Глава 7

В кабинете у шефа Виктор кратко изложил сегодняшние результаты, и мельком порадовался, что шеф никак не прокомментировал явление компании Илониных девиц в управу.

На сообщение о том, что в списке подозреваемых значится Славомир, племянник и оруженосец князя, и еще несколько пажей и секретарей, шеф удивленно поднял бровь.

— Про дерьмовую банку оба помните? — вкрадчиво спросил Горностай.

— Помним, — за обоих ответила Анна. Но куда деваться-то?

— Кхм, — кашлянул шеф, — не при даме будет сказано, куда… В общем, так. Законы знаете? Допрос подданного иностранного государства с дипломатическим иммунитетом возможен только с его согласия. В нашем случае, я уверен, потребуются еще и разрешения от их сюзеренов. Если фрайин разрешит допросить своего секретаря — прекрасно. Нет — значит, нет. К остальным, включая Славомира, пока не лезьте, но запросы ты, Виктор, подготовь. И помните — пока что вы о следствии говорите только с фрайин, остальные пусть думают, что Виктор просит службы у Альграда. А то такая вонища поднимется… Надо сначала князю доложить. Но об этом пусть у вас голова не болит.

Силин глянул на подготовленные планы завтрашних допросов, отложил все, кроме допроса Ингрид Альградской и ее секретаря, а эти на удивление быстро одобрил (пара моментов в них казалась Виктору слишком смелыми, если не сказать — нахальными).

И, наконец, Горностай перешел к главному.

— Итак, фрайин Альградская, — торжественно прочитал шеф, развернув коричневую папку. — Сестра конунга Магнуса Альградского. Обращаться к ней нужно «фрайин», что в вольном переводе означает «княжна» или «баронесса», хотя она не княжна и не баронесса, а сестра конунга, и титул принадлежит ее брату. Можно «Ваша Светлость», так как Альград является самостоятельным государством, что приравнивает его к княжеству или герцогству.

Шеф в притворном ужасе закатил глаза:

— Сложно-то все как, а?

— В древности конунги, как и князья, были военными вождями, — пояснил Виктор. — Альг Скальд — соратник Мстислава Великого, вместе с ним завоевывал западные земли. Сергей Бельский, мой предок, тоже с ними был, тогда мы и стали баронами фон Бергенами, по названию захваченного удела. Только Бельский присягнул Мстиславу и остался сколачивать империю вокруг Гетенхельма, тогда еще — махонького городка. А Скальд с Мстиславом остаться не захотел, какая-то кошка между ними пробежала. Он с частью войска отправился на север, у Мстислава ни сил, ни желания не было Альга Скальда останавливать. В итоге Альг захватил Озерецкое княжество. Он переименовал свою землю, а сам стал князем. Но все равно остался конунгом, согласно традициям, и потомкам своим этот титул передал. Даже когда Альград стал полностью христианским, название осталось.

— Сам черт ногу сломит в истории, титулованиях и обращениях! — хмыкнул Горностай. — Вы-то хоть понимаете, что тут к чему?

Анна покачала головой.

— Шеф, все же просто, — слегка удивился Виктор. В данном случае «конунг» и «князь» — одно и то же, можно называть и так, и так. Но «конунг» — с уважением к традициям, а «князь» — точнее. Титул принадлежит тому, кто правит Альградом. Если он женат, то и его жене. У наследника может быть отдельный титул — а может и не быть. Остальные близкие родственники — сестры, братья и дети, кроме наследника — являются знатными, но нетитулованными дворянами. В семье конунга незамужние дамы — «фрайин», замужние — «фрайфрау» мужчины — «фрайгерр», это уже дань имперской традиции, так как Альградский правящий дом в очень близком родстве с нашими баронами. Но если попросту, все они вместе — «Ваша Светлость».

— Да уж, повезло мне с тобой. Я бы удавился все это запоминать, — признался Горностай. — Так что тебе и карты в руки.

— Да ладно, шеф! Вы же не путаетесь в титуловании нашего князя? Он Николай Гораздович, титул — князь Гнездовский. Обращение — «Ваша светлость» или «князь». Но «князь» он только для равных ему хотя бы формально, то есть для дворян.

— Все-все, уймись, знаток этикета, — замахал руками Силин. — Я понял. Всем говори «Ваша Светлость», не ошибешься.

— Это не совсем так… — продолжил было Виктор, но осекся — шеф уже с трудом сдерживал смех.

Анна просто загадочно улыбалась. То ли чтоб за умную сойти, то ли у магов все иначе, даже обращение к «сильным мира сего». Виктор не стал об этом задумываться, просто понадеялся, что завтра при опросах свидетелей она не ляпнет какую-нибудь совсем вопиющую бестактность.

За окном еще только начинались поздние июльские сумерки, но шторы на окнах в кабинете шефа были задернуты, и на столе горело несколько свечей в причудливом канделябре.

— Интересный вам достался свидетель, мне прямо завидно, — шеф протянул Виктору папку. — Вот, изучайте. За избавление от проблем с поисками некроманта особисты поделились выжимкой из открытых источников. Правда, если мы не выдадим результат быстро и качественно, они первые же нас закопают — но это уже не ваши проблемы.

Василий Федорович был явно чем-то очень доволен: похоже, умудрился заработать пару очков в хитрых играх между стражей и особым отделом княжеской канцелярии. Виктор, конечно, не знал деталей, но о «большой любви» двух ведомств были в курсе даже служебные собаки.

— Ого, — Виктор взвесил пухлую папку с газетными вырезками и аналитическими справками, написанными убористым аккуратным почерком, — солидный материал.

— Забирайте и внимательно читайте. Из здания не выносить, по окончании расследования вернешь. Отвечаешь, ясное дело, лично и головой.

— Есть.

Виктор хотел было уйти, но шеф жестом его остановил.

— Анна, у тебя, говорят, собачка завелась? — поинтересовался Силин, — Полезная собачка или так, погавкать?

— Рано судить, потому и не докладываю, — Анна снова покачала головой, — Хотя на место убийства Веры пес нас навел. Чистое везение, вообще-то, что он оказался рядом и унюхал кровь. А вот насчет поисков убийцы — непонятно. Собака действительно была вместе со сторожем в момент нападения, но колдующий некромант у животных вызывает панику. Пес вырвался и сбежал, успев увидеть только черную жуткую фигуру. Ни лицо, ни приметы из собачьих воспоминаний не извлечь. Остается опознание по запаху, но я не уверена. Слишком он был напуган.

— М-да… — протянул шеф, — даже если опознает, собачку в суд как свидетеля не приведешь, адвокаты на смех поднимут. Ну, хоть будете знать, на кого доказуху собирать. Ладно, валяйте, изучайте бумажки. Я как одним глазом глянул, так пожалел, что не сам дело веду. Интереснейшая вам попалась дама…

Они устроились у Виктора в кабинете, разложили бумаги на столе. Свечи зажигать пока не хотелось, в полвосьмого вечера было еще очень светло. Виктор налил себе и Анне по огромной кружке чая. Магичка тем временем, не слушая возражений, быстро сходила за пирожками, успев буквально за пару минут до закрытия лавки пекаря.

«Виктор, Вы как хотите, а мне регулярно питаться просто необходимо. Да и вам не помешает, это я как врач говорю. Какие пирожки вы любите?»

— Знаете, Виктор, я тут пару дней назад читала последний роман Карреры — так на фоне альградской истории приключения бравого кавалергарда просто меркнут… — сказала магичка, быстро пролистав перечень документов.

— Да уж… — согласился Виктор. — С ума б от такого счастья не сойти…

«Ингрид Владислава Елена Альград-Эзельгарр. Двадцать два года. Младшая сестра владетельного конунга, князя Магнуса Владислава Александра Альградского» — значилось на первом листе папки.

Виктор грустно усмехнулся. У него было больше имен — Виктор Вальтер Александр Густав фон Берген, князь Бельский. По знатности он был выше дамы-свидетеля (или потенциальной жертвы?). Потомки Альга-Скальда, удачливого бандита, сумевшего завоевать себе княжество, не шли ни в какое сравнение с князьями Бельскими. Основатели Империи, второй по знатности род, право на императорскую корону, если прервется прямая линия…

Впрочем, какая разница? Где она и где какой-то там следователь?

Виктор откусил пирожок, проследив, чтобы крошки не упали на отчет, глотнул чая и продолжил чтение.

Практически с рождения Ингрид была обручена с Иоганном, наследником баронства Эзельгарр — главного конкурента Альграда по морской торговле, расположенного на длинном полуострове севернее Альградского побережья. Четыре года назад Ингрид отправилась в Эзельгарр, где состоялась пышная свадьба. Но прожила там совсем недолго. Когда Константин и Александр начали войну за обладание железной короной Гётской Империи, наследник Эзельгарра с небольшим отрядом отправился на помощь принцу Константину. Что перемкнуло у него в голове — непонятно, но голову эту он сложил довольно быстро. Героически или не очень, история умалчивает. Формально он числился пропавшим без вести.

Когда стало ясно, что муж с войны не вернется, Ингрид быстро организовала заочное отпевание и кенотаф. После недолгого траура фрайин вернулась в Альград, под папино крылышко, и стала появляться в Эзельгарре только в качестве дипломатического и торгового представителя Альграда.

К некрологу безвременно почившего Иоганна в папке прилагалось пояснение:

«Барона Витольда Эзельгаррского сын и наследник Иоганн очень раздражал. Об этом есть свидетельства очевидцев… (часть страницы явно аккуратно обрезана) …раздражение распространялось и на невестку, так что старый барон наверняка был рад избавиться от обоих. Как решится вопрос с наследованием Эзельгарра, пока не ясно. Скорее всего, наследником будет объявлен внебрачный сын барона, Петер».

И, на том же листе, но другим почерком: «Есть любопытный юридический казус. Витольд Эзельгаррский официально объявил сына своим наследником сразу после его свадьбы с Ингрид. Так что традиционный для Эзельгарра обряд «принятия в наследники» проводился над ними обоими, как семейной парой. После смерти мужа Ингрид вступила в наследство с традиционной же формулировкой: «принимаю все, что ты мне оставил» — то есть и титул наследника, при отсутствии у почившего супруга признанных детей. Так что формально она имеет право на баронскую корону Эзельгарра, пока Витольд не объявил нового наследника со всеми необходимыми формальностями»

Внизу, залезая на поля, кто-то размашисто добавил: «Бред. Кому она там нужна?»

Когда Виктор выбирался из разоренной гражданской войной Империи, Ингрид заочно похоронила мужа и вернулась домой. Но на этом ее проблемы только начались.

Ее отец, конунг Альграда, был игроком. Понемногу он играл всегда, но лет шесть назад пошел вразнос. Иногда он выигрывал, но в основном удача оборачивалась жуткими проигрышами. Было подозрение, что особенно неудачлив он стал молитвами одного из ближайших соседей — герцога Кошицкого. Никакие уговоры не помогали, и за несколько лет конунг спустил практически все состояние. Ингрид кое-как удалось отстоять приданое, с которым она вернулась из Эзельгарра — но это была капля в море. Альград трещал по швам — по слухам, был заложен даже родовой замок. К счастью, кредиторов у конунга было довольно много, и удавалось кое-как между ними лавировать. Один-два крупных, фактически, могли бы просто забрать земли за долги. Это тщательно скрывалось, но такое солидное шило в мешке не утаишь.

Для пополнения казны конунг планировал резкое повышение налогов на хозяйства полевиков, которых в Альграде было немало. Заодно собирался снова выдать дочку замуж, на сей раз за крупного банкира из Союза вольных городов Фрайстаат, явно планируя титулом и приданым закрыть один из кредитов.

Герцог Кошицкий, не только ближайший, но и самый богатый сосед Альграда, проявлял вполне объяснимый интерес к долговым обязательствам, скупая все, до его дотянется. Велись переговоры о том, чтобы дать конунгу громадный кредит для погашения долгов. И всем, кроме конунга Альградского, было кристально ясно — кредит нужен исключительно для того, чтобы впоследствии, за неуплату, присоединить конунгат к герцогству. Конунг же давно потерял критичность ума и был уверен, что это просто черная полоса, и вот буквально завтра она закончится.

Альград был на грани, и, вполне возможно, вскоре перестал существовать как самостоятельное государство. Но конунг после бессонной ночи за картами оступился на лестнице и сломал себе шею.

Магнус, его наследник, не избежал бы обвинения в убийстве, но это историческое падение происходило в присутствии большой компании приглашенных на прием представителей высшего общества. Включая епископа Альграда, не чуждого приятным развлечениям. Гости как раз собирались разъезжаться по домам, барон вышел попрощаться, и…

«Трагическая случайность», — хором заявили Магнус и Ингрид, дети конунга.

«Прими, Господи, душу почившего раба Твоего», — грустно отозвался епископ, поклявшись, что конунг упал без посторонней помощи.

«Мои соболезнования», — прошипел Болеслав, герцог Кошица, понимая, что шансы сделать Альград своим вассалом улетучиваются, как утренний туман.

«Отцеубийца!» — верещали одинокие фанатики. На них мало кто реагировал, и фанатики быстро переключились на вопли о чем-то другом.

«Повезло», — с крестьянским простодушием заключили полевики, которых так никто и не обложил новой податью.

Виктор покачал головой и, по привычке, попытался прикинуть, как бы он вел расследование смерти конунга-картежника. Но скоро оставил эту затею. Учитывая показания свидетелей, дело было бы тут же закрыто за отсутствием состава преступления, что, собственно, и произошло три года назад. «Помер барон — есть новый на трон» — вспомнил он циничную поговорку.

— Анна, как думаете, конунг сам навернулся с лестницы? — поинтересовался Виктор у магички, которая этот лист уже прочитала.

— Как вам сказать… Я могу, чисто теоретически, предложить несколько вариантов с использованием магии. Но в присутствии епископа они вряд ли сработали бы, магия и служители церкви плохо совместимы. Так что — не знаю. Мотив очевиден, а вот возможность… Если это и убийство, то очень хитро организованное.

Виктор кивнул. Кошицкий не нашел ни единой зацепки, чтобы обвинить Магнуса, нового конунга, в отцеубийстве — а уж герцог-то точно очень хотел такую зацепку найти. Так что либо Альграду невероятно повезло, либо…

— Возможно, Магнус на редкость хладнокровный и расчётливый человек. А сестра, судя по всему, беззаветно ему доверяет и поддерживает во всем, — продолжила его мысль магичка. Интересная парочка… Кстати, даже если они и организовали конунгу падение с лестницы, я, уж простите, их всецело одобряю.

Виктор поперхнулся пирожком и недоуменно вскинул глаза на магичку. Одобряет? Хотя, она же некромант, им любые жестокости, как коту сметана…

— Что вас удивляет? У них, по сути, родной дом горел. Папаша с ума сошел, и вместо тушения пожара кидался спичками. У них два варианта было — либо удрать, либо психа остановить. А в доме-то не только они живут. Вот они и остановили. Ну, или повезло.

— Будем надеяться, эта старая история к нашему делу отношения не имеет. — Прожевав пирожок, Виктор отложил стопку газетных вырезок о смерти прежнего конунга. Аналитической справки к ним, кстати, не прилагалось — видимо, тут особисты пожадничали.

Дальше в папке лежали страницы из серьезных журналов, посвященных целиком экономике. Виктор с трудом продирался через проценты по кредитам и отсрочкам платежей, налоговые ставки, обеспечение ценных бумаг и совсем уж заковыристые термины. Тут явно нужно было экономическое образование, а не умение (иногда, впрочем, его подводившее) протянуть от жалования до жалования.

Анна в этом помочь никак не могла.

— Я не экономист, — развела она руками, — я врач и маг. Моих познаний в финансах хватает только на то, чтобы ходить по распродажам.

Но общими усилиями они кое-как вникли в суть.

Магнус унаследовал огромные долги, с которыми необходимо было срочно разобраться. Он приступил к этой задаче с недюжинной энергией, умом и хитростью. При полной поддержке армии, торговых гильдий и — сестры.

Альград жил на морской торговле и транзите товаров вглубь материка, в основном в Кошиц и Гнездовск. При прежнем конунге многое пришло в упадок, так что Магнусу пришлось очень активно взяться за восстановление. Масштабы бедствия в конунгате не были широко известны публике, но некоторые действия по их устранению утаить было невозможно.

Начал Магнус с очевидных вещей — резкого сокращения расходов двора, искоренения грабителей, нападавших на торговые караваны, и жесткого расследования казнокрадства — с последующей конфискацией нескольких крупных состояний Альградских чиновников, партнеров папаши по азартным играм.

Суды были закрытыми, поэтому весомость доказательств оценить никто не смог. Да и не пытался.

Но этим дело не ограничилось.

Младшая сестра конунга, Ингрид, даже не выдержав срок траура по отцу, съездила в Фрайстаат к предполагаемому жениху. Результатом поездки стала не свадьба, как многие ожидали, а появление в Альграде четырех отделений банка Трескотти, по одному в каждом относительно крупном городе. За следующие три года количество банковских контор с симпатичной серебристой рыбкой на вывеске выросло вдвое. Объем торговли с Гётской Империей также изрядно возрос, в том числе и за счет повышения безопасности торговых путей с Альградской стороны.

Сейчас велась масштабная реконструкция порта в столице Альграда — не очень понятно, на какие деньги. Соседи и конкуренты конунгата по морской торговле — Эзельгарр и Мергентский торговый союз (прямой конкурент еще и Фрайстаата) — напряглись, как взведенный арбалет.

Пока пограничная стража баронства обустраивала пункты охраны, красотка Ингрид снова отправилась в путешествие. На этот раз в Империю. Она посетила в Гётенхельме Осенний бал, где произвела фурор и стала причиной двух дуэлей. Источник, приближенный к герцогу Кошицкому, утверждал, что через месяц после ее возвращения домой его светлость ругался последними словами. Герцог при помощи площадной брани описывал постельные привычки Ингрид Альградской, Императора и канцлера Империи. Особенно злил его досрочный возврат какого-то крупного долга.

Точные цифры торгового оборота конунгата журнальные эксперты назвать не могли, но имперские скобяные изделия через перевал стали распространяться по всей округе, что вызвало беспокойство у местных кузнечных гильдий. Имперские петли и гвозди были, к огромному сожалению кузнецов, немного дешевле и ничуть не хуже местных.

В общем, Альград потихоньку выбирался из экономической ямы. Поначалу никто, кроме высоколобых экономистов и слегка потесненных с рынка кузнецов деталями не интересовался. Потом забеспокоились соседи по побрережью…

Два месяца назад, в мае, в Альграде была образована провинция полевиков под личным протекторатом конунга Магнуса.

Вот тут владетельные господа подпрыгнули, как от шила в мягком, хм… кресле.

Полевики, они же — поляне, в этих местах жили испокон века.

Были ли они отдельным народом, или просто людьми, предпочитавшими селиться наособицу и от того не слишком похожими на соседей, никто точно сказать не мог. Кто-то считал их потомками полевых духов, перемешавшихся с крестьянами, которым они помогали пахать и сеять.

Сами полевики от ответа уходили. Какая вам разница, уважаемый? Вы пришли репу торговать — так мы продадим! И морковка вот еще, сочная, вкусная! А сказки — это сказки. Вечером у огонька детишкам рассказывать. Вы лучше еще свеклу посмотрите. Это ж не свекла, это ж чистый огонь, лучший борщ ваша хозяйка из нее сварит, все соседи сбегутся завидовать!

Полевики были невысокими, — полутораметровый полевик считался среди соотечественников вполне нормальным мужиком. Коренастые, смуглые и очень лохматые, они действительно могли показаться нечистью. Если бы не были такими же христианами, как все соседи. Религиозных фанатиков в их среде не появлялось, еретиков — тем более, зато крестьянская поговорка «на Бога надейся, а сам не плошай» была полностью про них.

Церковные службы полевики посещали исправно, к служителям Бога относились уважительно, и регулярно кто-то из их общин отправлялся учиться в Кошицкую семинарию, чтобы потом вернуться домой в качестве рукоположенного священника.

Полевики жили большими кланами в долине Межевье, разделенной примерно поровну между княжеством Гнездовским, герцогством Кошицким и конунгатом Альграда. В других землях полянские семьи тоже встречались, но Межевье было, можно сказать, их родиной и государством. Пусть и правили ими разом три господина, каждый своей частью.

Полевики пахали землю, разводили скотину, огородничали, выращивали табак и варили пиво. Получалось великолепно. На абсолютно одинаковых, соседних грядках, рачительная семья полевиков умудрялась собрать урожай в два-три раза больше и лучше, чем крестьяне-люди.

Даже картофель, завезенный на материк аквитонцами, как большой деликатес, у них получался намного вкуснее, чем у самих «законодателей мод». В Аквитоне кривились, говоря, что полянские корнеплоды совершенно не годятся для высокой кухни. Но все остальные точно знали, где вкуснятина, а где — непонятный выпендреж.

Выращивая свои урожаи, полевики совершенно не использовали магию. Это доказали несколько исследовательских экспедиций из Магической Академии Дракенберга. Полевики магов привечали (не задарма, естественно), кормили до отвала, на вопросы отвечали во всех подробностях — вплоть до того, чем кормить скотину, чтобы навоз наилучшим образом удобрял почву под помидоры. Исследователи все записывали, потихоньку толстели на разносолах и почти буквально рыли носом землю на грядках с тыквами. Но ни тени магии обнаружить не удалось.

«Просто мы работать умеем», — говорили полевики на недоуменные вопросы.

Когда вернулась третья экспедиция — отъевшаяся, но с нулевым результатом, — ректорат Академии решил изыскания в этой области прекратить. Чем очень огорчил полевиков, считавших магов-ученых непыльным приработком.

Естественно, на сельском хозяйстве полевики богатели так, что соседи страшно завидовали, а у владетельных господ появлялось огромное искушение обложить «зажравшихся крестьян» дополнительными налогами.

Что и было проделано много лет назад.

Как это бывает, иногда у власть имущих возникало желание содрать с мирных огородников еще пару шкурок. А когда это желание подкреплено неулыбчивыми и хорошо вооруженными мордоворотами из фискального ведомства, тут особо не попляшешь. Полевики ругались, но платили. Старательно выдумывая разнообразные способы утаивания доходов.

Несколько лет назад в среде полянской молодежи начали весьма активно поговаривать о возможной независимости. Мол, мы сами вполне сможем жить своим государством, охрану наймем, и пусть владетельные от нас наконец-то отстанут. Старейшины эти идеи не поддерживали, но, когда прежний конунг Альграда активно собирался еще больше увеличить налог, всерьез задумались. Жить-то надо, а владетельные, эвон, совсем озверели…

После смены власти в конунгате все вроде поутихло, но полгода назад герцог Кошицкий решил еще чуть-чуть, немножко, увеличить сборы. Всего-то ввел акциз на табак. И разговоры о независимости закрутились с новой силой.

Герцог Болеслав, узнав об этих идеях, решил объяснить охамевшим крестьянам, что даже мысли такие не приведут ни к чему хорошему. Его люди выловили несколько полевиков, особо громко ратующих за независимость Межевья. В планах было публично дать плетей и отпустить. Но невероятный по дерзости и профессионализму налет на конвой, везущий активистов в столицу герцогства, спутал все планы.

Арестанты были освобождены без единого трупа. Ущерб составили несколько сломанных конечностей и сотрясений мозга у конвоиров, а также половина собранного весеннего налога. В сундуке с оставшейся половиной была обнаружена записка: «у нас хоть совесть есть».

Герцог взъярился и приказал провести карательную операцию. Народ похохатывал (кто ж упустит возможность посмеяться над сборщиками налогов?), а в это время в Альграде конунг и главы наиболее влиятельных полянских кланов подписали договор об образовании провинции Межевье на территории конунгата Альград.

Детали договора не разглашались.

Реакцию на этот договор князя Гнездовского и герцога Кошицкого можно было описать, как «крайнее удивление». Хотя выразились они почти одинаково и куда менее вежливо: «Альград, вы там совсем охренели?». Стараниями дипломатов это было облечено в более корректную форму. Конунг Магнус ответил в стиле: «Моя земля, что хочу — то ворочу», и на этом переговоры зашли в тупик.

Герцог приостановил поиски нападавших, тем более, что все возмутители спокойствия как-то одновременно решили навестить альградскую родню.

Назревшую проблему нужно было решать комплексно. Князь Гнездовский, большой любитель договориться полюбовно (и к вящей пользе княжества) предложил встретиться у него. Ему совершенно не улыбалась назревавшая новая война в Заозерье. Эзельгарр и Мергентский торговый союз на полянскую независимость, в общем, плевали — но они были слишком сильно завязаны в хитроумной системе Заозерской торговли, так что их тоже позвали в гости.

Летний бальный сезон стал прекрасным поводом собрать всех заинтересованных лиц для обсуждения насущных проблем.

Анна отложила бумаги и усмехнулась.

— Виктор, как вам версия — Альград решил отыграть назад полянскую автономию, и кто-то особенно резвый из полевиков при помощи трупа двойника фрайин Ингрид им прозрачно намекает, что так делать не надо? Это вполне объясняет следы кого-то невысокого на месте преступления.

— А как же быть со сторожем? Его-то за что? — резонно спросил Виктор.

— Не знаю. Но мало ли?

— Так значит, полевики тоже могут быть некромантами? — вместо ответа спросил он.

— Почему нет? Пусть они и не совсем люди, но ничто не мешает появлению в полянской семье ребенка со склонностью к магии. Мы с одним полевиком в Дракенберге вместе учились, правда, он стихийщик. Но не вижу проблемы.

— Час от часу не легче, — проворчал Виктор.

Пирожки и чай давно кончились. За окном было уже темно, огоньки свечей на столе у Виктора слегка дрожали от ветерка. В открытое окно влетела ночная бабочка, опасно закружилась около подсвечника. Виктор выгнал непрошенную гостью, высунулся в окно, вдохнул прохладный воздух, наполненный запахом каких-то цветов. Покрутил головой, разминая слегка затекшую шею, и взял из рук магички последний листок.

Это была очередная аналитическая записка, в которой очень убедительно доказывалось, что идея об образовании автономии полевиков принадлежит, скорее всего, не конунгу Магнусу Альградскому, а его сестре, нанимавшей в Альграде должность канцлера.

Отдельным пунктом в этой записке была отмечена торжественная закладка в единственном городе Межевья церкви Святой Ингрид на средства полянских общин.

Где-то я это сегодня слышал уже… — вспомнил Виктор. — Ага! Милая компания в «Ферзе». Ох, спасибо учителям, натаскивали запоминать все подряд… Альградский парень охал, как его все достало, и какая от полевиков куча проблем. Как же его… Олег! Секретарь фрайин Ингрид!

Да, действительно, мы сегодня поутру наблюдали эту самую компанию. Вполне логичное совпадение — мы искали еще работающий кабак, они засиделись в «Ферзе», естественно, что мы все оказались в единственном открытом заведении в округе.

А еще — «Ферзь» рядом с местом убийства. Неужели все так просто?

Да уж, проще некуда… Племянник князя Гнездовского и его приятели — подозреваемые. Ох, хапнем горя… Как там шеф говорил? «Дерьмовая банка с пауками»? Ладно, завтра разберемся.

Виктор дочитал записку. По мнению автора, в Альграде после смерти старого конунга его дети поделили роли — из одного правителя сделали двух, и тандем получился действенный. Платежи по кредитам, набранным покойным конунгом, вносились в срок, армия исправно обустраивала границы и проводила учения, морская торговля велась все активнее, стража охраняла покой подданных и даже не особо брала на лапу.

Благодать, если бы не размеры долгов.

— Прямо как-то неловко завтра отвлекать от дел госпожу канцлера, — хмыкнула Анна.

— Работа такая, — пожал плечами Виктор. — Согласитесь, вполне рабочая версия — кому-то хочется намекнуть альградцам на необходимость учитывать интересы соседей в своих реформах.

— Остается надеяться, что фрайин Ингрид испугается злого некроманта и кинется в спасительные объятия следственного управления в вашем лице, — Анна говорила с совершенно серьезным видом, но Виктор был уверен, что это очередная подколка.

— Значит, распахнем объятия, — он убрал папку в сейф и закрыл замок. — И до конунга добраться бы, он тут тоже, вполне возможно, потенциальная жертва.

— Дамы вперед, — ответила Анна. — Начнем с госпожи Ингрид, а дальше как получится. Нам еще эту пятерку приближенных как-то надо найти.

— А вы их не узнали? Один из них на вас в «Ферзе» заглядывался, мне прямо неловко стало, что я мешаю возможному счастью, — ухмыльнулся Виктор.

— Нет… — задумчиво протянула Анна. — Покажите еще раз портреты, пожалуйста.

Виктор разложил перед ней рисунки. Магичка долго вглядывалась в лица, потом прикрыла глаза, пытаясь, видимо, вспомнить…

— Простите, — со вздохом сказала она, — я… черт, как неловко… Я так выматываюсь, что не вижу ничего вокруг. Проклятая диссертация… Который?

— Вот этот, — Виктор выдвинул вперед портрет худощавого брюнета. — Я тоже не чемпион по внимательности, но, насколько я помню, его называли Петер.

— Петер… А не тот ли это Петер, про которого мы с вами только что читали? Незаконный сын барона Эзельгаррского, его вероятный наследник?

— Прекрасная партия для любой девушки, — не удержавшись, хохотнул Виктор.

— И не говорите! — поддержала Анна. — Надо будет завтра платье новое надеть и накраситься!

Не то что бы Виктору было совсем не интересно посмотреть, как магичка будет выглядеть при макияже, но фрайин Ингрид его интересовала намного больше. Эзельгаррская вдова, канцлер Альграда… любопытно будет посмотреть на эту дамочку. Небось «железная леди», сплошные цифры и расчеты, образчик чистейшего прагматизма.

Виктор ерничал, прекрасно отдавая себе отчет в том, что это — от зависти. Парочка альградцев меняет мир, а у него — «по существу дела свидетель показал…»

«Все, уймись, — одернул себя Виктор. — У всех своя жизнь».

*****

…Когда тебе было восемь лет

Марька был почти белый. Он тихонько скулил, зажимая поврежденную ногу, а из-под маленьких ладошек текли капли крови.

Вы с утра скакали по каменной осыпи, пугали птиц, кидались камнями, все было так весело, пока Марька не оступился и не проехался голенью по булыжнику, очень сильно содрав кожу.

Вот дурак.

Теперь все точно узнают, что вы не только уроки прогуляли, но и пошли играть, куда не надо.

Ох, влетит вам…

— Да ладно, не вой, — мрачно бормочешь ты, — сейчас замотаю.

Носового платка у тебя, конечно же, нет. У твоего приятеля тоже. Ты перочиным ножиком обрезаешь подол марькиной рубашки (его все равно будут ругать за игру в камнях, так что семь бед — один ответ), и начинаешь неумело бинтовать.

Марька очень старается не плакать, но у него не получается — слишком больно. Слезы текут сами по себе, и Марька утешается тем, что вырастет и станет рыцарем.

У рыцаря такой доспех, что ему ничего не страшно. Потому, наверное, рыцари и не плачут никогда. Чего тут плакать, когда ты весь в железе?

Марька шмыгает носом, вытирает слезы и представляет, что он — Кшиштоф Великий, раненый в битве за Гронееву Падь.

Становится легче терпеть. Правда, шипя от боли и взвизгивая, когда твои неумелые руки прикасаются к ободранной ноге особенно неосторожно.

Но Марька уверен, что шипеть от боли рыцарю можно.

А по тебе снова, как тогда в больнице, разливается восторг. Поменьше и не так ярко — Марьке просто очень больно и страшно, умирать он не собирается.

Жаль.

Стой! — одергиваешь ты себя. — Марька друг, ему не надо помирать!

Жаль… — шепчет что-то внутри.

— Чего ухмыляешься? — зло спрашивает Марька, когда перевязка закончена. Я вырасту — рыцарем буду. Я теперь боль терпеть умею. У тебя друг ранен, а ты…

— А я другу помогаю, — улыбаешься ты.

Тебе хорошо. Тебе давно не было так хорошо…

Но ты никогда и никому об этом не скажешь.

Ты понимаешь, что есть радости — только для тебя.

*****