5

Реликты

1

— Рингрин, какой будете напиток?

— Клубничный.

— К сожалению клубничный закончился — нужно будет доставить ещё, — вирусолог Антониус углубился в столовую и уже оттуда спросил: — Могу предложить классический из киви?

— Давайте, — Рингрин поморщился, такой сок он не любил, но в этой части Западной Африки было так чудовищно сухо и пыльно, что выбирать не приходилось. — Только холодный, пожалуйста!

Он прошёл в гостиную, уселся там на кожаный диван и принялся ждать напиток, как вдруг заметил, что в кресле слева от дивана, до этого никем не замеченный, неподвижно сидел троп и держался за голову. Ранее Рингрин уже видел эти силиконовые игрушки, напоминающие тряпичных кукол, и всегда испытывал к ним некоторую неприязнь. Как зоолог он понимал, что антропоморфы или просто тропы полностью безопасны для людей и сами, в свою очередь, беззащитны. Он никак не мог отделаться от некоторого чувства брезгливости к ним. Действительно, напоминая то растение, то животное, а часто и человека, эти бессловесные игрушки, совершали то резкие, то апатичные действия и отличались странным поведением. Занимая какое-то промежуточное положение в иерархии интеллекта, тропы классифицировались как «искусственные животные с человекоподобной мотивацией». Однажды Рингрин видел, как играющий троп выскочил на шоссе и попал под проезжающую машину. Мощное колесо джипа разорвало пополам его тело, но не повредило голову и троп, словно робот, на своих мягких передних конечностях начал выползать с дороги. С безмолвным усилием, натягивая как струны свои игрушечные нервы, половинка человечка преодолела шоссе и скатилась в кювет. Зоолог тогда стоял рядом и, подняв шевелящегося как червя тропа, отнёс его в общественную мастерскую. Но в целом дети находились в восторге от этих живых кукол — они быстро делали их своими друзьями и антропоморфы успешно продавались.

Троп, сидевший в кресле напротив, был одет в тёмно-зелёный костюмчик-маркировку, что означало самую низкую степень человекоподобия, но зоолог Рингрин понимал большую условность этих маркировок. Часто из новостей становилось известно о зелёных тропах, складывающих кубики, играющих на барабане или коллекционирующих другие игрушки.

— Вот ваш напиток, Ринг, — с этими словами его друг Антониус поставил стакан на стеклянный столик и сел на тот же диван, на котором сидел зоолог.

— Спасибо, дружище, — ответил зоолог, — скажи, что нового в Луанде? Какие новости у тебя?

— Мы продолжаем работать по старой теме, — начал рассказывать Антониус. — Вирусы они, мой друг Ринг, никуда не делись. А в городе сейчас спокойно — последняя группировка радикалов ушла на север к Конго и сейчас гниёт там в болотах.

— Хорошо, что ушли радикалы, — появилась больше возможностей перемещения.

— Вот поэтому я, Ринг, и еду на следующей неделе в горы.

— Что там? — поинтересовался зоолог. — Опять чёрный ящур?

— Нет, — допив свою порцию ледяного сока, сказал Антониус. — На этот раз нас интересуют доказательства несостоятельности теории клеточного происхождения вирусов.

— Ого! — воскликнул Рингрин.

— Да, именно так. У истоков реки Кванза мы нашли одно кукурузное поле, где…

Тут у Рингрина зазвонил телефон и оборвал Антониуса на полуслове. Звонок прозвучал в полупустой гостиной достаточно громко и, очевидно, испугал, сидящего в кресле тропа. Он опустил руки, и вяло слез с кресла. Антониус хлопнул ладонями и троп, беспомощно улыбаясь своей кукольной улыбкой, медленно побрёл из комнаты.

— Извини, Ант. Звонит организатор — я отвечу, — с этими словами Рингрин вытащил из корпуса телефона тонкий наушник и набросил его на ухо.

За те полторы минуты пока зоолог разговаривал по телефону, антропоморф успел преодолеть по ковру семь метров комнаты и скрыться в саду. Он довольно медленно, опустив длинные руки, волочился по ковру и своим движением обратил внимание на Рингрина, говорящего в микрофон.

— До встречи на конференции! — крикнул зоолог телефону и обратился к Антониусу. — Ещё раз извини, Ант. Уже завтра мне нужно начинать работу.

— Ничего, я понимаю, — ответил Антониус, рассматривая, висящие на стене, африканские маски.

— Кстати, а почему твой троп такой запуганный? — поинтересовался Рингрин, выдержав паузу.

— Его я подарил дочери на пятилетие, — начал рассказывать вирусолог. — Сначала он был таким же, как и все такие игрушки — жизнерадостный и динамичный. Но у нас в саду живёт бульдог, что-то он сразу невзлюбил тропа и лаял на него всё это время.

— Интересно. И давно ты купил этого зелёного тропа?

— Четыре месяца назад, — отвечал Антониус. — Мне предлагали игрушку с синей маркировкой, но он показался мне слишком интеллектуальным и дорогим.

— Неужели? — с улыбкой зоолог поставил пустой стакан на столик. — Что он мог делать?

— Рисовать автокисточкой пейзажи, танцевать и ещё что-то. Этакий творческий гном. А этот, дочь назвала его Кактусом, представляет собой некое промежуточное существо между животным и растением. В целом он и ведёт себя как кактус: копирует движения листьев на ветру, подгибает ноги, когда влажно, вытягивается к солнцу. И при всём этом ещё умеет ходить, сидеть, ползать и привязываться к одному месту.

— Очень любопытно! — заинтересовался Рингрин. — А что в нём от поведения млекопитающего?

— Любит гулять с дочерью по саду, играет в мяч, бегает за ней как собака, — делился Антониус своими наблюдениями. — А вот наш бульдог его постоянно облаивает, видимо, чувствует чужое…

Рингрин потянулся и встал с дивана. В гостиной довольно громко тикали стрелки массивных часов. Было тихо и только в саду дома Антониуса слышались какие-то звуки.

— Кактус! Кактус, иди сюда! — громко позвал Рингрин и смотрел в дверной проём.

Антониус расхохотался:

— Ринг, он не слышит тебя — все тропы глухонемые.

— Как так?! А как же они получают информацию о среде? Какие у них органы чувств?

— По-моему, только зрение и осязание, — сказал Антониус, продолжая сидеть на диване.

— Этого не достаточно для полноценного существования! — заметил зоолог.

— Для антропоморфа, очевидно, достаточно. Представь себе человека с насморком, смотрящего немое чёрно-белое кино, — смоделировал вирусолог, — жить-то можно.

— А как же вкус и вестибуляция? — спросил Рингрин.

— Не знаю, — честно признался вирусолог. — По факту получается, что эта задача каким-то образом решена производителем. Кроме того, Кактус принимает пищу!

— Неужели?! — удивлению, ходящего по комнате, Рингрина не было границ. — Эти игрушки появились всего несколько месяцев назад, и я всегда считал их чем-то вроде автоматов. Что он ест?

— Дважды в сутки его мозгу, назовём это так, требуется специальный физраствор, — отвечал Антониус, вновь перенеся взгляд на маски. — Несколько десятков капсул мне ежемесячно присылает «АВР». Это фирма-изготовитель. Слышал про такую?

— Читал в сети. «АВР» раньше комплектовала биомолекулярные лаборатории по всей Африке.

— Совершенно верно, Ринг. И вот относительно недавно её ведущему биологу Алехандро де Кристо, видимо, удалось очень удачно подобрать ДНК.

— То есть мозг этого Кактуса есть некий самодостаточный молекулярный организм? Да, Ант?

— Верно! И подчиняется общим законам микробиологии. Кстати, Ринг, я ради интереса отдал физраствор к нам на анализ. Так вот ничего особенного: соли, соли, глюкоза и ещё чего-то по мелочи. Короче никакого интеллекта, в отличие от моих вирусов! — пошутил Антониус и тоже поднялся.

— Получается, что у этой биологической игрушки есть своя физиология?

— Я вижу, дружище Ринг, ты всерьёз заинтересовался антропоморфами, — заметил вирусолог и предложил: — Пойдём в сад, заодно и посмотришь на поведение Кактуса. Но учти, всё-таки он вполне себе живое существо.

— Я не совсем в этом уверен, но пойдём, — согласился зоолог на предложение Антониуса.

Мужчины вышли в залитый солнцем сад. Фруктовые деревья, привезённые с разных уголков западного побережья, отлично прижились здесь и, давая густую тень, способствовали отдыху, наполняя воздух сладкими ароматами. Антониус жил в Луанде давно и, как утверждал сам, его предки жили здесь чуть ли не с самой португальской колонизации. Занимаясь всю жизнь вирусами, он сам, тем не менее, любил, как он выражался «приятные биологические формы» и поэтому нанял хорошего садовника, завёл собаку и окончательно переселился сюда — в двухэтажный дом со старым садом.

На узкой центральной дорожке сада, начинающейся от гостиной и заканчивающейся вторыми воротами внешнего ограждения, никого не было видно. По обеим её сторонам находились кусты жёлтых роз, а где-то в глубине сада лаяла собака. Антониус и Рингрин медленно пошли по дорожке и свернули влево, намереваясь выйти к небольшому пруду, окаймлённому зарослями высокой травы. Зоолог шёл первым и разглядывал сад по сторонам, смотрел под кусты — искал Кактуса, ему хотелось внимательнее присмотреться к антропоморфу, понаблюдать за его поведением.

— Ринг, значит, ты собираешься принять участие в завтрашней конференции? — спросил Антониус.

— Да. Собственно поэтому я и прилетел из ЕС, — ответил Рингрин. — Сейчас звонил один из организаторов. Я выступаю третьим по счёту во второй части. А как ваша лаборатория?

— Только в качестве наблюдателей. Придёт шеф, — отвечал на ходу вирусолог. — Здесь налево.

Рингрин опять свернул налево и сразу вышел к заросшему пруду. На противоположном берегу виднелась деревянная беседка, и друзья направились туда. Проходя по траве, они оба заметили, как из густой зелёной воды на поверхность поднялась болотная черепаха и поплыла к ближайшей кочке.

— А почему бы тебе не послушать мой доклад? — спросил зоолог, аккуратно ступая по непримятой прибрежной траве с редкими цветами, — будут приниматься практические решения по объединению национальных парков. Я подготовил интересные тезисы.

— К сожалению, Ринг, я полностью загружен подготовкой к экспедиции, — поморщился Антониус, — но, всё равно, я просмотрю видеозапись. И поверь, все твои мысли не останутся без внимания.

Пруд действительно оказался маленьким. Приятели быстро обошли его и сели в беседку, из которой открывался достаточно красивый вид. Где-то во фруктовой части сада продолжала ритмично лаять собака Антониуса.

— Так что там с кукурузным полем? — напомнил Рингрин вирусологу обрывок фразы.

— Ах, да! Дело в том, что на том поле мы, по-видимому, нашли новые вирусы, которые однозначно всегда были уникальными мелкими симбиоз-клетками, но никак не оторвались от самой кукурузы, а также не являются паразитами или транспозонами.

— Но это ещё предстоит доказать!

— Для этого и придётся месяц кормить москитов.

— Клеточная вирусология для меня что-то вроде джунглей. К чему приведёт опровержение теории клеточного происхождения вирусов? — спросил разглядывающий сад зоолог.

— К пониманию того, что это самостоятельный живой вид, главная задача которого — естественная регуляция численности всех живых существ от бактерии до человека. Малейшее ложное или тупиковое ответвление от истинного хода эволюции и вирусы, как верные солдаты Космоса, вмешиваются в ситуацию.

— А тебя не смущает, что у вирусов отсутствует клеточное строение? — спросил зоолог.

— Нет, я просто вижу, как они рождаются, растут, размножаются, питаются, эволюционируют и иногда даже воюют между собой! Что это как не жизнь?! Просто она протекает на микроуровне.

— Без настоящей живой клетки, они не жизнеспособны. Они существуют только подключившись к ресурсам клетки, и паразитируют на ней! — воскликнул Рингрин.

— Ринг, они не паразитируют, а живут с клетками в симбиозе!

— Ха-ха! Может и твой троп Кактус тоже живой?

— Конечно, — с самым серьёзным видом ответил Антониус.

— Кстати, где он?

— Где-то под фруктовыми деревьями, — ответил вирусолог и предложил: — Пойдём, посмотрим.

Выйдя из беседки, учёные прошли ещё несколько дорожек, и свернули в дальнюю тенистую часть сада. Лай собаки раздавался всё громче. Здесь росли высокие деревья, и солнце уже почти не проникало под их крону, лишь тонкими прямыми струйками оно просачивалось сквозь густые листья. На небольшой полянке между цветов бесился чёрно-белый бульдог и облаивал, наклонённое над полянкой, дерево, судя по листьям, индийскую иву. Вышли на полянку. Антониус прикрикнул на собаку, взял её рукой за ошейник и показал зоологу, где притаился антропоморф. Кактус забрался по скользкому стволу ивы, склонившейся над полянкой, на высоту около двух метров и сидел на нём, свесив ноги вниз. Закреплённая изначально мимика тропа, с одной улыбкой на круглой голове, ничего не отражала. Он боялся собаки, и спрятался от неё на дереве. Как-то ему удалось взобраться вверх, без всяких приспособлений, используя лишь свои силиконовые пальцы без ногтей. Троп сидел и смотрел куда-то вверх, пока, вращая головой, не заметил своими немигающими голубыми глазами, что на полянке стоят люди и машут ему руками.

— Кактус, слезай! — махнул Рингрин рукой вниз, — давай вниз.

Антониус, придерживая рукой всё ещё лающего бульдога, повторил жест. Кактус в своём зелёном костюмчике продолжал сидеть на дереве и вниз спускаться не хотел, хотя жесты людей он видел и понимал.

— Однако, осязание у него развито, — заметил Рингрин и подойдя к иве, намеревался снять Кактуса, — иначе как бы он залез так высоко?

— Ты прав, Ринг. Собака его сильно напугала. Можешь его снять? Собаку я держу!

— Да, смогу! Он не укусит? — пошутил зоолог.

Он прошёл по полянке. Вытянул руки и, обхватив тропа, снял его с дерева. Кактус, масса которого колебалась около восьми килограммов, своему снятию не сопротивлялся. Рингрин поставил его на землю, где троп начал как бы разминаться, махая руками и нагибая корпус. Своим ростом троп был выше колена зоолога но, стоя по пояс в высокой траве, казался меньше.

— Бульдог его окончательно запугал, — констатировал Рингрин, наблюдая, как человечек прячется от собаки за его ногу.

— Конечно, чувствует иное существо, — ответил Антониус. — Кактус для него как инопланетянин.

— С момента покупки невзлюбил?

Антониус не успел ответить. В какой-то момент он ослабил ошейник и собака, вырвавшись из его рук, в одну секунду преодолела короткое расстояние полянки, и прыгнула на Кактуса. Выхватив тропа зубами прямо из-под ног зоолога, бульдог несколько раз резко мотнул тело игрушки в воздухе. Как тряпичную куклу собака бросила Кактуса на землю перед собой, намереваясь расправиться с чужаком окончательно. Но тут Антониус и Рингрин одновременно схватили собаку за ошейник.

— Вот же тварь! — крикнул вирусолог и лёгонько стукнул рычащую собаку по носу. — Порвала!

— Ант, посади её на цепь! — посоветовал ему Рингрин.

— Ладно, Ринг! Иди за мной и подхвати тропа!

Крепко держа визжащего бульдога за ошейник, Антониус вытащил его с полянки на дорожку и потащил к дому. Чуть отстав от него, зоолог поднял из травы шевелящегося Кактуса. Он был жив, а его костюмчик-маркировка оказался разорван. Троп отбивался конечностями и мотал головой. Рингрин понёс его на руках вслед за Антониусом.

Когда посадили собаку на цепь и вновь собрались в гостиной, то шёл уже третий час дня. За окнами гостиной начинался дождь, а частично разорванный троп лежал на газете перед диваном. Рингрин вытирал руки салфеткой — оказалось, что зубы собаки глубоко проникли в тело Кактуса, и из разрывов вытекала какая-то липкая жидкая ткань розового цвета.

— Ант, что думаешь? Это аналог крови? — спросил Рингрин.

— Не знаю. Что-то вроде. Дай салфетку, — с этими словами вирусолог зачерпнул, лежащей на столе, стеклянной лопаточкой сгусток розовой субстанции и побежал наверх. Уже с лестницы он крикнул:

— Ринг, я сейчас под микроскоп, а ты постарайся зашить его чем-нибудь там на столе.

— Ладно, попробую!

На письменном столе в гостиной Антониуса царил творческий беспорядок. Помимо всяких мелочей и бытовых электронных штук, лежали записки, канцелярия и прочие детали быта. Нашлись и медикаменты. Рингрин сгрёб мелкие предметы на край стола, накрыл его газетным листом и положил на него, согнутое пополам, тело игрушки. Судя по всему, Кактус испытывал боль — это было видно невооружённым взглядом, и зоолог подумал, что его биолог-создатель из «АВР» действительно специалист экстракласса. Сняв с человечка зелёную курточку, Рингрин мысленно улыбнулся — он внезапно почувствовал себя Папой Карло. «Нелепая ситуация, — думал он. — Ладно, посмотрим, из чего они тебя сделали». Под маркировкой оказалось полупрозрачное тело. Силиконовая кожа оказалась повреждена зубами собаки, но сгустившаяся розовая субстанция уже успела загустеть. Под кожей тропа виднелись тёмные жилки, которые как бы дышали, виднелась мягкая ткань плоти, испещрённая маленькими гибкими трубочками-сосудами. Зоолог взял ножницы, лейкопластырь, спиртовой карандаш и принялся за дело.

Когда Рингрин закончил, то почувствовал голод. Часы в гостиной пробили пять. Уже следовало возвращаться на съёмную квартиру и готовиться к завтрашнему докладу. Со второго этажа спустился Антониус и, посмотрев, что троп живой и перебинтованный сидит в кресле, сел рядом на кожаный диван.

— Ринг, ты знаешь, по-моему, это кровь, — сказал он, возвращаясь к вопросу о розовой жидкости.

— Я уже и сам догадался, — вяло ответил сидящий рядом зоолог.

— Только вот эритроцитов очень мало и есть ещё какие-то незнакомые клетки, — сообщил вирусолог. — Я таких никогда раньше не видел. Не зря АВР есть свой хлеб. Игрушка-то живая.

— Она представляется нам живой, — отметил зоолог.

— Ты всё ещё не веришь? — воскликнул Антониус. — Знаешь, возьми его на время себе. Понаблюдай за ним, изучи, видеодокументируй, а через месяц мы встретимся и обсудим, живое он существо или нет?

— Не знаю, Ант, — проговорил Рингрин. — Игрушка дорогая, да и сам я здесь на месяц. Закончится конференция, потом первый практический этап проекта и мне нужно будет улетать.

— Игрушка действительно дорогая. Кактус стоил как новый восьмицилиндровый «гранд чероки», — согласился Антониус. — Но тебе как другу готов предоставить его для изучения. К тому же завтра возвращается дочь, и я не хотел бы показывать ей раненого тропа.

— Кстати, если он питается, то как же система выделения? — спросил Рингрин, уже собираясь домой. — Я снял трёхкомнатную квартиру с видом на залив.

— Боишься, что он нагадит в твоё отсутствие? — захохотал Антониус. — Не волнуйся — у него самосброс по часам. Он почти стерилен и в содержании не сложнее аквариумной рыбки. Сейчас я дам тебе капсулы с физраствором.

— Ты говорил, что у него в эээ… крови есть неизвестные клетки?

— Да. И вот они, как раз и есть самое загадочное.

— Можешь конкретнее?

— Могу, Ринг. Вероятно, они искусственные.

— О!

— Вот именно. И непонятно кто же Кактус такой: мутант, киборг или гибрид того и другого.

— Гибрид кого с кем?

— Это уже тебе виднее, — ответил Антониус, посмотрев на часы. — В общем, забирай к себе и изучай. А дочери я скажу, что троп заболел и вернётся когда выздоровеет.

— Хорошо, Ант. Мне и самому интересно, — Рингрин поднялся, собираясь уходить. — Слушай, а какой у него срок жизни?

— Не знаю. Полгода, может год. Посмотришь на коробке. Там и инструкция имеется.

2

Прошло два часа. Время, между планируемой подготовкой к докладу и самим докладом, неумолимо сокращалось. Приближались сумерки. Рингрин запарковал взятую напрокат машину и, достав с заднего сиденья, большую коробку с тихо лежащим в ней антропоморфом, поднялся в свою квартиру. Лестница на третий этаж, два оборота ключа, свет. Снятая квартира была большая, современная и уютная. Рингрин, не снимая обуви, прошёл в зал, поставил коробку на ковёр, а сам отправился на кухню. Пока он отсутствовал, Кактус успел выбраться из коробки и сесть на пол.

Закончив с ужином, мужчина заполнил посудомоечную машину, как вдруг обратил внимание на тропа, забредшего на кухню. Кактус, очевидно подвигнутый любопытством, выбрался из коробки и начал исследовать своё новое пристанище. Он лениво побродил по ковру, сунулся на балкон, куда не попал, забежал в кабинет, потом в спальню и, наконец, нашёл человека. «Судя по всему, эти игрушки запрограммированы на перманентный контакт с людьми. Хотя какая тут программа? Это же биоорганизм!» — подумал Рингрин. Он оставил кухню, обойдя тропа, и вернулся, держа в руках перфорированную ленту с капсулами физраствора; выковырял одну и задумался. «А как её вводить? Ротовой полости у него нет. Впрочем, и ноздрей тоже нет. Сплошная загадка», — с такими мыслями он положил капсулу на стол. Сел и тут же вспомнил, что к игрушке прилагается руководство. Рингрин опять вышел из комнаты и, покопавшись в коробке, нашёл тонкую пластиковую книжечку, озаглавленную так: «Продукция АВР. Антропоморф. Зелёная серия». И начал читать.

« Спасибо, что выбрали продукцию «Автономных Видов Разума! Перед Вами уникальная игровая модель «Антропоморф». Это почти полностью автономная биологическая игрушка с широчайшим набором действий. Интеллект биологический дискретный уровня «высший примат». Дышащий силиконовый корпус. Регенерация ткани. Хрящевой каркас. Уникальная дружественная людям психика…»

Рингрин пролистал несколько пластинок: «Ну, где же? Ага, вот описание анатомии и физиологии. Очень интересно».

«Антропоморф — условно живое существо. Биологическая система изделия частично повторяет анатомию гоминида и обладает соответствующими физиологическими свойствами:

• скелет: хрящевой, гибкий, сложносоставной;
• кожа: микропористый силикон с натуральными вставками;
• мышечная ткань: одноядерные живые клетки с искусственным имплантантом;
• кровеносная система: кольцевая замкнутая, двухконтурная, живой аналог плазмы примата;
• нервная система: аналог ЦНС;
• эндокринная система: жидкостная, тканевая;
• дыхание: двухтактное;
• питание: самостоятельное (определите место, где будете оставлять капсулы), элемент питания — специальный физраствор марок АВР-202 или АВР-203 дважды в сутки;
• выделение и половая система: самосброс (приучить как, например, кошку); существо бесполое, органов размножения не имеет, дискомфорта не испытывает;
• основные органы чувств: зрение, осязание
• мозг: биологический, рекомбинация клеток, нервные узлы, оригинальный патент АВР;
• психология: не агрессивен, с человеком и животными совместим, запоминает эмоции, видит сны;

Дальше Рингрин читать не стал. Общее руководство, техника безопасности, условия эксплуатации и прочее. Ах, да — срок эксплуатации один год. Очевидно, что АВР давала только самую общую информацию и не сообщала главного, что, конечно, составляло её научную и производственную тайну. «Что же, чёрт возьми, делает это существо де-факто живым и вроде бы как даже разумным? — задумался зоолог. Он кинул пластиковую книжечку в ящик и подошёл к окну. За стеклом опускалась ночь, а где-то вдали белели волны Атлантического океана.

В косом отражении балконного стекла, мужчина заметил, что не погасил на кухне свет, и уже собрался идти туда, но заметил в ней какое-то движение и стал наблюдать. Кактус запрыгнул на стул и потянулся пальчиками к лежащей на столе капсуле. Взял её и, чуть опрокинув свою круглую с нарисованными носом и улыбкой голову, засунул куда-то в горло. Затем спрыгнул со стула, побежал в зал к Рингрину и сел в коробку.

— Так ты, Кактус, совсем самостоятельный! — удивился вслух зоолог.

Он помнил из недавно просмотренной книжечки, что тропы безопасны, но как-то не по себе было от некоторых мыслей. Рингрин догадывался, что максимальный теоретический вред, который троп может случайно причинить человеку — это нажать какую-нибудь кнопку прибора. «Но, что если Кактус возьмёт в руки, например, бритву — его пальцы позволяют сделать такое хватательное движение, — рассуждал зоолог о собственной безопасности. — Или включит газ?» «Конечно, опасность сильно допускаемая, но ведь и от банальной собаки или обезьянки, исходит не меньшая. А маленькие дети вообще могут сжечь дом, несмотря на свой человеческий интеллект», — думал он.

Разные мысли приходили Рингрину в голову, но африканская ночь опускалась всё ниже, а следовало ещё открыть ноутбук и удалить в тексте собственного доклада некоторые метки. Мужчина прошёл по ковру и, нагнувшись, взял Кактуса на руки. Глаза изделия АВР напоминали ему обезьяну, а точнее макаку-резуса. Держа спокойного тропа как куклу, Рингрин понёс его в кабинет — третью комнату квартиры, где он и собирался запереть Кактуса. Глухая комната хорошо подходила для этой цели. Она имела одно запираемое окно, письменный стол с офисным стулом и маленькую тахту. Мужчина посадил на неё несопротивляющегося антропоморфа, а сам проверил, закрыт ли стеклопакет. Всё в порядке. Здесь троп может спокойно пробыть полдня, а после конференции можно будет его изучать и исследовать.

Рингрин закрыл кабинет, торчащим в двери ключом, и удалился распаковывать спальные принадлежности, а когда закончил, включил компьютер и погрузился в доклад и не заметил, как заснул.

***

Универсальный телефонный будильник задребезжал ровно в семь утра. Рингрин вскочил, и ошалело уставился на тусклые цифры. Ему снилось что-то про морских роботов, племена серых обезьян и дрессировщиков львов. Через секунду зоолог вспомнил, где он и с какой целью находиться, и начал собираться на заседание.

Прежде всего, предстояло окончательно подправить текст доклада, а также рассчитать маршрут до зала заседаний. По своим предыдущим командировкам Рингрин помнил, что конференция состоится в пресс-центре нефтяного ВУЗа Луанды, и, раскрыв карту, понял, что добираться придётся недолго. Забежав в ванную, а после, наскоро соорудив завтрак, зоолог вспомнил, что оставил антропоморфа одного, запертого на всю ночь в пустой комнате. Рингрин открыл ключом дверь и обнаружил тропа, сидящим на подоконнике и смотрящим в окно. Когда распахнулась дверь кабинета, Кактус повернул голову и, увидев человека, спрыгнул вниз.

— Иди сюда, малыш, — позвал человек и добавил: — Хочешь есть?

Совершенно не понимая, как устроен мозг Кактуса, Рингрин увидел, как троп пробежал кабинет и, прошмыгнув у самых его ног, побежал исследовать квартиру. «Может быть, АВР сделала этого человечка из обычной лабораторной крысы?» — подумал зоолог. «А, что? Вынула мозг с нервной системой и вставила в оригинальный корпус». Но в голове всё равно это не укладывалось, и, решив оставить загадку антропоморфа на вечер, Рингрин разложил ноутбук.

Удалив все третьестепенные абзацы доклада, учёный поставил в конце текста условный знак в виде двух кривых «рожиц», обозначающий, в его системе условных обозначений, проект «ренессанс гориллы». Он собирался немного поговорить, конечно, если останется время, об этом своём проекте — обучении молодых горилл абстрактным понятиям, языку жестов и последующем их расселении на просторах Конго. Но всё же основная его миссия заключалась в другом. Ему предстояло, в составе зоологической комиссии, убедить научный совет конференции в целесообразности дозированного и взвешенного заселения хищниками семейства кошачьих «Большого Зелёного Кольца» — огромной области африканских национальных парков. Когда корректировка доклада была завершена и до выхода из дома оставалось всего несколько минут, Рингрин обратил внимание на тропа, отданного ему во временное пользование. Кактус лениво шатался из комнаты в комнату, прислонялся к стенам, залазил на мебель, но при этом ничего не испортил и не опрокинул. «Пожалуй, это существо спокойнее кошки», — подумал Рингрин, но всё-таки не стал оставлять автропоморфа не запертым. Он разорвал капсулу с физраствором и положил её в кабинете, сам же поднял шатающего без дела тропа и занес его обратно в кабинет, провернул два раза в двери ключ. При этом искусственные голубые глаза тропа смотрели на человека из глубины комнаты.

Спустившись по лестнице и найдя арендованную машину, Рингрин залез в неё и отправился на конференцию. Несколько десятков минут в потоке машин, вестибюль и холлы, лифт и коридор. Пройдя охрану и немногочисленных журналистов, зоолог прошёл в большой овальный зал и, среди табличек, стульев и проводов нашёл, группу коллег с которым ему и предстояло участвовать в обсуждении вопросов практической реализации проекта. Прошло ещё немного времени, и Рингрин полностью погрузился в обсуждение текущей повестки. Конференция планировалась на три дня. Первый день организаторы собирались посвятить прослушиванию докладов, а на втором и третьем — принимать окончательные решения. В списке выступающих, который Рингрин обнаружил на своём столе, он заметил биолога АВР — Алехандро де Кристо с темой доклада «Роль крупных приматов и антропоморфных существ в биоценозе Большого Зелёного Кольца». Тут зоолог вспомнил вчерашние слова Антониуса о талантливом отце-создателе тропов. Из аннотации к докладу Рингрин узнал, что де Кристо, разумеется, вместе с капиталом АВР, собирается продвигать идею поселения своих антропоморфов в одну из тропических зон Большого Зелёного Кольца. Примечательно было не то, с какой скоростью АВР влезла в этот, в общем, не свой, проект, а то, что это вмешательство всерьёз влияло на их планы заселения Кольца млекопитающими. Рингрин буквально перед самым началом конференции успел переговорить с коллегами по этому поводу. Решили интуитивно, наскоро и без расчётов увеличить проектную численность кошачьих хищников. Немного поспорили на тему, «будут ли кошачьи питаться искусственным мясом», а затем выяснили, что никто ещё пока таких опытов не ставил. Решили задать соответствующие вопросы де Кристо и конференция началась.

После вступительных слов организаторов и инвесторов началась первая часть конференции. Круг обсуждаемых вопросов оказался достаточно велик: площади лесов и саванн, болота и почвы, реки и объёмы динамических биомасс. Выяснилось, что высший научный совет Африканского Союза утвердил окончательный вариант объединённого массива парков Большого Зелёного Кольца с внешним диаметром границы в две тысячи километров. Этот, поистине, царский подарок возвращения Природе её ресурсов был встречен шквалом аплодисментов и вспышками фотокамер. Отныне вся площадь Кольца объявлялась зоной свободной от человеческого присутствия, а в центре планировалось разместить обслуживающие, контролирующие и наблюдающие органы. Предполагалось также создать внутри Кольца несколько биологических центров и лабораторий. До обеда выступали с краткими речами гидрологи и ботаники, почвоведы и климатологи — всего шесть докладов. Потом объявили перерыв на час, и все разбрелись по холлам и коридорам, кто-то пошёл в буфет, а Рингрин остался на месте. Ему предстояло в оперативном режиме скорректировать свой доклад, так как всё время поступала новая информация, новые цифры и коэффициенты. Он раскрыл свой ноутбук, запустил приложение собственной разработки и ввёл в одно из ключевых окон программы новое значение антропогенного фактора, озвученного в самом начале конференции — «0,1». Все цифры доклада автоматически пересчитались и по каналу беспроводной связи перебежали на электронную бумагу, с которой он собирался зачитывать свои соображения.

Рингрин посмотрел на часы — до конца перерыва оставалось двадцать минут, можно немного пройтись. Зоолог вышел в ближайший холл попить воды и неожиданно увидел из окна, что к служебному входу здания института несколько рабочих одетых в униформу АВР втаскивают в грузовой лифт несколько кубических коробок. «Очевидно, готовится презентация к выступлению де Кристо», — правильно догадался он и, выпив бутылку холодной воды, начал озираться вокруг. Ни одного знакомого лица. Все его трое коллег скоро должны подняться из буфета, а обменяться впечатлением пока было не с кем. Но вот мимо него пробежал шеф Антониуса — начальник лаборатории и Рингрин остановил его жестом.

— Добрый день, — поздоровался он.

— А, Рингрин, приветствую вас! — ответил шеф Антониуса, — как вам нынешнее сборище?

— Всё, как и ожидалось, — ответил Рингрин. — Вы выступаете?

— О, да! Я буду читать немного по микробиологии. Самое главное снизить взаимные риски.

— Вы, вероятно, имеете в виду вирусозащитные мероприятия по границе Кольца?

— Вы правы. Через несколько лет микробиозащита может стать очень актуальной.

— В чём риски для человека?

— Замкнутая биологическая система Кольца с низким антропогенным фактором, оставленная на несколько десятков лет, может стратегически повлиять на наше шаткое перемирие с вирусами. Оставленные без контроля известные вирусы могут эволюционировать, морфологически измениться, а могут появиться и их новые виды, — ответил начальник лаборатории.

— Извините, не верю! — заявил Рингрин. — По-моему, как раз некорректное вмешательство человека и привело к появлению таковых. Например, вирус иммунодефицита…

— Ваш пример несколько некорректен. Это типичный зоонозис.

— «…малейшее ложное или тупиковое ответвление от истинного хода эволюции и вирусы действуют как солдаты», — процитировал зоолог слова Антониуса.

— Ха-ха, это гипотеза Энтони! — улыбнулся вирусолог. — Впрочем, это всё остроумно.

Короткий диалог с начальником лаборатории прервался звуковым приглашением к продолжению конференции.

— Пойдёмте, Рингрин. Во второй части я выступаю первым, — пригласил он Рингрина обратно в конференц-холл. — Понимаете, гуманитарное знание всё чаще и чаще вторгается в области науки…

Вторую часть конференции организаторы решили уделить разделам общей зоологии. Вступление шефа носило скорее общий информативный характер. Он рассказал о типичных вирусах животных, предупредил о возможных опасностях эпизоотий у антилоп, а также о последних лентивирусах обезьян, способных к репликации. В конце своего выступления шеф Антониуса добавил, видимо, от себя, что прогрессирующее уменьшение контактов человека с Кольцом благотворно скажется на всех. Выслушав одобряющие аплодисменты, шеф лаборатории улыбнулся и покинул трибуну, тем самым освобождая место для следующего докладчика.

Здесь надо сказать, что все выступающие, помимо собственных соображений, высказывали и конкретные общие предложения по организации объединённого заповедника. Можно, конечно, было ограничиться установкой, что достаточно просто огородить большой участок леса тремя рядами колючей проволоки и не пускать никого живого ни по одну, ни по другую сторону стены, а там природа сама разберётся, какие виды растений и животных ей воспроизводить. Но такой подход сразу подвергся критике ввиду обстоятельства сильной нестабильности биологических систем, которые предстояло закольцевать в рамках данного экологического проекта. В некоторых зонах отсутствовали корма, в других истребили хищников, в третьих банально вырубили леса. Объединение всех этих разных зон в единый комплекс требовало решении большого круга задач: от выселения людей и сноса построек до заболачивания почв и вселения туда пресмыкающихся.

Рингрин выступил сбивчиво. Волнуясь, он опускал некоторые цифры и один раз даже немного ошибся. Зато, после основной части доклада, в которой он, как специалист по млекопитающим, предпринял попытку смоделировать соотношение численности павиан к численности леопардов через пятнадцать лет, Рингрину удалось даже упомянуть несколько тезисов в защиту своего небольшого проекта по гориллам. В целом его выступление, хоть и оказалось достаточно ярким, однако сильного эффекта не возымело. Чего нельзя было сказать о де Кристо, выступившего сразу после ихтиологов и орнитологов.

Вначале презентации АВР в конференц-холл рабочие внесли закрытую тканью клетку и предложили фотографам расположиться поближе к ней. Несколько корреспондентов новостных порталов заняли «места в партере» и, выдержав небольшую паузу, к трибуне подошёл средних лет микробиолог АВР, одетый во всё серое. На его европейском носу висели коричневые солнцезащитные очки. Когда он шёл по коридору из кресел, Рингрин сразу подумал о запертом дома Кактусе.

— Я рад приветствовать всех участников и гостей нашей конференции, — начал ведущий биолог АВР. — Меня зовут Алехандро де Кристо, и я рад представить вам новый продукт АВР. Надеюсь, наше новое изделие немного удивит вас и внесёт определённые поправки в обсуждаемый нами проект «Большого Зелёного Кольца».

Послышались лёгкие щелчки пишущих речь фотокамер. Рингрин весь обратился в слух — выступал гений современности, учёный, создавший антропоморфов — искусственных человечков, отец силиконовых гномов, один из которых был вручен ему для изучения.

— «Где дух не водит рукой художника, там нет искусства», — продолжал Алехандро. — Так сказал Леонардо да Винчи и это есть девиз компании АВР. Наша миссия заключается в конструировании интеллектуальных живых систем. Конечно, их лишь с определённой натяжкой можно назвать живыми, но все они обладают уникальным интеллектом, испытывают эмоции и по-своему мыслят. Не хочу вдаваться в узкоспециальное описание нашего нового продукта, лучше его сразу продемонстрировать, а лишь затем давать пояснения. Скажу только, что к созданию искусственно выведенных существ, человечество, я имею в виду цивилизованное человечество, шло уже очень давно и, наконец, сейчас с развитием биоинженерии и генетики это стало возможно. Voilà!

С этими словами де Кристо подошёл к стоящей перед аудиторией клетке, покрытой пятнистой тканью, и резким движением сдёрнул её на пол. В самой обычной клетке для животных сидел самец шимпанзе. В зале раздались смешки, да и сам Рингрин улыбнулся — шимпанзе в клетке была самого обыкновенного вида и вела себя соответствующе. Выждав многозначительную паузу, де Кристо поправил очки и, несмотря на улыбки в зале, продолжил:

— Перед вами Pan sapiens! Принципиально новый вид живого существа, интеллект которого выше обезьяны. Обезьяноморф не отличается от обычного шимпанзе внешним и частично внутренним обликом, организацией питания и поведением, и может почти полностью заменить обычных обезьян в их естественной среде обитания. К примеру, в 11-й или 12-й тропической зоне Большого Зелёного Кольца.

Рингрину стало немного не по себе, он оглянулся и теперь уже не заметил в зале ни одной улыбки, а его коллеги обменивались многозначительными взглядами. В конференц-холле стало тихо, но почти сразу затем он взорвался аплодисментами, а на де Кристо обрушился ураган вопросов:

— Что они едят?

— Не опасны ли они для других животных? Для человека?

— Каков уровень их интеллекта?

— Как они устроены и из чего?

— Это тропы в новой оболочке?

— Можно ли создать искусственных слонов?

— Коллеги, АВР обязательно ответит на все ваши вопросы — высылайте их организованно в виде текста. Но сейчас могу сказать следующее: изделие копирует только конкретный вид млекопитающего и обладает идентичными обезьяне характеристиками. Полдня ест, полдня спит. Играет, лазает и бегает. Кроме того — да, может стать добычей хищников. Нет, сам мяса не пробовал. Обычное. Белковая основа. Клетки…

В шуме разговоров, выкриков и эмоциональных оценок Рингрин представил себе саванну, кишащую, шатающимися как зомби, шимпанзе, с нападающими на них силиконовыми львами, а резиновые крокодилы доедали останки кибернетических антилоп. Он отправил на почтовый ящик АВР фразу в таком духе, что «всё это сомнительно и не этично! Внедрять в природу «франкенштейнов» и ждать адекватной ответной реакции не приходится. Вы хотите стать греческими богами?» и закрыл ноутбук. Дискуссия между тем шла полным ходом, и Алехандро продолжал отвечать на вопросы.

— Ответственность? Да, возьмём. Для начала поселим пилотную партию — увидите, их не съедят первыми. Зачем? Они самообучаемы! Вот и проверим теорию эволюции. Знаете, вот тропы запоминают абстракции и обладают уникальными эмоциями. Покончат собой? Ха-ха, конечно, нет — их эндокринная система почти полностью копирует обезьянью. Живут, к сожалению, мало — до двух лет. Все бесполы. А питаются той же самой растительной… Конечно, не размножаются. Не сгущайте краски.

Де Кристо ещё много говорил, отвечал на вопросы, но вечер прервал дискуссию и биолог АВР обещал придти завтра. Первый день конференции закончился. Многие уже уехали. Ещё два дня предстояло заниматься конкретными вопросами, но главное уже решено: Большому Зелёному Кольцу — быть. В отношении же авантюристского проекта АВР решили взять паузу и, кроме того, порекомендовали де Кристо создать собственный зоопарк. Но, удивительное дело — Рингрин готов был отдать голову на отсечение — в клетке находилась самая обыкновенная обезьяна. Впрочем, клетку с ней давно унесли.

Зоолог сидел в пустом буфете и допивал чай, когда ему на телефон пришла смс: «Мне понравился Ваш вопрос — я готов завтра ответить на него. Де Кристо». Рингрин удивился, он не ожидал такой скорой реакции на очевидные сомнения по поводу обезьяноморфов. Потом стало интересно, всё-таки мировая научная величина и он ответил на смс так: «Хорошо, завтра после конференции. Рингрин». Он сильно проголодался, но в буфете оставались лишь куриные сандвичи. «Пора ехать домой. Интересно как там Кактус? — подумал зоолог и отправился на своё съёмное жильё.

3

Кактус опять сидел на подоконнике. Оставленной капсулы не оказалось. Рингрин шагнул в кабинет и, пройдя к окну, развернул тропа к себе, осмотрел раны. В местах разрыва силикон затянулся тромбами жидкой розоватой ткани. Собака Антониуса не причинила Кактусу сильного вреда, укусы зажили, а сам он, повернув голову, смотрел на человека немигающими глазами. Рингрину очень хотелось узнать, как троп сделан и из чего, но отлично понимал, что собрать его после вскрытия живым явно не получится. Он интуитивно осознавал наличие в тропах некоего «обезьяньего субстрата», но объяснить это никак не мог. Кроме того, Рингрин уже понемногу начал догадывался о том, что, возможно, АВР как-то связана со спецслужбами и имеет доступ к неограниченным финансовым возможностям, а также то, что на искусственном шимпанзе де Кристо не остановится.

— Кактус иди за мной! — Рингрин позвал тропа за собой.

Достав из своего дорожного рюкзака несколько предметов, учёный сел на диван и показал тропу рукой сесть рядом. Кактус повиновался. Ему, очевидно, нравился этот человек — спокойный и аккуратный, но, увы, оставляющий его скучать в одиночестве. Троп, быстро перебирая ножками, немного побегал по ковру пока, наконец, не уселся рядом. Рингрин взял в руки фонарик, посветил им тропу прямо в голубые немигающие глаза и удивился скорости сужения зрачка. По этому показателю Кактус удивительно напоминал лемура и, судя по всему, его развитое зрение частично дополняло отсутствие обоняния и слуха. «Или всё-таки какой-то аналог внутреннего слуха у него есть?» — подумал зоолог и внимательно следил за реакциями антропоморфа. Кактус почти мгновенно отпрянул от слепящего пучка света и опустил вниз голову. Далее Рингрин усадил тропа и осмотрел его ноги без ногтей. Через нетолстый слой силикона проглядывали гладкие мышцы с нервными окончаниями или тем, что их заменяло. Зоолог стукнул тропа по ноге ручкой фонарика. Троп быстро отдёрнул ногу и, ловко спрыгнув с дивана, попытался скрыться во всё ещё стоящей в зале картонной коробке. Зоолог, поймал его поперёк туловища и, приподняв над ковром, смотрел, как троп дёргает в воздухе ногами. «Что-то кошачье, безусловно, присутствует», — Рингрин опять посадил Кактуса на диван и, не давая ему опомниться, резким движением руки задрал ему голову немного вверх. Тонкая вертикальная щель для приёма физиологического раствора скрывалась под складками силикона, а сразу под ней располагались две круглые дырочки, которые работали синхронно как клапана. Таким образом, зоологу стало ясно, что и дыхательная система, реализованная прямо в лёгкие и отверстие для приёма пищи у тропов имеется. Дальше Рингрин осматривать тропа не стал. Троп это понял, он слез с дивана и, побегав по ковру, сел у балконной двери. Повертев головой, он видел в комнате только одного человека и этот человек улыбался.

Загадка происхождения тропа не давала учёному покоя. Некий гибрид кошки и обезьяны или обезьяны и лемура находился в основе это маленького существа. Понятно, что мозг существа живой, а всё остальное протезы. Ясно также, что физраствор поддерживал угасающую жизнь этого маленького, но симпатичного «франкенштейна». Рингрин за последнее два дня полностью изменил своё отношение к этим игрушкам. Если раньше они вызывали брезгливость, то теперь их становилось просто жаль. Де Кристо, как хирург, вынул из некоего существа живой мозг и теперь приклеивал к нему опции. Это достаточно сомнительная и безнравственная деятельность по созданию «буратино» элементарно могла обернуться насилием. Он понял это, увидев клыки в пасти обезьяноморфа. «Если в разнообразных видах тропов заложена программа млекопитающего, то это ещё полбеды, хотя, конечно, из них можно выдрессировать агрессивных существ», — рассуждал Рингрин.

Он вдруг вспомнил, что ему от биолога пришла смс. Собираясь на завтрашнюю встречу, он снова открыл ноутбук и перебирал в голове варианты решений рабочих вопросов. Рингрин собирался косвенным путём выведать у биолога тайну антропоморфов. Конечно, к такому ноу-хау как искусственный живой организм, служба безопасности не подпустила бы его ни на километр, но обходным манёвром, с помощью научных знаний и, применяя небольшие хитрости можно было кое-что узнать.

Психика Кактуса оказалась эквивалентна психике приматов. Он пытался играть с зоологом, карабкался на мебель, бегал. Его тянуло к людям. Но даже если предположить, что внутри этого силиконового человечка находился мозг, например, зелёной мартышки, то всё равно не стоило придавать ему антропоморфные черты. Одно дело неподвижная кукла, как модель, другое — условно живое существо, пусть и выведенное фабричным путём. Идёт подрыв под самого человека, открывается широкий диапазон для безнравственных действий: от охоты до биологической войны. Всего тысяча таких искусственных шимпанзе и они, не ведая страха и боли, с целью расщепления белка зачистят лес от всех нормальных биологических существ. В конце концов, зачем заселять ими Большое Зелёное Кольцо? Так рассуждал Рингрин.

Стемнело — солнце скрылось в Атлантике. Случайно, его взгляд упал на книжную полку. Второй день в Луанде, а он ещё не осмотрел своё жилище. Зал, в котором зоолог изучал Кактуса, оказался оформлен в классическом стиле: массивная деревянная мебель, тигрового окраса пушистый ковёр и книги за стеклянными дверцами стенного шкафа. Взяв наугад первую попавшуюся книгу, зоолог прилёг на диван. Книга оказалась томом полного собраний сочинений Гёте. Раскрыв книгу на середине, уставший Рингрин решил почитать перед сном.

«Вагнер: В стекле стал слышен нежной силы звон,

Светлеет муть, сейчас всё завершится.

Я видом человечка восхищён,

Который в этой колбе шевелится…»

«Вот! Именно алхимик Вагнер и является прототипом Алехандро де Кристо. Странно, что эта книга попалась мне именно сейчас!» — сразу пришла мысль Рингрину. На часах светилось полдвенадцатого и человек, протянув руку к бра, выключил свет. И сквозь неспокойный свой сон он слышал, как троп бегает по квартире на своих мягких конечностях.

***

Решившись на небольшой эксперимент, Рингрин решил на этот раз не оставлять капсулу и не запирать тропа в кабинете. Наружную дверь Кактус открыть бы не смог, вентиль газа оказался закрыт до предела, а ножи спрятаны в тяжёлый ящик кухонного стола. В общем, усилиями своей мускулатуры троп не смог бы причинить вред себе или жилью. Даже контакты розеток не представляли для него опасности — они оборудовались «шторками».

Он сидел в картонной коробке, и сначала Рингрин подумал, что троп спал и видел свои немые чёрно-белые сны, но Кактус строил внутри коробки гнездо из упаковки, бумаги и пластика. Зоолога это не удивило: «Всё-таки троп собран на базе млекопитающего, но вот какого именно — большая загадка!» С этими соображениями он отправился на конференцию.

Самыми практическими вопросами дня оказались организационные. Сложность их заключалась в согласованной реализации первого этапа проекта — отселения людей, а для этого необходимо было создать для них на периферии заповедника множество рабочих мест, преимущественно в сельском хозяйстве. Решение этого вопроса целиком ложилось на сельхозминистерство Африканского Союза. Центром же Большого Зелёного кольца должен стать маленький городок в одной из восточных провинций Конго. Вторым вопросом, имеющим большее отношение к экологии, являлась транспортировка животных из других зон Африки, наиболее пострадавших от антропогенного фактора. Пока бурно, с привлечением сторонних специалистов и консультантов, обсуждали эти и другие вопросы, день понемногу укорачивался.

Де Кристо сдержал обещание и явился на конференцию под конец дня. На этот раз без пресс-группы и клетки. Он рассказал, что Pan sapiens чувствует себя превосходно и уже начинает осваивать новую пищу. Организаторы, в свою очередь, сообщили биологу АВР, что после непродолжительного обсуждения его предложения по заселению зоны искусственными шимпанзе, они приняли решение об отказе, но порекомендовали создать зоосад с несколькими такими существами. Алехандро заверил собравшихся в том, что «такая модель непременно будет создана в кратчайшие сроки» и, более того, пригласил представителей учёного совета конференции в качестве наблюдателей. Далее он попросил слова, чтобы дополнительно выступить перед зоологами. Отвечая на сгруппированные вопросы, де Кристо информировал всех о главном, что его обезьяноморфы на 98% подобны натуральным шимпанзе. Почти сразу из зала раздался возглас:

— Это не аргумент в пользу нашей гениальности! Нет ли здесь вивисекции?

— Вы, опасаетесь, превращения Кольца в «остров доктора Моро»? — с улыбкой спросил де Кристо. — Могу уверить, что все изделия АВР абсолютно безопасны. Обезьяноморфы созданы по образу антропоморфов, а они продаются детям уже несколько месяцев и никаких рекламаций не поступало. Обычная собака представляет намного больше опасности при прочих равных условиях. Напомню вам, что это люди почти истребили животную Африку, а не наоборот.

— Не являетесь ли вы, Алехандро, сторонником теории о хищных гоминидах? — неожиданно включился Рингрин в общую дискуссию.

— Не совсем так, Рингрин Р., — прочитал биолог табличку на пиджаке зоолога. — Хищные гоминиды стратегически проигрывают всеядным в дальнесрочных перспективах.

— Но зачем же запускать тропов в дикую среду? Не надеетесь ли вы, что они возьмут в лапы камень и палку и начнут делать каменный топор?

— Ха-ха, красные тропы уже играют на скрипке!

— Вы думаете, что нас тоже кто-то миллион лет назад так научил?

— Это вопрос к "дарвинам" и другим гипотеоретикам, — улыбнулся де Кристо, — я же хочу на практическом примере показать развитие цивилизации!

— Ого! — удивился зоолог.

— Да-да, именно так. Представьте себе райский сад — в нашем случае 13-ю тропическую зону Большого Зелёного Кольца. В нём живут прекрасные и пока бесполые антропоморфы, не ведающие греха. Они не знают, откуда произошли и в чём смысл бытия. Вокруг чистейшая вода и деревья с висящими на них капсулами разнообразного состава. Нет хищников, мяса и секса. И вы думаете, что при такой модели они через сто тысяч не изобретут компьютер? Не начнут войны? Не полетят в Космос?

— Перестаньте! Эту, во-первых, критику эры Рыб можно прочитать в любом школьном учебнике. А, во-вторых, я готов повторить свой вчерашний вопрос: вы хотите стать Зевсом?

— Знаете, мои прадеды были немцами. Я не думаю, что португальский язык и африканская культура искоренили во мне дух Шиллера…

— … и душу Фауста! — дополнил Рингрин во всеуслышание.

Прилюдный разговор учёных прервался приглашением на чаепитие, знаменующее закрытие второго дня. Большинство участников, как и прежде, собралось в буфетах. Шеф Антониуса отсутствовал, коллеги зоологи опять куда-то растворились, и Рингрин одиноко помешивал коричневый сахар в чёрном кенийском чае. Неожиданно у него за спиной послышались шаги и знакомый, но хриплый голос произнёс:

— Не желаете ли продолжить нашу беседу?

Обернувшись, зоолог увидел, подошедшего к нему, де Кристо, и машинально посмотрел на свои часы.

— Вы вчера и сегодня задавали вопрос о греческих богах? — продолжал микробиолог АВР.

Рингрин заметил, что Алехандро успел снять свои очки и теперь держал в правой руке кружку с дымящимся кофе. На руке биолога он ещё обратил внимание на следы от укусов.

— Это вас покусали тропы? — попытался пошутить Рингрин, помня о своём плане выведать тайну антропоморфов.

— Ха-ха. Смею заметить, что ваше остроумие прямо пропорционально вашей неосведомлённости об их конструкции!

— Мне стоит разобрать одного из них?

— Вы ничего не увидите, Рингрин. К тому же, разве вам не будет жалко живого изделия?

— Будет.

— Вот и я так думаю. Надеюсь, вы не считаете меня создателем глиняных големов?

— Переубедите меня, Алехандро, — Рингрин поставил пустую чашку, — попробуйте.

— Ну, тут особого секрета уже нет, — заявил де Кристо, попивая кофе, — к тому же часть информации уже просочилась в глобальную информационную сеть. Знаете, эти два широчайших встречных потока информации и дезинформации нивелируют любой секрет. Рано или поздно всё становиться известно.

— Так в чём же дело? — спросил заинтересованный Рингрин.

— Вы, насколько мне известно, будете заниматься в проекте млекопитающими и мне бы хотелось обрести в вашем лице союзника.

— Идея заселить Кольцо тропами в шкуре шимпанзе представляется мне весьма сомнительной.

— Не будьте так категоричны. Что вы скажете, если я предложу вам заселить 12-ю тропическую зону не тропами, а неандертальцами?

— Вы шутите?

— Отнюдь, — ответил де Кристо с самым уверенным видом.

— Всерьёз хотите сказать, что оживили представителей этой древней расы людей?

— «Оживили» звучит несколько сказочно, но определёнными генно-инженерными методами нам удалось восстановить ДНК. В частности, реинкарнировать одного неандертальца и результаты, конечно, после нескольких сот попыток клонирования, просто превосходны.

— Я предполагал нечто подобное. Но как же принципы биоэтики?

Де Кристо двумя большими глотками допил содержимое своей кружки и, внимательно посмотрев на её дно, сказал:

— Биоэтика? Рингрин, вы слышали древнегреческий миф об Ие, Посейдоне и белом дельфине?

— Нет, — честно ответил зоолог.

— Как известно жестокие божества греческого Олимпа были очень похотливы, — начал микробиолог. — Так вот в одном из мифов об океанидах повествуется про то, как однажды Посейдон, осматривая свои бесконечные водные владения, оказался очарован незнакомой ему красивой нимфой Ие — молодой дочерью Океана, и сразу же возжелал её. Та ему отказала, так как любила кого-то другого, и разгневанный Посейдон, преследуя нимфу по морским волнам, вызвал стаю акул, которая растерзала Ие. Когда же расстроенный и опечаленный Посейдон покинул место кровавой расправы, из глубины вод появился красивый белый дельфин и, совершая круги на воде, оживил нимфу.

— То есть вы, Алехандро, и есть тот белый дельфин, которому предначертано оживить вымершую человеческую расу?

— Рингрин, вы должны кое-что увидеть! Сейчас уже вечер, но нам обоим ехать на побережье и я приглашаю вас ко мне на ужин!

— Не уверен, что найду время, — начал картинно отказываться зоолог.

— О, всего полтора часа и вы поймёте весь замысел! — горячо приглашал де Кристо.

— Ладно. Если так, то я готов выслушать вас, — наконец согласился Рингрин.

— У вас машина? Оставьте её здесь. Мой шофёр завезет нас, — вежливо предложил микробиолог.

— А как же я приеду завтра? — спросил зоолог.

— Возьмёте такси — я оплачу его вам.

— Уговорили.

4

Аквамариновый мерседес пересёк небольшую лужайку и остановился у парадного входа в белый трёхэтажный особняк колониального стиля. Де Кристо и Рингрин вышли из машины и отпустили шофёра, а сами поднялись на крыльцо. Де Кристо пошумел ключами и, открыв массивную дверь, пригласил зоолога внутрь:

— Прошу, Рингрин, заходите.

— Спасибо.

В большом холле и по всему особняку пошла волна включения света, обогрева, вентиляции — дом был полностью автоматизирован. Включилась классическая музыка, а откуда-то со второго этажа вниз сбежала рыжая кошка и сразу же начала приставать к де Кристо. Рингрин осмотрелся ещё и заметил в холле несколько существ — тропов. Все они имели красную маркировку и сидели по углам, но каждый из них по-своему отреагировал на появление хозяина: одни побежали навстречу, несмотря на шипение кошки, вторые — только повернулись. Тропов оказалось около десятка, и в целом они обрадовались появлению людей. Один из них начал щипать струны гитары, лежащей на полу. Алехандро в своём белом пиджаке смотрелся между них как Белоснежка среди гномов.

— А где же ваш обезьяноморф, Алехандро? Не держите его у себя?

— Конечно, нет! Это опытный образец и пока ему не следует покидать лабораторию. Кушать хотите? — Де Кристо скинул туфли и пиджак.

— Не откажусь! — ответил Рингрин, всё ещё удивляясь бегающим тропам, — зачем вам их столько?

— Проходите в столовую. Ну как же! Все они одни из первых моделей. Каждому из них уже по полтора года и я присматриваю за ними.

— Стареют?

— К сожалению, быстро стареют, но в пределах заявленного срока жизни, разумеется. Проходите в столовую, да, туда, направо.

Зайдя в столовую, Рингрин обнаружил там длинный и богато сервированный стол на две персоны. На столе, накрытом бело-синей скатертью, дымились рыбные и овощные блюда, стояли фрукты и большой английский чайник.

— Садитесь, и не церемоньтесь с пищей, — Алехандро налил себе ледяной воды и приземлился за один край стола. — Приходящий повар из местных, по-моему, он неплохо готовит тунца.

Рингрин воспользовался приглашением и сел за противоположный конец стола. Ему сильно хотелось есть, но он успел заметить, что в этой богато убранной столовой, стол рассчитан на двенадцать персон. На всех стенах мягко освещённой столовой висели натюрморты, считающихся лучшими, европейских художников. Густо обмазанные маслом груши, так и норовили скатиться со стен прямо в тарелку. Он взял салфетку и серебряную вилку и, отметив про себя её остроту, начал ужинать.

— Вас заинтересовали картины, — звеня посудой и, кроша хлеб, прокомментировал Алехандро взгляд зоолога.

— Да, немного, — ответил Рингрин и задумался. Его целью являлась тайна тропов, а времени для её выяснения было немного. Пользуясь разговорчивым состоянием собеседника, он хотел наводящими вопросами аккуратно подвести де Кристо к главной теме, чтобы он самостоятельно намекнул на разгадку или дал ключ к ней. Для этого он постоянно следил за словами и плавно подтягивал свои мысли. От картин следовало перейти к философии, а затем и к проблеме «живое-неживое».

— Мне кажется, что nature morte есть аллегория смерти, — начал зоолог издалека.

— Вас, Рингрин, смущают все эти сваренные раки, помятые рябчики и сорванный виноград?

— Меня смущают надкусанные яблоки и препарированная рыба.

— Ого! Так вам не по душе голландские завтраки?

— Знаете, всё это эстетика рыбного супа. Какая красота в кастрюле, где живописно плавают кости и селёдочные головы?

— Позвольте не согласиться! Тут другая аллегория — с помощью искусства селёдка может стать бессмертной!

— Да, но тогда она перестанет быть селёдкой! — раззадорил Рингрин собеседника.

— Увы, за новую форму жизни приходиться дорого платить.

— А чем заплатили неандертальцы? — начал зоолог наступление на главную тему.

— Вы вплотную приближаетесь к нашим секретам, Рингрин. Впрочем, я сам пригласил вас сюда. Как я уже говорил, мне нужен союзник в зоологической комиссии. Дело в том, что без вашего квалифицированного лобби нам, сейчас я имею в виду АВР, будет трудно заселить гоминидами 12-ю тропическую зону. Я понимаю также, что когда речь шла о тропах, это выглядело сомнительно и несколько сумбурно, но в случае с псевдонатуральными шимпанзе, надеюсь, вы не будете категорически против? Подмены одних обезьян другими никто не заметит. Взамен за ваше участие, я открою вам тайну, как мне удалось сделать такую игрушку как антропоморф.

— Вы хотите сказать, что сейчас внутри ваших шимпанзе находятся неандертальцы? То есть это обезьяны с мозгами древних людей? — Рингрин отложил вилку в сторону.

— Да.

— А внутри тропов тоже?

— Внутри тропов находится другое. Заметили, что у них травоядная психология? Они полностью безоружны. Разве неандертальцы стали бы терпеть своё, по сути, рабское положение?

— Сомнительно, — проговорил зоолог и встал из-за стола, — спасибо за ужин, Алехандро.

— Я рад, что вам он понравился, а тунец просто превосходен, — улыбнулся микробиолог.

— То есть тропы — это совсем другая технология, нежели ваши гоминиды в оболочках шимпанзе? Так следует понимать? Но как же Вам всё-таки удалось создать таких гомункулов?

— Заинтересовало? Тогда соглашайтесь на сделку.

— И зачем вам заселять Кольцо неандертальцами? — Рингрин делал вид, что рассуждает вслух, — мне надо подумать над вашим предложением и ещё не хватает кое-какой информации для принятия решения.

Алехандро де Кристо поднялся из-за стола и, пройдя по столовой, движением руки пригласил гостя выйти в коридор:

— Пойдёмте в мою кунсткамеру, там для вас найдётся такая информация.

Выйдя из столовой и направившись вглубь дома, учёные прошли по ковровой дорожке коридора и, отворив в его конце, деревянную дверь, зашли в импровизированный музей. Средних размеров зал являл собой частную биологическую коллекцию. По периметру стен стояли шкафы с полками, стеллажи и столы с расположенными на них биологическими материалами. Ярко горели люминесцентные лампы, а через стёкла на Рингрина смотрели чучела, заспиртованные и реконструированные животные, птицы и рыбы. Рядом стояло разное оборудование, микроскопы, лабораторная посуда и книги. В центре зала стоял, опёршись на стальные спицы, скелет какого-то невысокого гоминида.

— Это одна из моих комнат, в которой я могу уединиться. Все находящиеся здесь существа вам знакомы. В основном тут Африка, Индия и немного Леванта, — блестели стёкла очков де Кристо.

Озираясь, Рингрин успел заметить в углу ящик-клетку с живыми белыми мышами. Они пытались вскарабкаться вверх по вертикальным прутьям клетки, но соскальзывали и начинали снова.

— Вы спросили: зачем запускать обезьяноморфов в дикую природу? Честно отвечаю вам — это эксперимент АВР по выведению новых людей, — сообщил микробиолог и добавил: — Новой расы!

— Вам не кажется, что для этого понадобятся тысячи лет? — с усмешкой сказал зоолог.

— Речь, идёт всего о десятках лет, Рингрин, поверьте моему прогнозу. Неандертальцы восстанут из пепла как вид, и включаться в человеческую цивилизацию, конечно, в силу интеллекта сначала не на равных правах. Они будут шимпанзеподобны, но, впрочем, интеллект их будет не таким уж и слабым. Они смогут заменить человека в некоторых функциях, например, физический труд, который не сможет выполнить никакой робот или автомат, смогут быть музыкантами, садовниками, шофёрами, кем угодно, кроме управленцев! Произойдёт обновление человечества! — де Кристо стоял посреди своего музея рядом со скелетом неизвестного гоминида и страстно размахивал руками.

— То есть АВР и её вкладчикам нужны рабы?

— Они не будут рабами, Рингрин, поймите! Они будут существовать среди людей абсолютно спокойно, пользуясь существующей системой распределения товаров и услуг. Да, они будут невысокого роста, волосаты и прочее, пока не начнут бриться и пользоваться душем. Но ведь и сейчас среди нас живут похожие люди с нижайшими требованиями и слабой мотивацией, работают, размножаются и ничего. А неандертальцы будут проходить специальную ассимиляционную систему воспитания и образования — им с детства будут внушаться базовые принципы нашего современного общества: устные нравственные правила, коллективизм, теория общей пользы. Вспомните, что произошло с австралоидами и индейцами обеих Америк! Два-три поколения и, выдернутые из каменного века, они уже ездят в метро, работают автослесарями и платят налоги.

— Да, они будут платить налоги АВР, а ваша компания будет поставлять их правительствам для работы на урановых рудниках! — с усмешкой высказал Рингрин. — Знаете, в одной из книг русской литературы я читал о том, как один док имплантировал мозг наркомана в овчарку и ничего путного из этого не вышло.

Алехандро чуть нервно расхаживал по залу, выдвигал некоторые ящики столов в поисках каких-то аргументов, и, наконец, нашёл то, что искал. Этим аргументом оказался стеклянный сосуд с жидкостью, внутри волн которого, плавало что-то похожее на эмбрион.

— Я знаком с этой литературной историей, но вы привели её не к месту! Не забывайте также, что АВР — общество акционерное и действует на территории Африканского Союза на основании межправительственных соглашений, — тут Алехандро жестом пригласил зоолога подойти и, взяв обеими руками банку с чем-то жидким внутри, показал её Рингрину. — Надеюсь, это поможет принять вам положительное решение относительно сделки.

Рингрин сделал несколько шагов и взял стеклянную банку из рук микробиолога. Присмотревшись, он заметил в мутной жидкости что-то живое. Им оказался маленький голый человечек с жёлтой кожей, который шевелил короткими руками, его подёрнутые тонкой плёнкой глаза были обращены к зоологу. Подплыв к стенке двухлитровой банки, гомункулус, придерживаясь пальцами за стекло, открыл глаза и посмотрел на Рингрина своими голубыми угольками, его маленький рот слегка шевелил при этом тонкими синими губами.

— Oh, Inferno! — испуганно и громко воскликнул зоолог и выронил сосуд из рук.

Большая банка с хрустальным звоном упала на пол, но не разбилась, а слегка растрескала одну из плиток. Де Кристо моментально нагнулся и поднял, выпавшую из рук поражённого учёного, банку, поставил её на ближайший стол. Гомункулус внутри перевернулся, заплавал сильнее и, наконец, успокоился. Со дна банки поднялась взвесь и медленно оседала на дно, оставляя на внутренних стенках белый налёт.

— Осторожнее, — хмуро заметил Алехандро, — этот прототип в единственном экземпляре! Если бы я не знал, что сосуд выполнен из искусственного алмаза, я никогда не дал бы его вам в руки.

Рингрин стоял, всё ещё находясь в лёгком шоке. По себе он знал, что удивить его новым или внезапно вылезшим животным невозможно, но сейчас де Кристо показал ему нечто совершенно уникальное, необычное и фантастическое.

— Что это было? — выдавил он из себя, наблюдая за движениями маленького пловца.

— Это живой и не игрушечный троп, тайна которого не даёт вам покоя уже несколько дней, — заметил микробиолог.

— Кто это?

— Я назвал их тропами. Это пятая раса. Земноводная ископаемая раса людей. Теоретически их можно назвать «дельфинной» расой, «русалочной» или лемурийской, но это уже не так важно.

— Потрясающе! — Рингрин достиг цели, узнав тайну происхождения тропов, но что делать дальше с этим знанием он не знал. — Сначала вот неандертальцы, затем вот тропы. Алехандро, неужели это действительно тоже люди? Какой у них интеллект, психика? Как вам удалось их воскресить? Есть ли у них жабры?

— Очень много вопросов, Рингрин, — Алехандро де Кристо достал из-под одного стола два табурета и поставил один из них перед зоологом. — Садитесь, разговор будет не короткий.

Зоолог покорно сел, ему предстояло осознать новую информацию, проанализировать её, выработать к ней отношение. Всё это оказалось крайне необычно! За спиной Алехандро, в дальнем углу музея стоял обычный стол с электрочайником и микроволновкой, стояла питьевая вода и печенье. К столовому столу примыкал письменный, на нём лежали дневники и книги. Де Кристо взял пару стаканов, бутылку воды и присел на табурет напротив Рингрина, налил воды.

— Африка — кладбище диких человекоподобных рас, Рингрин, место архаичных племенных битв между гоминидами. Кстати, у меня в кабинете висит картина современного ангольского художника — истребление хищной хвостатой расы. Так вот АВР с самого основания, во главе с моим отцом, взяла курс на исследования в области антропологии и археологии. Интересовали, прежде всего, расы людей. Как известно, за последние полмиллиона лет их было не так уж и мало — нам удалось насчитать около десятка. Одни из них выжили, другие вымерли от разных причин, третьи ассимилировались, мутировали или растворились. Но существовали ещё и четвёртые — те, которые самозаконсервировались. Приняв на вооружение эту гипотезу, мой отец начал их поиск.

— «Ищите и найдёте, ибо всякий ищущий находит», — вставил Рингрин.

— Совершенно верно. Так и произошло! — продолжал де Кристо. — Группе поиска удалось обнаружить как останки разной степени сохранности, так и полностью либо частично сохранившихся представителей рас. После произошедшей серии открытий в генетике, мы приступили к практическим опытам по воскрешению некоторых видов. Удачей закончились не все.

— Такой вопрос. Если предположить, что тропы безобидные и, как вы выразились, травоядные, то, наверное, у них должны быть некие пищевые антагонисты? — вставил зоолог.

— Да, я про них и говорю. Химер и прочих хищных мы оживлять не стали, а вот нейтральным и тем, которые являлись кроманьонцам комплиментарными, дали дорогу в жизнь.

— Почему же вы стали делать из тропов игрушки? И зачем реанимировать неандертальцев с помощью клеток шимпанзе? — спросил Рингрин.

— Я ждал этих вопросов. Отвечаю на них по порядку. Тропы, как я уже упомянул, являются двоякодышащей расой, то есть они могут дышать преимущественно как мы, но также могут некоторое время поглощать кислород, растворённый в пресной воде. Для этого у них имеется специальный орган — аналог жабр, расположенный в виде подкожных клапанов у основания шеи. Есть и много других отличий связанных, прежде всего, с органами чувств, но всё дело в том, что жить естественно среди людей они не могут — слишком много различий в плане психофизиологии. В связи с этим их полноценное существование рядом с нынешней человеческой цивилизацией крайне затруднено. Представьте себе умную форель, и вы поймёте все сложности совместного сосуществования и общения.

— Мне легче представить себе глупую селёдку, позирующую для натюрморта, — Рингрин быстро приходил в себя. — А как у них с интеллектом, Алехандро?

— К сожалению, и по этому показателю наша с ними межвидовая коммуникация малоэффективна. Интеллектуально до homo sapiens они немного не дотягивают. Так как у них отличное от нашего мировосприятие, то и отношение к миру у них другое, предназначенное, возможно, лишь для его некритического созерцания. Так что, по поводу вашего вопроса, могу сообщить следующее. Мы с отцом приняли решение их не разводить, а копировать, забирая вот от этого единственного живого и реликтового прототипа генный материал. Ну, а дальнейшее — дело биоинженерии и наших ноу-хау.

— То есть вы самостоятельно принимаете решения жить или не жить, той или иной расе, и в каком виде? Не слишком ли божественные функции вы на себя взяли?

— Один Творец создал и разрушил, но пришёл новый творец. Когда люди планируют беременность, разве они сами не выступают в роли творцов? А пчеловоды, аквариумисты, конезаводчики и прочие? Разве не они решают, какой расе, виду и роду жить? Историческая данность такова, что человек давно уже взял на себя эту роль! Окрепнув, он сначала бросил вызов героям, потом титанам, а затем и своим же собственным выдуманным антропоморфным богам. Случай с тропами, этими амфибиями, особенный, мы не можем полностью воскресить эту расу. Единственный род тропов, найденный группой поиска, почти весь погиб на экспериментах, пока мы не поняли простую истину, что они не размножаются в неволе.

— А что у вас получилось с неандертальцами? — зоолог продолжал задавать вопросы.

— О, тут всё намного проще, — улыбнулся де Кристо. — Поскольку эксперименты на человеческом материале запрещены, то возродить неандертальцев мы можем только через приматов. Что и было удачно реализовано. Кстати, сегодня утром мне сообщили из лаборатории, что обезьяноморф произносит членораздельные звуки.

— Существует ли в этом случае опасность появления обратного маугли? Когда примат копирует людей, подражает им, но никогда не станет человеком?

— Маловероятно, — ответил микробиолог АВР. — Впрочем, практика покажет. Сейчас можно сказать, что тут человек попал к людям, а это уже не та ситуация.

— Но ведь существовали же веские причины, по которым погибли древние расы! — воскликнул Рингрин и встал с табурета.

— Очевидно, что такие факторы имели место. Что вы предполагаете? — спросил де Кристо.

— Когда некий живой вид начинает существовать по не предписанным ему правилам, то это и есть первая такая причина.

— Вы имеете в виду генетические правила? — предположил микробиолог.

— Прежде всего, это правила нравственного характера и, вытекающие из них, генетические последствия. Например, если некая группа кроманьонцев практиковала каннибализм, то в дальнесрочной перспективе она погибала в силу разных причин. Или, предположим, традиция инцеста в монархических кланах. Сюда же можно добавить и хищническое отношение к своей экологической нише, приводящее к голоду и многое другое. То есть я хочу сказать, что неандертальцы и почти все тропы-амфибии вымерли как раз вследствие такого рода причин, и реанимировать их означает напрямую пойти против порядка, установленного волей Высшего Разума! Разумеется, если абстрагироваться от материалистической науки и признать практику действия такой воли.

— Рингрин, в ваших словах, безусловно, скрывается доля истины, но уже достаточно поздно и я вынужден напомнить вам о моём предложении сделки, касающейся шимпанзе. Каково будет ваше решение?

Глубокие мысли как волны пробегали в голове у зоолога. С одной стороны Алехандро, показав ему живого тропа, сдержал обещание и раскрыл ему тайну антропоморфных игрушек, но с другой — революционные планы биолога по искусственному выведению животных гоминид казались Рингрину странными, опасными и, вообще, какими-то противоестественными. Позиция АВР и тех финансовых кланов состоит в том, чтобы создать умных антропоморфных сельскохозяйственных животных — это Рингрину казалось наиболее вероятной версией. Но ведь, не зря же люди как вид, стали человеками, прошли узкой и извилистой тропой эволюции, в ходе которой погибли его звероподобные и порочные братья. И вот сейчас, когда кости погибших рас уже почти невозможно собрать из песка времени, среди научного сообщества находиться некромант, вызвавшийся воззвать из пепла погибших дикарей. «С неандертальцами у АВР ничего не получится, так как обезьяноморфы в дикой природе просто не выживут и уж точно некогда не станут людьми, а выпускать их лабораторно довольно бессмысленно — зачем годами обкатывать сырой материал, если человечеству можно просто увеличить рождаемость и получить требуемое качество? — рассуждал Рингрин сам с собой. Но необходимо было что-то делать с тропами. Их жизнь, являясь, по сути, пародией на существование, вместо покоя превращается в какую-то театральную агонию, циничность и коммерческий ход. И тут в голову Рингрина, уже со вчерашнего дня решившего пресечь производство антропоморфов — этих бесчеловечных живых игрушек, созданных для потехи и без очевидной общественной пользы, пришла одна мысль.

— Алехандро, пусть будет по-вашему, — согласился зоолог, попутно обмозговывая как увеличить количество хищников для 12-й тропической зоны. — Я не буду сильно возражать против заселения Pan sapiens тропического участка Кольца и переговорю с членами комиссии по этому поводу. Сколько таких обезьян вы хотите включить в пилотную партию?

Довольный де Кристо также поднялся со стула и, радостно потирая руки, начал прохаживаться по своей кунсткамере. Несколько раз, обойдя вокруг скелета, стоящего в центре музея, он ответил:

— В 12-й есть один участок буша около ста гектар и мы, то есть АВР, предполагаем заселить его. Ориентировочно — два экземпляра на гектар.

— «АВР» — антропоморфные виды разума? — пошутил Рингрин. — Тогда это не очень много.

— Ха-ха, вы всё шутите? — повеселевший Алехандро всё осматривал скелет. — Кстати, не закрепить ли нам сделку, выпив чашку отличного кенийского чая?

— Это можно, — согласился Рингрин, скользя взглядом по комнате. — Уже половина первого и затем я срочно еду домой. Неужели это скелет неандертальца?

Де Кристо коротко глянул на Рингрина, а затем отвернулся и продолжил разглядывать кости:

— Поставьте, пожалуйста, чайник. Там на столе сразу за вами. Да, это превосходно сохранившиеся останки «южной обезьяны», африканской разновидности неандертальца…

Действовать необходимо было молниеносно. Рингрин очень аккуратно и быстро, воспользовавшись тем, что биолог отвернулся, поднял сосуд с тропом-амфибией, который во время разговора стоял рядом на столе и отнёс его в дальний угол комнаты. Подойдя к столу и, открыв дверцу микроволновки, он поставил банку с тропом внутрь, включил, провернув ручку. Одновременно нажал кнопку электрочайника и моментально, как кошка, тремя гибкими шагами, вернулся к Алехандро. Нечего не заметив, биолог, как ни в чём не бывало, продолжал рассказ о неандертальце:

— Группа поиска нашла эти кости недалеко у одного из истоков Конго. Помню, что тогда мы изрядно вывалялись в грязи, а одного из наших покусал крокодил. Это скелет взрослого мужчины. Обратите внимание на его клыки, они предназначались отнюдь не для разгрызания орехов и клубней. Это настоящие острые клыки хищника для хватки и прокусывания жил. Мясо — ключевой атрибут эволюции этого вида.

— Позвольте, но мясо выполняло лишь вспомогательную функцию. Иначе этот вид, о которым вы говорите с восхищением, пришёл бы к неконтролируемому размножению и истреблению ареала.

— Так и произошло, затем они пошли на Север, — задумчиво проговорил де Кристо.

— Знаете, Алехандро, вы очень ярко напоминаете мне доктора Вагнера, который несёт уродца в пробирке по тесным улочкам старого городишки, чтобы показать его своему учителю, но вот беда — гомункулус при встрече оказывается мёртвым.

Удивлённый таким сравнением де Кристо повернул голову от скелета, и посмотрел сначала в глаза Рингрину, а затем на стол, на котором должна находиться банка с тропом. Не обнаружив банки, он пошарил глазами по комнате и с резким звуком бросился к микроволновке, открыл дверцу и, обжигаясь об алмазное стекло, достал банку из печи. Внутри банки плавала сплошная белая масса. Де Кристо, скрипя зубами, долго смотрел на неё и мрачно молчал.

Рингрин медленно, но уверенно вышел в коридор, прошёл по нему и пересёк столовую, попал в холл. Красные антропоморфы продолжали там играть и веселиться. Распахнув наружную дверь, он шагнул на освещённое фонарём крыльцо, а затем растворился в темноте. Через незакрытую дверь на улицу сразу выскочила рыжая кошка, а следом за ней, на своих силиконовых ногах на лужайку перед домом выбежало десять красных гномов. И ещё долго вслед Рингрину слышалась музыка гитары, как будто кто-то неумело подбирал аккорды несуществующей древней мелодии.

Минск, август 2013 г.