу и брата твоего расколдовать не смогу.

— Обещаю, это будет нечто другое. Я скажу, если выиграю. Ну же, неужели ты испугался удачи дочки длиннобородого лорда?

— Воины лесной богини Дану ничего не боятся! — Асгрим сжал кости в кулак и, перебирая их пальцами, загадал: — Будет дубль.

Первый кубик послушно лёг пятёркой вверх, второй покатился, стал на ребро, лениво покачиваясь из стороны в сторону, то четвёркой, то пятёркой. Спустя несколько тягостных мгновений выпала пятёрка.

— Да! Я победил! Два спокойных часа в мягкой постели — я иду к вам! — от радости Асгрим даже заёрзал.

Я лукаво улыбнулась:

— Не гони лошадок.

Собрала кубики в раскрытую ладонь и подула на них. Брат мой, Ветер, не подведи. Я знаю, здесь ты слаб и прошу я обычно о глупостях, но сейчас это очень важно. Ради Вейаса, пожалуйста! Я верю, ты поможешь.

— Глаза змеи.

Асгрим напрягся. Я бросила кости. С гулким стуком они покатились в разные стороны. Первый ударился об стену и остановился только на середине зала. Мы с Асгримом подбежали к нему. Тройка… Никакой я не талисман! Я закрыла лицо руками, пытаясь спрятать отчаяние. Асгрим пошёл за вторым кубиком.

— Что здесь происходит? — звякнул пропитанный презрением голос.

Я обернулась. На пороге стояла Эйтайни, наступив носком сапога на кубик. Асгрим как раз пытался его поднять и застыл, в растерянности глядя на принцессу снизу вверх.

— В детство впал или до слабоумия допился? — съязвила она. — Я поговорю с отцом о том, как ты относишься к своим обязанностям. А теперь — с дороги!

Эйтайни оттолкнула Асгрима в сторону и прошла внутрь.

— Вейас! — вскрикнула я.

Брат следовал за принцессой молчаливой тенью. Я подбежала к нему и обняла. Я и не надеялась… Это лучше, чем с дурацкими костями, много-много лучше!

— Идём, думаю, им нужно остаться наедине, — процедила сквозь зубы Эйтайни.

Я выглянула из-за плеча Вейаса: принцесса уже тянула Асгрима прочь.

— Но… не думаю, что стоит… — отрывочно бормотал он со смутной тревогой во взгляде.

Эйтайни и слушать не стала. Они ушли, и брат снова поглотил моё внимание. Он не казался больным или несчастным, наоборот, был на удивление спокоен. Спина неестественно ровная, взгляд стремится вдаль, губы плотно сомкнуты.

— Вей, скажи что-нибудь. Не пугай меня. Это я, твоя сестра Лайсве.

Он осмотрел меня с головы до ног и безучастно ответил:

— Помню. Когда вернётся Эйтайни?

Надеюсь, что никогда.

— Ты был с ней так долго. Я переживала, что ты совсем меня забыл.

— Я же сказал, что помню, — раздражённо ответил он. Я отступила на шаг. — Я хочу вернуться к ней. Она песня моей души, солнце моей жизни. Скорей бы её отец дал согласие на наш союз, тогда мы вечно будем вместе.

— Но как же испытание? Хельхейм и клыки вэса? Как же рыцарство? Помнишь, как ты хотел доказать отцу, что сможешь добиться всего сам? Неужели бросишь всё в шаге от победы?

— Это была глупая затея. Я шёл, только потому что чувствовал, что встречу её. Теперь мы вместе, и больше мне ничего не нужно.

Жутко. Вейас не может так всерьёз думать, это приворот.

— А что мне прикажешь делать?

— То, что должна была с самого начала, — безразлично бросил брат. — Выйти замуж за своего жениха. Я щадил твои чувства, но настало время сказать правду. Ту самую, которую я не смог открыть тебе у пещеры.

Я подалась к нему навстречу. Неужели скажет?

— Ты глупая невзрачная девчонка, умеющая только ныть и плакать. Ты недостойна лучшего. Будь благодарна за то, что орден избрал для тебя пару, иначе бы ты закончила свои дни выжившей из ума старой девой.

Каждое слово впивалось в кожу игами, тянуло кишки наружу, заволакивая сознание дикой болью, потому… Потому что в глубине души я была согласна.

— Хватит за меня цепляться. Я был с тобой только потому, что превратность судьбы породнила нас по крови. Иначе я бы и не взглянул на тебя, будь ты даже последней женщиной в Мидгарде.

— О чём ты? — спросила я, зябко обнимая себя за плечи. Какое-то сумасшествие!

— О твоём вожделении к собственному брату, — он надвигался угрожающей тенью. — Об извращённой похоти уродливой девчонки, которая сходит с ума оттого, что не может принять свою никчёмность.

Я только хватала ртом воздух. Что он такое говорит? Мне просто нужен был кто-то родной и близкий, кто бы верил в меня и поддерживал. Друг! Брат! Больше ничего, только это!

Я уткнулась спиной в стену. Жёсткие неровности врезались в лопатки и затылок. Вейас навис надо мной, как хищный зверь над жертвой. Дыхание вырывалось хрипами, как будто он уже сдавил мне горло.

— Меня тошнит от одного взгляда на тебя. — Щёки алели, глаза наливались кровью. Голос возвышался, плетью хлестал по ушам, желая сломить окончательно. — Никому ты не нужна: ни жениху, ни отцу, ни мне. Так что сделай милость — не копти свет и сама полезай в могилу!

— Вей, ты желаешь мне смерти?! — Это все кошмарный сон! — Не знаю, каким приворотным зельем тебя опоила эта распутная дрянь, но ты должен сопротивляться! Ты можешь превратиться…

Брат зло сощурил один глаз. Щёку обожгла затрещина. Я облизнула разбитую губу, ощущая солоноватый привкус крови.

— Не смей её оскорблять! — палец Вейаса уткнулся мне в переносицу. — Единственная распутная дрянь здесь — это ты!

Я не узнавала его бездумного, пустого взгляда. Мы с братом часто дрались в детстве понарошку, но до крови, до злобы в глазах — никогда! Это не Вей.

— Ты превратился в демона, — прошептала я и со всей силы пнула его в живот коленкой.

Он согнулся пополам. Я схватила с ложа сумку, выскочила за дверь и побежала к общему залу. Пусть лучше меня разорвут демоны, чем собственный брат. В зеленоватой дымке показались вырезанные в скале жилища туатов. Я почти добралась до них, когда меня сгребли в охапку и затолкали в тёмный угол.

— Куда?! Ты же обещала не дурить! — зашипел Асгрим.

Я нащупала в сумке нож и выставила перед собой.

— Оставь меня, слышишь?!

Вместо того чтобы отступить, Асгрим стёр с моего лица кровь.

— Он тебя ударил? — спросил с сочувствием. Это взбесило не меньше, чем его, должно быть, мои бесконечные извинения. — Поэтому тебе не стоило с ним видеться. Приворот обращает истинную любовь в ненависть.

Я отшатнулась. Вжалась в стену. Это чудовищно! Они заставили брата меня возненавидеть!

— Вернись. Обещаю, он больше тебя не потревожит. Мы совсем скоро найдём провожатого, который отвезёт тебя к отцу.

— Нет! — я приставила нож к собственному горлу. — Подойдёшь на шаг, и я убью себя. Мой отец высокий лорд, ничем не слабее вашего короля. Мою гибель он вам не простит. Он заставит орден разорвать договор. Сумеречники здесь камня на камне не оставят, как должны были сделать давно. Вы ответите за то, что сотворили с моим братом!

— Не глупи, — Асгрим говорил беспечно, но даже в полумраке, вдалеке от магических кристаллов я видела, как дрогнули его плечи. — Никто не знает, что ты здесь. Мы выбросим твоё тело в лесу. Все решат, что на тебя напали разбойники.

— Совсем никто, даже птицы и звери? — спокойно глянула в его укрытое тенями лицо. Больше ничего не пугало: ни ауры, ни зловещая зеленоватая дымка. Я будто выгорела изнутри. В груди щемилось отчаяние угодившего в западню зверя. Нечего терять и отступать тоже некуда. — По моему следу идут ищейки. Уверена, среди них найдутся те, кто понимает язык животных. Они легко узнают правду.

— Ты не посмеешь!

Лезвие поддело кожу на шее, за пазуху побежала липкая струйка. Удивительно, от телесной боли душевная начала утихать.

— Нет, стой! — стражник опустил руки и ссутулился. Сдался.

— Выведи меня наружу. Ты же сам этого хочешь: выспишься, отыщешь свою корову и перестанешь, наконец, служить тряпкой для ног вашей принцессы.

Рысьи глаза Асгрима посверкивали в темноте, пронизывали. Ожидание сгущалось клочьями зелёного тумана, затапливало вязкой безысходностью. На зубах захрустел опостылевший сахар. Не вернусь ни за что! Я до побелевших костяшек сжала рукоять ножа. Асгрим обречённо выдохнул:

— Твоя взяла. Идём. Если ты погибнешь, не хочу, чтобы мой народ был в этом замешан.