Глава 1

Часть первая

В эту ночь он узнал свое имя.

Имя было терпким на вкус, темным как полночь и пахло хвоей.

Криджи – его настоящее, тайное имя.

Он не знал, сколько сидел здесь, в сердце леса, прежде чем имя пришло к нему. Шаман увел его в чащу на закате, оставил одного. Звезды мерцали сквозь переплетение листвы и ветвей, ночные шорохи казались ближе и громче.

Посвящение может тянуться долго. Два года назад старшая сестра ушла в лес узнавать свое имя. Через три дня она вернулась. Аэш – вот как звали сестру с тех пор, а для чужаков она стала Ро, Охотницей.

Уже тогда он знал, что ему не суждено стать охотником. Об этом говорили все: и родные, и шаман, и дети из других семей. И, должно быть, поэтому его посвящение откладывали вновь и вновь. То гадание велело подождать, то племя было слишком далеко от сердца леса, то приходили чужаки… Весна превратилась в лето, и он начал тревожиться: что если ему придется остаться ребенком еще на год? Снова и снова вспоминал слова младшей сестренки: «Все считают, что ты слишком маленький и слабый, хотя тебе уже одиннадцать лет». Она прошептала это в темноте шалаша, когда никого не было рядом.

Но вчера шаман объявил, что время посвящения пришло. Увел от костров племени, показал полузаросшую тропу и велел идти по ней. «Дойди до поляны и оставайся там, жди своего имени», – такими были напутственные слова.

Когда он добрался до места и устроился на земле среди запахов папоротников и хвои, закат уже догорал. Нужно было слушать лес, ловить каждое движение и звук, но мысли утекли далеко, и он забылся. Он не спал, но после, сколько ни пытался, не мог вспомнить, о чем думал тогда. Знал только, что очнулся, когда сердце заполнилось тоской, желанием увидеть что-то и узнать. И, хотя он не ел ничего с утра, на языке был терпкий вкус, а лес шелестел и повторял: «Криджи».

Так называлась ягода, прячущаяся среди хвои. Не запретная, но и не сладкая, ягода шаманских отваров и целебных настоев. Таким было его имя. Его звали Криджи.

Теперь можно было подняться, вернуться к шаману и придти в племя уже взрослым.

Но Криджи медлил. Он сидел на земле, вглядывался в темноту и ждал. Сам не знал, что его насторожило – скрип ветки, чуть слышный шорох? Чувство, что кто-то следит за ним из темноты? Кто-то строгий, но добрый, родной.

Шорох повторился, в густом подлеске блеснули глаза. В другую ночь Криджи потянулся бы за палкой, прикрикнул, отпугивая зверя, но не сегодня. Сегодня все было по-другому, и Криджи протянул пустую ладонь к невидимому пришельцу и сказал:

– Прости, у меня ничего нет для тебя. Только мое новое имя. Меня зовут Криджи.

Нельзя называть свое имя просто так и уж тем более нельзя протягивать его как подношение неизвестному духу или зверю. Это имя лишь для родных, для самых близких. Но Криджи не чувствовал ни капли сомнения, ни тени угрозы.

На поляну выпрыгнула белка.

Несколько мгновений сидела неподвижно – черные бусины глаз смотрели внимательно и серьезно – а потом подобралась ближе, тронула лапой протянутую ладонь. Коготки остро кольнули, но Криджи не отдернул руку.

– Здравствуй, родич, – сказал он. Голос превратился в тихий, почтительный шепот.

Белка была большой даже для здешнего леса – доставала сидящему Криджи почти до плеча. Шерсть казалась совсем темной, но днем, должно быть, отливала в рыжий. Вдоль морды тянулись белые полосы, отчего-то делавшие белку еще серьезнее и строже.

Может быть, Криджи слишком маленький и слабый, может быть, ему не суждено стать охотником, но на его посвящение пришел тотемный зверь рода, большая белка. Мало с кем случалось такое.

Белка кивнула, словно соглашаясь, и отпрыгнула на тропу, ведущую к дому.

– Пора возвращаться? – спросил Криджи и поднялся на ноги.

Они затекли от долгих часов на земле, но с каждым шагом идти становилось все легче. Сперва Криджи слышал шорохи в стороне от тропинки, видел блеск внимательных глаз. Но потом все стихло, и в деревню Криджи вернулся один.

Ему хотелось скорее добраться до родного шалаша, назвать сестрам свое имя. Но сперва нужно было узнать, кем он стал для племени, как его будут звать чужие люди. Поэтому Криджи направился к жилищу шамана.

У входа трещали два высоких костра, а между ними, озаренный пламенем, стоял шаман. Застыл, скрестив руки на груди, высокий, выше многих охотников. В ушах, проколотых многократно, от мочки до острого кончика, качались костяные серьги. Руки по плечи были оплетены амулетами: кусочками кожи и пушистых шкур, яркими лентами и шнурками с металлическими бляшками. Отблески огня плясали в непроницаемых глазах.

– Я нашел свое имя, – сказал Криджи.

Само имя произносить не стал – все знают, что шаманы легко заглядывают в души и различают имена. Прежде Криджи мечтал иногда, что шаман выберет его в ученики, но скоро понял, что слишком слаб и для этого. Ведь любой шаман – тот же воин, только сражается с незримыми врагами.

Криджи ждал, что сейчас шаман наденет на него новый оберег и назовет внешнее имя, определит судьбу. Но тот молчал, возвышался меж двух огней, смотрел испытующе, будто знал, что не все еще произнесено. И поэтому Криджи сказал:

– Ко мне приходила белка.

Шаман кивнул, жестом велел идти следом и скрылся в шалаше. Криджи перешагнул порог.

В очаге дымились угли, свет лучины дрожал на столе. Криджи молча стоял посреди жилища, смотрел, как шаман смешивает что-то в огромной кружке, льет настои из пузатых бутылок. От дыма слезились глаза, и Криджи хотел уже заговорить, задать вопрос, – но тут шаман повернулся, протянул кружку.

– Пей, – сказал он. – Пей и узнаешь, кто ты.

Охотник, наверное, выпил бы напиток залпом, но Криджи не хватило на это сил. Он пил маленькими глотками, и вкус был терпким, как новое имя. Огонь разливался по телу, мир шатался, а потом превратился в раскаленную ночь, сомкнулся и погрузился во тьму.

***

Снов не было, лишь непроглядная тьма. Когда она схлынула, Криджи не сразу понял, где он и почему так светло. Солнечные лучи падали сквозь щели в шалаше, через лапник на крыше. Пахло летним воздухом, теплой землей и домом.

Тело едва слушалось, но Криджи заставил себя приподняться и понял, что сидит на своей постели, в родном жилище. Ему казалось, что прошло лишь мгновение – только что он принял из рук шамана кружку, а потом вдруг попал домой, и ночь сменилась полднем.

Шкура, заслонявшая дверной проем, колыхнулась, и в шалаш заглянула младшая сестренка, Стрекоза. Криджи успел увидеть чумазое лицо и взъерошенную копну волос – и сестренка тут же метнулась обратно.

– Мальчик проснулся! – донесся снаружи ее крик.

– У него теперь другое имя. – Голос Аэш был ясно различим сквозь плетеные стены. Она говорила строго, и Криджи представил, как Стрекоза стоит перед ней, потупившись, и ковыряет ногой землю.

Криджи улыбнулся и попытался встать. На миг дом пошатнулся, земля едва не ушла из-под ног. Но все же удалось устоять.

Шкуры у входа вновь распахнулись, затопив жилище солнцем и ароматом хвои, а затем вошли и обе сестры. Аэш вела Стрекозу за руку, а та смотрела на Криджи во все глаза, словно пыталась понять, кто же он теперь такой.

Но он и сам все еще не знал этого.

– Здравствуй, Криджи, – сказала Аэш.

Теперь ее голос звучал серьезно, и сама она выглядела так, словно собралась на торжество племени: в волосах блестели охотничьи амулеты, ожерелье из клыков обвивало шею, а острые кончики ушей были выкрашены в красный цвет.

– Умойся и переоденься, – велела Аэш. – Шаман хотел видеть тебя, как проснешься.

Она отпустила Стрекозу, склонилась к плетеному сундуку и вытащила куртку. Совсем новую – наверное, много недель тайком сшивала куски кожи, резала бахрому и нанизывала бусины. Куртка вышла красивая и носить такую мог любой: и ученик оружейника, и сказитель, и даже охотник.

– Спасибо, – сказал Криджи и нерешительно улыбнулся.

Он пока не знал, как ему говорить и держаться. Не знал, кем стал в племени.

Шаман ждал их не в своей хижине, а у главного костра. Поодаль сидели старейшины: Старший Охотник с огромным резным луком, Главная Травница, седая и молчаливая, и Первый Мастер, чьи руки всегда были заняты работой, – он и сейчас плел что-то, тихонько насвистывая. Криджи одернул новую куртку – она была великовата, сидела непривычно, – и сел у костра, напротив шамана.

Огонь здесь горел всегда. И сейчас, в полдень, на углях плясали почти прозрачные языки пламени. Шаман подкинул в костер ветку, и костер затрещал, взвился искрами. Криджи смотрел на шамана сквозь дрожащий воздух.

– Ты видел сны? – спросил шаман. – Видел свой путь?

– Нет, – ответил Криджи и опустил глаза. Неужели посвящение не пройдено и в племени нет для него места? – Я спал без снов.

Шаман кивнул, словно услышал верный ответ, и сказал:

– Старейшины, ваше слово.

Главная Травница задумчиво взглянула на Криджи.

– Он мог бы стать лекарем. – Казалось, она взвешивает каждое слово. – Но у нас есть лекари. Я согласна.

– Оружие ему не по силам, – сказал Старший Охотник. – Я согласен.

– Мечтателя трудно обучить ремеслу. – Первый Мастер говорил, продолжая сплетать нити, скручивать узлы. – Я согласен.

Сердце Криджи так заколотилось от их слов, что на миг он оглох, слышал лишь шум крови в ушах. Руки похолодели, горло сжал страх. Неужели Криджи останется для племени никем, не получит внешнего имени, будет отвергнут?

Но тут шаман протянул над костром руку. На ладони лежал амулет: красный шнур, а на нем – орех, выпиленный из черного дерева.

– Надень, – велел шаман. – Ты будешь Чету.

Криджи взял амулет, сжал в кулаке, а потом надел, спрятал под рубашку. Тяжелый и теплый орех касался кожи, не давал забыть о себе. Криджи прислушался к своим чувствам – изменились ли они? Но не ощутил ничего нового.

До сих пор в племени не было Чету, но Криджи знал, кто они такие. Хранители памяти народа: им известно, как жили люди прежде, и в этом лесу, и далеко отсюда. Они знают все тотемы, русла всех рек, возле которых живут лесные люди. Даже давно оставленные охотничьи угодья им известны.

Но Криджи не чувствовал в себе ни особой памяти, ни потаенных сил. Как же он станет Чету?

Словно услышав его сомнения, шаман сказал:

– На закате ты пройдешь ритуал.

***

Ритуал был похож на праздник. Шаман пел, бил в огромный бубен, водил Криджи вокруг костра, осыпал золой и семенами трав. Снова и снова Криджи должен был пить настои из кувшинов, стоящих по четырем сторонам света. Ночь сгущалась, но Криджи казалось, что вокруг становится все светлей, языки костра касаются неба, а племя, наблюдавшее за ритуалом, разрастается, заполняет весь лес.

Потом подожгли две вязанки лапника и посадили Криджи между ними. Он сидел, окутанный дымом, и смотрел, как охотники танцуют, заклиная дичь, как сказители нараспев читают древние легенды. Ему чудилось, что охотников больше, чем деревьев в лесу, а герои легенд поют и танцуют вместе со всеми.

«Я стал Чету», – подумал Криджи и сжал скрытый под одеждой амулет.

В ту ночь сны слетелись к нему.

Сначала пришла белка, коснулась острыми коготками и сказала на языке людей: «Ты мой друг. Зови, если нужна будет помощь». Криджи проснулся среди ночи, счастливый и невесомый, и долго лежал, всматриваясь в темноту.

Потом приснилась женщина с длинными темными косами. На шее у нее висел оберег – черный орех на голубом шнуре.

«Здравствуй, Чету из рода Белки», – сказала она.

Криджи узнал ее, хотя никогда раньше не видел.

«Здравствуй, Чету из рода Совы», – ответил он.

Их разговор длился и длился, как будто время во сне исчезло. Женщина-Чету показывала, как заглянуть в прошлое и в далекие края – туда, где живут или когда-то жили другие Чету. Криджи слушал, учился.

И, проснувшись, почувствовал, что теперь и правда стал взрослым.