4.

4.

Шли летние деньки, неприятный инцидент забывался, встречи наши продолжались, а лето неуклонно двигалось к концу. В первых днях августа в мою дурную голову закралась мысль о ночной рыбалке. И, конечно же, я решил пойти на наш с Паулинкой прудик. Тем более что несколько дней у меня не было возможности с ней повидаться.

Выбрав время, чтобы добраться туда засветло, я как-то ошибся и пришел как раз вовремя, чтобы увидеть, как краешек солнца уползает за горизонт. Паулинка на берегу меня не встретила, да я и не особо ожидал ее увидеть здесь так поздно. Обычно мы расходились гораздо раньше, когда солнце только начинало заходить. Поставив палатку и нарубив сучьев для костра, я принялся за снасти. Цепляя на леску поплавки со светодиодами, я вновь погрузился в себя, а когда очнулся…

…Вокруг меня кипела мутная противно пахнущая вода. Было уже совсем темно, но в отблесках моего костра были отчетливо видны белесые скользкие тела, тянущие мою голову под воду. И их изумрудные глаза словно гипнотизировали меня, забирая и ужас, и возможность вырываться. В мозг громким набатом била чужая мысль «Еда!». А я не мог даже моргать, когда под новым напором скользких конечностей голова моя раз за разом погружалась в затхлую, совершенно непрозрачную из-за поднятого со дна ила и песка воду.

И тут я понял, что заставило меня пробудиться. Укол боли от присосавшегося к моей левой руке существа. А с новым уколом ко мне вернулся панический ужас, и мои странные противники, почувствовав это, с еще большим упорством принялись за свое черное дело. Хорошая все-таки вещь безусловные рефлексы — даже полностью бесконтрольное, мое тело все это время задерживало дыхание, а в тот момент, когда не смогло, взрыв боли изнутри просто заставил меня со всех сил оттолкнуться ногами от дна.

Хватка на моем теле мгновенно ослабла, и мысленная, и физическая. Закашливаясь и задыхаясь, я на четвереньках пополз к берегу. Это ж надо, пытаться утопить человека у самого берега. Впрочем, я с радостью прощаю моим зеленоглазым убийцам такую оплошность. Рухнув мокрым мешком на берег, я еще немного отполз от воды к костру и попытался прийти в себя. Глаза отчаянно болели и слезились, легкие сотрясали судороги и рвотные позывы, а самого меня трясло от непередаваемого ужаса. Прочь! Прочь от этого гиблого места! — билось в голове. — Только ополоснуться в теплой водичке напоследок.

От таких мыслей меня затрясло еще сильнее. Они все еще здесь! Бросив быстрый взгляд на озеро, я отчаянно заспешил наверх, к насыпи и палатке, готовый поклясться, что в бликах от костра на еще колышущейся воде выцепил взглядом не меньше двух десятков изумрудных угольков-глаз. Вскарабкавшись на дорожную насыпь, я поднял взгляд, и новый приступ ужаса подкосил мои ноги. Плотным полукольцом отсекали мне путь к отступлению… люди?

Множество темных фигур с размытыми лицами и пугающим, каким-то потусторонне-бледно-зеленым светом из глаз. И только тут я, наконец, осознал — Паулинка одна из них.

Потому-то я, как бы ни старался, не могу четко описать черт ее лица, да даже телосложение, черт возьми! Все это время, как фонарик рыбы-удильщика, мое внимание забирали глаза. Вот только в отличие от этого мертвенно-бледного сияния моих новых знакомцев, ее глаза светились теплотой добра. Пусть она одна из них, но ее не может быть СРЕДИ них! Мы же… друзья. Или как?

Полукруг призраков понемногу сжимался. Нужно срочно прыгать в воду! — прогремела в голове спасительная мысль, и я, разбежавшись, прыгнул прямо в гущу преграждающих мне путь фантомов. Как я и ожидал, никакого физического сопротивления от контакта с ними я не почувствовал, но сгруппироваться для приземления все равно не успел и кубарем, собирая на мокрую одежду дорожную пыль скатился с другой стороны насыпи прямо в крапивные кусты. Получив дополнительного тоника для пробуждения, я с горящим лицом и руками без разбору помчался через поле, не замечая путающие и режущие мои ноги полевые травы, чтобы снова очнуться в мутной, приятно успокаивающей раны и жжение от крапивы глубине. Только в этот раз пробудил меня знакомый голос в голове: «Выплывай!». И, чтоб меня рыбы съели, ее испуганная интонация отбросила все сомнения прочь. Мы с Паулинкой друзья!

В этот раз никто не пытался меня остановить. Хотя и оттащили меня поглубже, и были поосторожнее, видимо решили дать мне утонуть самому. На берегу стояла Паулинка, и ее разгневанный взгляд не сулил мне ничего хорошего.

— Собирай свои вещи, — потребовала она. — Я провожу тебя, докуда смогу.

Я виновато кивнул и стал собирать палатку, испуганно поглядывая на спокойную водную гладь прудика. Вроде ничего необычного там не было.

— Какого лешего ты здесь забыл ночью?! — тихо спросила она.

Я смущенно показал ей на удилище. Рыбачил, мол, но встретившись с ее гневно горящим взором, потупился.

— Чтобы врать мне, научись сначала врать самому себе! — взорвалась она, напомнив мне, что я как на ладони перед ней. — Не утруждай себя ответом, я уже все знаю.

Вот уж действительно, не стоит отвечать на риторические вопросы. Да, историю с рыбалкой я выдумал. И несколько дней не приходил сюда, потому что однажды вечером после встречи с Паулинкой решил проверить, что же происходит здесь по ночам, и боялся, что она прочитает эту мою мысль. Не того боялся, значит…

— Сегодня мы видимся в последний раз, — вновь отвлекла она меня от раздумий.

Сердце мое сжалось от грусти. Сам, все сам виноват! Проклятое яблоко Познания. Я со злостью запихнул последние пожитки в рюкзак, и в отчаянии воззрился на Паулинку.

— Так больше нельзя, — ответила она на незаданный вопрос. — Слишком опасно.

Ты перешел черту, — слышалось в ее ответе. И возразить-то нечем. Тем не менее, многое оставалось недосказанным, вопросы терзали меня и уже по дороге Паулинка задумчиво заговорила:

— Ты не виноват, так же как и не виноваты мои родственники. Против себя не пойдешь, как ты сам однажды говорил. Но, чтоб ты знал, я никогда никого не убивала — я родилась уже после гибели деревни и нашего озера. Может поэтому и не тянет. А что до моих родственников… — она помолчала, — все они уже слишком стары, чтобы меняться. Ты привлек меня своими фантазиями, живыми и чистыми озерами, огромным миром, что вокруг нашего крохотного, отжившего свое пруда. И, надо сказать, мои родственники тоже целыми днями вслушивались в твои мысли, переживали и мечтали с тобой.

— Что-то не верится, — буркнул я, чем заработал очередной гневный взгляд.

— Ночью они охотники. И ничто на свете этого не изменит, как и твою любознательность. Рыбы в пруду мало, но и нас не очень много, перебиваемся. А ты — деликатес, — добродушно рассмеялась она. — Так что зла не держи, и чтоб ты знал, старичков то ты почти сумел побороть, но если б твоей крови захотела я…

Даже после этих ее слов мне не стало страшно в ее присутствии. Только снова нахлынуло крутящее живот чувство грусти, ощущение потери и близости расставания. Какое-то время мы молчали, а потом я неожиданно осознал, что уже очень давно иду совсем один.

Как можно судить о чем-то непонятном. Кошка с фиолетовым окрасом прилетела к тебе на подоконник и ластится. И пока другие ей подобные разрывают все человечество на куски, ты в своей маленькой комнатке наливаешь гостье мисочку молока и гладишь ее умиляясь. Как-то так.