3. Лесное озеро

Если забыть о том, сколько минуло времени, исчислимого не в днях и даже не в годах, а в полновесных столетиях, то здесь ничего не изменилось. Всё также стремились ввысь стройные ясени и буки, будто колонны, подпирающие лиственный свод всех оттенков золота. В редких просветах крон виднелись клочья серо-голубого неба, прорывались редкие солнечные лучи, кружили в их янтарном свечении опадающие листья, опускались на застывшую тёмным зеркалом воду небольшого озерца, устилая его ковром — ещё немного и станет незаметно, что под этим ворохом скрывается вода.

Ничего не изменилось, ведь люди сюда пройти не могут: старая магия ушедшего народа хранит заповедное место. Те, кто жили здесь раньше, были Эльэрвис сродни, но куда сильнее связаны с этим мирам незримыми нитями, пронзающими душу. Как же больно было им оставлять свои земли, как же страшно бросать их на вечное одиночество! Видимо, оттого они и не пожалели сил, закрывая все тропки, любимые полянки, чистую воду. Теперь смертным, поселившимся неподалёку, этот лес кажется много меньше, чем он есть на самом деле. Хватит с них и самого краешка, им и он чащобой непроходимой кажется, таким же недобрым краем, как болота, что раскинулись в северной стороне. Откуда им видеть, зачем им знать?

Эльэрвис шла быстро, как только могла. Нет, она твёрдо знала, что Эрунну за ней не угонится, как бы ни старался, даже будь он здоровым, но зачем ему лишний раз тратить свои и её силы? Пусть будет убеждён, что ведьма щёлкнула пальцами и растворилась в сумасшедшем ливне без остатка. Потому что так оно и было, на самом деле, ведь место, куда она скользнула в смятении, находилось не совсем в реальном мире. Вот и дождя здесь не было никакого. Пока что.

Эльэрвис подошла близко-близко к воде и опустилась на колени. То, что она хотела увидеть, не требовало особого мастерства и даже лишних сил — всего лишь кусочек чужого прошлого был ей нужен, даже не тот, что от неё пытались скрыть. Айалэди умели уважать чужие тайны, но любопытство и им было не чуждо.

Она скользнула кончиками пальцев по лиственному покрову. Всё это было просто: золото к золоту, медь к меди, а обсидиановая поверхность озера, отзываясь на тарэ, изменялась сама, наливалась силой изнутри, мерцая сполохами то синими, то золотистыми, то кровавыми. Редко-редко в хороводе этих искр удавалось отловить нужные — зеленоватые, будто кошачьи глаза. Если бы Эльэрвис торопилась — набросила бы ловчую сеть, да и получила ворох впечатлений мгновенно, но ей как раз некуда было спешить.

Один из огоньков становился всё ярче, разрастался и поднимался ближе к поверхности, так что очень скоро в него стало возможно заглянуть.

… Лиловый Город раскинулся перед дочерью Кэльтээнэ: высокие башни древнего замка, крытые черепицей крыши, острые шпили, широкие и узкие улочки, спускающиеся от твердыни человеческих Правителей, дома горожан с выкрашенными во все оттенки сирени стенами, Радужная Лестница, по которой шла очередная торжественная процессия. Как всё же люди любят все эти церемонии!

Возглавлял шествие высокий юноша в парадных, избыточно красивых доспехах. Это ему под ноги летели цветы, венки и девичьи ленты, его имя выкрикивали из жавшейся к стенам толпы. Тем, кто следовал за ним, внимания тоже перепадало, но уже о вторую очередь. И всё же было видно, что эта народная любовь, пусть и абсолютно искренняя, но преходящая — всего лишь восхищение молодостью, красотой, военной славой, такое отношение тоже было очень в духе смертных, отчего-то не способных на постоянство чувств.

А ведь герой видения этого не осознавал, считал настоящим и прочным, думал, наверное, что за него любой в огонь и воду пойдёт. Потому что он не только купался в волнах всеобщего ликования, но и отвечал на него — сияющей улыбкой, шальным взглядом светло-серых глаз. Какая-то особенно смелая девчонка бросила букетик ресхи ему в руки, он поймал, подмигнул ей заговорщицки и заткнул один цветок за ухо. Незабываемое вышло зрелище.

Эльэрвис тоже улыбнулась в ответ. Да, Эрунну-из-прошлого её видеть не мог, но не откликнуться на исходящие от него тепло и свет было просто невозможно. Дело было не в том, что его единственного из множества людей, которых она сейчас наблюдала, ей довелось узнать ближе. Просто он действительно был таким, каким выглядел. Редкое качество — даже среди айалэди.

Она отпустила эту искорку и потянулась к следующему воспоминанию.

В этот раз ей показали долину в горах — Вэйлимэ, скорее всего.

В огражденном высокой стеной из темно-зелёного зернистого камня саду цвели горные розы, которые в тех краях называли горечавкой, и слаще, чем мёд пахнущий чубушник, аромат которого казался почти осязаемым. Высокая тоненькая девочка в белом пышном платье скользила по выложенной разноцветными плитками тропинке, расставляя свечи в диковинные фонари из дымного камня, похожего на стекло, но иначе преломляющего лучи. Косы у девочки были знакомого цвета: будто на солнце сквозь янтарь смотришь.

— Тэйанни! — голос ещё более знакомый заставил незнакомку встрепенуться и уронить незажженную свечу.

Эрунну выбежал из похожих на облако цветочных зарослей и подхватил девчонку на руки. Оба смеялись счастливо и говорили множество нежных слов, которые постороннему уху всегда кажутся невообразимой глупостью. Потом он опустил её на землю и они, забыв о фонарях, шли по тропинке к замку, крепко взявшись за руки.

небо растёт с каждым шагом в сторону гор...

кто-то придумал, будто они крадут его,

чтобы вести нескончаемый разговор,

чтоб не смотреть на часы, следя за минутами,

что улетают так быстро, тают так быстро, так

неумолимо напоминают о вечности,

о собственной смертности, необходимости выстрадать,

выступить в этой сущности человечности...

горы меняют небо как победители,

словно рождённые прежде его явления,

словно всё знают, всё испытали, всё видели,

и облаками рисуют как повторение...

…Качели были далеко и от сада, и от замка. Их наверняка построил кто-то из айалэди, потому что даже бесстрашным кеорам Горрэнайны обычно свойственна хоть какая-то осторожность. Но айалэди давно ушли из этих мест, а следы всё ещё оставались: на одной из местных гор вздымалась в небеса причудливая конструкция из дерева и металла. На вершине её была площадка, с которой когда-то наблюдали звёзды, а к нижней перекладине привязали качели. С одной стороны — заснеженные пики Ан Милонэн, с другой — ковёр цветов далеко внизу. Тэйанни раскачивалась так, что ноги взлетали выше блестящих под солнцем снежных шапок самых высоких гор.

Эрунну валялся в траве, любуясь бездной, разверзшейся так близко — вот только руку протянуть.

Сверху — солнце и юная бирюза небес, а ниже колен — молочные облака…

***

Эрунну встретил её на пороге — там же, где расставались. Неужели так и ждал здесь всё это время? Он мог.

Посмотрел на неё внимательно, с тревогой и радостью одновременно. Коснулся легко её косы, потом плеча.

— Надо же и не вымокла нисколько, — покачал головой с улыбкой. — Ведьма.

Она тоже улыбнулась.

— Нет, в этом не было, как ты называешь, магии, — объяснила. — Просто я ходила туда, где дождя не было.

Она вошла в дом, поставила пышный букет из листьев в щербатый глиняный кувшин с грубой росписью. Себе она сплела тонкий венок, старательно подбирая оттенки меди и красного золота, украсила его кроваво-красными ягодами.

— И где же это тайное место, которое даже плохая погода не может отыскать? — продолжал расспрашивать человек. Эльэрвис усмехнулась: если они все такие любопытные, понятно, почему среди её народа никогда не было много желающих с ними общаться.

— Это не место, — постаралась объяснить она. — Это скорее время или что-то вроде того. Застывшее. Живущее отдельно от всего остального мира.

Эльэрвис подбросила дров в очаг, поставила котелок на огонь. У неё сегодня было особенное настроение, так что приготовить следовало тоже что-нибудь совсем особенное. Соответствующее.

— Что у тебя какие-то другие отношения со временем, это я заметил. Ты его тасуешь, будто колоду дэлькеррских карт.

— Не совсем, — айалэ покачала головой. — Время нельзя взять в руки. Но кое-что с ним сделать всё же можно.

— Это вам всё можно, — возразил Эрунну. — Нам боюсь, не получится.

Эльэрвис задумалась: а и в самом деле, пытался ли кто-нибудь научить смертных тарэ? Ну хоть какой-нибудь из разновидностей?

Она протёрла стол, высыпала прямо на него горку золотистой муки.

— Что ты собираешься делать? — заинтересовался Эрунну. — Пирог? Оладьи?

— Ола… что? — переспросила она. — Кажется, я не знаю этих слов. Я собралась печь виалэ. Вы говорите «хлеб».

— Всего лишь? — он рассмеялся. — А судя по твоему сосредоточенному лицу, ты пищу для небесных ириев затеяла, не меньше.

— Виалэ это и для ириев хорошая пища. Он поддерживает силы и дает радость. У нас всегда пекут его в дорогу или для дорогих гостей. У вас не так?

— С одной стороны, так, — задумчиво ответил Эрунну. — Даже есть такой обычай: встречать хлебом и солью. С другой, хлеб — нечто обыденное. Самая простая еда, для каждого дня.

Эльэрвис неодобрительно покачала головой.

— Всё у вас так. Непонятно. Всё время какая-то двойственность. Неопределенность. Красное это немножко синее, янтарь это такая золотистая бирюза.

— Тебе это не нравится, Леа? — он нахмурился.

— Это делает всё сложнее, ты не согласен?

Она закатила выше локтей рукава и увлечённо взялась за тесто. Эрунну наблюдал за ней с каким-то преувеличенным восторгом. Чтобы не обращать на него внимания, айалэ запела — самую весёлую из всех известных ей песен.

Дождь за окнами давно затих, только слышно было, как вода с крыши стекает по специальному желобку в большую бочку.

Эльэрвис принесла шкатулку с пряностями и баночку с горькой морской солью — пусть будет, как в их обычае: хлеб и соль.

Виалэ получался круглый и пышный — это было уже теперь понятно. Эльэрвис поставила его в печь и вернулась к посыпанному мукой столу. Было у неё одно любимое занятие, смешное, но увлекательное. Вполголоса напевая слова известной баллады, она принялась рисовать на муке — легко-легко касаясь кончиками пальцев или ребром ладони. Картины, воспроизводящие эпизоды песни, возникали на мгновение, чтобы тут же исчезнуть и сменится новыми.

Когда она закончила, Эрунну стоял у неё за спиной, наблюдая из-за плеча.

— Что? — недоуменно переспросила она.

— Даже из этого ты делаешь волшебство. Это красиво. Красота и поэзия во всём, ничего нелепого или смешного. Я понимаю, отчего многие вас так не любят.

Эрунну говорил, как будто восхищаясь ею, но ей отчего-то не понравились его слова.

— Вот как? Ничего смешного? — фыркнула она и для начала коснулась перепачканными в муке пальцами его носа, а затем всплеснула руками над столом, поднимая золотистое облако, которое медленно, но неотвратимо приближалось.

Сама айалэ легко увернулась и отскочила в сторону.

Эрунну тоже попытался это сделать.

— Эй! По-твоему обсыпать меня мукой — это смешно?

Она улыбнулась.

— Нет. Зато красиво и поэтично.

Он нахмурился, а потом просто дунул в сторону Эльэрвис, легко разрушая мимолётные чары. Облако просыпалось на свою создательницу. Эльэрвис чихнула.

— И в самом деле, красиво, — задумчиво сказал Эрунну. — Чёрные косы и платье, будто припорошенные снегом. Мне нравится.

Айалэ широко улыбнулась, шагнула к нему поближе и от души встряхнулась. На тёмно красном золотистая пыльца тоже смотрелась неплохо, и совершенно прекрасно в янтарных кудрях.

Они стояли в золотистом тумане, почти касаясь друг друга, так что можно было слышать и дыхание, и стук сердца, и, наверное, даже мысли. Серые глаза смотрели испытующе и с озорством, которого раньше не было. Эльэрвис нравилась эта перемена — она позволяла обращаться с человеком так же, как с любым из её соплеменников, забыв обо всём, что их разделяло. Даже стены Фэсса Кайракэ будто бы больше не было — её разломали до основания, или вовсе не построили. Кажется, Эрунну тоже чувствовал что-то похожее, потому что его улыбка, бывшая слегка напряженной, вдруг стала спокойнее и увереннее.

Он закрыл глаза, спрятал сияющий взгляд под золотыми ресницами, наклонился ближе к Эльэрвис и — откусил одну из ягодок с её венка.

— Ты что сделал? — рассмеялась она. — Это же аансэлх, они нестерпимо горькие!

Эрунну окинул её странным взглядом.

— Это просто замечательно. Как раз то, что мне сейчас нужно.

Она нахмурилась: ей было непонятно. Эрунну покачал головой.

— У тебя там твой виалэ к драконам сгорит, пока я буду объяснять тебе весь ход своих мыслей.

Айалэ пожала плечами: у неё никогда ничего не сгорало за всю её долгую жизнь, но если ему просто был нужен повод её отвлечь — то почему бы и нет.

Пышный и чуть солоноватый хлеб они ели прямо горячим, отламывая большие куски, поливая их терпким тягучим болотным мёдом и запивая кисловатым ягодным соком.

***

Тихими были ночи в этом лесу, дремотными и спокойными. Если бы не гость, Эльэрвис ночевала бы не в доме, а под открытым небом. Осень вступала в свои права неуклонно, но очень медленно, и пока себе еще можно было это позволить. Эльэрвис всегда любила позднюю осень: запах увядшей листвы, древесной смолы и дождя, прозрачный холодный воздух и признаки угасания, таящиеся повсюду, в любой мелочи вокруг — если уметь смотреть внимательно. В этом была особая, чуть печальная красота, которая в предзимье становилась почти трагической. Как судьба всего этого мира и его жителей.

Эльэрвис подняла голову с подушки. Заснуть не удавалось, в голову лезли непонятные и неприятные мысли, как ни старалась она от них отрешиться хотя бы на то время, что им с Эрунну придется провести вместе. Очень недолгое время — маленькая вечность на двоих между двумя ударами сердца.

Почти беззвучно она соскользнула с постели, обулась и прокралась к выходу. То, что она собиралась сделать, было вовсе необязательным. Но ей очень хотелось.

Она набросила на плечи плащ и вышла на крыльцо.

В этот раз не было ни дождя, ни туч, только бледно-золотистый лунный диск в тёмно-синем, как лазурит в короне Кэльтээнэ, небе. У самой Эльэрвис был венец с искристыми опалами, но он остался в уплату за Пророчество на далёком западном берегу. Она не жалела об этом, нисколько.

Пройти к озеру второй раз оказалось ещё проще, будто по натоптанной тропке. Теперь айалэ не собиралась подсматривать в чужую счастливую жизнь, ей было нужно несколько большее. Раз уж светлые ирии привели её на эту дорогу и в этот лес, то вряд ли они имели в виду спасение одного-единственного человека. Просто потому, что с такой задачей мог бы справиться кто угодно, кроме Эльэрвис Сэвэнэ. Она была здесь для чего-то большего, сложного, оставалось только выяснить, что именно это могло быть.

Чёрная вода чуть колыхалась, покачивая ворох листьев и редкие серебристые блики от лунных лучей, пробившихся сквозь всё ещё густые древесные кроны. Эльэрвис расплела косы, разделась и медленно, стараясь не потревожить лиственный покров, вошла в воду. Было немного холодно, но чем больше она погружалась, тем меньше замечала это. Когда она погрузилась с головой, реальность перестала иметь какое-либо значение.

Больше не осталось звуков, запахов и осени, только туман цвета обсидиана вокруг и Элььэрвис плыла в нём, раскинув руки, и распущенные волосы змеями вились над её головой. В этот миг она была всем миром, и весь мир была — она.

Ветер с Севера нёс ледяные дожди, хрустящие осколки вечной мерзлоты, впивающееся в кожу острое крошево, завывание стужи, волчий вой, от которого стыла в жилах кровь и сердце замирало в груди. В этом ветре было много ужаса и предвкушения, но опасности в нём крылось не больше, чем в страшных сказках, что смертные любят порой рассказывать на ночь.

Ветер с Юга дышал пряностями и смолистым дымом, приторно-сладким ядом диковинных растений и нагретым песком. В нём как раз была угроза и была даже смерть, древняя и могущественная, способная поглотить весь мир одним махом, но сейчас она спала и не одна сотня лет минет прежде, чем она сумеет пробудиться.

Что творилось на Западе, Эльэрвис видела собственными глазами и вспоминать это снова ей не было смысла. Плеть гнилостного смога и так ползла оттуда, незаметно и неотвратимо обвивая горы, леса, озера и реки, чтобы задавить в своем удушающем объятии.

С Востока веяло дорожной пылью и стылым пеплом, горечью и солью, кровью и железом. Это означало, что они уже сделали это, мудрецы и властители, лучше других знающие, кому стоит жить дальше, а кто обречен на неведение и медленное умирание. Они заплатили непомерную цену — для бессмертных ещё более страшную, чем для людей, и Эльэрвис была рада, что она опоздала к сроку. Это было малодушно, но ей не хотелось быть причастной к произошедшему больше необходимого.

А в сердце всего этого, временно ставшем сердцем айалэ, билась тьма. Она была совсем маленькой, будто песчинка в глубине огромного смерча, стремительно набирающего обороты. Она сидела занозой в здоровом пока ещё крепком теле, но от того места, куда вошло пульсирующее острие, уже расходились тонкие трещины, покрывая паутиной Север и Юг, Восток и даже Запад, безжалостно вспарывая тело реальности, а потом оставляя уродливые рубцы.

Эльэрвис с усилием протянула руку к груди, чтобы выдернуть этот шип, но, едва лишь коснулась его пальцами, как её пронзила нестерпимая боль.

— Леа!

Голос Эрунну был первым, что она услышала, когда очнулась. Это было неправильным почти невозможным, но, даже не видя его, она не могла ошибиться. Сквозь сомкнутые веки пробивался яркий солнечный свет, означавший, что утро наступило уже давно. Эльэрвис лежала на воде и кружащиеся листья падали на её обнаженное тело, а волосы расстилались по одеялу из листьев. Понимая, как это может выглядеть со стороны, айалэ открыла глаза и поплыла к берегу.

Эрунну замер в шаге от воды и лицо его было бледнее, чем тогда на заброшенной дороге.

Эльэрвис посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Потом нашла ногами дно и резко выпрямилась. До этого мига она не ощущала холода, но теперь резкий порыв ветра заставил её вздрогнуть и оступиться, неловко покачнувшись. Магия кончилась, теперь мокрые волосы касались кожи и с них текли ледяные капли, и несколько последних шагов Эльэрвис преодолела очень быстро — быстрее, чем человек мог бы понять. Так что она не удивилась, когда он отшатнулся и отвёл взгляд.

— Прости, — сказала она. — Я стараюсь так не делать при тебе, но сейчас слишком замёрзла.

Он, не оборачиваясь в её сторону, подал ей платье, а затем плащ.

— Идём домой? — спросил тихо.

Эльэрвис кивнула и взяла его за руку, чтобы не сбился с тропы, которую он и видеть не должен был.

— Как ты смог меня найти?

— Честно? — он наконец взглянул на неё. — Я не знаю, как это получилось. Ночью меня донимали кошмары, поэтому я заснул только под утро и поздно встал. Вышел из комнаты, а тебя нигде не было, только пустота и такое гнетущее чувство, будто в ожидании заведомо проигрышного боя. А потом я просто выбежал из дома и помчался, не разбирая дороги. Знаешь, это не так-то просто было — бегать после стольких дней полуподвижной жизни. И что я увидел? Бледное тело утопленницы в зеленоватой воде?

Он покачал головой.

— Прости, — Эльэрвис никогда не думала, что это можно было воспринимать таким образом. — Это озеро — зеркало некогда живших здесь айалэди. Я просто пыталась увидеть некоторые вещи и немного не рассчитала сил. Так бывает, просто со мной давно не случалось.

Она шла, подстраиваясь под его шаг, что позволяло рассмотреть внимательнее, как меняется реальность, перетекая из сокрытой в ту, что была видима всем. Блекли краски, размывались очертания — совсем немного, так что Эрунну, даже зная на что обращать внимание, всё равно не сумел бы ничего заметить.

— И что ты увидела?

— Всё, что хотела, и даже немного больше, — мрачно сказала она. — Нечто, достаточно плохое, чтобы мне хотелось поскорее это исправить.

Он нахмурился, что-то обдумывая, и заговорил снова, только когда они уже оказались на поляне. Он не стал расспрашивать о её видении, даже о её волшебстве, хотя оно неизменно его интересовало прежде. Он сжал её руку крепче и произнёс:

— Тогда нам нужно решить, что мы можем для этого сделать.