ГЛАВА 3 ИГРУШЕЧНЫЙ СЛОНИК

Синица лежала на своей кровати, пялясь в потолок. Они выполнили задание, подумать только! Чем дальше уезжал их грузовик с пленными страусами внутри, тем больше у Синицы сдавали нервы и тянуло громко орать или смеяться. Страусов пересадили на спец.машину с конвоем и отвезли в МВБ, а Кукушку и Синицу довезли до академии ближе к ночи.

Синица приняла душ, смыла с себя пыль и пот. Она посмотрела в зеркало и улыбнулась:

— Доброй ночи агент Синица — сказала она сама себе.

Она валилась с ног, мышцы и связки ныли, даже кости отдавали неприятной болью. Ещё бы, она догнала мопед несущийся на полную, да ещё и опрокинула его. Ей было за что себя хвалить. Когда они загрузили страусов в грузовик мистер Дарксон похлопал её по плечу и отметил, что он гарантирует им высший балл. Им обоим. Кукушка тоже впечатлил его.

Синице нужно было спать. Необходимо. Но сон никак не давался, в мозгу роились мысли и чувства. Хотелось, то плясать от радости, что долгое семилетнее обучение подходит к концу, то вздрагивать от мысли о распределении.

Она впервые выйдет за границу академии как свободный гражданин. Куда же её определят? Кем она будет служить и где? А куда отправят Кукушку? Неужели они не увидятся больше никогда? Синица с грустной улыбкой посмотрела на свой шрам на ладони. За эти три года он превратился в едва заметную белую полоску не больше трёх сантиметров.

Она снова легла на спину, зарылась под одеяло и попыталась выровнять дыхание, сделать его едва заметным, поверхностным и долгим. Вдох на 6 счётов, выдох на 8, снова вдох на 6. Так она дышала, отгоняя мысли и уснула наконец. Но скоро пожалела об этом.

Спала она неспокойно, вздрагивая, скручивая одеяло между ног и мотая головой. Во сне ей приснился отец. Это был плохой знак.

— Лили! Эй, Лили, моя маленькая девочка! — услышала она голос.

Она стояла посреди кухни с мамой и бабушкой, в пышной розовой юбке, с красивой короной на голове. Она танцевала танец принцессы, в честь своего дня рождения. Мамино лицо озарял свет заката, бабушка хлопала в ладоши в такт музыке на игрушечном синтезаторе.

— Лили смотри кто пришел! — улыбнулась мама. Лили повернула голову и увидела высокого красивого мужчину. Худого с седой чёлкой, как у неё. Отец смотрел на неё, сощурившись, и его серые глаза казались почти чёрными.

— Папочка! Папочка пришёл! — закричала Лили и бросилась его обнимать. Они обнимались, целовались и он гладил её по шелковистым волосам.

— Смотри, я принёс тебе подарок — сказал папа и вытянул из-за спины слона.

Игрушечного синего слона с грустными бровями и коротким пухлым хоботом.

— Слонииик! — завизжала Лили и стала обнимать слоника. Вдруг она почувствовала что-то твёрдое внутри его груди и в следующую секунду слоник вздрогнул и заговорил голосом отца, записанным на плёнку.

— Я тебя люблю, Лили! Я тебя люблю, Лили! — говорил слоник как заведённый и перестал.

— Ещё! Ещё! — радостно закричала Лили и сжала маленькими ручками грудь слону.

Он снова вздрогнул и снова заговорил отцовским голосом. Смешно, точно робот из мультфильмов. Лили уткнулась лицом в мягкого слоника и он пах клубникой.

— Я тоже тебя люблю, папа! — она обвила руками шею отца и поцеловала в щетинистую щёку, все засмеялись вокруг.

Синица перевернулась на другой бок и её сон сменил розовые краски на серые.

— Я тебя люблю, папа! — плакала Лили. Ей было 11 лет, она стояла в комнате родителей и смотрела, как отец, точно испуганный загнанный зверь, собирает чемодан, бросая туда вещи. Он проносится мимо неё, отодвигая в сторону грубо, точно мешающую мебель.

— Папа! Папочка, не уходи! — плачет Лили, сжимая зубы, чтобы они не стучали. Нос и глаза опухли, ей страшно холодно в этой комнате, и сердце выпрыгивает из груди.

В углу комнаты сидит мрачная мать и молча наблюдает за отцом.

— Мама! Скажи ему! — всхлипывает Лили, она бросается к матери и тянет её за руку, но лицо матери такое же испуганное, бледное.

— Объясни ей! — резко бросает отец матери, продолжая собирать вещи.

Он взъерошивает волосы на затылке и снова мечется по комнате и квартире.

— Мамочка. Что происходит — спрашивает Лили, сидя на коленях на полу, рядом с креслом матери. Но мама странно мотает головой, она хватается руками за живот, будто он болит и ничего не может сказать.

— Папа! Не бросай нас! Не бросай меня, папочка! Я же скоро уеду! Останься ещё немного! — Лили хватает отца за руку и тянет на себя.

Ей кажется, что если он уйдёт сейчас, то она просто умрёт от боли и ужаса. Она ничего не понимает, но чувствует свою вину, какой-то тяжёлый груз, придавивший горло и грудь. Тяжело дышать и она задыхается.

— Паническая атака — говорит мать и быстро подходит к Лили.

Лили хватается за горло, пытаясь вдохнуть воздуха, сердце стучит в висках.

— Видишь, что ты наделал! — бросает мать злобно.

Отец на секунду замирает, глядя на неё. Он хватает Лили за плечи и встряхивает её, как куклу.

— Успокойся. Слышишь? Успокойся, Лили! Я ухожу. Я должен уйти. Возникли обстоятельства, которые я не могу сейчас тебе объяснить. Но я думаю, мама, твоя мама сможет тебе рассказать. Не сейчас. Чуть позже, когда ты подрастёшь. Мне нужно уйти, чтобы спастись. Я попал в беду, девочка. Бедная моя, девочка. — он прижал её к себе и погладил по волосам, как тогда на дне рождении. Как всегда гладил её и говорил её "моя маленькая девочка".

Но тогда это был папа большой, высокий и сильный. Папа, который защищал, берёг и помогал.

Сейчас это был худой, бледный мужчина, которого Лили не могла узнать. Его глаза бегали, руки тряслись и, кажется, он сам не понимал, что происходит. Но он продолжал твердить Лили одно и то же "Я люблю тебя, маленькая Лили. Я должен уйти. Чтобы спастись. Чтобы спасти вас с мамой".

Когда он уходил из дома, возле двери, он крепко сжал её ладонь, которую она не отпускала всё это время и сказал ей шепотом " Я вернусь. Я вернусь за тобой" и отцепил её руки, несмотря на крики и слёзы и исчез в ночной темноте.

Лили не помнила, что произошло потом. У неё случился обморок. Она не помнила, как мама бережно уложила её в кровать. Лили очнулась с головной болью, глаза еле открывались. За окном была ночь. И вокруг, она тогда ощутила это впервые в жизни, стало тихо и пусто.

Жуткая холодная пустота стояла в комнате, во всём доме, кажется, во всём мире. Точно внутри кто-то отрезал важный орган или артерию. И кровь перестала идти внутри. Лили прижала к себе своего старого слонёнка, он вздрогнул и медленно зажужжал. Его механизм был давно сломан и теперь говорил странным заикающимся басом, совсем не похожим на папу.

Но в этот раз слонёнок сначала издал помехи, а потом громко и чётко произнёс "Я вернусь Лили...." захрипел и дальше пошли скачущие помехи. Это испугало Лили.

Видимо, отец решил наспех записать своё послание для Лили поверх старого. Лили нажала ещё раз и всё повторилось "Я вернусь, Лили… хррпыхыАБО… вр… шшш" и снова тишина и пустота. Лили еще несколько раз сжимала слоника, а потом жуткая и страшная мысль пронзила её голову. Если сейчас механизм сломается окончательно, то она больше никогда не услышит голос отца. Никогда.

Она посмотрела сквозь темноту на глаза слоника, который таил в себе это. Голос отца, который ушёл. Который внезапно бросил её, оставил вот так, как котёнка на улице. Не объясняясь, не попытавшись. Лили заплакала, уткнувшись лицом в подушку.

Синица, лёжа в кровати, корчила своё лицо и сквозь её закрытые веки проскользнула прозрачная слезинка, она проехалась поперёк носа и с глухим "кап" упала на подушку.

"Вернись, папа" прошептала Синица сквозь сон.

Утром, как ни в чем не бывало, не помня сна, Синица встала в шесть утра без будильника. Натренированное тело поднялось с кровати само. Синица еще была в полусне, когда обнаружила, что чистит зубы и смотрит в зеркало на своё опухшее лицо.

"Что у меня с глазами? — Синица потрогала веки — Как будто ревела всю ночь" Она усмехнулась.

Одевшись в свою повседневную униформу — чёрное трико, облегающее тело, спортивная серая куртка и такие же серые кроссовки, Синица вдруг замерла возле двери, согнувшись над шнуровкой.

— Гудвин побери! — выкрикнула она. Она побежала к окну и радостно захохотала.

— Как же я забыла! Я вчера сдала экзамен! — она стала прыгать по комнате и орать — Я сдала чертов экзамен! Ахахах-хаха! Слава Гудвину! Больше никаких утренних пробежек, уроков, тетрадей и учебников! А!!! Я сдала… Мы сдали экзамен! Кукушка! — с этим криком Синица бросилась в коридор, пробежала два этажа вниз, ещё одну лестницу наверх и уже спустя пару секунд она молотила в дверь.

— Кукушка! Кукуууушкаааа! — орала она. Из соседней двери выглянула чья-то недовольная сонная морда и цыцнула на Синицу, Синица махнула парню рукой, чтобы он проваливал.

Она стучала и стучала, пока не услышала как за дверью недовольно забурчали. Послышались шаркающие шаги, звук упавшего стула и ругательства. Замок двери щёлкнул и перед ней показалось лицо Кукушки. Кучерявые торчащие в разные стороны вихры и оттопыренные уши. Одно ухо было красное и больше другого, видимо, Кукушка отлежал его во сне.

— Чего ты орёшь, ненормальная? — заворчал Кукушка.

— Э! Заткни свою подружку! — пробасил парень из соседней комнаты, который всё ещё стоял возле своей двери.

— Сам заткнись, Игуана! — огрызнулась на него Синица — Кукушка! — завопила она другу прямо в лицо — Мы сдали экзамен!!! — она кинулась обнимать его.

Надо отметить, что Кукушка, стоял перед ней в одних трусах и его щуплое маленькое тело без одежды выглядело тщедушнее, чем обычно.

Синица подхватила Кукушку под подмышки и буквально занесла его внутрь комнаты, танцуя и распевая песню "Мы сдали экзамен! Мы сдали экзамен!".

Кукушка махал руками, упирался, пытаясь оттолкнуть её, но после нескольких попыток обмяк, как тряпочка и послушно подпел ей пару раз "Мы сдалии экзаамен".

— Всё! Поставь меня на место! Поставь, идиотка! — выругался он. Синица захохотала и посадила его на разобранную кровать.

Кукушка спрятал свои худые ноги и зад под одеяло и повернул свою голову прямо к Синице, уставившись на неё своими бельмами.

— На пробежку проснулась? — улыбнулся он.

— Ага! — Синица улыбнулась во все зубы — А ты прямо на меня смотришь, да? —

— А что такого? — смутился Кукушка, он почесал затылок и зевнул, причмокивая.

— Вот клянусь, Кукушенция, иногда я могу спорить на что угодно, что ты всё видишь! Просто прикидываешься, дятел! — захохотала она и стала показывать Кукушке неприличные жест руками.

Он недовольно поморщился и махнул на неё рукой.

— Иди в пень, Синиц. Я хочу спать. —

— Ты что с ума сошёл!? Спать! — Синица подскочила на ноги и рывком стянула с него одеяло, вызвав возмущенный вопль. Кто-то из соседей гневно постучал им в стенку.

— Ты с ума сошёл? — зашептала Синица — Какой спать? Я же говорю, мы сдали экзамен. —

— И? Спать никто не отменял. — Кукушка скрестил ноги и руки, сгорбился и стал трястись от холода.

Синица бросила ему одеяло обратно и он, как недовольный кот, фыркнул на неё, покрывшись одеялом с головы до пят. Оставил только лицо и одно ухо снаружи. То самое, которое было расплющено за ночь. Ухо, кстати, стало розоветь и чуть уменьшаться в размере.

Синица ухмыльнулась, хлопнув себя по коленкам.

— И что же это значит? — спросил наконец Кукушка, чувствуя, что у Синицы опять появилась какая-то дурацкая мысль, она их называла "идея на движ".

"Неугомонная девчонка" — думал про себя Кукушка.

— А это значит, что никаких пробежек, никаких уроков, никаких учебников и НИКАКИХ ТЕТРАДЕЙ! — радостно завопила Синица и в стенку постучали уже с двух сторон.

— Никаких тетрадей? — задумчиво протянул Кукушка и улыбнулся — А! Да! никаких тетрадей! — он заёрзал на кровати задом и щёлкнул пальцами.

— Зови Пилигрима — скомандовал он — Я позову Иглохвостку. Встретимся на полигоне. Не забудь основное — важно распоряжался он, встав с кровати, и принялся одевать штаны.

— Отлично — Синица потёрла ладони и побежала в коридор. Проносясь по коридору и сотрясая стены от стука пяток о деревянный хлипкий пол она продолжала напевать "Никаких уроков! Никаких тетрадей!".

Спустя полчаса их команда была в сборе.

Они стояли на полигоне вчетвером. Пилигрим, Иглохвостка, Кукушка и Синица. Каждый притащил с собой добротный мешок, набитый бумагой, тетрадями, альбомами и прочей учебной макулатурой. Иглохвостка ухмыльнулась и подмигнула Синице. Синица громко хихикнула ей в ответ, обняв за плечо Кукушку, который стоял рядом с ней, засунув руки в карманы и смотря в горизонт.

Синица перевела взгляд на Пилигрима, который стоял за Иглохвосткой и поймала его взгляд. Он улыбнулся ей и кивнул — от этого тёплое щекочущее чувство потекло по её животу и она улыбнулась в ответ.

Они молча прошли вдоль полигона до самого забора, слева стоял пищеблок со столовой, а справа полигон с разными препятствиями и стрельбищем с соломенными чучелами и стенками. В заборе была небольшая брешь, которую скрывал ряд мусорных контейнеров. Пилигрим подошел к одному из контейнеров, огляделся по сторонам, проверяя не смотрит ли кто, и сдвинул контейнер в сторону, тот громко заскрипел.

Ребята по одному пролезли сквозь брешь. Сложнее всего было протиснуть набитые большие мешки. У Синицы был один полутораметровый пластиковый мешок, у Иглохвостки два поменьше. Пилигрим нёс свой мешок и Кукушкин — они складывались вместе.

Ещё летом после первого года обучения в Академии, когда четвёрка сдружилась, они поспорили, что пишут так много лекций и делают столько рисунков, что наверняка, если сжечь всю накопленную макулатуру за все года обучения, то костёр выйдет отменный. Кукушка и Иглохвостка принялись спорить сколько метров будет костёр.

Пилигрим сидел на краю парты, как он всегда делал, по-деловому закинув одну ногу на другую и грыз зубочистку, ухмыляясь уголком рта. Уже тогда Синица знала, что обожает эту его ухмылку и зубочистку, и позу. И его. Но признаться в чувствах она не могла все семь лет. Она всё надеялась, что может быть Пилигрим сделает шаг навстречу. Но он не делал. Хотя Иглохвотска постоянно подначивала его и намекала Синице о его чувствах “Я виижу! Я вижу это, Синиц. Он точно втюхался!” не унималась она. Но каждый раз это выходило так неловко и глупо.

Вот и сейчас Синица посмотрела на Пилигрима, который шёл перед ней с двумя мешками тетрадок наперевес. Она посмотрела на его короткую стрижку и торчащие волосы на затылке, на шею, по которой проползла капелька пота и вздохнула. Она надеялась, что, может быть, на выпускном балу всё изменится. И Пилигрим пригласит её танцевать. Ну или она сама решится.

Иглохвостка, которая поймала её взгляд хихикнула и толкнула её локтём в бок.

— Ау! — Синица посмотрела на неё, нахмурившись.

Они шли по узкой тропинке леса, уже за забором, периодически наступая друг другу на пятки и толкаясь.

Иглохвостка изобразила страстный поцелуй с воздухом, а потом приподняла лукаво брови, показывая глазами на Пилигрима.

— Иди ты! — толкнула её в ответ Синица и обе рассмеялись.

— Пришли! — радостно выдохнул Пилигрим и бросил свои мешки на траву. Остальные последовали его примеру.

Они пришли на небольшой лысый пятачок, в стороне от тропинки. На этом пятачке они часто делали костёр, общались. Вокруг кострища лежало несколько коротких брёвен, чтобы сидеть. А слева росло двойное дерево — его два ствола свивались друг с другом, испещрённые карманными ножиками.

Тут было с десяток проклятий, нелепых словечек и автографы каждого члена четвёрки. На ветвях ребята два лета назад натянули что-то наподобие шатра — удобно укрываться в дождь. В стволы перпендикулярно врезали щит, спёртый со стрельбища и получился стол.

Здесь они коротали маленькие свободные минуты, курили, учили друг друга смачно ругаться, а иногда просто молчали, уставшие после сложного учебного дня. Здесь можно было спрятаться от смотрящих, агентов, правил, запретов, академии и от себя самого. Выходя за забор, ребята договорились об этом в первый же день, как нашли это место, что этот их пятачок свободная зона от сверхспособностей. Здесь они становились просто маленькими детьми, которые боятся, скучают по дому и нуждаются в дружбе.

За шесть лет никто ни разу не нарушил обещания. Пилигрим не смотрел сквозь предметы, Синица не использовала телепатию и силу, Иглохвотска не ускорялась, а Кукушка не считал вероятности. Так было и сегодня.

Ребята вывалили кучу тетрадок и учебников на кострище, подгребая кучу ногами, потому что она постоянно разваливалась и расползалась, точно густая лужа. Тогда Кукушка предложил сложить все бумаги и книги наподобие кирпичей, чтобы получился квадрат. Внутри этого квадрата накидали смятой бумаги и сухой травы с ветками.

Пилигрим достал спички и долго подпаливал разные уголки макулатуры, раздувая пламя. Наконец, спустя минут 10 костёр запылал — яркий и горячий. Подростки радостно гигикали и скакали вокруг. Иглохвостка достала из-за складок своего длинного плаща несколько бутыльков и фляжку. Четвёрка распила питьё и стало совсем легко дышать. Спустя час все были пьяны.

Дым вился высоко в небо, костёр догорал. Он оказался не таким уж и высоким — максимально пламя достигало полтора метра от земли, да и сгорел быстро, как и положено бумаге. Иглохвостка и Синица сидели на одном бревне, упираясь друг в друга спинами и положив голову на плечи. Их щёки соприкасались.

— Я уже пропеклась — пробормотала Синица — Давай переворачиваться. — она действительно чувствовала, что левая половина тела заметно нагрелась рядом с костром.

Они развернулись друг к другу лицом и захихикали. Глаза Иглохвостки сверкали от огня. Она стала накручивать волосы Синицы на своим пальцы и бросила косой взгляд на Пилигрима. Синица замотала головой.

— Так кто куда собрался идти? — громко спросила Иглохвостка и повернулась к мальчикам. Пилигрим растянулся на длинном бревне, свесив ноги и посвистывая. В зубах торчала травинка. Кукушка сидел на краю бревна и ковырял палкой угольки костра.

— М? — Пилигрим лениво приподнялся на локте — А… куда собрались, в смысле, после академии? —

— Ну да, осёл. Не после обеда же — передразнила его Иглохвостка и громко засмеялась.

Она обладала внушительной фигурой выше 180, широкими плечами и бёдрами. Большая и громогласная девушка, с круглым простым лицом имела удивительную сверхспособность, которая абсолютно не вписывалась в её образ. Она могла быть быстрой. Очень быстрой. Её скорость в максимальном разбеге достигала 100м в секунду. Достигала она такой скорости на прямой траектории за 2,5 секунды. Могла ли она бегать ещё быстрее никто не знал, а сама Иглохвостка помалкивала.

А её особенный плащ был не просто красивым прикидом. Его края были пришиты к униформе на рукавах и штанах так, что если она разбрасывала ноги и руки в стороны, то она могла буквально взлетать метров на пять-шесть от земли. Разгоняясь и взлетая, она могла планировать долгое время, ловя потоки воздуха, прямо как птица.

Они подружились с Синицей сразу. Иглохвостка сама подошла к ней после второго урока в перерыве.

— Э, новенькая? — пробасила она — Тебе как зовут? — она скрестила руки на груди и расставила ноги широко, что стала похожа на гору, которая выросла посреди коридора. Синица сначала смутилась, но потом улыбнулась ей, потому что почувствовала от девочки внутреннюю нежность, усердно скрываемую за большой фигурой и мальчишескими повадками.

— Синица — она протянула девочке руку и та, поколебавшись, крепко её пожала.

Долго и крепко, заглядывая прямо в глаза. Потом Иглохвотска почему-то покраснела и убрала руку. Они обе засмеялись от неловкости. И стали друзьями. Мгновенно. Не договариваясь, не открывая душу долгими разговорами. Это произошло само собой. Внутри у них было что-то общее, неуловимое, понятное без слов. Они любили дурачиться, пихаться локтями и возиться как щенки, за что их часто укоряли преподаватели.

В академии было не принято дружить. Каждого ученика выращивали в ощущении собственной индивидуальности, особенности и высокой конкуренции, от которой каждую весну во время сессии плавились мозги и случались массовые истерики. Но их тайная дружба помогала.

Иглохвостка, кроме больших размеров и мужских повадок обладала удивительной способностью к неловкости. Она часто спотыкалась, налетала на прохожих в коридорах, падала с лестниц. Особенно опасным считалось если Иглохвостка несла что-нибудь жидкое в руках. "С вероятность 85% в перерасчёте", как сказал бы Кукушка, Иглохвостка проливала содержимое стаканов, кружек и бутылок на кого-то из сидящих рядом. Чай, сок, вода, кофе и какао — в двух разах из трёх оказывалось на ком-то, вызывая дикий возмущенный вопль "Твою мать, Игла, опять?! Косорукая дылда!" — кричали со всех сторон, а Иглохвостка неловко улыбалась или начинала кричать в ответ.

Иногда дело доходило до драки, но здесь, конечно, крики унимались, мало кто решался побить Иглохвостку. Но если кто и находился смелый, обычно, спустя минут семь, он уже тормозил лицом по щебню на заднем дворе академии, под общие улюлюкания и свист.

Иглохвостка защищала слабых и обделённых. Имея категорию 1А она принципиально дружила с В, Г и Д категориями, постоянно вписываясь в драки и разборки. Собственно, именно Иглохвотска познакомила Синицу с Кукушкой. Хотя первый год они никак не могли найти общий язык.

Тихий и задумчивый Кукушка откровенно раздражал Синицу, хотя она пыталась относиться к нему нейтрально, чтобы не обижать подругу. Ведь та души в нём не чаяла. Особенно серьёзно она относилась к предсказаниям Кукушки, даже записывая некоторые особенно странные. Она носила эти записи с собой и периодически перечитывала, тщетно пытаясь найти в них логику или совпадения с реальностью.

Они всегда были рядом — Иглохвостка, Синица и Кукушка. Мало по малу Синица раскрывала Кукушку, всячески подкалывая его и выводя на эмоции. Ещё через год они наконец научились общаться без Иглохвостки.

Синицу удивило насколько Кукушка рядом с крупной подругой становился незаметным, прозрачным и тихим, настолько же весёлым и бойким он был без неё. Как будто маменькин сын. А потом случилась та встреча с Гризли, Червяком и Пучеглазом, после которой Синица и Кукушка стали настоящими друзьями.

Сейчас Кукушка как обычно молчал, тыкал палкой в огонь, а когда маленький её кончик загорался он махал палочкой по кругу и тушил её. Повторял процедуру снова.

— Я думаю — проговорил он на вопрос Иглохвостки — Что меня определят в правительство. Буду считать вероятность конца человечества — он скривил губу и помахал палочкой рядом со своим носом, — А ты? — он поднял глаза на Иглохвостку, та радостно заёрзала.

— Ну конечно же за границу — она хлопнула себя по коленкам и кивнула Синице — Мы будем вместе в спец.отряде, да? —

Синица усмехнулась и боднула Иглохвостку лбом в лоб.

— Откуда же я знаю — ответила она — Хотелось бы, конечно. Но кто знает, всё решат результаты экзамена, верно? Пока мы их не знаем. А ты? — голос её едва заметно дрогнул — Пилигрим? Ты куда хочешь? —

Пилигрим посмотрел на Синицу сквозь костёр и лёг обратно на бревно, пожав плечами.

— Всё равно —

— Как всё равно?! — хором удивились девочки.

— Да вот так — Пилигрим снова пожал плечами — Моя категория 3В, ни рыба, ни мясо. Для чиновничьей работы и перекладывания бумажек не дотягиваю мозгами, а до пограничной службы силой — он плюнул через плечо в костёр и нахмурил брови.

Синица увидела в его глазах тоску и смятение.

— Ты что! — сказал она улыбаясь — Ты очень сильный и ловкий — Пилигрим фыркнул с досадой, глядя в огонь.

— Да, у тебя нет силы и скорости, как у нас с Иглой — продолжила Синица, она сердцем ощущала его боль и тоску — Но ты же тренировался все эти годы, помнишь? Ты очень старался повысить категорию. Все это подтвердят. Ты пришёл на финиш в контрольном забеге пятым! Пятым, хотя не обладаешь генетической склонностью, Грим. Кто знает, может по итогам финального экзамена у тебя будет не 3В, а 2Б, как у меня. А этого вполне достаточно… — с каждым своим словом Синица всё надеялась, что он посмотрит на неё, но он даже не собирался.

— Достаточно для чего? — злобно оборвал её Пилигрим и отвернулся к костру и ребятам спиной.

Иглохвостка похлопала Синицу по плечу и подмигнула ей, чтобы та не расстраивалась. Но Синице захотелось убежать и плакать, потерявшись в лесу. Ей было обидно за Пилигрима и за себя, что он не видит её, не понимает её чувств и не принимает поддержки. Да, он был слабее её в категории, но она не встречала никого, кто бы так сильно рвался к лучшему.

Пилигрим всегда соревновался. Во всём и со всеми. Не обладая высокой скоростью он постоянно бегал. Причём делал это даже после основных физических занятий. Синица часто видела в окне своей комнаты, как ночью, на полигоне, он нарезает круги в полном одиночестве, подсвеченный высокими фонарями.

Пилигрим бегал по лестницам и коридорам, тягал железо в спортивном зале, повышая свою выносливость и силу. Год за годом. Но он даже на сантиметр не мог приблизиться к тем детям, кто после трансформации становился сверхсильным или сверхбыстрым. Пока Пилигрим, истекая потом и слезами отжимал от груди 50 кило, его одноклассники поднимали грузовики, гружёные металлом, сворачивали пальцами металлические щиты на полигоне. Пока он забирался на первую стенку, срываясь и падая в грязь, другие аниматики заканчивали всю дистанцию препятствий. Преподаватели смотрели на Пилигрима, сквозь пальцы. Они не препятствовали его рвению, но и никогда не оценивали его, не гладили по голове.

Пилигрим горел спорами различного толка в загадках, расчетах, ловкости и силе. То побеждая, то (что было чаще всего) проигрывая. В нём накопилось столько нерва и злости под конец обучения, что он часто срывался на своих друзей. Кричал или мог встать и уйти, оборвав какой-нибудь безобидный разговор. Друзья молчаливо переглядывались, но боялись надавить на больное.

Всё чем обладал Пилигрим — это зрение. Он был точно антипод Кукушки. Активный, словоохотливый, зоркий. Он мог стрелять на огромные расстояния, быстро и сверхточно. Его оружием была, конечно, снайперская винтовка. Но он постоянно практиковался в бое на одноручном мече. Он видел мельчайшие детали и тексты в километре от себя. В особенные пики он мог видеть сквозь стены и предметы, но это было пределом. Как и у Кукушки нострадамусовы трансы, так и у Пилигрима его сквозь-видение случалось редко и не всегда предсказуемо.

Синица решила перевести тему и, затая дыхание, спросила:

— Вы идёте на бал? — пальцы на её ногах сжались, но никто этого не заметил.

— Конеечно! — пропела Иглохвостка и обняла Синицу, мурлыча и кривляясь — Я приглашу тебя на танец, принцесса! — и захохотала.

Синица передразнила её и тоже засмеялась, отметив, что Иглохвотска снова покраснела.

— Кукушка? —

Кукушка пожал плечами и улыбнулся:

— Я конечно против всех этих человеческих нежностей и танцев, но там точно будут наливать. Поэтому я приду. —

— Отлично! Одень смокинг! Я просто с ума схожу, хочу увидеть тебя в смокинге — захихикала Синица и Кукушка махнул на неё рукой. Он отпил из фляжки последний глоток и икнул. Выпить он был любитель. Это расслабляло его неугомонный мозг и нити вероятностей пропадали. В мозгу становилось тепло, приятно и спокойно.

— А ты? — робко спросила Синица Пилигрима.

Тот повернулся в её сторону и посмотрел ей в глаза, долго и мучительно. У Синицы всё в животе свело судорогой. Она осторожно сглотнула слюну, пытаясь заставить себя дышать. По телу снова побежало тепло, даже от одного его взгляда.

"Какой же он красивый" — подумала она про себя. Пилигрим не особенно высокий, но и не маленький. С накаченным торсом и ногами парень, больше похожий на мужчину. В 17 лет у него уже была тёмная щетина, обрамляющая широкую нижнюю челюсть и доходила до выпирающего кадыка на шее. Эта шея особенно не давала покоя Синице, она часто мечтала поцеловать её. Темные глаза, всегда горели какой-то особенной искоркой. Коротко стриженные волосы и родинка в углу глаза. Даже его запах казался Синице особенным. Он пах хвоей, пОтом и сигаретами, вперемешку с имбирным печеньем, которым он часто любил хрустеть.

— Почему бы нет? — наконец сказал он спокойно и осмотрел Синицу с ног до головы.

Она от этого взгляда покраснела и даже вжала голову в плечи.

— Вот и отлично! Чур займём отдельный столик и будем пить, орать песни! — радостно прервала неловкую паузу Иглохвостка и потрясла Синицу, пытаясь привести её в чувство.

Синица послушно закивала. И они затянули свою любимую песню. Спустя один куплет её подхватили и мальчишки.

"Глаза у страха, как правило, велики

И на подмогу приходит одна смекалка

Надену кеды, которые мне не жалко

А с новых даже не срезаны ярлыки.

Хотя они были куплены год назад

Такую роскошь позволит себе не каждый,

Меня не зря приучили давиться кашей

Прежде, чем пробовать шоколад.

Я выбрал самое лучшее

Среди миллиона вещей

Толкаю камни в гору

И таскаю воду решетом

Я жду особого случая

С морщинами вместо прыщей

Я абсолютно счастлив

Только не сегодня, а потом&quotс)