Глава 5
Выборный голова Копна, выслушав "северян", задумался: "Ко времени пришлые вояки, ко времени. Князья междоусобицу затеяли, а дружинничков пускают на вольные хлеба, покормиться с соседских землишек, да не черпалом, а мечом. А родному князю не в мочь оберечь. Самим надобно озаботиться. С другой стороны: жалко казну потрошить, вон их какая орава, а минует беда — зазря потратимся." И принял он мудрое в свою пользу решение. Обложить население дополнительным налогом — чай непосильный оброк легче насильственной смерти.
С помощью мастеровых, ремесленных мужиков с округи, лагерь возвели быстро. Частокол из толстых заостренных бревен окружили рвом глубиной в человеческий рост. По углам поставили четыре защищенные от стрел и копий вышки. За внушительным ограждением деревянные времянки с печами. Колодец. "Начало положено. — думала Нена, оглядывая варварское сооружение. — Местный князек, хоть и не взял на службу, сославшись на "подумать", но и не прогнал. Хорошим подгоном материалов и работников помог построить укрепленный лагерь. Обещал кормить на халяву. Остальное сами. Вот и отлично! Считай зацепились!"
Тем временем ее разведчики, принаряженные нищими, разбрелись по местности, прося милостыню, держа ушки на макушке...
"К сородичам "папаши" не сунешься. Богатые, знатные, — уважаемые люди. Как им объяснить, откуда чужаки знают их непутевого родственника и почему интересуются? Слишком подозрительно. — анализировала помощница Ктума кой-какую поступившую информацию. — Пьяница Хомяк подходящий экземпляр для расспросов. Вроде бы они друзья детства. Придется забухать с недоумком."
— Эй, стражник, где тут у вас можно напиться?! — спросила Нена положив не железную руку на плечо шедшего впереди Хомяка. — Кабак есть поблизости?
Внутренне вознегодовав — кто это за ровню с ним держится — Хомяк обернулся, но виду не подал — наемница внушала уважение. Они уже пересекались в ходе строительства. И он ответил:
— А, это ты, Нена! Не признал по голосу. Запалилась что ли? Вон бабка квасом торгует. Купи, да утоли жажду!
— Э, витязь, квасом только дети балуются. Мне бы посущественнее питьё. Кабак где?
— Какой еще кабак? — в глазах стражника застыло дикое непонимание.
— Не знаешь, что такое кабак! — рассмеялась Нена. Она поняла — эти дикари еще не эволюционировали настолько, чтобы бухать за деньги. Сакральное типа действие выпивка. Они еще не спиваются, а угощаются! И сказала. — Вот Русь лесная! Объясняю: кабак это место, где покупают хмельные напитки и там же, сидя за столами, пьют.
— Можешь на постоялый двор сходить. Заплатишь за постой. В обед хозяин чарку поднесет.
— Да как же вы тут живете? А если мне сейчас надо, чтоб хмель в голову ударил. Скучно мне, понимаешь?
Хомяк, хоть и порядочная сволочь, но далеко не дурак, сообразил что к чему. Пошлая мыслишка поползла вниз. "А почему бы и нет, — подумал он, — хоть она и воительница, но всё-таки баба!" Расплывшись в улыбке с ехидцей, другой у него отродясь не бывало, сменив гнев на милость, предложил:
— Так бы сразу и сказала, а то кабак кабак. Пойдем ко мне. У меня медовухи жбан в погребце, как раз для такого случая припасен.
— Э, да, что медовуха-то твоя, покрепче бы чего-нибудь! Лучше айда к нам в лагерь. Есть у меня кое-что на черный день. Так уж и быть, ради такого случая не пожалею. Познакомимся поближе. Нравишься ты мне Хома. — уже чуть ли не повисая на десятском, соблазняя мужика флюидами, проворковала Нена.
От разбушевавшегося вожделения Хома вспотел, раскраснелся. Снял шлем, вытер ладонью мокрый лоб.
— Ну и жара нынче. — посетовал он.
Немного отдышавшись, отыскав глазами, вертевшегося неподалеку подчиненного, гаркнул:
— Эй, ты, подь сюда!
Когда ретивый служака подоспел на зов, Хомяк, с положенной ему по должности степенностью, кивнув в сторону Нены, молвил:
— Я отлучусь ненадолго. Проверю все ли ладно у наших друзей. Не обманывает ли народ с поставками. Может жалобы какие. А ты смотри, чтоб порядок тут у меня! Старшим будешь! Ну да, ну да, вроде всё… Коня приведи.
Крепок был Хомяк и опытен в питейных делах, но от не привычного напитка захмелел до неприличия, а потом и до свинства. Разгулялся, распетушился, расхвастался. Хватаясь за меч вскакивал. Кричал, что он рубака непревзойденный и что в княжью дружину его брали, только он не пошел. Мол, где родился, там и пригодился. Нена терпеливо успокаивала хвастуна. Соглашалась. Поддакивала. Обнимая за плечи, усаживала. Снова наливала. Пей сокол. Пей, да рассказывай. Всё что на душе тяжкой ношей выкладывай. А что пьяному надо? Каплю внимания, лести чуток, да чтоб не перечил никто! Чем сильнее пьянеет, тем выше возносится. Вот ему уже и князь не князь.
— Если бы ты знала, Неночка, что в землях-то наших деется. Не могут князья сладиться кому из них главным быть. Друг на дружку ополчаются. Разоряют города и селенья. — еле ворочая онемевшим языком, сетовал витязь. — А наш-то, хотя и старший в ихней породе, да слабоват и телом, и умом, и людьми верными. Войско не может собрать. Взял бы да позвал меня воеводой. Я бы собрал. А дружинником к нему не пойду. Мне и здесь не плохо. А что? А ты, Нена, ты, пошла бы ко мне в дружинники, если б я князем был? Не… Жениться ловчее? Пойдешь за меня?
— Не пойду. Не обессудь. Я старая и бесплодная. Другую найдешь. ПолЮбите и поженитесь. Детей нарожаете. А без детей какой смысл? — отговорилась женщина.
— Была у меня любовь… А може я ее и до сих пор люблю! — и грозный десятский уронив лицо в ладони, заплакал. Потом вскинулся, намереваясь куда-то бежать, но тут же упал на лавку со словами: "Найду и убью этого пса! Горана!"
Нена, до этого с невозмутимым презрением наблюдавшая за рыдающим, как дитя мужиком, вдруг оживилась. Пододвинула ему полную до краев чарку:
— Выпей.
Дождавшись, пока он, давясь и проливая, проглотил содержимое, добавила:
— А теперь подробнее. Кого и за что ты хочешь убить? Может чем помогу. Мы же друзья. А друзья должны выручать друг друга.
Нена сидела напротив, облокотившись на крышку стола, внимательно слушала. Хомяк хлюпая носом, размазывая кулаком сопли, рассказывал...
Есть у нас такой — Горан. То есть был. Был или есть — не важно. В общем сгинул. Оба сгинули. И он и она. Никто не знает, где они. А я знаю. Догадываюсь. Наверно и родня его знает. Но искать не станут. Он давно для них, как пропавший. Опозорил, дескать род свой. Не знаю как у вас, а у нас бытует обычай: сызмальства обручаются детки знатных, да богатых. Брачный договор то бишь. Не успел толком к свету белому привыкнуть, а уже жених. Ну, не без пользы конечно — буковка к буковке, а денежка к денежке.
В детстве мы даже дружили. Я тоже не из последних вроде как. Дружили. Да. Пока ни объявилась Миринка с бабкой своей. Откуда они пришли я не знаю. По слухам, родители ее умерли или убил кто. Разное люди говорили. Приютились они в заброшенной, полуразвалившейся избенке, в подоле, крайняя к лесу. Бабка-то ее знахарством промышляла. Ну, с кого сглаз, с кого порчу сняла, какого немощного на ноги поставила. Денег не брала. Так, кто что даст, в основном харчи, да одежку какую. Народ-то наш отзывчивый, благодарный — собрались мужички, да подправили домишко, изгородку подладили.
Лет нам по 15 уже стукнуло. Самая пора в жизни определяться. Записали нас в отроки — в княжью дружину знамо дело. Тут то всё и началось. Пошел меж нами разлад. А вышло так, что мы оба влюбились в нее… Как я думал, сосватаю Мирину и на службу. А года через два, когда стану истым дружинником, тогда и свадебку сыграем. Да не тут-то было. Влюбилась и она в него. Чего греха таить, я ее понимал — как ни влюбиться в такого красавца. Не меня же ей любить — свинью жирную. Встречались они тайно. Ему-то нельзя, обрученный. Завидовал, злился я, но терпел, друзья мол. Надеялся, что поиграются малёк, а жизнь по своему уладит...
Да… В отроки-то я не пошел… Бросит он ее, думаю, и уедет, а я вот он со сватами. Куй, как говорится железо, пока горячо. А насчет хлеба насущного, так дядька мой, тогда выборным был. Ужо пристроит племяша-то. Была и другая причина дома остаться. Я же не думал, что он променяет положение на нищую девку. А что? Дорога-то у него известная была. Мать с отцом кому надо денег дадут и сыночка не в простые дружинники, а в десятники сразу. А там и в воеводы, если доживет… Противно становилось на душе от мысли, что ему подчиняться буду.
Ну да, ну да… Обо всём подумал, всё рассчитал, кроме одного. Ждал своего часа, так сказать. Потом смотрю, а дело-то дымком пахнет, скоро огнем полыхнет! И донес его родственникам. В общем выселили их, Мирину и бабку. Обвинили в колдовсте и выселили. И они исчезли… Не знал я, что так получится. Выходит сам себе хуже сделал. А Горан-то заартачился. Отказался жениться на другой. Сказал, мол не стану и всё, мол отменяйте договор. Ухожу Мирину искать. Бросил службу и тоже пропал. Помолвку разорвали. От позора откупились. А от строптивца отказались, дескать знать его не хотим и пропади он пропадом. Надо было, тогда его убить...
А потом они вдвоем объявились. Построили дом в ближнем лесу и жили. Долго жили. И без детей. Ну, думаю, это вас боги наказали. А недавно слух прошел, будто у них дитя малое. Говорили, чудное какое-то дитя, быстро растет. Хотел наведаться к ним, да не успел, опять пропали они. Но я-то знаю, где их искать. У бабуси небось. Тока как найти бабусю-то? В тайге она прячется...
В каком-то годе ехал я из заречного городища, как раз, по опушке дальнего леса. С него тайга-то наша и начинается. Вижу, идет кто-то. Баба какая-то. От мужа что ли гульнуть решила. Чего в диком лесу еще делать. Никто не ходит в тот лес. Боятся — дремучий дюже. Не баба это, а старуха. Спрятался в кустах, наблюдаю. А походка-то знакомая. Прошла она мимо. Не заметила. Ну да, Миринина бабка это. Вот и всё… Дорогу-то я до леса знаю, а дальше, если только к Лешему на поклон. Коль поможешь их найти — век должником твоим буду. Его убью, а Мирину насильно в жены возьму. Ничего, если стерпится, то и слюбиться должно.
Видно алкогольные пары совсем помутили рассудок человеку. Толстяк спрыгнул с лавки. Засуетился. Забегал по времянке. Засобирался:
— Неночка, домой поеду. Спасибо тебе за приют, за ласку.
— Не дури. Ложись на лавку. Ночь на дворе. Утром опохмелишься и поедешь. — порекомендовала воительница, правда не особенно напирая.
— Нет, поеду. — с одержимостью пьяного настаивал Хомяк. — Я только дома ночую. Путь близкий, проторенный ужо. Доскачу мигом.
— Как хочешь. — женщина пожала плечами и тоже встала, проводить гостя.
Стоя посреди заполненного людьми зала, осматривая внутреннее убранство космопорта, сегодня он отметил, как бы между прочим, что давно уже не испытывает детского восторга перед всем этим великолепием. Восхищение сменилось нетерпением, молодых, едва оперившихся, крыльев. Им еще предстояло научиться летать. А пока, всё что есть это груз неизрасходованной страсти и непонятного происхождения грусть. Он догадывался, что это симптомы предпутешественной лихорадки. Неотвратимо надвигающейся, усиливающейся день ото дня. Скоро час Х.
Тесты пройдены. Он зачислен в группу. Однако ожидаемое облегчение, видно запамятовало о нем и не наступило.
Тестирование...
Всем претендентам предстояло пройти через диковинную машину. Тестовый шар. Устройство довольно объемной конфигурации. Испытуемый помещался внутрь. В полость закачивалось полугазообразное, полужидкостное вещество, настолько плотной консистенции, что человек пребывал в подвешенном состоянии — не всплывал и не опускался на дно. При этом в нем можно было дышать и не закрывать глаза. Первое тестовое упражнение так и называлось — доверие. Дело в том, что это вещество совершенно безвредное для живых организмов требовало адаптации к нему, толику сознательности и бесстрашия, то есть элементарного доверия к проводимому опыту. Его необходимо было вдыхать постепенно, малыми порциями, в три-четыре приема: небольшой вдох, задержка, вдох, задержка… А выдыхать, только после наполнения легких под завязку. Резкий, глубокий вдох приводил к перенасыщению активными компонентами и к потери сознания. Не справившийся с заданием выбывал из игры. Второго шанса не давалось.
Чем сильнее паникуешь, чем больше тратишь энергии, метаясь по шару, ища спасения, тем быстрее сдаешься...
Концепт тестирования заключался в моделировании ситуаций. Это и тестирование и обучение одновременно, состоящее из нескольких этапов, если проходишь предыдущий, то переходишь на следующий. Необходимая информация поступала непосредственно в мозг. То есть черпалась здесь же, только усваивалась она мгновенно и тут же применялась на практике. То есть, если усваивалась, то применялась. Что характерно, правильно усвоенная методика переставала существовать, становилась инстинктом и забывалась.
Подсказки поэтапно всплывают в уме, необходимо лишь следовать инструкции.
На теоретических занятиях Карром узнал, что это за вещество. Стареющие звезды расширяются и теряют свои внешние слои, образуя вокруг себя оболочку из газа. Звездная материя отдаляясь от материнского тела, остывает. Этот газ собрали и подвергли специфической обработке — прогону через центрифугу и отстаиванию, удалению радиоактивного излучения. Но используемый в народном хозяйстве эффект получился, как водится случайно. Произошла утечка, однако вещество не рассеялось в атмосфере, большего того — смешавшись с ней, оно приобрело устойчивую форму облака. Случись это под открытым небом, оно безвозвратно улетело бы гонимое ветром, но в лаборатории его удалось поймать… Опять же, случайно, кто-то из лаборантов добавил в сосуд воды. Ну, и пошло, и поехало. В результате ряда экспериментов с растениями, животными и т. д. по возрастающей, оказалось, что субстанция не только содержит в себе всю имеющуюся у мироздания информацию, а так же подстраивается под конкретные запросы потребителя, предоставляя необходимые знания для моделирования его индивидуального бытия.
Второй уровень — лингвистический. Преодолеть условности. Забыть, что перед тобой иностранец. Перестать слушать звуки. Перестать насильственно ломать голову, а что могло бы означать то или иное сказанное им слово. Отключить весь мысленно-слуховой процесс, просто смотреть, смотреть до тех пор, пока ни начнешь понимать. Очень важно проявить выдержку. Не отвернуться застеснявшись, не перескакивать в нетерпении с одного на другое: смотреть — слушать, слушать — анализировать, потом спохватившись, снова смотреть… Только смотреть, смотреть не отрываясь, до тех пор пока ни увидишь… Следующая сложность — заговорить самому. Заговорить так, чтобы тебя поняли. Не думать о том, как и что сказать, перебирая в уме звуки, которые соответственно будут нелепы, потому что сами по себе не обладают информативностью. Надо решиться сказать. Захотеть сказать. Не думая, не копаясь в голове. Поймать эмоциональный порыв и начать говорить не отвлекаясь на страхи. На самый главный страх — быть непонятым… Прелесть методики в том, что однажды сумев, научаешься навсегда. Полученный навык впоследствии включается автоматически и в настоящей, не моделируемой чудотворным облаком реальности, без каких-либо умственно-волевых усилий со стороны его носителя.
От взвода осталось пятеро… В ходе рекогносцировки они напоролись на засаду. Понеся значительные потери отступили и забаррикадировались в разрушенной многоэтажке, отстреливаясь в проемы окон… Вдруг в помещение влетела граната… Он видел застывшие лица товарищей… Испуг в глазах… Он командир, он должен принять решение… Команда — ложись — не спасет никого… Выбежать из комнаты они тоже не успеют… Выход один, пожертвовать собой, чтобы спасти остальных… Он командир — это его приказ самому себе… За доли секунды до взрыва решение было принято — он бросился на смертоносный предмет, накрыв его своим телом. Он почувствовал удар снизу, но мощный толчок не был болезненным, он был пробуждающим...
Наставники одобрительно покачивали головами, прихлопывая в ладоши. "Вы, успешно прошли обучение. — резюмировал самый пожилой. — У вас есть вера, самоконтроль и отвага. Вы способны установить контакт. Инициативны и готовы к самопожертвованию. Вы приняты! Поздравляю!"
Лес и правда походил на океан, вечнозеленый, величественный, вольготно раскинувшийся на необъятных просторах. Имя, обеспокоенным ветрами, брюзгливо ропщущим вдогонку им, изумрудным волнам — Тайга! Что бы это могло значить: тай-га? Первое, что приходит на ум — тайная дорога… Неведомый путь… Непроходимые дебри пространства… Путь, который не обязательно куда-нибудь приведет. Можно и сгинуть ведь, заплутав. Дорога, которую знают не все или местность, сокрытая от посторонних, любопытствующих глаз. И где, как ни в лесной, непролазной чаще укрываться от врага...
Дроны вторые сутки барражировали над дальним лесом. Монотонно жужжа, с неустанностью механизмов, прочесывая квадрат за квадратом, выполняя нужную кому-то работу. Обнаружить людей или их признаки. Дымок, от костра или из печной трубы, постройки, скот… Поиск начался с места указанного Хомяком.
Не самое высокотехнологичное оборудование выделил им Ктум, считая, что и этого вполне достаточно, чтобы выследить парочку взрослых дикарей и одного ребенка. Нена настаивала, на более совершенном техническом сопровождении миссии, мотивируя тем, что устаревшая техника требует больше персонала, больше времени для обслуживания. Ктум отсек все ее обоснования одним предложением, мол, а какого еще рожна вам там делать, мол функционально все то же, вот и занимайтесь. Дур не был бы собой, если бы доверил дорогостоящие супер технологии какому-то сброду, не считая Нены разумеется. И вообще, на данной стадии он не планировал затрат сверх установленного лимита...
Трое крепкого сложения мужчин, верхом на тяжело нагруженных лошадях, свернув с тропы пролегающей вдоль опушки, углубились в лес. Поляна показалась им подходящей. В неглубокой балке, в устроенном природой схроне, натянули палатку, навалили на нее сосновых веток. Чуть поодаль соорудили загон для животных. Солнечные батареи спрятали в росшем по верхам ложбины густом, колючем, кустарнике. Смонтировали и запустили аппараты — дежурство началось...
Однако с их стороны было наивным полагать, что только они обозревают этот мир с высоты птичьего полета...
Хорошо развитая интуиция первоклассного бойца и человека, существующего за гранью дозволенного, редко подводила Нену. Практически со дня прибытия сюда, в душу закралось неприятное чувство, что за ними кто-то следит. "Бред какой-то. — думала она. — Каким надо быть профи, чтобы мы его не вычислили." Тревожность стала второй тенью… И повод был… Единственно, в чем она ошибалась — думая, что этот кто-то имеет человеческий облик… В действительности же за ними наблюдал пристальный взгляд автоматической станции удаленного обнаружения, но дислоцировалась установка не на Земле, а на орбите голубой планеты. И россыпь нано роботов паучков с настройками на шпионскую деятельность, кем-то внедренная в их повседневность...
Скорее всего подозрительность помощницы вызывалась шалящими нервишками, на почве хронической абстиненции. Тревога Нены и роботизированная слежка чистейшей воды совпадение, так как исходя из авторитетного мнения экстрасенсов: живое чувствует, только живое. Человек не может воспринять направленный на него объектив скрытой камеры, если за прибором ни прячется душа. Восприятию нужны эмоции испускаемые объектом, чтобы "засечь" его. А как же — спросит кто-нибудь — наводящие на нас ужас наблюдатели с того света: они ведь тоже не живые, но мы их чувствуем? Не живые, если смотреть на них глазами этого мира. Опять же, эти наблюдатели не бесстрастны: ненависть и зависть к нам, якобы живым, выдает их и леденит наши сердца.
Искусственные же создание мертвы для всех миров...
К тому же Нена была не в курсе истинной цели настоящей охоты. Она знала лишь, что некий чудаковатый астронавт украл нечто у ее хозяина, некую невероятную ценность, которую необходимо вернуть. Так же шеф не счёл нужным поставить в известность о государственном значении украденного. Не знала она и о третьей силе участвовавшей в гонке за ценным призом. Вероятно, знай она всю подноготную, всё равно это не повлияло бы на ее отношение к хозяину и не пошатнуло бы преданность ему, но задумавшись над сугубой нестандартностью происходящего, она приняла бы беспрецедентные меры, обеспечивающие безопасность и конфиденциальность. Например, затребовала приборы реагирующие на всякого рода "мертвые" излучения. А так, что же — нервы и нервы — с кем не бывает. По крайней мере сейчас подтверждения беспокойству нет. Можно полечиться очередной дозой спиртного и усилением караула.
Пока это сходило с рук, потому что третья сила, как и вторая, в общем-то совместно бездействовали...
Присущий настрой преобразовывает всё вокруг с тем же качеством. Не рекомендуется вытворять значительное в плохом настроении — выйдет не то, что задумывалось. Хорошенько подумай, чего хочешь сейчас больше всего — сделай это и получишь удовольствие, а не усилившееся расстройство. Все знают об этом, но почему поступают наоборот?
Но какие могут быть огорчения у юности?! Кажется молодость, только и делает, что следует своим идеалам и воплощает собственные мечты! И бодрости духа не занимать в этом жизненном цикле! А кто из нас в молодые годы думал о близких — каково им? Только в разлуке чего-то чувствуешь и то временно. А может так всегда? Полезная штуковина — расстояние! Умнит!
Но долгие прощания вряд ли кому-то нравятся, особенно, когда обуревает жажда подвигов и представляется, что всё впереди. Не здесь, а там! За горизонтом! За облаками и выше. Где-то на пути к самой дальней и яркой звезде! Все впереди, это чувство безнаказанности долго сопутствует нам, пока наконец ни наступит понимание — всё, поздно уже. и порох закончился, и как ни тряси стариной — смех да и только.
Но вернемся к молодости, к всемогущественности порыва и к безупречному устремлению в будущее.
Два дня дали курсантам — собраться, проститься… Проводы ограничились домом. Минута в минуту у бунгало объявился заказной летобус, раздувшийся от ответственности за свершаемое. Еще раз наскоро тюкнув губами мать и сестру в пахнущие родиной щеки, сжав руками пловца крепкое отцовское тело, Карром рванул навстречу судьбе!
Смахнув слезу, грустно улыбаясь, жена сказала мужу, показывая в даль, где мгновенье назад исчез их сын: "Смотри-ка, побежал, аж пятки засверкали!"
— Вырос! — с гордостью вздохнул отец.
— Мальчик… Большой, взрослый мальчик… — выдохнула мать. Впрочем, как и все мужчины — всю жизнь пацаны...
— Пацаны до гроба! — попробовал пошутить отец.
Карром впервые покидал родную планету с ее морями, островами и благословенной атмосферой. Он и еще пол сотни его однокашников, старрианских юношей и девушек. Торжественность и необычность момента подействовали на всех, как плоды "смешного" дерева, употребляемые во время праздника двух звезд. Весь этот недозрелый цвет что-то бурно обсуждал, шутил, веселился, стараясь перекричать бодрый, вышколенный голос диктора, звучащий в пассажирской аудитории: " Наш корабль..."
Далее перечислялись цифры обозначающие марку и модель судна, и прочая аббревиатура с расшифровкой. Слова невидимого экскурсовода частью заглушала эмоциональная буря присутствующих:
"… для путешествий в ближнем космосе… однако… позволяет… временнЫе скачки… 10000 световых лет за долю секунды… ускорение сейчас минимальное… находимся на верхней палубе… можем видеть..."
Защитные, непроницаемые экраны погасли и сотня жадных глаз прильнула к прозрачным стенам...
Старра, видимая во всей красе, плавно удалялась. Выхваченные зрением детали уменьшались, к ним добавлялись новые и тоже мельчали, казалось не корабль поднимается ввысь, а кто-то неспешно регулирует масштаб изображения...
Карром резко обернулся на раздавшийся под ухом всхлип. У стоявшей рядом девчонки на лице образовались два ручейка, вытекавшие из красивых, синих глаз. Сердце дрогнуло, он обнял ее:
— Не плачь… Мы вернемся...
— Да, да… конечно… — прошептала она с благодарностью, с доверчивостью родственной души прижимаясь к нему...
"Здравствуй Космос! — восхищенно воскликнул Разум, навылет пронзив безоблачное небо. — Я столько о Тебе слышал! Я о Тебе мечтал еще с тех пор, когда толком даже не осознавал себя, будучи лишь зародышем в черепе животного, жевавшего свою повседневную жвачку, отстраненно наблюдавшего за огненным хвостом приближающейся кометы!"
Глава 6
Громадина трансгалактического звездолета легко могла сойти за одну из тех звезд, благодаря которым обретался "Мир Каррома Атти". За таковую и была принята молодыми людьми, заметившими двоезвездие еще на подлете к стратосфере. Натурально же, лайнер был гораздо меньше, даже самой ничтожной из планет, но что поделать — иллюзия Вселенной. По мере приближения к нему, обман рассеивался, сквозь блеск отражаемого света проступали черты гигантского корабля, напоминавшие архитектуру сказочного великограда… Наконец, ослепительную точку в разоблачении самозванца, показавшись из-за горизонта, поставило второе истинное светило...
Мифология старрианских аборигенов. Рорг и Райя.
Здравомыслие тоже облекается в фантастические формы для лучшего запоминания. Это ни какая-нибудь божественная новость — это свойство разума. Сказка это такая конфета детства, вкус которой ищешь потом годами.
Когда-то, очень и очень давно, когда всё было совершенно иначе. Когда в космосе еще не было жизни, которую мы видим и знаем, и понимаем, что только она и есть жизнь, потому что это мы сами. В те невообразимо далекие времена человечеством считались звезды. Впрочем никто не называл их ни звездами, ни людьми, просто это были единственные на тот момент сознательные существа во Вселенной. Тогдашняя материя, была не такая, как сейчас плотная и грубая, а была она тонкая и невесомая, как душа. Они глубоко не вдавались в человеческие чувства и житейские проблемы. Не заключали браки и не воспроизводили себе подобных, и вовсе не потому что не имели такой возможности или не хотели, а потому что жизнь первобытных существ была устроена по другому. Они просто были, не помня, произошли от кого-то или случайно появились во тьме. Во тьме и в безвременье. Но одно они знали наверняка, что до них никакого света не было и в помине. Так они и жили созерцая самих себя, восторгаясь своим совершенством и мощью, самозабвенно предаваясь любимому занятию — светиться во мраке.
Они не думали о себе, как о "звездах", но светилами были, потому что явились первыми ласточками осветившими не сотворенный мрак. Остается лишь добавить, что из-за особого свойства материи, а может из-за отсутствия времени — мысль и свет в той Вселенной распространялись мгновенно.
Как это зачастую бывает — привычный порядок вещей нарушил некто появившийся в результате какого-то сбоя. Немного отличавшийся от остальных. А отличало его всего-навсего любопытство. Казалось бы мелочь, однако...
— Откуда он взялся? Почему не такой как все? — Много раз задаваемые вопросы не находили ответа. Звезды возмущались, теряли покой и энергию. — Своими сомнениями он разрушает основы мироздания! Давайте прогоним его за пределы нашего мира!
Только где этот предел, никто не знал. Звезды недоумевали, почему за всё время их существования, никому не пришел на ум, хотя бы один, элементарный вопрос. До этих пор вопросительный знак отсутствовал в философии звезд. И вот, он возник. Сформировался и привел к серьезным последствиям, к неразрешимому конфликту звездного бытия:
— Для чего мы живем?
— Чтобы светить в темноте.
— А кому это нужно?
—… — молчание.
Шутки плохи с огнем. Звезды вспыльчивы и опасны в гневе. К тому же они прямолинейны и бескомпромиссны. Не терпят пустот и пропусков. Отсутствие информации, недопонимание, могут привести к чудовищной вспышке. Некоторые, не выдерживая внутренних противоречий, не умея охлаждать кипучесть энергии, сначала сжимались, потом быстренько до критической массы расширялись и взрывались. Разлетевшаяся на куски субстанция пугала мертвой бесформенностью. Другие, замыкаясь в себе, схлопывались и бесследно исчезали. Паника охватила космическое сообщество — прежде спокойный и уютный мирок рушился на глазах. Пришло время обновить парадигму!
И вдруг, среди светил пронеслась молва, что во вселенной некто проповедует о новой жизни. О новой жизни для них! О жизни преисполненной величия и смысла! Вдохновленные слухом звезды, срываясь с насиженных мест, потянулись за спасительным знанием, ориентируясь на недавно образовавшееся, невероятного размера скопление, очевидное даже с окраин и продолжающее расти под натиском вливающихся в него. Надо заметить, что по своим параметрам первая вселенная отличалась от нынешней — всё было гораздо скромнее: и ее объем, и количество светящегося населения в ней. А вскоре, по причине звездного стремления, она и вовсе преобразовалась в шар, с рекордной плотностью сгруппировавшихся в нем звезд...
— Вы когда-нибудь слышали о надежде?! — в центре звездной толпы вопрошала звезда по имени Рорг. — О вере?! Или о любви?!
— Нет… Не слышали… А что это такое? Зачем нам всё это? — ропот изумления катился по скоплению. Звезды переглядывались. Пожимали плечами. Гримасничая разводили руками. Пока кто-то ни выкрикнул громче всех. — Мы ничего такого не знаем!
— И не узнаете, если продолжите своё прежнее существование самовлюбленных светлячков! — широко улыбаясь ответствовал оратор. — Надежда привела вас сюда! Вера даст вам силу сделать свой выбор! И всё это ради любви! Проще некуда!
Скопление снова загудело. Звезды обсуждали услышанное. Затем раздался чей-то недовольный голос:
— Нам не нужны ни вера, ни любовь — нам нужно знание!
— Знание не возможно без поступка. — Невозмутимо ответил Рорг. — Достойный поступок не совершить без этих трех.
— Что за поступок? Что за поступок? — вопрошала многоголосая толпа.
— Светить кому-то! — с непоколебимой уверенностью сказала звезда.
— Какой смысл светить тому, кто сам себе светило? Или надо целую вечность притворяться, что твой свет якобы для других? Чушь! — выкатываясь вперед, возразила солидная голубая звезда. Красные, оранжевые, белые звезды дружно загомонили. — Бредятина! Галиматья!
— Я не о звездах. — сохраняя спокойствие продолжил говорить Рорг. — Каждому из нас придется создать свой мир, который будет нуждаться в энергии своего творца.
— Ты что, предлагаешь нам всем коллапсировать? Добровольно отдать значительную часть себя на сотворение каких-то планет? Претерпеть немыслимые страдания, пройти через смерть, ради остывающих пустышек? Ради какой-то там иной жизни? — парировал, всё тот же, голубой гигант. И метнул в оппонента синюю от злости молнию. — Да, ты, безумец!
Со всех сторон в обвиняемого полетели жгучие протуберанцы. Десятки, сотни, тысячи огненных рук и пылающих ног норовили ткнуть или пнуть. А голубое светило всё не унималось, крича:
— Ты слишком наивен, если думаешь, что кто-то из присутствующих здесь, решится проверить на себе эти доисторические бредни! Это же легенда! Непонятно откуда взявшаяся, но известная каждому! Ты сам отважишься на такое?! Поступок, говоришь, надо совершить?! Вдобавок чуть ли ни взявшись за руки?! Ты хотел уговорить нас на массовое самоубийство?!
Голубой ораторствовал, а избиение Рорга продолжалось. В дерущемся клубке душераздирающе завопили:
— Берегитесь, он сжимается!
Всем скопом звезды бросились в рассыпную, кроме одной маленькой звездочки по имени Райя, решившей последовать за проповедником. Лавируя между разноцветными телами собратьев, она успела пробиться к Роргу, обняла его, и будто бы в свадебном танце кружась, они взорвались в объятиях друг друга!
В хаосе панического бегства движение звезд походило на движение атомов: беспорядочное, не осмысленное. Тут и там происходили столкновения и взрывы. Кто-то уворачиваясь от одного, врезался в другого. Иные с перепугу нечаянно коллапсировали сами. Передние наталкивались на расположившихся за ними. Последние не понимая в чем дело медлили, в результате, застигнутые ударной волной, непроизвольно бабахали, подрывая следующих. Следующие следующих. В конце концов, большинство, подчиняясь стадному инстинкту с лозунгом — Коллапсируем все! — не раздумывая, самоуничтожилось. За секунду цепная реакция, как настоящее ядерное цунами, прокатилась по Старой Вселенной, стирая ее навеки...
Космос предстал перед ними черным, безмолвным чужаком, с лицом густо усыпанным серебристыми веснушками и как два его желтых глаза Рорг и Райя. За счет того, что Райя меньше Рорга, создавалось впечатление, что незнакомец подмигивает.
"Древние ошиблись! — сделал свое первое астрономическое заключение Карром. — На самом деле, они никогда не расстаются! Это со Старры кажется, что они разлучены судьбой, в наказание за содеянное и встречаются лишь несколько раз в году. Почему никто не исправит легенду? Наверное, потому что так красивее. И кстати, праздник перестанет быть таким желанным и радостным событием, будь он каждый день."
От этой мысли ему стало смешно, он улыбнулся: " Не плохая идея! Каждодневно объедаться плодами веселящего древа!"
Во время праздника Двух Звезд или Дней Влюбленных старрианцы, мужчины и женщины, юноши и девушки собираются на площадях поселений: поют и танцуют. И все, кто еще не обрел пару, пристально всматриваются во всех: "Ни она ли моя Райя!" "Ни он ли мой Рорг!"
"Кто знает может и про нас будут рассказывать сказки." — подумал Карром перед тем, как огромный беззубый рот пожилого великана поглотил шлюп, словно семечку. Прибыли!
Вот и к нам беда заявилась. Ох, напасть. — сокрушался Копна, отдавая срочные распоряжения. — Отправьте нарочного к "северянам". Пускай старшая сей же час на совет собирается. Да не мешкает. Дело серьезное чай. Служивые к воротАм. Ополчение созвать, вооружить и под начало Хомы. Ох, силушка вражья. Вот же удумали. Набег.
Отсовещались наскоро. Нена, переступив порог боярской светлицы, с ходу предложила собственный план. И назначила цену. Копна, поколебавшись, согласился, рассудив: "Выбора всё равно нет, а так, хоть какая-то надежда."
За пол часа наемники, без потерь, управились с 30-ю конными и человек 70-ть пешими.
Как это было...
Много путей, явных и не очень, ведет к Городищу, обтекая его и с забегом. Со всех сторон света. Разные люди по земле ходят, всяк свою дороженьку топчет, кто с караваном — торговать, а кто ночью — воровать… Нена, как опытный воитель хорошо изучила местную топографию. Разложила по полочкам возможные предприятия по защите лагеря и туземного поселения. На каждый случай имелась у нее отдельная разработка, смотря откуда нагрянет враг. Воительнице еще не приходилось обороняться. Они всегда нападали. Захватывали, подавляли, грабили… Зато она хорошо знала психологию налетчика, на месте которого теперь легко себя представляла.
С того конца, откуда шел неприятель, единственная натоптанная, наезженная лошадьми дорога вела через лес. А лес он и есть лес! Хоть и называется "Ближний", всё равно такой же дремучий и непролазный, как тайга! Только тропки морщинками исчертили его плоть вдоль и поперек, то к полянке, то к заимке. Путаные, исчезающие. Не сведущий — лучше не суйся… Да и вот дорога и глубокий, съевший опушку овраг, куда проторенный путь нехотя нырял, а объезжать далеко и лень.
"Ну и лохи же здешние "завоеватели"! — с чувством удовлетворения отметила Нена, разглядывая в миниатюрную оптику, нестройную воинскую толпу, выходившую из леса. Головные всадники, наряженные, как на свадьбу, уже спускались по крутому склону. — Разве можно, без авангарда и флангового охранения, передвигаться по такому опасному, располагающему к засаде ландшафту. Да еще с флагами! А, ну, конечно, междоусобица, надо всем показать, кто здесь шишку держит. Ну-ну."
На самом деле это и был передовой отряд, так называемый авангард, вышедший из соседнего княжества… Вдосталь, наломав словесных копий в бестолковых спорах, молодой, воинственный князь низовых земель задумал силой взять превосходство. Пока братья князья и далее судили-рядили на пирах и в застольях о своих привилегиях, он ладил воинство, ковал оружие. Наконец, посчитав, что времена случайных стычек и разрозненных набегов закончились, пора начать настоящую войну, выступил в поход, само собой ни о чем никого не уведомляя. Так и сказал воеводам и полководцам: "Повелеваю, бранью идти на всех! Сопротивляющимся смерть! Сдавшимся ярмо! Взятые боем земли именовать моими!"
Владение, в которое они вторглись, мнилось слабо защищенным. Какого-то мало-мальски приличного сопротивления не ожидалось. Да и правда, что это за препятствие для профессиональных военных захудалый, лесной городишко, с ветхими крепостными стенами и полу засыпанным рвом, с двумя-тремя сотнями жителей и всей ратью 10-15 дружинников, похеривших ремесло в многолетнем бездействии?
Как только замыкающие колонну ратники начали спуск, а передние вот-вот должны были закончить подъем, Нена взмахнула рукой и 30-ть ее головорезов, вооруженные луками, по 15 человек с каждой стороны, покинув укрытия, открыли стрельбу по ничего не подозревающим горе захватчикам...
Когда воительница сообщила в деталях свой план голове, тот пришёл в ужас. На Руси не воевали подобным образом. Бились мечами и копьями, топорами и даже дубинами, в ближнем бою, ибо лицом к лицу обязан ты встретить врага и убивая его должен смотреть ему прямо в глаза, потому что он тоже человек и несмотря на злое намерение заслуживает уважение за смелость. Луки и дротики применялись редко, в исключительных случаях и считались оружием недостойным храброго мужа, это были не орудия битв, а скорее приспособления предназначенные для охоты, и самозащиты женщин и детей. Да и вообще старались без нужды не убивать, а брать в полон. Плененных, либо "с неким поучительным напутствием" отпускали, либо взимая символическую дань, выдавали родственникам.
"Истории благородства и мужества идентичны во всех цивилизациях. — думала Нена, едва слушая, о чем говорит боярин. — Повторяются снова и снова. И как правило плохо заканчиваются для великодушествующих. Эти люди, как дети. Этот народ еще ребенок. Они не испытывали на себе геноцид и массовое уничтожение. Не сталкивались с глобальным злом, равнодушным к жизни вообще. Ну-ну, это им еще предстоит… Но чтобы выжить, нужно сопротивляться, уничтожая, как можно больше врагов, с наименьшими потерями среди своих. "
Не долго продолжалось избиение младенцев. Сосредоточенно, без лишних эмоций, словно на тренировке, наемники расстреливали людей и животных. Обезумевших, дико ревущих на дне злополучного оврага. Карабкающихся вверх, разили в упор и в первую очередь. Убегающих вдоль склонов, также настигали беспощадные выстрелы. Раненые кони, падая и брыкаясь, давили и калечили всех без разбора. Люди прикрываясь телами убитых, куда-то ползли. Но тщетно искать спасения на перекрестке внимательной, не отпускающей смерти… Профессионально владея всеми видами оружия наемники били часто и точно. Дождь из смертоносных стрел превратил убиенных в кучи наваленных друг на друга и распластанных по земле дикобразов переростков. Наступившая тишина означала, только одно — все угодившие в западню мертвы. Лишь две, истекающие кровью, лошадки, с торчащими из боков стрелами, выскочили из яра и умчались прочь, в пылу убийств на них не обратили внимания.
Выполнив поставленную задачу "северяне", как ни в чем ни бывало, шутливо перебраниваясь, зашагали восвояси. Всю ночь по округе разлетались гортанные напевы чужестранцев, праздновавших победу. Тем временем горожане при свете костров рыли глубокие ямы и стаскивали туда трупы. Кровяные пятна присыпАли землей. Такова была заключительная часть плана пришлой атаманши — замести следы.
На следующий день городище словно вымерло. Не шумели дети, не лаяли псы. Если где-то какая-нибудь собачонка намеревалась от души потявкать, то тут же слышался ее обиженный скулёж. После чего, вновь воцарялась гробовая тишина...
Счастье всё-таки ограничивалось опасением в связи с тем, что за короткий промежуток времени уже было несколько серьезных потрясений. В основном страх по поводу будущего одолевал Мирину. Горан отмахивался от ее ночных, тревожащих душу колебаний, настаивая на более актуальных занятиях для мужа и жены. Она уступала его нежной. ласкающей требовательности и они забывая о насущном и злободневном, отправлялись в совместное любовное путешествие… А днем, окружающая действительность воспринималось вполне привычной и незыблемой. Заботы по хозяйству. Разговоры с бабулей. Роман, щебетавший без умолку, льнувший к родителям… Но иногда, при дневном освещении, Горану тоже что-то мерещилось. Какое-то смутное, до конца не распознанное, не объяснимое словами предчувствие. Что-то неприятное, неожиданно напоминавшее о неизбежной расплате за нечаянно сбывшуюся мечту… Да и Ромка, хоть и продолжал интересоваться оружием, играть ножичком — искусных поделок не вырезал. Из лука стрелял плохо. На охоте стал бесполезен и был явной обузой. И больше не задавал не по детски умных вопросов, которыми так гордился отец.
А намедни Горан увидел необычных птиц летающих над лесом, он выстрелил и зная, что никогда не промахивается, удивился — птица не упала. Это насторожило опытного охотника. Задавшись целью, он нашел недавно выпущенную стрелу, наконечник ее оказался расплющенным. "Прям каменные какие-то! — подумал стрелок. — Такого еще не было на моей памяти."
До рождения Менделеева оставалось несколько тысячелетий. И до Пифагора с Евклидом было очень и очень далеко, но люди того времени не были простофилями, иначе бы не выжили...
Сидя на известном уже бревнышке, Горан рассматривал ту самую стрелу. Бабуля словно выросла из под земли или это он углубился в мысли и пропустил ее появление.
— Что это сынок? — поинтересовалась она.
— Да вот, попал в птицу, но не убил. — ответил Горан.
— Железная что ли? — изумилась бабушка, а сама подумала: "Или из ударопрочного пластогена."
Женщина посмотрела на выцветшее, осеннее небо над ними. Приставила ко лбу ладонь козырьком, повертела головой, прощупывая взглядом горизонт. Ничего подозрительного. Только чистое светло-голубое полотно небес. А вдалеке стая ворон выписывает беззвучные кренделя. Кто-то вспугнул чернушек. Зверь наверное.
— А где ты их видел? — Задала она очередной вопрос зятю.
— Пол дня пути на восход.
— Недалече. — словно разговаривая сама с собой сказала бабуля. Прихватила подбородок рукой и глядя под ноги, о чем-то задумалась...
— Что это было? — Громко возмутился оператор.
— Где? — В палатку вбежал его напарник, находившийся снаружи в охранении.
— Правый дрон щас подпрыгнул, как будто столкнулся с чем-то. Изображение замигало, думал хана камере. — указывая на один из мониторов сердился Первый.
— Может птица врезалась? Или дерево цепанули? — выспрашивал Второй.
— По твоему она дура?! Нет, это не птица… И не дерево… Высоковато для деревьев… Кажись нас только что атаковали! — с блеском в глазах заявил Первый.
— Уверен?! — переспросил Второй.
— Нет конечно, но всё может быть… Нападавших не обнаружил, но я возвращаю аппараты! — первый делово суетился, управляя беспилотниками в две руки.
— Да, давай. Надо выяснить в чем дело. — согласился Второй, с уважением поглядывая на спеца.
Осмотр показал, что у одной из машин на брюхе металопластикового корпуса имеется повреждение — небольшая, округлая вмятина и трещина напоминающая птичью лапку.
— Похоже на пулевое попадание. — Предположил Второй.
— Не… Пуля вряд ли… А вот стрела это уже оно, то самое! Отправляй Третьего с донесением, типа в квадрате таком-то обстрелян дрон. И какие будут инструкции? Может группу вышлют по координатам. Мало ли, может это оно, то самое. — командовал Первый, считая себя старшим по праву учености.
Исследовательский звездолет 1-ой категории класса "А" идентификационный номер N… потерпел крушение ровно 200 лет назад. По неопытности стажировавшегося пилота они врезались в горную гряду на недавно открытой безымянной планете. Сверхскоростной пилотаж выполнялся в ручном режиме. Причинами катастрофы по всей видимости стали — плохое знание рельефа и низкая облачность...
Как потом выяснилось, планета уже имела собственное, но не претенциозное для космического объекта название — Земля. Такое имя ей дали ее первооткрыватели еще пару тысячелетий назад, скорее всего подразумевая технический термин, обозначающий эксплуатационный характер открытия, потому что ничего перспективного, в плане разумной жизни обнаружено не было, только полезные ископаемые в грандиозном и бессмысленном для местной фауны количестве… Кстати, человек на этой планете уже существовал и не на самом примитивном уровне, но первые, взалкавшие земных богатств, пришельцы не заметили или не захотели замечать его разно видовое наличие. Потом всё кардинально поменялось в самом космосе. Про планету забыли, но перед этим сюда прибыла огромная флотилия межзвездных транспортов с людьми и скотом. 150 кораблей по 10000 и более единиц живого груза на борту. Миллион человек расселили по планете без каких-либо цивилизационных благ, без современных технических средств. Сельскохозяйственный инвентарь, семена культурных растений, домашняя утварь — вот и весь "набор для выживания" переселенцев. Впоследствии эта экосистема не посещалась и была забыта. Забыта и заброшена, вместе с выброшенными на ней людьми, потому что это были сопротивленцы, из числа "непримиримых", не принявшие перемен, происходивших во вселенной, после Великой Войны. Коих из гуманности не уничтожили, но в общем-то от них таким образом избавились...
Кто-то ее вновь открыл лет за 200 до рождения Каррома Атти. А чуть позже и архивариусы в своих цифровых каталогах откопали двух тысячелетней давности упоминания о ней. Короче, если вы думаете, что космос это порядок, причем сугубый, кстати. не знаю, что значит это слово, просто нравится в данном контексте, тогда вы естественно заблуждаетесь: бардак это понятие вселенского масштаба!
Из 17 человек чудом спаслись двое… Корабль не взорвался по чистой случайности. От удара о заснеженную вершину он разлетелся на куски. Образовавшиеся части, с каменной осыпью, грохоча катились вниз — кувыркаясь, подпрыгивая, устилая свой трагический путь ошметками корпуса, изуродованными деталями и прочими составляющими, что за мгновения вперед были чем-то единым и кем-то живым. Словно украшенная в праздничный день ёлка, гора стояла обсыпанная разнокалиберными, пестреющими на снегу останками судна. Но медицинский модуль, изрядно помявшись, уцелел и сохранил возможность жизнеобеспечения. Супер технологичные аккумуляторы на основе молекулярного синтеза обеспечивали ему полноценную работу на десятилетия, а в режиме ожидания и вовсе на неизвестно долгий, опытным путем еще ни кем не установленный срок. Как раз в этом отсеке и находились молодая женщина врач и выращиваемый в специальной колбе плод.
Очнувшись, она сразу подумала о ребенке и первым делом захотела проверить, что с ним — выжил ли он. Но с ходу осуществить задуманное не удалось. Помешала жгучая боль в области груди: "Кажется сломаны ребра." Нудным болевым ощущением давала о себе знать здоровенная шишка на лбу. Кружилась и болела голова: "Несомненно сотрясение." Внутренние органы, вроде бы в порядке. Руки, ноги в целом функциональны. Соображение нормальное. Остальные незначительные ушибы и ссадины не в счет. После беглого анализа собственного состояния, кое-как, через боль и беспорядок, она всё же добралась к камере искусственного взращивания.
Так называемая "колба" воспроизводила естественные биологические условия для развития зародыша. Созданная гением человеческого разума из искусственных материалов, по сути она была такой же маткой, которую с той же целью сотворила природа. Стенки маточного сосуда копировали природную ткань, отличаясь лишь более высокой прочностью и повышенной эластичностью. Имитировалось даже материнское участие в процессе. Осуществлялось это через сложную систему обратных сенсоров обращавшихся между плодом и компьютером, где хранились данные о женщинах, прошедших через настоящую беременность, с помощью этих данных "колба", как бы оживлялась, моделируя идеальную мать. И воспринималась, если так можно сказать, изнутри, не как замкнутое, вполне безопасное пространство, где ты должен по ряду причин находится, а как живой организм. Организм, который не просто осуществляет некую функцию, но связан с эмбрионом психологически, то есть помимо подачи питательных веществ, откликается на все его сенсорные запросы— они чувствуют друг друга и чувствуют взаимное. Они знают, может быть, самое главное, что можно знать в человеческой жизни то, что еще ни кому не известно и чего никто не испытывает по отношению к ним — они знают наверняка, что нужны друг другу.
А что, может быть, важнее для выживания вида, чем элементарное потребление пищи? Это коммуникации. Фундамент которых закладывается в этот период, впоследствии вырастая во что-то большее, а у некоторых и в великое: я человек и я не один, у меня есть мать и отец, братья и сестры, друзья, коллеги, общество, в котором я живу, мы люди и так далее. Понятное дело, что тому кто находится внутри настоящей или искусственной матки не с чем сравнивать и не из чего выбирать. Как вылупившиеся, благодаря курице, утята, думают, что она родительница, так и эмбрион воспримет бесчувственность инкубатора за само собой разумеющееся. Однако с точки зрения дальнейшего психического развития человека очень важно, чтобы из него вырос человек, а не робот. Возможно самоидентификация происходит уже тогда и как раз за счет чувств матери. Создавшие родильный агрегат ученые имели это ввиду. Также и будущую мать по ее желанию, при сопутствующих обстоятельствах, на некоторое время подключали к аппарату, предоставляя возможность испытать то же, что переживает беременная женщина. Это делалось для тех, женщин, которые хотели прикоснуться к материнству еще до "рождения" своих чад. Для тех женщин, которые, не по их вине, не могли самостоятельно вынашивать и рожать, чувствовавших разлуку со своим формирующимся где-то ребенком. Всё чаще семейные пары заказывали особую опцию, то есть конкретному эмбриону, конкретных родителей, подавалась информация, что он развивается в утробе конкретной женщины.
Высокий уровень жизни и обывательский комфорт стали итогом научно-технического прогресса. Кнопочки, пультики, мысленное управление. Искусственный интеллект, роботизация. Появилось слишком много свободного времени. Жизнь перешла в новое эйфорическое качество — сплошные развлечения. Причем женщины стремились не отстать от мужчин в поиске приключений, а 9 месяцев беременности это… сами догадайтесь… Например, звонит подруга и сообщает радостным голосом, что она там-то и там-то, и так замечательно проводит время, и приглашает присоединиться, и как можно быстрее, но узнав о беременности собеседницы, разочарованно, с легким презрением, восклицает, мол, какая скука, фу… Как раковые метастазы распространилась мода на искусственное выращивание эмбриона. Слабый пол больше не желал быть слабым и считал беременность чем-то порочащим, унижающим нормальное человеческое достоинство. Женщины, отказываясь самостоятельно вынашивать детей массово стерилизовались. Драматичная не дальновидность этого решения заключалась в том, что процедура выполнялась не хирургическим путем. а с помощью лекарства, не препятствовавшего эякуляции, но отторгавшего зачатие и выводившего во время месячного цикла всё лишнее за пределы организма. Стоило единожды принять микстуру или сделать укол и беременность не наступала уже никогда. Просто и удобно. Как это часто бывает в некоторых человеческих обществах, повальное увлечение обзавелось государственной поддержкой и выродилось в социальную программу. Дело дошло до обязательного прививания в раннем возрасте. За несколько веков функция деторождения атрофировалась.
Контрольная лампочка горела зеленым. Значит ребенок жив. До "рождения" девочки еще месяц. Тут же сознание предъявило следующий страх: "Только бы не пришлось извлекать ее раньше положенного срока, если она запуталась в пуповине или из-за полученных повреждений." Но всё обошлось. Исходя из показаний компьютерной диагностики плод не пострадал. Его конечно не шуточно поболтало в околоплодных водах, но кроме учащенного сердцебиения, свидетельствовавшего о пережитом волнении, других отклонений от нормы не наблюдалось. Все системы функционировали в заданном режиме. Периодичность обновления амниотической жидкости не нарушилась. Подача питательных веществ по расписанию. Еще раз визуально проверив все соединения и трубки, идущие к "колбе", в том числе и от хранилища с необходимым запасом протовещества, когда-то полученного из стволовых клеток и растиражированного в лабораториях, из которого вырабатывались все необходимые ингредиенты, не обнаружив протеканий, она наконец вздохнула с облегчением. Теперь можно заняться собой...
Через неделю Вьяра впервые вышла из модуля. Она имела представление, что такое горы, солнце и снег, поэтому должным образом экипировалась. Она уже несколько дней не плакала, но сейчас оглядывая окрестности не смогла удержать слез. Рыдала искренне и безудержно, как можно проявлять подобное, лишь зная, что вокруг ни души. С заламыванием рук и маятниковыми колебаниями туловища. Физическая боль не останавливала, но усиливала мотивацию траура и скорби. В конце концов девушка опустилась на колени, запрокинула голову, слезы скапливались в широко открытых глазах и вытекали из них, как реки из переполненных озер. Мимика не искажала ее лица. Из груди не вырывались ни крик, ни даже стон. Безмолвная, как сама тишина, она стояла одна одинешенька посреди диких, чужих камней...
Еще через неделю, Вьяра, восстанавливаясь от травм и постепенно выходя из стресса, периодически принималась раздумывать о дальнейшей их судьбе. Наружу, с того раза, она не выходила категорично...
На исходе месяца раздался звуковой сигнал. "Плод созрел! Пора собирать урожай!" Эта весть была одновременно и радостна, и горька. Родители девочки погибли. Вьяра так и не решилась найти и похоронить тела товарищей или то, что от них осталось. Да и мысли все меньше тревожились о мертвых, все больше беспокоились о живых. Она приняла твердое решение дождаться "рождения" и поместив ребенка в криокапсулу, переведя модуль в автономку, отправиться на поиски, в первую очередь, возможности связаться со своими. Межзвездной связи в модуле не предусмотрели, придется поискать ее в других местах на этой планете...
Безусловно, выборный не ошибался полагая, что необходимо доложить о произошедшем. Проще говоря, послать гонца. Но всё раздумывал. Он не спал уже вторые сутки. Случившееся не помещалось в душе и не укладывалось в голове. Такой резни, столько окровавленных мертвецов он никогда не видел. Нарочный, отправленный за помощью, вернулся один и без какого-либо ответа. Выслушали и отпустили, ступай, мол, вон.
"И снова гонца снаряжать. Но теперь-то каким боком преподнести? Как победу или беду? А ежели осерчает князь, ведь скольких побили проклятые варвары? А князья, они же сродники все — седня ссорятся, завтра бражничают из одной корчаги. А ты соображай, как меж молотом и наковальней не оказаться. Как своему угодить и чужого не обидеть. А может надо было сдаться? И что такого натворили бы эти несчастные? Пограбили бы чуток. Пожгли бы маленько. Баб понасильничали. Не велик убыток-то. Княжьих слуг и казну не посмели бы тронуть небось. В таком случае оправдаться завсегда легче, мол людей берег, а защититься нечем. А теперь, как выкручиваться? 100 человек и простых, и боярских, — всех в одну яму. Хоть и с разбойным умыслом заявились, а люди-то наши, русские… Эх, Копна, напрасно ты с иноземцами поручкался."
Два дня голова думу думал заперевшись в бане на заднем дворе. Пил медовуху ведрами и парился. Никого не допускал к себе: ни жену, ни детей, ни по надобностям людишек. Только прислужник верный, по прозванию Тороп, дежурил в предбаннике, поспешая исполнять все прихоти хозяина.
— Тороп! Подкинь-ка дровишек! Да не жадничай! Седня в баньке попаримся, а завтра в хоромы княжие снарядимся! — наконец принял решение Копна. — Такое дело нельзя никому доверять. Сам пред светлые очи стану. Свалю вину на пришлых, мол такие-сякие, прости князь, не ожидал от них коварства такого… И медовухи еще жбан принеси! И скажи, чтоб исподнее чистое приготовили! И шубу боярскую мою!
Ни на третий, ни на четвертый дни Копна так и не собрался ко двору княжескому, и не послал никого с известием. Прихворнул с перепою, да с перепару. Сердечко прихватило. Испереживался радетель. А на пятый денек гости сами наведались. Не простые. И много. Целое войско. Сам воевода Всеслав с младшей дружиной.
Ни свет ни заря могучими кулаками загрохотали отборные вои "родного" князя в ворота спящего городища. Словно витязь из сказки поцелуем разбудивший красавицу, стольный боярин своим появлением взбудоражил впавшую в мертвенное оцепенение лесную деревню. Встряхнул, оживил… Забегал народишко, засуетился.
— Ладно, боярин, не кручинься понапрасну. — сказал воевода, выслушав рассказ Копны. — Примите за счастье, что не вы сейчас в землице сырой. Скажу тебе боярин — от большой беды ты нас оградил. Спугнул зверя.
— Дык, а что я? Это они. — всё еще оправдывался голова.
— Разберемся. — ответил воевода. — Изя, князь-то Кивский, большую войну затевал. А когда пропал передовой отряд, с брательником его младшим, призадумался, на попятную пошел. Послов прислал, мол так и так по неразумию и тому подобное. Отдайте, мол пленных, Особливо брата маво, если жив или хотя бы тело. Выкупить всех обещается. В посольстве ихнем знакомец мой Бажен, поведал, что Изя места себе не находил, выспрашивал кажн день, где мол брат мой с воинством своим. Почему вестей до сих пор нет? Лазутчиков засылали. Они и пронюхали. Доложили князю, мол следы боя нашли, неподалеку от вашего городища Копна, в каком-то овраге, а дальше, мол, ни слуху ни духу. Сам понимаешь неведение оно хуже всего.
— А… — заикнулся было голова, приподнимаясь с лавки.
— Да сиди ты ужо. — оборвал его воевода. — Ясно теперь. Думаю это временное замирье. Неизбежна война всё-таки. Но хоть не застали врасплох… Копна, да не кисни ты! Не помирай раньше времени. Эх и повезло же нам с этими. Спасли прямо.
— Спасти-то спасли, да не задаром же. — Копна, как ни был болен и напуган, а выгоду свою помнил. Подумалось ему об "оплате труда" наемников княжескими средствами, если выгорит.
— Не твоя это теперь забота выборный. Князь приглашает гостей в вотчину свою. На службу зазывать станет.
— А мы как же тут? Без защиты останемся? — встрепенулся голова.
— Не останетесь. — заверил воевода. Встал подошел к окну гридницы. Распахнул настежь створки. — Воздух у тебя спертый. От того и болеешь. Ладно, хватит лясы точить. Послы с нами прибыли. Собирайся, поехали показывать, где тела. Пусть сами думают что дале… Да! И к воякам своим отправь человечка, пусть носа не кажут. Тихо сидят. Соседей спровадим, опосля с ними.
Воевода Всеслав и был витязь славный. Высокий, красивый. В расцвете лет. С курчавой рыжеватой бородкой и волосом русым, вьющимся. Имел крупный, прямой нос. Голубые широко поставленные глаза. Знатен был, но по службе поднялся от простого дружинника до воеводы исключительно своими заслугами. С нравом веселым, даже добрым. Рукой тверд, а словом крепок. Судил строго, но справедливо.
Соседи ходили насупленные, словно тучи к зиме. В подробности их не посвящали, лишь указали место сражения и общий захорон. Договорились, что через три дня они откопают и вывезут своих. В те дни никто не шутил, не горлопанил, звучной речи предпочитая кивки и жестикуляцию. В воздухе висело гнетущее понимание, что временам добрым и спокойным настал конец. Толи еще будет...
Нена была в курсе происходящего. Осведомители и доглядчики вовремя оповещали обо всем. И на это раз разведчики загодя доложили о приближении с полста конных. По другой дороге, с северной стороны поселка. Видимо это были "свои".
Предугадывая события она готовилась к важной встрече. Ее коршуны "шуршали", приводя лагерь в образцовый порядок. Надо пустить пыль в глаза "будущему начальству". Она была уверена, что им предложат "повышение". Однако ее ответ не очевиден — всё зависит от того с каким результатом вернется из тайги отправленная вчера группа. Если следопытам удастся найти стрелявшего, если окажется, что это искомые персонажи, то захватить их не составит труда. Взрослых в расход, а мелкого на борт и тогда они покинут эту дыру. Но если совсем никого не найдут или это не то что нужно, тогда… Тогда она согласится. Надо выиграть время на решение этого вопроса. И преподнести задержку естественным образом, типа ломаемся, набиваем цену...
Дружина расквартировалась в городище. Возле оврага выставили заставу с постоянным охранением и кроме того днем и ночью, конный разъезд курсировал по окрестностям, готовый среагировать на любой шорох или подозрительное движение.
В распахнутые ворота лагеря наемников, въехали два всадника. Еще с десяток расположились возле. Ворота приказано было не затворять. Этими двумя были Всеслав и Копна. Выстроенные в шеренги "северяне" нетерпеливо переминались с ноги на ногу, в ожидании приказа разойтись. Им не нравились игры в солдатики. Пиратам чужда дисциплина. Но обещанное вознаграждение и весьма солидное, творило чудеса выправки и подчинения. Нена сдерживая улыбку, хитро прищуривалась, якобы ослепляло яркое солнце. Ей тоже плевать на этот маскарад. Но дело есть дело. К тому же она забавлялась происходящим. Однако, запрятанной где-то глубоко внутри женщине воевода понравился. И воительница, кстати, была с ней согласна — новоприбывший показался настоящим мужчиной и воином. Это чувствовалось, как говорится, за версту. Даже вкусившая все виды зла космическая вольница уважительно примолкла и подтянулась, когда воевода приблизился к ним и оглядел.
Всадники спешились. Копна услужливо перехватил поводья. Нена кивнула крайнему наемнику, тот подбежал и увел лошадей в конюшню. Следующим жестом железная женщина пригласила гостей в избу.
Разговор происходил в сдержанном, вежливом тоне. Всеслав поблагодарил Нену за оказанную помощь и передал вознаграждение от князя, мешочек с золотыми гранулами. Озвучил желание своего господина видеть воительницу в стольном городе. При этом намекнул о вероятном предложении.
И хорошо бы всё было. И всех бы всё устроило. Однако странным показалось воеводе, что при попытке заговорить с иноземкой на языке северян, он натолкнулся на возражение и полное непонимание, сказанных им слов. Северянка объяснила это тем, что они из земель еще более северных и вероятно из роду племени до селе незнакомого воеводе. "Чудно, мы о них слыхом не слыхивали, а они знают наш язык" — размышлял Всеслав. И еще кое-что. Какие-то непонятные штуки, явно припрятанные от постороннего взгляда, но воевода узрел их, своим цепким, не упускающим мельчайшие детали взором. Воительница к тому же не снимала рукавиц, вроде бы и ничего страшного, мало ли какие у них там обычаи, но сделаны они были из неизвестного ему материала. С виду тонкие, искусной работы, а прочности, судя по всему, необычайной. Воевода изрядно поломал голову из чего бы такого и каким способом можно было бы изготовить такие, словно кожа облегающие каждый палец. И еще. Кладя на стол руки, воительница обращалась с левой более осторожно и всё равно производимый конечностью звук привлекал внимание, напоминая стук оружия. "В доспехе что ли? А почему латы, только на одной руке? Или припрятала кинжал? У нас гостей так не привечают."
На обратном пути к городищу воевода наклонился к Копне и негромко произнес:
— Знаю я Норманнов, как облупленных. С придурью они, но в остальном почитай как мы и понятия различают чести и гостеприимства. Эти не те за кого себя выдают. Держи ухо востро голова. Не ровен час еще большей беды с ними оберемся. Уяснил?
— Да, воевода. Уяснил. — приглушенным голосом ответил Копна, опасливо озираясь по сторонам в смеркающемся лесу.
— Приставить к ним надо людей. Чтоб за каждым их шагом подглядывали и доносили. Да чтоб скрытно всё. Найдешь таких умельцев?
— Найду воевода...
Не так прост Копна, как подает себя. С первого дня его люди присматривали за иноземцами. Может не так пристально, как требовалось. И всё же кое что замечали. "Сказать или нет?" — мучился вопросом Копна. Так бы он и маялся до скончания света, ни помоги ему Всеслав наводящим вопросом:
— Ты же вроде говорил что их 37 человек, а я и 30-ти не насчитал?
— Как есть правду говорил воевода. Не брехал. Другие в тайге. Что-то ищут. — поспешил доложить голова, с придыхом облегчения.
— Вот как! — и Всеслав громко на весь лес рассмеялся. Потом опередил лошадь спутника, перекрывая конем дорогу, остановился. — Копна, а ты, блин солнечный, не дурак-таки! И что по твоему они там ищут?!
— Кого, воевода. Я думаю они ищут кого. — выдавил из себя Копна. Соврать воеводе Всеславу у него не хватило духа. — Судя по всему ребенка.
— Какого ребенка? Зачем дитя-то им понадобилось? — удивился воевода.
И голова рассказал всё что знал про Горана и Мирину. Всё что слышал от Хомяка и от людей. Всю правду и все домыслы, хотя правды никто не ведал, а вымысел был далек от истины.
— Да у вас здесь просто сказочный лес какой-то! — воскликнул воевода. И снова рассмеялся. — С каждым часом всё удивительнее и чудеснее. А бабки-ёжки у вас водятся?
— Одна точно есть. — тоном не допускающим возражений ответствовал Копна. — В тайге. Я рассказывал уже.
— Хорошо. Я понял. — воевода мгновенно посерьезнел. Они возобновили движение, разговаривая в пол голоса. — Значит, говоришь, трое запускают волшебных птиц, а еще целый отряд отправился в тайгу… Кстати, я помню Горана. Вместе в отроках были. Добрый малый и храбрец каких поискать. Зря он оставил службу. Ну да воля или не воля, как говорится, у каждого своя. Надо выручать товарища. Как думаешь, Копна?
— Как скажешь воевода. — вяло ответил Копна. Кто ему этот Горан? Никто! Дополнительная проблема. Одной проблемой вроде бы стало меньше и вот опять. — Только как мы его выручим? Где их всех теперь сыщешь в диком лесу?
— Сыщем, небойсь! — заверил Всеслав. — В дружине у меня найдутся мОлодцы сыскари и следопыты каких на весь мир один, два! Соломину в стоге сена отыщут, не то что толпу людей в тайге вашей!
За разговором не заметили как очутились под стенами городища.
— Ворон. — окликнул Всеслав дружинника из своего эскорта.
— Слушаю, воевода. — дружинник отделился от кавалькады въезжающих в ворота воинов и подъехал к стоящим в сторонке Всеславу с Копной.
— Поручение тебе. Поедемка с нами. — и они направились к усадьбе выборного. До поздней ночи в доме Копны под неровное колеблющееся пламя лучин, длилось обсуждение сопутствующих вопросов и прочих деталей предстоящей операции...
Утром, еще до рассвета, в тумане и в неведении спящих, семеро воинов покинули деревню и направились в тайгу. Проводником у них был тот самый Тороп, успевавший везде. Он вел их к месту, где надысь кануло в живую, зеленую мглу такое же число "северян".
Глава 7
В космосе…
Звездолет объединенных рас это прыгающий от звезды к звезде, от галактики к галактике мегаполис. Невероятным был и этот союз, включавший в себя народы и только-только изобретшие письменность, и супермегатехнологичные, строившие космические корабли уподобляя их масштабами и вместимостью своим городам.
Для собственного жизнеобеспечения "Трансферы" питались энергией атома, а для перемещения в пространстве энергией времени, за секунды преодолевая миллионы гигапарсек. Надо сказать, что технологии такого рода сохранялись в строжайшей секретности и не разбазаривались направо и налево, поэтому мы не можем рассказать, как там всё устроено, просто примите за данность — такое чудо техники, не то чтобы возможно, оно уже существует.
А вообще ойкумена была напичкана всяческими "достижениями", в том числе ужасно примитивными. Встречались даже с двигателями внутреннего сгорания на жидком топливе, коптившие вакуум между какими-нибудь близко расположенными планетами. Забегая вперед или отступая назад, приоткрою одну техническую завесу— тот самый, уже изобретенный "Транспортатор", был предсказуемым апогеем в изучении свойств материи и времени. Ключевым понятием здесь надо полагать время.
Такого скопления людей, не посещавшие других миров старрианцы, ранее видеть не могли. Сотни и сотни тысяч… Слава Роргу и Райе, и всем прочим богам, и героям, для новобранцев имелась отдельная палуба… Ну, нет конечно, сразу, весь обитающий на корабле народ, увидеть нереально. Для этого потребовалось бы запустить самоликвидацию и высадить всех на первой же станции, в смысле ближайшей остановке "по требованию." Есть теория о космической бесконечности, согласно которой куда бы мы ни кинули взгляд, он обязательно упадет на звезду. Почти не понятно про космос, но относительно наших героев теория оправдывалась. Когда они ошеломленные, но не обескураженные покинули шлюп, то их глазам предстало исполинское помещение внутреннего космодрома, в котором куда ни глянь всюду были люди, может всего-то несколько десятков тысяч, но ощущалось как миллион. И до жути, на вскидку не осмысливающееся, количество разнокалиберных, вспомогательных судов. Зрение оказывалось беспомощным разглядеть что-либо ограничивающее пространственный объем, кроме линии горизонта, как в даль, так и в высь… Персонал выполнял поставленные задачи, кораблики взлетали и заходили на посадку. Всё размеренно и четко. По заранее написанному сценарию.
Курсантов организовали в четырехрядную колонну и через пять минут умеренной ходьбы они взошли на платформу лифта. Площадка плавно опустилась под пол. 2-3 секунды движения в образовавшемся цилиндре. Исчезновение стен. И вот он перрон, где уже ожидал, гигантский прозрачный червь с рядами кресел внутри… Словно наевшийся до отвала житель подземного царства, монорельсовый состав лениво, но уверенно потащился в недра звездолета. Его тело изгибалось, растягивалось соответствуя извилистым, замысловатым путям. Постепенно поезд набрал ход и понесся с огромной скоростью.
Разнообразные ландшафты воссоздающие среды обитания живых существ — с водоемами и растительностью, сельскохозяйственные угодья — с фермами и пашнями, производственные территории — с техникой и оборудованием, городские пейзажи и глухие тоннели сменяли друг друга, пока они следовали к пункту назначения… И везде люди, люди… Непрерывное, бесконечное множество… Работающие, отдыхающие… У каждого своя жизнь и отведенная роль в отлаженном многофункциональном механизме, в замкнутом социуме трансферного звездолета… Корабля Мегаполиса… Корабля Вселенной.
Прибывших со Старры разделили на 3 отряда.
— Карром Атти! — выкрикнул офицер.
— Я! — откликнулся юноша.
— Первый отряд. Жилой корпус номер 1. — последовало распоряжение-распределение.
Карром вытягивал шею и поворачивал голову, подставляя правое ухо под голос вычитывающий имена. Ему очень хотелось, чтобы девушка, с которой он недавно обнимался, попала в его отряд. Или он в ее— без разницы. С момента знакомства они держались, как можно ближе. И сейчас, на построении, жадно ловили каждое касание друг друга… Да! Она тоже первый! Теперь они даже спать будут рядом!
В отличии от других народов у старрианцев не приветствовалось общественное размежевание из-за половых признаков. Например, им не пришло бы в голову разделить место переодевания на две изолированные половины, да еще повесить таблички, мол это женская раздевалка, а это мужская. Так же, как им не пришло бы в голову устыдится своей наготы перед кем бы то ни было и уж тем более перед противоположным полом. А если бы возникла необходимость, как-то обозначить функциональность подобного помещения, они довольствовались бы одной единственной надписью — раздевалка. Поэтому отобранный кураторами контингент распределяли по группам и размещали в спальных кубриках не по телесной физиологии, а просто по списку. А разделили на отряды, чтобы уменьшить состав обучаемого звена и улучшить коммуникативность преподающих с обучающимися. С целью усиления контроля за качеством усвоения. Народу меньше, а толку больше. И вряд ли спрячешься на задней парте. Соревновательности между отрядами не предполагалось. И задерживать их на этом этапе никто не рассчитывал. Скоренько обучили определенным навыкам и быстренько, с учетом выбранной специализации, перевели на следующую ступень, уже в международные группы. А это значит — снова перераспределение...
— А в международных группах, вы освоите выбранную вами специальность и получите доступ ко всему кораблю, за исключением некоторых его отсеков. — вещал офицер, прохаживаясь вдоль строя. — Прошедшие через шар, в принципе, могут говорить на любых языках. Но! Писать и читать придется учиться по старинке. Вас обучат чтению и письму на государственном языке союза. В состоянии гипноза в ваши мозги вложат алфавит и соответствующие правила, останется лишь выработать почерк. А тут, извините, придется потрудиться. На каллиграфии настаивать не будем, вполне достаточно разборчивого написания.
Сразу поясню особо умным и одаренным приверженцам научно-технического прогресса, а такие несомненно среди вас в скором времени появятся. Навык передачи информации в форме рукописного текста, хоть и не особенно востребован в современном обществе, однако остается наивысшим достижением человеческого разума. Я бы сказал, что он является пиком его умственных способностей проявляющихся во взаимодействии с телом. Поясняю на пальцах: мозг работает, когда рука пишет, чем красивее пишет рука, тем лучше работает мозг. Вы знаете, хотя бы один народ, ставший великим без натуральной письменности?! Кнопочки же сгубили многих...
И по поводу чтения коротенько — не умея читать вы не сможете свободно ориентироваться в общественном пространстве, даже сортир самостоятельно не найдете.
А еще, вы изучите курс начальной математики — достаточный для обиходного употребления. Таблицу умножения и прочие формулы узнаете под гипнозом. А для создания реальной картины мира, так же, посредством внушения, вы получите данные по астрофизике, биохимии и общей истории. Понимаю, что эти термины вам ни о чем не говорят. но это пока. Не стоит пугаться, ничего сверхъестественного и чрезмерного. Обычная школьная программа. Потренируетесь, утвердитесь в навыках, сдадите экзамены и добро пожаловать в Цивилизацию! Вопросы есть?!
— Мы же старрианцы, господин офицер! В наших школах преподают язык союза, математику, медицину, философию, космологию. Мы умеем писать и читать, и считать тоже! — высказались из строя.
— Ах, да, вы же старрианцы! — саркастически заметил офицер. — Именно поэтому вы здесь! Ваш регион по уровню прогрессивности подпадает под условия программы взаимодействия. Но! находится в конце списка и по нашему мнению старрианские науки и образование имеют довольно серьезные недочеты, которые мы восполним посредством нашей методики.
Далее курсантам представили назначенных им непосредственных и прямых начальников. Объяснили чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах и куда надо бежать в случае внештатной ситуации.
Как удар гонга, оповещающий о начале забега, прозвучало: "Разойтись!"
Окрыленный двойной ответственностью, расталкивая нерасторопных, Карром ворвался в кубрик, спеша занять выгодные для них места. В корпусе стояли двухъярусные кровати, обычные армейские койки, одинаковые для всех индустриальных миров, судя по всему на 30-35 человекомест. Юноша успел занять две нижние в дальнем от двери углу справа. На одну он, с широченной улыбкой на лице, тут же завалился сам, а на соседнюю, придвинутую впритык, бросил свой заплечный мешок и сумку подруги. Второй ярус, как балдахин — замечательно!
Кровать это наверное одно из первых изобретений человека. Вот представьте. Вы только что слезли с дерева, на котором до этого проводили всё свое время — ели висевшие на нем плоды и спали на его же ветвях, как-нибудь поудобнее устраиваясь. А тут, из любопытства, спустились на землю, а скорее всего случайно свалились, при этом сильно стукнулись головой и вдруг запамятовали, как вообще лазать по деревьям. Несколько попыток влезть обратно не увенчались успехом. А кушать-то хочется. И что делать? Как достать фрукт, если он высоко? Голод, говорят, не тетка — пирожками не балует, но слава богу положительно влияет на нашу умственную деятельность. Наконец вы додумываетесь и берете в руки палку. Ура! Получилось! Сбитые палкой плоды попадают в желудок! "Жизнь прекрасна, не смотря ни на что!" — восклицаете вы. Это первое изобретение — удлинитель руки!
Наступает вечер и пора бы уже бай-бай, а где? " Улечься прямо здесь? — лениво позевывая, соображаете вы и делаете вывод. — Ну, уж нет, а вдруг меня самого кто-нибудь съест, пока буду спать?" Ищем-ищем и находим убежище. Какую-нибудь пещерку. От усталости падаем прямо на пол. Один раз… Второй… А потом, оказывается, что спать на твердой поверхности как-то не совсем то: жестко и холодом тянет… "С этим надо что-то делать." — почесывая затылок, думаете вы. Дальше, надеюсь, понятно и без объяснений… Если устланное можжевеловыми или хвойными ветвями, облюбованное вами местечко, нельзя назвать кроватью в прямом смысле, то в переносном, как раз оно, то самое! Кстати, дикарь, попадая в цивилизованный мир, легко может принять холодильник за дверь или электроплиту за жертвенный алтарь, но вряд ли он перепутает кровать или даже диван с обеденным столом, хотя… некоторые до сих пор грезят про кофе в постель.
— Занято! — поспешно выкрикнул Карром, когда раскрасневшийся, запыхавшийся парняга подбежал, как ему показалось к свободной еще койке.
— Почему занято? — оторопел тот. — Никого же нет...
— Сейчас будет. — сказал Карром. Перелез через пустую кровать и встал перед парнем, не давая ему пройти. — Вон, сзади свободно.
— Я здесь хочу. — однокашник не собирался уступать. Карром не был через чур вспыльчив и приступами агрессии не страдал, но этот бестолковый курсант своим упрямством, словно наступил на больной мозоль и продолжал на него давить.
Между тем, юноши и девушки первого отряда заполняли кубрик своими телами, разбрасывая их по доставшимся местам...
— Послушай, друг, если ты и дальше будешь топтаться тут, то похоже тебе придется спать на верху или у двери. — Карром наступал, придвинувшись к парню почти вплотную. Оба уже закипали, обдавая друг друга горячими парами.
Вообще-то на Старре проживает не конфликтный, миролюбивый народ, если так можно сказать про людей, которые даже понятия не имеют о варварском истреблении себе подобных. Но полными овощами они тоже не были. Ругались, ссорились, дрались. И всё-таки это происходило как-то по другому — без фанатизма что ли. Смертным боем не бились, конечности оппонентам не ломали, — до первой крови или пока кто-нибудь ни упадет. Дождичком, пролившимся и потушившим, нечаянно затлевшие угли, в проходе возникла Илл.
— А где моя кровать?! — непринужденно спросила она, обозревая затор перед собой.
— Пропусти, девушку. — сказал Карром, отодвигая парня рукой. Тот подался назад. Кого-то толкнул. У следующих по порядку кроватей уже кто-то возился. "Эй, поосторожнее!" — раздался чей-то недовольный голос.
Конфликт забылся мгновенно, когда Илл стала распределять вещи из сумки. Часть укладывая в прикроватной тумбочке, а что-то развешивая на грядушках. Карром сидел на кровати и неотрывно следил за ней. Ему доставляло удовольствие смотреть, как она это делает. Как двигается. Стройная, гибкая. Светлые, с желтинкой волосы, собранные в тяжелый, длинный хвост, скользили по ее спине, расплескивались по одежде, перетекая через плечи, падали на грудь. Форменный комбинезон словно исчезал, облегая выпуклые линии женской фигуры. Форму им выдали сразу после прохождения через Шар.
— Ребят, внимание! — в комнату отдыха вошел Сойр. Капрал звездного флота. Старший первого отряда. Он несколько раз хлопнул в ладоши и повторил просьбу. — Внимание!
Разноголосица смолкла, из купешек высунулись любопытные лица курсантов. Некоторые вышли навстречу командиру.
— Устроились? — поинтересовался он и не ожидая ответа, перешел к главной теме. — Вот и отлично. Тогда пять минут на туалет, строимся и шагом марш в столовую. После обеда первое и единственное на сегодня занятие. Вводное.
— И куда поведут? — в шутку поинтересовались из толпы.
— В цирк! — осклабился капрал. — Вход для клоунов по двойному тарифу!
— А почему для клоунов по двойному?
— Потому что конкуренция!
Гипноз оказался штукой неприятной, болезненной. Не столько сама процедура, сколько ее последствия. Ломка стереотипов и устоявшихся взглядов это ли ни хирургическое вмешательство? Скальпелем внушения по живой ткани сознания. А после выхода из гипнотического сна, как после наркоза чувствуются и боль, и страх на стыках своего и чужеродного, только что имплантированного. И ты уже не тот кем был минут 15 назад. Осторожно, буквально ощупью продвигаешься по лабиринтам души, силясь проникнуть в ее глубины, чтобы понять это всё еще ты или уже кто-то другой… Проблема в том, что полученную информацию человек должен принять, "переварить". Сделать частью себя, а не наоборот! Но если информация поглощает человека, если пребывая в шоковом состоянии он теряет свое я, то помочь удается за редким исключением...
Можно ли насильно расширить сознание? Наверное можно, но со смертельным исходом в особо тяжелых случаях. Человек не всегда способен вынести новую истину о себе. Ведь усвоение откровения это в первую очередь оглядка назад и привычное отождествление себя с тем, который был и разница между старым и новым не в пользу первого. Это пропасть, преодолеть которую помогает смирение или гордыня. Хотя жизнь частенько поступает с нами именно так: чуть что лицом в грязь. Учит. Впрочем, это не жизнь нас учит, а мы сами учимся, на своих же ошибках, много раз налетая на одни и те же грабли. Потому что не сразу доходит. Так работает защитный механизм. Если бы дошло сразу, то вероятнее всего мы бы умерли от мощнейшего приступа разочарования в своей некомпетентности. Наступив же первый раз, мы только обратим внимание на проблему. Поймем, что она вообще существует в природе. Со второго раза начнем размышлять, а кто же виноват, допуская и себя в качестве подсудимого. Хотя у некоторых, так сильна специфическая внутренняя защита, что виновными они себя никогда не признАют, следовательно сумасшествие или инфаркт им не светят. Далее, как в обратно пропорциональной зависимости. С третьего или четвертого раза мы уже готовы принять, даже собственную вину и если разочаруемся в себе, то скорее всего жить будем. А что может быть хуже вины осознанной, только ее неведение...
С началом применения данной практики в научных кругах разгорелись дебаты о неприемлемости метода ускоренного обучения. По мнению некоторых ученых это было ни чем иным, как насильственным изменением исходной, развившейся в естественных условиях личности. Выпадая из оригинального контента личность теряла связь со своей культурой, с взрастившим ее обществом. Самовозвышаясь над ним превращалась в добровольного изгоя. Наличие же неустранимого страдательного элемента в структуре личности в конце концов приводило к саморазрушению. Так как ассимиляция в новом социальном пространстве возможна только в следующем поколении, когда, как бы ни относилось к тебе твое окружение, ты считаешь его своим, потому что другого не дано изначально. И духовные приоритеты данного общества восприняты тобой с младых ногтей. Нет в мире ничего прочнее и стабильнее, чем усвоенное с молоком матери. Если хоть раз изменить эти настройки, возникает пустое продуваемое всеми ветрами место. Однажды предав культивируемые с детства идеалы, человек становится неустойчив в каком либо выборе. Он становится потенциальным предателем.
Новая информация, как пересаженный орган приживается или нет, и у каждого свои нюансы. Одно дело расширить горизонты и совершенно другое опрокинуть авторитеты. Взять дикаря и вложить ему в голову устройство звездолета, при этом не меняя присущие индивиду ценности задача немыслимая. Было бы гораздо проще и вероятно безопаснее для всех прежнюю личность стереть и создать совершенно новую. Однако разработанная методология, якобы предусматривала подобные трудности, считалось, что личность остается неприкосновенной. Знания дробили и внедряли частями, выискивая в сознании нужные бреши или размывая мысленный поток в подходящем месте вставляли и заново спаяв, выглаживали, приводя к гармоничной целостности, ко всему прочему проводя и что-то вроде реабилитации до и после сеанса. Но всё, как ни крути, "разжевать" и спрогнозировать невозможно. Говорят, бывали случаи сумасшествия.
Первая любовь...
Первая любовь у каждого своя… У кого-то она стремительно попадает в цель — плод, брак, семейная жизнь. У другого трепетная, нежная, с легкими, сводящими с ума прикосновениями. Медленно переходящая в жаркие, неистовые объятия. И всё-таки платоническая. Такая любовь, когда присутствие и созерцание объекта это уже наслаждение, а если поцелуй, то на всю ночь. Только во времена юношеской влюбленности некоторые мужчины способны целовать своих возлюбленных ночи напролет, а главное событие, акт, так сказать, кульминационный не приходит им в голову. По ночам Карром зацеловывал Иллу до беспамятства. Словно скульптор ваяющий богиню он ласкал ее тело, с каждым разом утончаясь и уточняясь в мастерстве, становясь всё увереннее и ближе к совершенству, превращая обычную, любовную прелюдию в поэму страсти. В спящей, видящей десятые сны казарме, накрывшись с головой солдатским одеялом, влюбленные погружались в собственную, источающую волнительные меда, бездну...
Сон...
Он стоял возле своей хижины, посреди старрианской ночи, щедро рассыпавшей над ним звездный бисер. Душа его ликовала чему-то. Хотелось петь. И он запел, удивляясь мощи и красоте собственного голоса. Это пение было необычным, оно исходило не из голосовых связок, а прямо из сердца, словно торнадо втягивая в процесс всё что поблизости… Звезды вздрогнули и двинулись навстречу. Сила рожденного пением восторженного чувства преодолела гравитацию. Старра удалялась… Он поднимался всё выше и выше, пока ум не омрачила какая-то мысль. Что-то недоброе шевельнулось в сознании и подъем прекратился. Что это? Почему? Он прилагал усилия чтобы избавиться от невесть откуда взявшегося негатива. Хотя бы понять что это. Но тщетно — восходящее движение сначала замедлилось, потом обратилось вспять. Тревога… Разочарование… Пробуждение...
— Вы чего? — он различил три мужские фигуры нависшие над ними. Спросонья или из-за притушенного освещения он не смог разглядеть лиц и распознать намерений.
Фигуры продолжали молча нависать. Окончательно воспрянув ото сна, Карром осмыслил ситуацию. Исходя из условий в которых расцветала любовь ей не доставало простора. Приходилось соблюдать кое-какие предосторожности и следить за тем, чтобы перед засыпанием, не забыть и не полениться, надеть форменные майки и уснуть каждому в своей кровати. Что получалось не всегда, но как-то обходилось. Просыпаясь раньше других, одевшись, "разбегались".
В сонном забытьи они сбросили жаркое одеяло и теперь три пары вожделеющих глаз нагло рассматривали их наготу. Вне всякого сомнения эти трое пялились на Илл. Освобождаясь от объятий девушки, Карром залюбовался ее прекрасным телом. Чарующие линии и пропорции. Влюбленные глаза делают их совершенными. Стараясь не разбудить, укрыл одеялом.
— Эй, парни! — он уже понял кто это и кричащим шепотом попробовал прогнать. — Идите отсюда! Днем поговорим еще!
Но парни не уходили. Наоборот, складывалось впечатление, что они чего-то хотят. Даже сквозь стучащее в ушах сердце Карром слышал сопение, которое они издавали. Как будто их чем-то обидели.
Если бы со стороны кто-нибудь наблюдал за изменениями в поведении курсантов, а кто-то наверное наблюдал, должен был, то он заметил бы, что с некоторыми творится нечто неладное. Эти трое, один из них, тот самый парняга, с которым Карром спорил по поводу места и два примкнувших к нему прототипа, постоянно, как будто намеренно вставали на пути у Каррома и Илл, задирая по пустякам, шутки ради. С каждым днем напряжение росло. Колкости уже за малым не пересекали грань откровенной пошлости. Понимая, что его провоцируют Карром сдерживал гнев, иногда отшучивался, чаще с равнодушным видом проходил мимо, уводя за собой подружку. Он объяснял свою реакцию тремя сдерживающими факторами. За драку могли отчислить. Однокашники вызывали негативные эмоции, но всё-таки шутили, возмутись он или кинься на них с кулаками, как раз это и будет проявлением слабости. К тому же Илл умоляла не связываться с идиотами.
Стараясь не разбудить любимую, Карром выбрался из кровати и стремительным рывком оказался в соседнем проходе. Парни медленно повернули головы в его сторону. Что-то необычное прослеживалось в их поведении, словно у них был один мозг на троих, общие эмоции и одно желание. Понятно, что можно заранее сговориться, чтобы совместными усилиями достичь какой-то цели, но зачем синхронизировать движения. Если это клоунада, то было бы смешно, если б было уместно. Несколько секунд длилось оцепенение сторон. Карром уже адаптировался к полумраку и видел отсутствующие взгляды направленные на него. Они вообще понимают, что творят? Встряхнувшись, словно сбрасывая чары наложенные пустотой, Карром двинулся на хулиганов. Ближайшего просто вытолкал из купе. Второй оказал сопротивление, упершись в стремлении вытеснить Каррома обратно. Увернувшись от встречного напора, используя силу противника, Карром и второго отправил за пределы меж кроватного пространства. А вот и главный отрицательный персонаж. Давно руки чешутся разобраться с этим уродом.
— Вы чего здесь забыли?! — угрожающе просипел разгоряченный борьбой юноша.
— А что такое?! — с издевательской усмешкой переспросил урод.
Карром почувствовал, что его обхватили сзади и пытаются повалить.
— Мы тоже хотим полежать с твоей милашкой! — сказал урод и потянулся к одеялу прикрывавшему Илл.
"Это уже слишком! Надо что-то предпринимать!" — подумал бы Карром, если бы успел, но в тот момент чувства, что называется, сыграли на опережение. Заехав локтем державшему, швырнув заскулившего под ноги, походя дотаптывая, он бросился на стоявшего перед ним, как изголодавшийся зверь на обреченную добычу. Впервые он испытывал такую ярость. Он и не подозревал, что в нем столько злости, но это потом. Правой в живот, левой в подбородок и озабоченный урод летит в прикроватные тумбочки, разбивая их при падении.
Ярость славное оружие, действенное, если противоборствующий вам не уверен в себе. Натолкнувшись на врага не менее одержимого, одной яростью вряд ли обойтись, понадобится либо число, либо умение.
При равном умении число было не в пользу Каррома. После начального успеха ему доставалось от троих. Им удалось повалить одиночку, навалиться и сдерживать, при этом осыпая ударами. Карром как мог отбивался, не оставляя надежды вырваться.
Чем бы это закончилось неизвестно, но дело было в муравейнике. Разбуженные шумом остальные, в том числе Илл, что-то кричали. Кто-то негодуя, а кое-кто и подначивая дерущихся. Зажегся свет. Это Сойер. Расталкивая зевак он ответственно ринулся в самую гущу.
— Прекратить! Прекратить, я сказал! — кричал он растаскивая драчунов.
Опомнившиеся курсанты, кто поактивнее, поспешили помочь старшему. Парней наконец разняли. Всех построили. Началось разбирательство.
Подоспел дежурный офицер. Ретивую четверку вывели вперед.
— А ты почему в трусах? Живо надеть штаны! — приказал Каррому "дежурный".
Четверо стояли понуро, гоняя носами кровавую юшку, ощупывая болезненные кровоподтеки.
— Медали считаем! — усмехнулся офицер обращаясь к потерпевшим. — Ну и кто зачинщик?
Молодые люди глядя в пол помалкивали...
— Ясно. — офицер повернулся к Сойеру и громко во всеуслышание произнес. — Господин капрал, составьте рапорт на имя начальника школы с фамилиями четверых. Описание происшествия без подробностей. Отметьте лишь, что фигуранты расследованию инцидента препятствуют. Будем ходатайствовать об отчислении всех участников. Весь отряд получит замечание в характеристики при выпуске, что отрицательно скажется на дальнейшем продвижении по службе.
Притихший до этого строй зароптал. Послышались возмущенные возгласы.
— Ваше последнее слово, господа бывшие курсанты? — словно не замечая общего волнения, ерничал офицер. — Подумайте о коллегах!
Приблизился вплотную к четверке, прошелся вдоль, заглядывая каждому в лицо, якобы предоставляя шанс. Не получив ответа, офицер круто развернулся, вышел на середину:
— Вопрос закрыт. Все свободны до подъема. Желающих привести себя в порядок, прошу уложиться в пять минут. И предупреждаю вас, за повторным нарушением дисциплины последует арест. Командуйте капрал.
Однако капрал не успел рта раскрыть, как строй взорвался громким негодованием. Никому не хотелось получать неуды вначале карьеры. В адрес провинившихся полетели гневные реплики:
— Вы чего молчите?! А ну давайте выкладывайте всё как было! Мы не хотим страдать из-за придурков! Колитесь уже! Кто виноват?!
Ситуация грозила перейти в бунт. Еще секунда и строй распался. Озверевшая толпа с ревом набросилась на однокурсников. Повалила. Принялась избивать. Лейтенант и капрал переглянувшись, отошли на безопасное расстояние. "Дежурный" достал из нагрудного кармана небольшой прибор и нажал кнопку. Прибывшие через пару минут жандармы с использованием резиновых дубинок вырвали избиваемых из лап разгневанного народа и увели. Оставшихся быстро угомонили и снова построили. Еще через несколько минут гробовой тишины, нарушаемой лишь тяжелым дыханием более десятка человек, прозвучала команда "Отбой!"
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.