Глава 4

В последний раз Титэа была на весенних торгах вместе с отцом. Он не хотел ехать, но деревенский староста уговаривал, твердил: «Нельзя сидеть взаперти. Прошлую весну пропустил, не праздновал возрождение бога – но не вечно же горевать. Поезжай вместе с дочерью. Посмотришь на весенний хоровод – полегчает на сердце». И отец согласился, не желая спорить.

Халя Вени любили в деревне. Не только за то, что он приносил перевязанные бечевкой послания. И уж точно не за то, что следил за маяком, не давал заржаветь маховикам и флюгерам, а те сигналили воздушным кораблям, не позволяли им сбиться с пути. До всего этого деревенским было мало дела. Но они любили приходить в гости к смотрителю маяка и звали к себе. Вели долгие разговоры, засиживались дотемна – Халь Вени умел внимательно слушать и всегда готов был помочь дельным советом.

Но после того, как море навсегда забрало маму, отец перестал появляться в деревне и неохотно отпирал двери в башню. Никто не мог заставить его забыть о печали: ни маяк, ни Титэа, ни тем более люди из деревни.

Но все же он согласился поехать на ярмарку, и Титэа хорошо запомнила этот путь. Их усадили на скамью в крытой повозке, и сквозь полуоткинутый полог Титэа следила, как поднимаются и опадают холмы, как исчезают позади знакомые места. Запомнила и сам город: разноцветные стены в гостевом доме, праздничную толчею на улицах, музыку и песни. Но отец так и не сумел развеселиться, и Титэа делила с ним печаль, смотрела на все издалека, отрешенно. И только когда хоровод подхватил ее, закружил на площади – лишь тогда веселье накрыло с головой, захлестнуло, словно море.

Несколько лет назад это было, а кажется – так давно.

Музыка и песни остались прежними, гомон толпы не изменился, и разноцветные ленты все также взлетали в небо, плескались на ветру. Но изменилась сама Титэа. Море закалило ее, пропитало солью, приучило к одиночеству. Она шла сквозь уличный шум как сквозь волны. Подол белого платья мел мостовую, широкие рукава разлетались в такт шагам, а по плечам струились черные, оплетенные жемчугом пряди. Ей не приходилось пробираться сквозь толпу. Прохожие шептали: «Жрица океана», и расступались, давали пройти.

Рассветные часы Титэа провела на ярмарочной площади. Наполнила чаши священным жемчугом, отдельно высыпала крупный, отдельно – тусклый и мелкий. Застелила прилавок белой тканью, разложила мерцающие перламутром раковины. Полюбовалась – вышло красиво, – и прошептала молитву над дарами моря. А потом ушла, – в торгах Титэа ничего не понимала, доверила все своим попутчикам из деревни. Справятся без нее, ведь все эти годы так и было: она ныряла за жемчугом, а они продавали его здесь, на ярмарке.

У Титэи были другие дела. Нужно найти Чету, бегущего от непонятной угрозы, и разузнать, где купить маховик, новый, взамен проржавевшего. Второе было проще.

Титэа вышла на середину площади, запрокинула голову и огляделась. Цветные крыши, башенки, карнизы, ограды мостиков-балконов, перекинутых от дома к дому, – все они, увитые лентами, рвались в небо, пронзали синеву. Но не могли заслонить силуэт городского маяка ветров. Он возвышался над домами, далекий и темный. Ни одного флюгера отсюда было не различить, но все же Титэа не сомневалась, что это за башня.

Идти далеко, наверное до самой восточной окраины города. Но ничего не поделать, – где еще узнать про маховик? Да и все новости слетаются к маяку ветров. Может быть, там ждет еще одно послание от Чету из рода Совы?

Титэа еще раз взглянула на небо, запомнила направление и отправилась в путь.

Когда она добралась до маяка, солнце уже поднялось высоко. Здесь, на окраине было почти тихо, никто не зазывал, не расхваливал товар. Мощеная булыжником улица карабкалась на холм, мимо причудливых домов. Те, казалось, тоже ползли вверх, упираясь в мостовую неровными ступенями и крылечками. Блестели оконные стекла и медные решетки. То тут, то там распахивались двери, люди покидали жилища, спешили вниз. Из переулка выбежала босоногая девушка с корзиной в руках и закружилась в танце – словно слышала музыку, скрытую ото всех остальных. А потом засмеялась, запустила ладонь в корзину и швырнула в воздух полную горсть лепестков.

Титэа поймала один из них, фиолетово-синий, и улыбнулась. До вечера было еще далеко, но праздничное веселье уже пьянило, шептало: «Отбрось заботы, забудь о чужих бедах, все хорошо». Но Титэа не могла забыть. Подъем становился все круче, но она продолжала идти, пока впереди не выросли темные стены башни.

Птицы, свившие гнездо над дверью, забеспокоились, зачирикали, едва Титэа ступила на крыльцо. Она хотела постучать, но увидела алый шнур и потянула за него. Из-за двери отозвались колокольчики, и птицы всполошились еще больше, захлопали крыльями и снялись с места. Послышались шаги, скрипнули петли, и дверь отворилась.

На пороге стоял вихрастый юноша в простой, совсем не праздничной одежде. Титэа успела заметить следы чернил на его щеке и пальцах.

– Приветствую хранителя маяка, – сказала она и поклонилась.

– О, я всего лишь ученик, – ответил тот и посторонился, пропуская ее. – Хранитель наверху.

Юноша провел ее через нижний зал – темный, заставленный ящиками и картонными коробками – и распахнул дверь на лестницу.

Придерживая длинное платье, Титэа поднималась по ступеням, на ходу заглядывала в узкие окошки и успевала увидеть синие и алые флаги, крыши, чистое небо. Так странно было идти по винтовой лестнице маяка ветров и не слышать шума моря, не чувствовать соленого ветра.

Наконец, ее провожатый остановился возле дверного проема, заглянул внутрь и крикнул:

– К вам гостья! – А потом обернулся к Титэе и сказал: – Заходите, он там.

Махнул рукой, то ли подбадривая, то ли прощаясь, и бегом помчался вверх по ступеням. Титэа прислушалась и сквозь дробное эхо шагов различила пение колокольчиков под крышей и перезвон хрустальных бусин. В маяк ветров пришло послание.

Переступив порог, Титэа оказалась в круглой комнате, похожей и непохожей на комнату отца. С потолка на тяжелых цепях свисала люстра, свечи в ней прогорели до основания, потеки воска облепили чугунные чаши. Стены прятались под выцветшими коврами и потертыми атласными занавесями. Поверх были пришпилены карты – одни потемневшие от времени, другие яркие, новые. Кресла, стопки бумаг, ящики с инструментами, мотки бечевки, – взгляд терялся среди нагромождения вещей. Но один уголок был привычным, знакомым: там стоял стол, точно такой же как в башне отца, и точно также по стене карабкались полки, уставленные коробками и пухлыми папками.

– Привет весенней гостье! – Багряная занавесь зашуршала, открылась, из-под нее вынырнул человек – немолодой и коренастый. – Дочь моря, даже так!

Титэа вновь поклонилась и теперь уже не сомневалась – перед ней хранитель. На поясе у него висела связка ключей, а из карманов холщового передника выглядывали перья, свитки и деревянные рукояти инструментов. Титэа знала, для чего они – чтобы точно настраивать флюгеры, проверять, как лопасти ловят ветер.

– Садись, садись! – Хранитель махнул рукой в сторону кресла. – Диктовать письмо – нелегкое дело, обдумай все, я пока приготовлю бумагу. Или ты сама записала заранее?

Титэа улыбнулась, покачала головой. Хранитель был таким непоседливым, бодрым, – праздничный ветер вскружил ему голову или всегда он так торопит гостей?

– Я пришла по другому делу, – сказала она, и хранитель удивленно поднял брови, встретился с ней взглядом. – Вблизи моего храма стоит маяк ветров, и западный маховик там совсем износился. Буду благодарна, если подскажите, где купить новый.

– Купить, купить не так просто, – пробормотал хранитель и тут же склонился к столу, вытащил лист бумаги, принялся что-то чертить и писать на нем. – На заказ нужно делать, это же не горшок и не вилка… В мастерской, я нарисую тебе как добраться и напишу письмо – чтобы не тянули с работой. Но все равно быстро не сделают, придется тебе задержаться на несколько дней, подождать, пока не кончится встреча весны.

Он протянул ей исписанный лист, и Титэа поблагодарила, спрятала бумагу в карман на поясе. Замешкалась на миг – стоит ли? – а потом спросила:

– Еще хотела узнать… не приходило ли вам послание для Халя Вени?

– Сейчас, сейчас… – Хранитель отошел к комоду, выдвинул верхний ящик, склонился, перебирая конверты и письма. – Здесь все, что не доставлено. Не то, не то… нет, ничего нет для Халя Вени. Подожди-ка, – он вдруг замер, нахмурившись, а потом обернулся к Титэе, – Халь Вени, разве не так звали хранителя приморского маяка? Но ведь он же...

Титэа поспешно кивнула, не дала ему договорить:

– Да. Я его дочь.

– Вот как! – Он взглянул на нее по-другому, будто заново увидел белое платье и нити жемчуга. Титэа не могла разгадать этот взгляд – что в нем было, изумление или недовольство? – Но ты жрица, не можешь следить за маяком… Что же он, стоит пустует? Неудивительно, что с маховиком беда. Без хранителя маяку долго не жить!

Титэа не выдержала, опустила глаза. Что она могла ответить? Что с раннего детство мечтала служить океану и не отказалась от этой мечты даже после смерти матери? Что никто из деревни не хочет ловить ветра и расшифровывать звон колокольчиков? Что она писала на восточное побережье, где по слухам маяки в каждом селении, просила прислать кого-нибудь, но и оттуда никто не приехал?

– А отчего ты думала, что тут письмо для твоего отца? – продолжал хранитель. – Неужели мы бы не доставили послание? Доставили бы, непременно!

– На днях в наш маяк пришло письмо для него, – попыталась объяснить Титэа, – и я подумала, вдруг...

Она не успела договорить. На лестнице вновь загудело эхо, и в комнату вбежал ученик хранителя.

– Опять прислали! – выпалил он и протянул лист.

– Да сколько можно! – Хранитель, казалось, позабыл про Титэю. Выхватил послание, принялся читать, бормоча: – В который раз уже приходит, в третий? И это в праздник, ну что за глупость… Ну убежала девчонка, так ведь весна, либо обживется со своим дружком, либо вернется, как кончится праздник, всегда же так бывает...

Ученик перехватил удивленный взгляд Титэи и объяснил вполголоса:

– У кого-то дочка сбежала, ищут. Похоже, во все города шлют такие письма. Спрашивают не видел ли кто-нибудь ее или парня, с которым она удрала – из лесных дикарей кто-то.

Лесные дикари – так в деревне за глаза называли людей рода Совы, но отец никогда не говорил о них так и Титэе запрещал произносить эти слова. И вот одного из них ищут здесь, на ярмарке – не может это быть совпадением.

– На пятнадцать лет опоздали, вот что я скажу! – Хранитель хлопнул ладонью по столу, и ученик усмехнулся, соглашаясь. – Вот тогда их здесь было много, а теперь если есть кто, то как в этой толкучке отыскать? Но вот что сделаем, – Хранитель еще раз проглядел письмо и вернул его ученику, – перепиши пять раз да или даже десять и развесь ближе к площади. Тут они еще про желтоглазых спрашивают и обещают награду. За награду многие поищут. И нашей гостье дай прочесть, может встречала их.

Титэа взяла лист, внимательно прочла описания беглецов и покачала головой. Вслух сказала:

– Не видела таких.

А мысленно добавила: «Но отыщу, помогу, укрою от погони».

Титэа устала за день, ноги гудели – столько пришлось пройти. Покинув маяк, плутала по городу, искала мастерскую, потом вернулась в гостевой дом. Не больше, чем на час – и снова в путь, на площадь, где уже завершались дневные торги. А оттуда на западный холм, в открытое ветрам святилище всех богов. Там она пробыла до темноты, благословляла тех, кто искал милости моря, и вместе с ними песней звала весну. Смотрела, как движется по площадям и улицам хоровод, с высоты похожий на пеструю змею; разбрасывала лепестки цветов и пила горячее, пряное вино.

Весь день и весь вечер, скитаясь по городу, веселясь и даже читая молитвы Титэа не забывала вглядываться в лица прохожих. Но не увидела ни пришельцев с далеких гор, ни остроухого лесного мальчика, ни светлокожую девочку с фиолетовыми глазами.

И теперь, стоя на балконе, Титэа думала: «Успею ли? Как отыскать Чету, не расспрашивая о нем? А если расспрашивать, можно навлечь на него беду». Снова и снова она искала ответ, но не находила. Смотрела в ночь, пила остывающий чай из круглой чашки. Хозяин гостевого дома пытался развлечь Титэю разговором, но она лишь рассеяно кивала.

Город не спал, мерцал факелами, звучал, – даже дальнее эхо пьянило. Ветер стал сильнее, бил в лицо, тянул за собой тонкие рваные облака. Они то затмевали, то открывали звезды. Небо сейчас было похожим на неспокойное море.

В праздничный шум ворвался металлический стрекот, и над крышами появилась тень. Она была чернее облаков, но несла с собой желтые огоньки и двигалась быстро. Мгновение Титэа смотрела, не понимая, а потом узнала очертания.

Воздушный корабль!

Он поднимался все выше, становился меньше, и Титэа представила, как пилот смотрит на стрелки приборов, читает указания маяка ветров и, послушный им, выбирает дорогу.

– Улетает, – удивленно проговорил хозяин гостевого дома. – Обычно до конца ярмарки никто не улетает. Может, что-то случилось.

Дурное предчувствие кольнуло сердце, и Титэа не смогла совладать с ним. Стояла и смотрела на силуэт корабля, пока он не исчез среди облаков и звезд.