Игра вторая

Неудобная, словно набитая крупными картофелинами кровать, терзание сомнениями в ее чистоте и тоска по прохладному душу привели к тому, что Содос спал очень плохо и проснулся рано, злой на весь белый свет.

Солнце еще не взошло, и он решил позавтракать на балконе, покуда воздух чист и прохладен. Кроме того, хотелось минимизировать общение с местной публикой во избежание ненужных расспросов и подозрений. Спустившись вниз, Содос забрал поднос у Бочара и устроился за столиком у перил, любуясь окутанной утренним туманом темной громадой леса.

Чуть погодя с улицы послышалось урчание моторов, лязг захлопывающихся дверей и голоса. К бару подтягивались фермеры.

Негромко, словно извиняясь, скрипнула дверь, и на балкон чуть ли не крадучись, что при его комплекции выглядело, по меньшей мере, забавно, проскользнул Густав.

— Доброе утро!

— Доброе утро, господин мэр!

— Я ненадолго, — торопливо заговорил тот, — я бы хотел, так сказать, согласовать наши позиции. Вы поедете в аэропорт встречать груз?

— Разумеется.

— Тогда давайте сделаем так: челнок прибывает в девять часов, мы с ребятами поедем где-нибудь за полчаса до этого, а Вы отправляйтесь прямо сейчас, — Густав бросил взгляд на часы, — припаркуйтесь на стоянке за диспетчерской и сидите, не высовывайтесь. На вашу машину никто не обратит внимания, а Вам будет все прекрасно видно. Идет?

— Приемлемо, но как быть с рябым парнем, который там дежурит?

— О! Не волнуйтесь, Гарик по обыкновению все проспит.

— Хорошо, годится.

— Только предупреждаю: я не могу гарантировать отсутствие интереса к Вашей персоне со стороны моих ребят. Точнее, я гарантирую, что они будут Вами очень живо интересоваться. Не дураки же они, в конце концов. Городок у нас маленький, новости распространяются быстро, и мне уже задают каверзные вопросы. Я, образно выражаясь, постараюсь сдерживать их натиск, сколько смогу, но когда разгрузка будет закончена, разбирайтесь сами.

— Не беспокойтесь, я справлюсь.

— Тогда поторопитесь, пока народ не набежал, — мэр на прощание отрывисто кивнул и скрылся в доме.

Быстро покончив с завтраком, Содос сбежал вниз и, пробравшись через кухню, вышел на улицу с заднего крыльца. Он трусцой обежал здание бара и, удостоверившись, что на площади никого нет, забрался в свою машину и, стараясь создавать как можно меньше шума, выехал из поселка в расчерченную рассветными тенями пустыню.

Следуя рекомендациям Густава, Содос поставил машину за аэропортовым сараем так, чтобы видеть посадочную площадку, не привлекая при этом к себе особого внимания.

До прибытия челнока оставалось еще двадцать минут, когда в кузове большого дребезжащего трактора приехали первые фермеры из тех, кто должен встречать груз. Постепенно на своих машинах подтягивались и остальные. Появился и мэр. В ожидании корабля люди сгрудились в тени сарая, негромко переговариваясь. Некоторые нервно курили. Напряженные позы и резкие эмоциональные жесты выдавали их волнение. Похоже, что для них и вправду очень многое зависело от прибывающей посылки. Возможно, этот день мог изменить дальнейшую судьбу всего поселка.

За пару минут до назначенного времени, наконец, послышалось негромкое гудение, которое становилось все громче и громче. Постепенно в этот звук вплетались все новые и новые гармоники, от мерного рокота до, под конец, пронзительного, крошащего зубы визга.

Вынырнув из прогалины между двумя ближайшими дюнами, огромный черный кирпич челнока устремился к площадке. Пилоты вели его на минимальной высоте, скрываясь от радаров и посторонних глаз. С посадочных опор даже осыпался набранный по дороге песок.

Содос любил мощную технику, ему нравились большие грузовики, в кабину которых надо забираться по лесенке, нравились огромные транспортные корабли, в чьи трюмы шутя помещалось до десятка таких грузовиков, нравились циклопические космические танкеры, рядом с которыми и сам челнок казался муравьем. Тысячи тонн металла, послушно подчиняющиеся воле Человека, ощущение чуть ли не безграничного могущества — это вселяло в него некоторую гордость за свой род. Вот только любование техническими красотами иногда оказывалось сопряжено с определенными неудобствами.

Воздух заполнила какофония издаваемая, казалось, тысячами бормашин, вгрызающимися в каждую клеточку тела. Люди, морщась, зажимали руками уши, не в силах выдерживать эту пытку. Содос почувствовал, что и его лицо против воли само сморщивается в страдальческой гримасе.

Челнок завис в паре метров над землей, устроив небольшое солнечное затмение, и начал медленно снижаться. Навстречу его изъеденному космической пылью и бесчисленными торможениями в атмосфере брюху взвились султанчики пыли, скручиваемые в причудливые спирали хитросплетениями гравитационного поля. На крыше аэропортового сарая зазвенели антенны, натянувшиеся почти параллельно земле. Еще немного, и само содрогающееся здание, будто истосковавшись, сигануло бы навстречу кораблю, но тут посадочные опоры коснулись площадки, и адский вой стих. В наступившей тишине остался слышен только хруст песка, проседающего под тяжелой ношей.

Загудели приводы, и в брюхе транспорта открылся зев грузового люка. Пришло время приниматься за работу.

Возглавляемые Густавом фермеры направились к кораблю. Навстречу им по трапу спустился один из пилотов, облаченный в летный костюм. Обменявшись с мэром несколькими словами, он махнул рукой, и люди побрели следом за ним во чрево челнока. Отсюда, из-за сарая не удавалось рассмотреть, что происходит внутри, но, минут через пять, послышался рев мотора, из люка ударили два пучка белого света, и по пандусу выкатился тяжелый армейский джип.

Он был не самой последней модели, но выглядел так, будто только вчера сошел с конвейера. Эти машины сняли с производства уже несколько лет назад, но в годы войны их понаделали столько, что на складах дожидались своего часа тысячи нетронутых экземпляров. Точного их количества не мог назвать, пожалуй, уже никто, что открывало широкий простор для тех, кто умел пользоваться подобными лазейками.

За первым джипом выкатился второй, потом третий. Фермеры ставили машины вдоль края площадки и отправлялись за следующими. В конечном итоге набралось двенадцать штук.

Закончив с разгрузкой, люди стали разбираться с остальным добром. У каждой машины в кузове лежали несколько зеленых пластиковых ящиков, в которых обнаружились поворотные турели, прожектора и станковые пулеметы с хорошим запасом патронов к ним. Сей товар добыть оказалось несравненно сложнее, и именно на его долю приходилась основная часть стоимости всего груза. В мозолистых руках замелькали отвертки и гаечные ключи. Работа закипела.

В правую дверь кто-то поскребся. Содос дернул ручку, и в салон проскользнул Серж.

— Пусти переночевать! — прохныкал он.

— А что случилось?

— Да, почти всю ночь виртуалил в «Охотниках», глаза слипаются, а Гусь меня пинками с постели поднял ни свет ни заря, и теперь даже присесть не дает.

— Он что, тебя шпионить за мной приставил? — подозрительно прищурившись, посмотрел на него Содос.

— С какого перепугу?

— Да вот с этого, — он указал на джипы, — это и есть тот сюрприз, что ты мне обещал? Ваша надежда на светлое будущее?

— Ну да, теперь мы сможем патрулировать поля даже ночью, и горе тем заразам, кто встретится на нашем пути.

— Звучит обнадеживающе, — согласился Содос, — вот только откуда Вы деньги на эти игрушки взяли? Ты же убеждал меня, что вы нищи как церковные крысы. А подобный товар в наше время должен стоить ох как недешево.

— Что верно, то верно, — кивнул парень, — два года всем поселком копили. Экономили на любой мелочи.

— Да уж, похоже, вас и вправду крепко приперло, что вы решились в такое рискованное мероприятие ввязаться. Ведь в магазине такое богатство не купишь, тут нужен особый подход и особые люди. Колись, где машинки взяли?

— Не задавай глупых вопросов и ты не получишь на них глупых ответов… тем более, что тебе, я думаю, все и без меня все прекрасно известно. Ты же на самом деле не тот, кем прикидываешься, — в голосе Сержа не проступило даже намека на вопросительные интонации.

— Ну что за жизнь такая!? — горестно воскликнул Содос, — почему мне никто не верит, ни Густав, ни ты? Говорил же я, что он тебя за мной следить прислал!

— Да брось! Во-первых, ты сам попросил, чтобы тебе дали экскурсовода, а потом, босс мне даже тапочки за ним носить не доверит! — Серж откинул спинку сиденья и растянулся на нем, надвинув шляпу на глаза, — только машину. Так что не бери в голову, тем более что меня твои глупые ответы не интересуют. Ты делаешь свою работу, я отлыниваю от своей, никто ни к кому не докапывается, все довольны, так?

— Пусть так, если тебе угодно.

— А даже если бы я и шпионил, то что это меняет?

— В общем-то, ничего, — согласился Содос, — вот только…

Из-под шляпы послышалось сонное сопение.

— …только громко не храпи, — закончил он.

В принципе, для него уже не оставалось здесь ничего интересного, и вполне можно было возвращаться в поселок, правда дрыхнущий на соседнем сидении Серж создавал небольшую проблему. Впрочем, в поселке делать тоже особо нечего, до обеда еще оставалось около часа, так что можно немного и подождать.

Краем глаза Содос заметил какое-то движение на дороге. От поселка к аэропорту, оставляя за собой пыльный шлейф, мчалась какая-то машина. Ржавая колымага, такая же беспородная, как и все остальные, только без крыши и правой двери, резко затормозила перед выстроившимися в ряд джипами, окатив стоящего рядом с ними Густава облаком пыли.

Вышедший из машины человек в такой же, как у всех, широкополой шляпе подошел к мэру и о чем-то с ним заговорил. Поднятая ветром пыль мешала разглядеть подробности происходящего, но, судя по сопровождающей их беседу энергичной жестикуляции, беседа выходила довольно оживленной. Содос опустил стекло, впустив внутрь жару и бензиновую вонь с улицы, но из-за рычания моторов расслышать что-либо ему не удалось.

Он толкнул Сержа в бок.

— М-м-м… — донеслось из-под шляпы в ответ.

— Эй, посмотри, кто это?

В ответ послышалось только прежнее сонное сопение.

Содос нажал кнопку, возвращавшую спинку сиденья в вертикальное положение. Серж повалился вперед и прямо так, со шляпой на лице, шлепнулся о приборную панель.

— М-м-мф! Что за черт! Какая сволочь!?…

— Кто это там, рядом с Густавом, — спросил Содос, не обращая внимания на изрыгаемые Сержем ругательства.

— Что? Где? — тот прекратил, наконец, тереть глаза и посмотрел в указанном направлении, — о! Гусь, кажется, попал под раздачу!

— В каком смысле?

— Это же Машка! То есть, доктор Оллани, — пояснил Серж, потягиваясь, — Мария Оллани. Она работает здесь на научной станции и, в частности, занимается изучением этих хайенн. Вряд ли ей придется по вкусу наше новое приобретение.

— Она хайенн изучает? — недоверчиво переспросил Содос, — у нее что, желудок ампутирован?

— У нее мозги ампутированы, — ответил Серж, снова опуская сиденье. Через несколько секунд его ровное похрапывание возобновилось.

Разговор доктора Оллани с мэром продолжался еще пару минут. На самом деле, это был даже не разговор, а, скорее, ее монолог, во время которого Густав смотрел куда-то в небо, смиренно и терпеливо ожидая окончания словоизвержения своей собеседницы. Та же, чувствуется, не стеснялась в выражениях, яростно размахивая руками и показывая то на челнок, то на джипы, то в сторону поселка. В конце концов, накричавшись вволю, она демонстративно плюнула на землю, забралась в свою машину и, разметав гравий из-под колес, умчалась по дороге обратно.

Густав еще немного постоял, угрюмо глядя ей вслед, потом вздохнул, похлопал себя по карманам и, покрутив головой по сторонам, направился к зданию аэропорта, за которым укрылся Содос.

— Эй, вы что расселись?! — рявкнул он, — все уже сделали что ли?

Только сейчас Содос заметил, что при появлении доктора Оллани все фермеры куда-то попрятались, и теперь выползали из-за джипов, возвращаясь к прерванной работе. Похоже, что эта странная женщина имела здесь довольно громкую репутацию.

Завернув за угол здания, Густав оглянулся и, убедившись, что его никто не видит, подошел к машине Содоса.

— Ну, как Ваши дела? — поинтересовался он, но в этот момент заметил Сержа, — а это кто тут у нас?

— Вставай, за тобой пришли, — Содос опять ткнул парня в бок, вызвав лишь очередную порцию недовольного мычания.

Ничего тычками так и не добившись, он повторил свой фокус с поднимающей сиденье кнопкой.

— Хватит издеваться, черт подери! — раздраженно воскликнул Серж, ловя свалившуюся с лица шляпу, — дайте же поспать хоть… добрый день, босс!

— Я его там ищу везде, а он, оказывается, дрыхнет здесь за всю бригаду! А ну вылезай!

— Да ладно Вам, — обиженно протянул Серж, выкарабкиваясь из машины, — я всего-то на минутку прикорнул.

— Знаю я твое «на минутку», — фыркнул Густав, — в гробу отдохнешь, а сейчас сгоняй лучше к Бочару, возьми у него каких-нибудь тряпок, да побольше, а то тут все в машинном масле, протирать надо.

— Хорошо!

— И по быстрому!

— Бегу, бегу! Одна нога здесь, другая тут!

— Стой, подожди! — Густав снова обшарил свои карманы, — у тебя покурить есть?

— Да, вот, — Серж протянул ему портсигар.

— От Костыля? — спросил мэр, прикуривая.

— Ага.

— Ну и гадость! — он выпустил клуб сизого дыма и вернул портсигар Сержу, — ну все, умчался!

Тот кивнул и потрусил к припаркованным неподалеку машинам.

— Никакого сладу с ними нет, — посетовал Густав, облокотившись на машину, — что Серж, что остальные. Стоит только отвернуться, как работа тут же встает. Иногда кажется, что жизнь в «Холмах» крутится лишь за счет энергии моих пинков.

— Таков тяжелый хлеб любого руководителя, — философски заметил Содос.

— Я понимаю, но от этого легче не становится.

От очередной затяжки мэр закашлялся, и ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.

— Как Ваши дела? — просипел он, вытирая навернувшиеся на глазах слезы.

— О! Все в полном порядке. В срок и с должным качеством. Никаких проблем!

— А часто накладки случаются?

— Я уже и не помню, когда в последний раз кто-то жаловался.

— Зачем же тогда нужен этот контроль?

— Ну, знаете, ветер дует потому, что деревья качаются. Не будет надзора — начнутся неувязки.

— Ладно, Вам виднее, — согласился Густав, — у Вас еще остались вопросы по поводу нашего заказа?

— Ну, теперь, после того, как Серж немного посвятил меня в суть дела, все встало на свои места. Можно, разве что, рассмотреть альтернативные варианты, вроде автоматических сторожевых турелей. Возможно, их использование дало бы больший эффект…

— Даже не начинайте, — мэр махнул рукой, — все упирается в деньги. Сейчас мы себе подобной роскоши позволить не можем. Потом, когда дела наладятся, посмотрим. Авось, и разоримся на что-нибудь еще.

Некоторое время они молча наблюдали за тем, как пилоты накрывали челнок маскировочным покрывалом. Одни из них забрался на крышу и раскатывал огромный серый рулон, сбрасывая ткань с бортов. Второй, оставшийся внизу, подхватывал ее края и прижимал их к земле гравитационными магнитами, которых у него имелась целая коробка. Когда полотнище было закреплено, первый пилот съехал по нему как с горки, и они принялись колдовать над подключенным к нему пультом.

Громадный серый шатер, слегка колышущийся на ветру, замерцал и неожиданно весь стал светло-желтым, точно таким же, как и окружающий его песок. Вместо челнока на площадке теперь возвышался еще один небольшой барханчик. Об истинной его природе напоминало только черное отверстие для прохода, оставленное под покрывалом.

— Ишь ты! — прищелкнул языком Густав, — ловко придумано!

— Да, прогресс не стоит на месте, — согласился Содос, — вот только зачем они столь основательно обустраиваются? Когда челнок полетит обратно, выяснили?

— Следующее «окно» для них откроется через три дня.

— Выходит, я не могу заказать вертолет, пока тут торчит эта штуковина? Досадно. Мне бы не хотелось пересекаться с пилотами.

— Это маловероятно, — ответил мэр и, морщась, сделал еще одну затяжку, — они сказали, что жить будут у себя на борту, хотя от местного питания отказываться не стали. Бочар каждое утро будет готовить им передачи.

— Разумно.

— Что именно, питание?

— И проживание тоже, — проворчал Содос.

— Ну, извините, пятизвездочных отелей у нас пока не построили. Прилетайте годика через два-три.

— Думаете, что-нибудь изменится?

— Обязательно! — кивнул Густав и, наконец, не вытерпев, бросил недокуренную папиросу на землю и раздавил ее ботинком, — и как он курит такую дрянь!? От меня Вам что-нибудь еще нужно?

— Нет, ничего. Я уже собирался возвращаться в поселок…

— Тогда не буду Вас задерживать.

— Я только хотел узнать, — вспомнил вдруг Содос, — эта женщина, доктор… как ее там… Оллани, что она Вам там выговаривала?

— Ой, не напоминайте! — поморщился мэр, — весь смысл ее существования заключается в том, чтобы регулярно отравлять мою, и без того несладкую жизнь!

— Чем же таким она здесь занимается?

— Да пес ее знает! Сидит безвылазно на своей станции в лесу, выползая только когда придумает очередную гадость!

— Что еще за станция?

— По сути, одно название, — Густав снова прислонился к машине, — еще на заре освоения, здесь, в оазисе, организовали пятачок для ученых, исследовавших Мохарру. Несколько вагончиков, гордо именуемых «исследовательской станцией». Биологи, ботаники всякие понаехали, человек десять где-то. Что они рассчитывали здесь найти, не знаю, но первоначальный энтузиазм быстро улетучился, и станцию благополучно забросили. Одна Машка и осталась.

— На что она живет-то?

— Остаточное финансирование ей какое-то сохранили. На пропитание хватает.

— И какие же гадости она Вам придумывает?

— Понимаете, она из этих, — Густав помахал в воздухе рукой, пытаясь поймать ускользающее слово, — ну, которые природу любят…

— Экологи?

— Ну да, они самые, черт бы их побрал. Знаете, если бы на свете существовало Общество Защиты Прав Тараканов, она стала бы его Почетным Председателем. Поверьте, лучшей кандидатуры не сыскать.

— Чьи же права она здесь защищает?

— Хайенн, конечно! Чьи же еще?

— Это каким же образом?

— В основном, при помощи воплей. Орет на меня каждый раз, как ребята кого-нибудь подстрелят. Вчера орала… сегодня…

— Ну, это еще ничего, — облегченно вздохнул Содос.

— Вы так говорите потому, что еще не общались с нашим доктором, — покачал головой Густав, — мне каждый раз после ее нотаций сердце прихватывает.

— А Вы не боитесь, что она сообщит куда-нибудь, куда не надо, про… — Содос кивнул в сторону джипов, в кузовах которых монтировались пулеметы, — мне не нужны неприятности, да и Вам, думаю, тоже.

— Забудьте, — отмахнулся мэр, — руки у нее коротки! Здесь, в «Холмах», я — закон и правосудие. Если даже она и наябедничает в столицу, то это ничего не даст. Глава департамента перезвонит мне, мы дружно покрутим пальцами у виска и все.

— А если выше?

— Все равно, вопрос спустят к нам сюда. Никому не хочется ради разбирательства с одной-единственной жалобой, от которой попахивает паранойей, тащиться в такое захолустье.

— Вы так в этом уверены?

— Да она пробовала уже, — Густав усмехнулся, — то, мол, мы капканы расставляем, которые калечат бедных зверюшек, то отравленные фрукты разбрасываем, чуть ли не радиоактивные отходы распыляем! Бред сивой кобылы, одним словом. Бесполезно. Иногда оказывается очень кстати, что на наши проблемы всем начхать.

— Радиоактивные отходы? — удивился Содос, — Вы серьезно?

— Дальше идеи дело не пошло, — помотал головой Густав, — да и кто стал бы после этого покупать у нас продукты, которые «светятся»?

— А отравленные фрукты?

— Было дело, да только все без толку. Пара тварей отравилась, после чего остальные резко поумнели. С капканами такая же ерунда. Хитрые мерзавки как… как… как я не знаю, кто!

— Что ж, я надеюсь, теперь ситуация изменится, — Содос завел мотор, — должно же и вам хоть когда-нибудь повезти!

— Я тоже на это надеюсь, — согласился Густав, — очень надеюсь!

Вернувшись в бар, Содос получил от Бочара поднос с обедом и расположился за столиком у стены. Хотелось, не торопясь, насладиться трапезой, пока не прибудут остальные фермеры, закончившие разгрузку челнока. Кроме того, он знал, что некоторая информация, как ее не скрывай, все равно, как сверхтекучий гелий норовит просочиться наружу сквозь малейшую щелочку. Почти наверняка дело не обойдется без заговорщических подмигиваний и, чуть позже, спустя пару ящиков пива, дружеского хлопанья по спине и заверений в том, что он очень даже отличный парень, хотя и очкарик.

Местное меню не баловало особым разнообразием, и обед сегодняшний походил на обед вчерашний как брат-близнец. Что, впрочем, Содоса не сильно огорчило. Он усмехнулся, прикинув, во сколько обошелся бы ему подобный набор блюд на той же Серене. Его поездка вполне могла окупиться за счет одной только кормежки!

Он как раз разделался с салатом и принялся за суп, когда входная дверь со стуком распахнулась, впустив внутрь ту самую женщину, которую он видел на аэродроме. Теперь Содос смог рассмотреть ее как следует. Мария была одета в неопределенного цвета мешковатый рабочий комбинезон с большими заплатами на коленях и карманами, формой и размерами напоминающими воздухозаборники спортивного автомобиля. Поверх когда-то зеленой футболки она накинула джинсовую куртку, выгоревшую на плечах до абсолютной белизны. В правой руке она несла большую железную канистру.

Мария направилась прямо к стойке, но, проходя мимо столика Содоса, вдруг резко остановилась, словно наткнулась на невидимую стену. Повернув голову, она уставилась на него, щурясь и моргая после залитой светом улицы.

Странно, но Содос ожидал увидеть костлявую престарелую деву лет пятидесяти в очках с узкими линзами, поверх которых чрезвычайно удобно зыркать на собеседника. Так выглядела его учительница биологии, и ее образ, заботливо сохраненный в памяти со школьных лет, автоматически проецировался на всех женщин-ученых.

Доктор Оллани, к его приятному удивлению, оказалась молодой и довольно симпатичной девушкой, хотя и несколько, хм, худоватой (вегетарианская диета, как-никак). На ее лице с острыми скулами выделялись большие глаза, изучавшие Содоса с некоторой тревогой, отчего она походила на испуганную лань. Не выдержав такого пристального внимания к своей персоне, он отложил в сторону ложку и как можно вежливей поинтересовался:

— Чем могу помочь, мисс Оллани?

Ничего не ответив, та отвернулась и зашагала дальше, высоко вздернув подбородок.

— Привет, Бочар! — поздоровалась она с барменом.

— И тебе привет, Маша!

— Накапаешь? — девушка передала через стойку свою канистру.

— Давай, только сегодня вода еле сочится, придется малость подождать.

— Ничего, я не спешу, — Мария взгромоздилась на круглый табурет.

— Есть будешь? — послышался из-под стойки голос Бочара, сопровождаемый звоном канистры и гулким журчанием тонкой струйки воды.

— Сейчас нет, заверни с собой.

— Ладно, — бармен вынырнул на поверхность, — давай свой палец.

Он повернул к ней кассовый аппарат, чтобы Мария могла приложить указательный палец к сканеру «Дакти», подтверждая перевод денег. Покончив с этой формальностью, она крутанулась на табурете, повернувшись к стойке спиной и облокотившись на нее локтями. Ее взгляд снова впился в Содоса.

— Это что за павлин? — без обиняков спросила она, кивнув в его сторону, причем сказала это достаточно громко, чтобы он мог ее слышать.

— Вчера прилетел, — отозвался Бочар, — с Большой Земли. Наивно полагал, что сможет продать здесь кучу сеялок и комбайнов.

— И ведь продал, мерзавец! Видела я сегодня эти его сеялки и комбайны. Крупнокалиберные.

— Это ты о чем?

— Да про те самые, что в аэропорту сейчас разгружают. Вот только сеют они отнюдь не зерно, а смерть, да и жнут ее же.

— Но при чем здесь он? Не вижу связи.

— Ты что, Бочар, совсем дурак? — Мария раздраженно тряхнула головой, — ты поверил в ту лапшу, что он тебе на уши навесил?

— Людям надо верить, — нравоучительным тоном ответил бармен, — и потом, он мой постоялец и платит исправно. Остальное — не моя забота.

— Да тебе вечно на все наплевать! — девушка спрыгнула с табурета, — а вот мне — очень даже нет!

Она подошла к столику Содоса и остановилась напротив него, сунув руки в карманы.

— Вас можно поздравить с успешной сделкой, господин Не-Знаю-Как-Вас-Величать? — спросила она с вызовом в голосе.

— Юрий, — буркнул он, — Юрий Содос.

— Очень приятно! И сколько нарубили на этот раз?

— Вы что, не верите ни мне, ни ему? — он мотнул головой в сторону бармена.

— Дело не в том, что я кому-то не верю, а в том, что я знаю!

— Вот как? И что же Вы знаете?

— А то, что несколько лет в наши края не забредало ни одного коммивояжера, и тут на тебе, прямо торговая ярмарка какая-то! Что ни день — новые гости! И Вы хотите сказать, что это случайность?

— Да не собираюсь я ничего говорить! Думайте что хотите! — Содос обнаружил, что есть ему совершенно расхотелось. Столь шумная и несвоевременная реклама его персоны совершенно не радовала.

— Ладно, — хмыкнула Мария, — не хотите — не надо. Тогда скажу я.

Она наклонилась вперед, и Содос ощутил исходящий от девушки запах машинного масла, которое, по-видимому, заменяло ей духи.

— Вы, торгаши, всегда корчите из себя таких чистоплюев! — каждое ее слово буквально пропитывало презрение, — вам никогда ни до чего нет дела! Оружие, наркотики, мальчики, девочки… Лишь бы покупали! Был бы спрос — вы и намыленными веревками стали бы торговать. С инструкцией в комплекте. Для вас деньги не пахнут!

Мария вынула правую руку из кармана и демонстративно поддела пальцем лацкан его пиджака.

— А вот от Вас, господин Содос, за версту несет Большими Деньгами. Вы такой ухоженный, такой чистенький! Вам не нужно горбатиться на плантациях, Ваши руки никогда не знали мозолей. И Вас абсолютно не волнует, сколько крови прольет проданное Вами оружие. Невинной крови! Все, что Вас интересует — это прибыль.

— Я сожалею, но ничем не могу Вам помочь, — отодвинув тарелку, Содос пододвинул к себе стакан с соком и обхватил его двумя руками, чтобы унять просыпающийся в них зуд, — Вы обратились не по адресу.

— Хо-хо! Вы сожалеете!? Не смешите меня! — фыркнула Мария, — Вы можете сожалеть только об упущенном выгодном контракте, о деньгах, на которые наложил лапу кто-то другой!

Содос молча сидел и смотрел в одну точку перед собой.

— На Вас лично-то мне плевать, в конце концов! Ведь Вы не виноваты в том, вся человеческая история это непрерывный торг и дележ, Вы лишь умело вписываетесь в существующие рамки. Намылив свою откормленную задницу, протискиваетесь в щели, коими полны законы, писаные людьми и для людей. Человечество, выйдя в космос, взвалило на себя непосильную ношу вселенского судьи, хотя об этом его никто и не просил. Разобравшись с Землей, уничтожив на ней все, что им мешало, люди решили, что лучше Матери-Природы знают, кому что нужно, и полезли наводить повсюду свой порядок. Кто дал им такое право, кто!?

Человек родился и вырос на Земле, она его дом, и посмотрите, во что он превратил собственную колыбель! В вонючую радиоактивную помойку, с которой опрометью бегут все, у кого есть такая возможность. Ну, Бог с ней, с Землей, в своем доме каждый вправе распоряжаться сам, в конце концов. Но ведь люди начали то же самое творить, придя в гости к соседям! Мы здесь в гостях, понимаете, в гостях, на чужой территории, нам следует вести себя тише воды, ниже травы, а что мы видим? Это поначалу мы соблюдали жесточайший карантин, чуть ли не в спирте купали всякого, кто собирался ступить на Мохарру или другую обитаемую планету. А что теперь? Одна планета, две, три… Стоило только ослабить контроль, и понеслось! Чуть что не понравилось, хватаемся за бульдозеры, топоры, оружие. Начали поговаривать уже о терраформировании других биосфер! Еще недавно, помнится, солидные люди таскали друг друга за волосы, споря о допустимости преобразования пустых безжизненных миров. Теперь же производство климатических установок поставлено на поток, и никого это особенно не волнует. Почему человек решил, что он всегда прав, почему все должны потакать его капризам, почему другие должны потесниться, чтобы он мог расположиться вольготно и с комфортом?

Нужна земля под огороды? Значит надо вырубить уникальный лес, росший, возможно, в течение тысяч лет. Какие-то зверушки путаются под ногами? Перестрелять всех к чертовой матери, и дело с концом! Жестоко? Ничего подобного, это вопрос выживания, а выживает, как известно, сильнейший. Тем более что они такие безобразные, мясо у них невкусное, шкура тоже ни на что не годится. Сплошное недоразумение. Ладно, стреляйте. Боже мой! Человек — самое уродливое и отвратительное существо во всей Вселенной! А Вы — просто типичный представитель рода людского. Ничем не лучше и не хуже других.

Вот только не надо думать, что вам все всегда будет сходить с рук. Ослепленное собственным могуществом, человечество закусило удила и несется, сломя голову, само не зная куда. Такой беспредел не может продолжаться вечно, рано или поздно вы, люди, споткнетесь и будете чрезвычайно удивлены и испуганы, обнаружив, что в мире есть вещи, неподвластные вашим ружьям и бульдозерам и способные легко и непринужденно свернуть вам шею. И, чем дальше вы зарываетесь, тем сильнее и неожиданнее будет потрясение. Это всего лишь вопрос времени.

Пока Мария буквально на одном дыхании выдавала эту тираду, Содос даже не пошевелился, надеясь, что если он не будет реагировать, то его оставят в покое. Он ошибся.

— Что загрустили? Я вроде как с Вами разговариваю, — девушка своими тонкими холодными пальцами взяла его за подбородок и повернула лицом к себе, — или Вы боитесь посмотреть мне в глаза?

— Маша, прекрати! — послышался оклик Бочара.

— Не мешай, видишь, мы беседуем! — отмахнулась она от него.

— Мне нечего Вам сказать, мисс Оллани, — процедил Содос, глядя на ее раскрасневшееся лицо.

— Отчего же так? Кишка тонка? — Мария рывком отпустила его подбородок, стараясь сделать этот жест как можно более оскорбительным, — тогда уматывайте отсюда подобру-поздорову. Чем скорее — тем лучше!

— Всенепременно!

— И постарайтесь больше не попадаться мне на глаза, чтобы потом не пришлось и из Вас выковыривать вот это! — с этими словами девушка вынула что-то из кармана и бросила Содосу в стакан.

Резко выпрямившись, она вернулась к стойке и, взяв в одну руку канистру с водой, а в другую — собранный Бочаром пакет, быстрым шагом прошла к двери и выскочила на улицу. Содосу почему-то подумалось, что гневное цоканье острых каблучков могло бы эффектно подчеркнуть ее стремительное дефиле, но старые стоптанные кроссовки с распущенными шнурками могли лишь астматически сипеть при каждом шаге. Уход Марии сопровождался только дуновением пахнущего машинным маслом воздуха и стуком захлопнувшейся двери.

Да уж, если Густаву она подобные головомойки регулярно устраивает, то бедному мэру можно только посочувствовать.

Содос заглянул в свой стакан, вытирая обрызганную щеку. На его дне, покачиваясь, лежали два маленьких черных шарика.

— Что это? — он показал стакан бармену.

— Дэн подранил сегодня утром одну хайенну, — со вздохом отозвался тот, — я думаю, эти дробинки Маша вынула из нее.

Неожиданно вспомнив свои вчерашние впечатления от знакомства с местной фауной, Содос поспешно поставил стакан на стол и отодвинул его от себя подальше. При мысли о том, в чьем теле эти кусочки свинца находились еще недавно, к горлу снова подкатила тошнота.

— Не берите в голову, Юра, — примирительно сказал Бочар, — Маша — девочка неплохая, только чересчур эмоциональная. Я не знаю, что она в этих тварях нашла, но очень переживает за них, оттого и дергается.

— Да уж, дергается, так дергается, — согласился Содос, поправляя съехавшие на самый кончик носа очки. Он никак не мог решить, померещилось ему, или в глубине глаз Марии и в самом деле таился непонятный страх. Страх, который она изо всех сил старалась скрыть за маской развязности и агрессивности.

На его лицо упала чья-то тень.

— За счет заведения, — сказал Бочар, протягивая новый стакан сока.

Заслышав донесшийся с улицы утробный рык мощных моторов, Содос вскочил из-за стола и, торопливо поблагодарив Бочара за вкусный обед, метнулся к лестнице на второй этаж. Он совсем не горел желанием пересекаться с фермерами. Послышавшиеся чуть погодя громкие возбужденные голоса и топот, от которого затряслось все здание, только утвердили его в решимости безвылазно просидеть в своем номере до самого утра.

Увы, не вышло.

Впрочем, Содос особо и не надеялся, что ему удастся так легко отделаться от жизнерадостного любопытства аборигенов. То, что среди них крутился Серж, практически гарантировало, что рано или поздно в дверь его номера кто-нибудь да постучит. Этот молодой человек категорически не мог удержать в себе хотя бы один маломальский секрет. Уже при беглом взгляде на выражение его физиономии сразу становилось ясно, что он ждет, не дождется, когда же кто-нибудь припрет его к стенке и, наконец, вытрясет из него эту тайну. Его буквально распирало от желания поделиться со всем миром крупицами знания, оказавшегося в его распоряжении. Располагать сведениями, неведомыми никому другому и купаться в лучах внимания окружающих — это так здорово!

В общем, отбрыкаться от участия в попойке вряд ли получится, а потому Содос, дабы должным образом подготовиться к грядущим испытаниям, закинул в рот голубоватую пилюлю «Алкобора». Кому-кому, а вот ему-то уж точно следовало в этой ситуации следить за языком и сохранять полный самоконтроль.

Стук раздался примерно через полчаса.

На пороге стоял, правда, не особо устойчиво, сам Серж. Судя по его раскрасневшемуся лицу и блестящим глазам, посетителям бара пришлось изрядно раскошелиться, чтобы вытрясти (а точнее, вымыть) из парня требуемую информацию.

— Ты с-с-сильно занят? — заикаясь, поинтересовался он.

— Да нет, не особенно, — Содос сделал вид, будто не догадывается, куда дует ветер, — а в чем дело?

— Там, внизу… — Серж махнул рукой в сторону лестницы, — я… мы… в общем, народ приглашает тебя присоединиться! У нас весело!

— А что за повод?

— Ты это, — он сдвинул брови, пытаясь изобразить на лице крайнюю степень свирепости, — кончай дурочку валять! Все уже все знают, пошли!

— Знают что? — Содосу стало интересно, как Серж будет вести себя дальше, — я-то этого не знаю!

— Короче! — парень схватил его за рукав и потащил за собой в коридор, — если ты не с нами, то ты против нас, понял!? — он наклонился и зашептал Содосу прямо в ухо, — Бочар угощает!

— Ну, ежели так, то я, пожалуй, и спущусь ненадолго.

— Я т-те дам, ненадолго! — Серж снова икнул, — легко не отделаешься! Что-что, а уж это я тебе г-г-гарантирую! Пошли, кому говорят!

Веселье и вправду было в разгаре. Выпивка лилась рекой. Столы сдвинули в середину зала, и все присутствующие расселись вокруг. На почетном месте в самом центре импровизированного помоста возлежал тяжелый пулемет, тускло поблескивающий в неверном свете желтоватых лампочек.

Завидев Содоса, народ не то чтобы оживился, поскольку вечер и так протекал живее некуда, но с радостью приветствовал внеочередной повод наполнить стаканы. Его усадили, втиснув между Сержем и еще одним, весьма объемистым фермером, сунули в руку полный стакан, и кто-то громко воскликнул:

— За наше успешное будущее!

Публика отозвалась торжествующим ревом, зазвенело стекло. К пулемету потянулись руки, норовя чокнуться и с его вороненой сталью. Общее возбуждение подхватило Содоса и закружило, понесло по волнам непрерывных тостов и крепких мужских объятий.

Воспоминания о последующих событиях начинали распадаться на отдельные, никак друг с другом не связанные и даже абсурдные эпизоды.

В какой-то момент он обнаружил, что ему на голову надели шляпу. Когда он ее снял, то увидел, что это его собственная, та самая, которую он потерял вчера на винограднике. Видимо, кто-то нашел ее, а Серж рассказал, откуда она там взялась. Немедленно последовало предложение отметить сие счастливое воссоединение, и он не заставил себя долго уговаривать. В конце концов, эта шляпа обошлась ему в целую сотню!

Вот Пузан, здоровяк, что сидел справа от Содоса, популярно объясняет всем, кто еще способен его слушать, как обращаться с пулеметом.

— Вот здесь дергаешь, упираешься, как следует, и жмешь на гашетку: Та-та-та-та! Понятно?

— У-у-у-у! Здорово! Та-та-та-та! Наливай!

Вот Аня, оглушительно лязгая своими бесчисленными браслетами, выплясывает на столе, причем ее худые ноги мелькают в опасной близости от носа Содоса.

Вот он яростно препирается с Сержем, требуя, чтобы он, да и остальные немедленно прекратили курить в помещении, поскольку из-за скопившегося дыма все погрузилось в туман.

Кто-то громко выкрикивает, что все это чушь собачья! Содос не понял, что именно имелось в виду, но на всякий случай обиделся и заявил, что уходит. Где же эта проклятая дверь!?

— Стакан оставь!

— Ой, извините…

Вывалившись на улицу, Содос обхватил руками столб, подпирающий навес над крыльцом, и уткнулся в него лбом. Окружающий мир кружился и постоянно собирался рухнуть то вправо, то влево, но в последний момент за что-то цеплялся и чудом продолжал удерживаться на плаву.

Он был пьян в стельку. И снова потерял свою шляпу. Он всегда так гордился своей способностью контролировать процесс опьянения, сохраняя ясность мысли и позволяя вместо себя накачиваться своим собеседникам, и вдруг такой конфуз. Сколько же рюмок он успел опрокинуть? Пять? Шесть? Да не то это количество, чтобы так мутить мозги! Небось, подмешали туда дрянь какую-нибудь местную. Даже «Алкобор» не помог. Точно, без жульничества не обошлось!

Он несколько раз глубоко вдохнул, до отказа наполняя легкие прохладным ночным воздухом. Голова потихоньку прояснялась. Решившись, наконец, расстаться со своей опорой, Содос сделал шаг в сторону и тут же споткнулся обо что-то большое и мягкое, с грохотом растянувшись на досках.

— М-м-м-м, — донеслось откуда-то снизу.

— Из… извините, — прошептал он, словно боясь кого разбудить, — я Вас не заметил.

В ответ послышалось невнятное сонное бормотание. Да уж, гулянка получилась что надо!

Хватаясь руками за стену, Содос поднялся и поковылял за дом, направляясь к заднему входу. Голова его вроде бы соображала более-менее нормально, но вот тело подняло бунт и упорно отказывалось подчиняться командам мозга.

Здесь, за домом, он сделал еще одну передышку, прислонившись спиной к стене и глядя в бездонное небо пустыни, усеянное бесчисленными звездами, напоминавшими сахарный песок, рассыпавшийся по черному мрамору с белесыми прожилками туманностей. Как он ни старался, но так и не смог отыскать среди них ни одного знакомого созвездия, тем более, что перед глазами все плыло и плясало.

— Фу, черт! Как же они тут ориентируются-то? — адресовал он вопрос к безмолвному небосводу, — бедняги! Хм, самому бы не заплутать!

Содос отклеился от стены и шагнул к двери. Ему предстояло еще пройти через полную посуды кухню, и подняться по лестнице на второй этаж. Если принять в расчет заартачившиеся и выписывающие замысловатые кренделя ноги, то задача представлялась не из простых, но в конечном итоге он с ней справился.

К тому моменту, как Содос добрался до своей комнаты, его сознание окончательно отделилось от тела и, словно глядя на него со стороны, подробно и терпеливо разъясняло восставшим конечностям, что от них требуется.

Запереть дверь. На два оборота. Хорошо, теперь в ванную. Осторожно, стул! Вот так, теперь плеснуть в лицо холодной водой. Нет, не из-под крана, из ведра. Молодец! Теперь энергично потереть ладонями уши, но осторожно, чтобы не касаться щек! Вот, уже лучше, верно? Все, давай на боковую.

Двигаясь как лунатик, Содос вышел из ванной и выволок из-под кровати свою сумку. Он выкатил на ладонь еще один голубоватый шарик и закинул его в рот. Запивать его пришлось, черпая ладонью желтоватую воду из того же ведра. Сегодняшняя вечеринка влетит ему в хор-рошую копеечку, да и печень будет протестовать против двойной дозы, но это все потом, лишь бы снадобье подействовало. Завтра он обязательно должен быть в форме.

Больше у Содоса в голове не раздавалось никаких приказов. Оставшееся без управления тело подрубленным деревом рухнуло на кровать, и он поспешил отключиться, поскольку чувствовал, как пламя «Алкобора» разгорается у него в венах.

— Не знаю, как вам, а вот мне от того, что я буду сидеть в большой и громко рычащей машине, даже держась за пулемет, спокойней не будет.

— Ты что, боишься!?

— Можно подумать, будто ты, Дэн, никогда в штаны не делал при виде хайенн.

— Теперь все это в прошлом, времена изменились! Посмотрим, кто из нас будет отныне сильнее пугаться при встрече!

— Ради Бога! Но только без меня, увольте.

— Да успокойся ты, Михалыч! Никто тебя насильно в дозор посылать не будет! И без тебя в желающих недостатка не будет, верно?

Собравшиеся вокруг стола люди одобрительно загудели. После того, как часть фермеров разбрелась по домам, а некоторые решили прикорнуть на потертом диванчике, а то и прямо на полу, в относительно бодрствующем состоянии осталось человек десять. Все они являлись завсегдатаями сего заведения, прожженными и прокуренными волками пустыни, для которых заложить за воротник пяток стаканчиков — вполне обычное дело.

— Завтра составим график дежурств, и уж тогда-то!… — Дэн довольно потер руки, — вот уж повеселимся на славу!

— А почему завтра? — угрюмо пробубнил сидящий рядом с ним мужчина, чья шляпа висела на веревочке у него за спиной. За прошедший вечер он уже несколько раз принимался ее искать вокруг себя, но, не найдя, махал рукой и возвращался к очередной наполненной рюмке, — почему не сегодня?

— Что?

— Сегодняшняя ночь может стоить нам еще несколько гектаров загубленных посадок. Почему мы не составили этот треклятый график заранее, чтобы выехать на патрулирование уже сейчас?

— Потому, Куцый, что… э-э-э… ну…

— Потому, что из вас никто не умеет с пулеметом обращаться, — неожиданно подал голос Пузан, — скорее друг друга перестреляете, чем попадете хотя бы в одну мечущуюся хайенну. Вот проведем завтра «курс молодого бойца», посмотрим, на что вы способны, тогда и решим, кто и когда поедет «в ночное».

— Мы-то ладно, — не унимался Куцый, — а вот ты? Судя по байкам, что ты постоянно травишь, ты у нас бывалый вояка и все знаешь и умеешь. Да и по одному взгляду на твой необъятный живот это сразу становится ясно. Почему ты здесь с нами истребляешь алкоголь, вместо того, чтобы с оружием в руках, — он указал на лежащий перед Пузаном пулемет, — оберегать от посягательств гадких прожорливых тварей наши общие богатства? А?

— Сказано завтра — значит завтра, — отрезал тот.

— А вот мне почему-то кажется, что на самом деле ты ни черта не шаришь в реальных боевых действиях, и перспектива в таковых поучаствовать тебя просто-напросто пугает. Ты всю войну сражался с картошкой на кухне, и твоя воинственность — туфта. Я не прав?

— Да мне плевать, что там тебе кажется, Куц, это твои проблемы.

— Ты — обычная штабная крыса, и ни в каких серьезных заварушках не участвовал! Вот!

— Участвовал, и не раз!

— Тогда почему ты не идешь и не сражаешься с подлыми и гнусными пожирателями нашей собственности?

— Завтра.

— Ты просто боишься!

— Ничего я не боюсь!

— Да все вы трясетесь от страха от одной только мысли о выходе на поле посреди ночи! — Куцый обвел своих собеседников покачивающимся указательным пальцем, — и ты, Пузан, и ты, Дэн, все! Лишь Михалыч не побоялся в этом признаться, а вы только щеки раздувать умеете! Ни черта у нас с ночным патрулированием не выгорит, мы все боимся аки дети малые!

— Слушай, Куц, — раздраженно огрызнулся Дэн, — мне лучше знать, боюсь я или нет. Я могу хоть сейчас сесть в машину и поехать на огороды, вы только меня с пушкой обращаться научите, и патронов дайте побольше.

— Не жульничай! — погрозил ему Пузан, — ты же прекрасно знаешь, что никто тебя сейчас учить стрелять не будет, и патронов никто тебе не даст.

— Тогда давай ты будешь на курок нажимать, а я поведу машину.

Здоровяк задумался.

— Мы тебя к стойке привяжем, чтобы не упал — и стреляй, сколько влезет! — Дэна все больше увлекала его собственная идея, — может, и вправду, разгоним нахлебников!

— Незачем меня привязывать, я и так не упаду, — обиделся Пузан, — вот только за руль я бы посадил кого-нибудь другого. Где Серж? Серега!

— Его мать домой уволокла, — довольно сообщил Дэн, — а чем я тебе не угодил?

— Ты пьян в дым!

— Можно подумать, будто Серж был трезв как стекло, когда его под белы рученьки выводили на улицу. Не волнуйся, я педали не перепутаю, не впервой!

— Хорошо, только ехать будешь осторожно, как с беременной женой, понял?

— Слышь, Пузо, — Дэн озорно ткнул его пальцем в живот, — мне кажется, ты несколько заблуждаешься, это у тебя не то, что ты думаешь!

— Ты меня понял или нет?

— Да понял я все прекрасно! Не волнуйся, из тебя ничего не выплеснется.

— А как вы докажете, что ездили на поля, — снова забубнил Куцый, — покатаетесь немного вокруг поселка, а потом скажете, будто доехали до самых бананов, но никого не встретили.

— Это же элементарно, Куц! — Дэн перегнулся через стол и хлопнул его по плечу, — ты поедешь вместе с нами!

Выражение растерянности на лице Куцого вызвало взрыв общего хохота.

— Но… я… — промямлил он.

— Разделим обязанности следующим образом, — Дэн попытался принять серьезный вид, — я веду машину, Пузан стреляет, а ты сидишь и дрожишь от страха, идет?

Лицо Куцого стало красным как помидор.

— Посмотрим еще, у кого штаны раньше намокнут! — процедил он, поднимаясь из-за стола, — если уж решили ехать, то не тяните, а то скоро уже рассветет. Никто не видел мою шляпу?

— Посмотри сзади!

— Что? Где? — Куцый закрутился на месте, — о! Вот как! Действительно… Спасибо! Вот теперь я готов! — он натянул шляпу на голову и, пошатываясь, вышел на улицу.

Под смех и одобрительное гудение Пузан взял в руки пулемет и тоже шагнул к двери. За ним, чтобы посмотреть на отъезд смельчаков, потянулись и остальные.

— Вы это что, серьезно? — воскликнул Михалыч, обнаружив вдруг, что остался в одиночестве, — да вы рехнулись! Прекратите эту клоунаду!

Но его уже никто не слышал.

Коротко скрипнув тормозами, джип замер на вершине дюны. Два ярко-белых языка света от фар легли на склон, контрастными черными штрихами обозначая каждый камушек. Высвеченные ветви скрытых в темноте деревьев словно повисли в воздухе безо всякой опоры. Невесть откуда немедленно налетели мошки и серебристыми снежинками замелькали на свету.

— Почему ты остановился? — Куцый обеспокоено завертел головой, — что случилось? Что-то не так?

— Красота-то какая! — протянул Дэн, до хруста позвонков откинувшись на сиденье, — дыши глубже, пока есть возможность. Когда ты в последний раз гулял ночью под звездами?

— Здесь, на Мохарре? Никогда! Это вы меня зачем-то сюда вытащили, только, похоже, уже и сами забыли, зачем.

— Не беспокойся, мы все прекрасно помним, — сзади донеслось бряцанье пулеметной ленты, — просто не торопимся.

— Я же говорил, что вы боитесь!

— Куц, ты зануда! Если кто из нас и трясется от страха, то это как раз ты, — протянул Дэн. В темноте что-то негромко булькнуло, — на, лучше, выпей для храбрости.

— Ты где ее взял?

— Хм, тебе не все ли равно? Схватил, что под руку попало, не хочешь — не пей.

— Эй, Дэн, — оживился Пузан, — ты что, цельный пузырь стянул?

— Да нет, уже початый, — Куцый взял бутылку и попытался рассмотреть этикетку в красноватом свете, отбрасываемом приборной панелью, — никак не разберу, что это.

— Слушай, я же сказал уже: не нравится — не пей, нам больше останется.

— Нравится, не нравится… — Куцый запрокинул голову, отчего шляпа снова свалилась и повисла за спиной. Послышались громкие глотки.

— Эй, не усердствуй так! — Дэн протянул руку и отобрал у него бутылку, — тут не тебе одному!

— Вы же, кажется, не боитесь? — фыркнул тот, вытирая облитую шею, — зачем вам лекарство от страха?

— Для профилактики, — Дэн также основательно приложился к горлышку.

— Но-но, полегче, ты все-таки за рулем, — в проходе между сиденьями появилась здоровая рука Пузана, — давай сюда!

— А ты за пулеметом, что еще хуже.

Тем не менее, полупустая бутылка отправилась назад.

— Ну что, двинули дальше, а то некоторые тут от страха уже вспотели, — мотор вновь взревел, и машина сорвалась с места, — прокатимся по быстрому и на боковую.

Некоторое время сквозь шум мотора доносилось кряхтение и раздраженные междометия Пузана, но, в конце концов, он не выдержал и взмолился:

— Дэн, притормози на минутку!

— В чем дело?

— У меня так только перевод продукта получается. Ты так несешься, что я никак в рот попасть не могу, все мимо проливается. Останови машину!

— Какой же ты неуклюжий, — сокрушенно заметил Дэн, затормаживая джип, — тебе нельзя пить, у тебя руки и так уже трясутся.

— …ага, от страха, — буркнул Куцый.

— Заткнитесь, вы, оба! Дайте лучше природу послушать.

— Не вопрос! — Дэн заглушил мотор, — слушай на здоровье.

Освободившись от утробного рычания двигателя, воздух наполнился жужжанием цикад, отрывистым писком летучих мышей, шорохами, доносящимися из высокой травы и прочими ночными звуками. В такт им на заднем сиденье сопел и отдувался Пузан, который несколько не рассчитал свои силы и поперхнулся.

— Тсс! — шикнул вдруг на него Куцый.

— В чем дело? — Дэн оторвался от созерцания звездного неба.

— Тихо! Слышишь?

— Что?

— Вон там, слева, — еле различимая во тьме рука указала в сторону леса, — будто хрустит что-то.

— Куц, вечно тебе мерещится всякое! — Пузан, наконец, совладал с собой и перестал давиться выпитым, — я ничего не слышу.

— Не удивительно, звуки, издаваемые твоим животом, способны заглушить что угодно!

— Слушай, надоел уже! Чем Вам мой живот не угодил!? Завидно, что ли!?

— Вот еще! Я…

— Да заткнитесь вы, черт подери! — зашипел теперь уже Дэн, — дайте послушать!

Все умолкли, только тихонько потрескивал остывающий мотор, да пищеварительная система Пузана упорно игнорировала просьбы окружающих.

— Действительно, там что-то шуршит, — прошептал чуть погодя Дэн, — кто-нибудь знает, что у нас там растет?

— Капуста, — шепотом же ответил ему Куцый.

— Хайенны любят капусту…

Последовало еще несколько минут напряженного вслушивания в загадочные шорохи и хрусты. Беспокойство и стремительно холодеющий ночной пустынный воздух постепенно выветривали из голов пары алкоголя.

— Ну что, пойдем, посмотрим?

— Ты что у меня-то спрашиваешь!? — возмутился Куцый чуть подрагивающим голосом. Красный свет приборов блестел на его покрывшемся испариной лбу, — это ваше приключение, вы и разбирайтесь!

— Пуз, идеи есть?

— Идеи? Нет. Есть только вот это, — сиденье скрипнуло, и, со свистом рассекая воздух, в сторону леса, кувыркаясь, полетел какой-то блестящий предмет.

— Эй! Там же оставалось еще…

— …уже нет, — успокоил Пузан.

Через пару секунд из темноты донесся глухой удар, за которым последовал целый аккорд визга.

— Ага!

— Хайенны! Точно!

— Дэн, дуй отсюда!

— Зачем? — Пузан вскочил на ноги, скрипнула разворачиваемая турель, — их-то нам и надо! Кто не спрятался — я не виноват!

С громким щелчком вспыхнул спаренный с пулеметом прожектор, ударив по огороду тугим снопом ослепительного белого света. В глазах заплясали желтые зайчики, но даже сквозь них было видно, как среди светло-зеленой рассады мечутся комья серого меха.

— Ох, черт, сколько же их там! — ужаснулся Куцый, — десятка два, как минимум!

— Как тараканы ночью на кухне, — согласился Дэн.

— Какая разница! Чем больше, тем лучше! — весело крикнул Пузан и лязгнул затвором, — сегодня праздник на нашей улице! Подходите, не стесняйтесь!

От грохота пулеметной очереди Куцый подпрыгнул и зажал уши руками. Он не ожидал, что это будет настолько громко. По грядкам заплясали фонтанчики взрываемой пулями земли и клочьев капусты. Словно завороженный он следил за перемещениями круга света и тем, как неожиданно дергаются и кувыркаются хайенны, оказывающиеся в его центре. Воздух наполнился криками, визгом и звоном падающих в кузов гильз. Порыв ветра бросил в лицо едкий запах пороховой гари.

— …как нашу капусту жрать! — вырвался из внезапно оборвавшегося пулеметного грохота конец выкрика Дэна.

— Ну как? — поинтересовался Пузан, из стороны в сторону поводя прожектором по опустевшему полю. В его луче плясала поднятая пыль вперемежку с опадающими обрывками капустных листьев.

— Вроде бы разбежались, — с удовлетворением отметил Дэн, — будут знать!

— Штуки три-четыре я подстрелил, это точно, так что разбежаться смогли не все.

— Эй, постойте, прислушайтесь! — обеспокоено зашептал Куцый.

— Пойдем, посмотрим? — Дэн не обратил на него внимания, — может добить кого надо.

— Да ну их! Пусть валяются в назидание остальным.

— Вы слышите? — не унимался Куцый, — они еще здесь!

— Да уж, теперь они не скоро захотят капусткой похрустеть… Что ты там бормочешь?

— Глухие вы что ли!? Хайенны… они возвращаются!

— С чего ты взя… — Дэн умолк на полуслове, поскольку и сам услышал странный, отрывистый шум, который словно прорывался сквозь завесу ночной тишины подобно тому, как солнечный свет пробивается сквозь листву деревьев. Он доносился со стороны леса и постепенно растекался в стороны, норовя окружить машину с находящимися в ней людьми.

— Пуз, посвети-ка, — попросил он чуть дрогнувшим голосом.

Прожектор крутнулся на турели, устремив свой луч на ближайшие деревья.

— Дэн… — с трудом разлепив ставшие вдруг непослушными губы, просипел Пузан, — Дэ-эн!

Тот никак не отреагировал, широко распахнутыми глазами глядя на открывшуюся картину.

— О, Боже! — выдохнул Куцый, — О, БОЖЕ!!!

— ДЭЭЭН!!! — словно сорвавшись с цепи, заорал Пузан и навалился на пулемет. Джип затрясся от грохота новой очереди, — ДЭН! УХОДИМ!!!

Очнувшись от оцепенения, тот торопливо повернул ключ и, схватившись за руль, до упора вдавил в пол педаль акселератора. Взвыв как пикирующий истребитель, машина сорвалась с места, виляя кормой, и выпуская из-под бешено вращающихся колес фонтаны песка.

От толчка Пузан покачнулся, и луч прожектора, описав размашистую загогулину, устремился в звездное небо. Но перед глазами у Куцого, обеими руками вцепившегося в спинку своего сиденья, продолжала стоять кошмарная картина шевелящегося, словно плавящегося леса, истекающего сплошной рекой из сотен серых чудовищ.

Рев мотора задергался, закашлялся, когда первые тени замелькали в лучах фар. Дэн глухо чертыхнулся сквозь зубы и только крепче сжал руль.

— Пуз! Они спереди!

— Да они повсюду, черт бы их побрал! — проорал в ответ Пузан, не переставая поливать свинцом ночную темноту.

Куцый почувствовал, что его мутит, и в последний миг успел высунуться за борт, чтобы не наблевать самому себе на штаны. Несколько секунд он пытался перевести дыхание, отрешенно глядя на проносящуюся под колесами землю, но на очередной кочке дверца больно ударила его по подбородку, отшвырнув назад в кабину. Вцепившись в поручень, он крепче вжался в сиденье и посмотрел вперед.

Лучи фар метались из стороны в сторону, словно нагайкой нахлестывая извилистую ленту дороги. Дэн гнал машину так, будто в затылок ему дышал сам Дьявол. Яблони, растущие вдоль обочины, слились в один сплошной зеленый забор. Каждый новый поворот казался последним, но джип, отчаянно цепляясь за колею всеми четырьмя колесами, пролетал его, задевая задним бампером придорожные кусты, и мчался дальше. Не в силах смотреть на это никак не заканчивающееся самоубийство, Куцый снова повернулся назад.

Широкая спина Пузана, черным силуэтом заслоняла собой уносящуюся назад яблоневую аллею. Он раскачивался вправо-влево, отправляя в поднятый машиной шлейф пыли одну очередь за другой. Вокруг стоял непрекращающийся шум… точнее не шум, а некая клочковатая смесь из обрывков шелеста ветвей, криков и тишины. Хайенны находились буквально в нескольких метрах от них, но как Пузан не крутил прожектором, ему никак не удавалось засечь хотя бы одну. Животные перемещались с каким-то фантастическим проворством, и только на границе светового конуса изредка мелькала когтистая лапа или пушистый хвост.

— Спереди!!! — неожиданно крикнул Дэн.

— Где!? — турель взвизгнула, когда Пузан резко развернул ее на 180 градусов, — ох!

Раздался глухой удар. Куцый успел увидеть лишь хлестнувшую по лобовому стеклу тонкую лапу. Его лицо обдало резким запахом металла. Из кузова донесся грохот и звон.

— Пуз, что с тобой? Ты цел? — Куцый повернулся назад, и почти перед самым своим носом увидел медленно тускнеющий красный волосок разбитой лампы прожектора.

— Я-то цел, но вот наш фонарик…

— Вижу. Что будем делать?

— Не знаю, — послышалось кряхтенье, и Пузан, цепляясь за турель, снова поднялся на ноги, — я теперь ни черта не вижу!

Несколько секунд тишину нарушал только надрывный рев мотора, а потом… потом он исчез. Джип продолжал мчаться по извилистой дороге, пассажиров на каждой кочке подбрасывало и нещадно швыряло из стороны в сторону, но все происходило в полной, абсолютной тишине. Будто Вы смотрели кино с выключенным звуком. Осталось только ощущение тупого давления на уши, какое случается во взлетающем самолете.

Хайенны были совсем рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки.

— Пуз, стреляй!!! — крикнул Куцый, но не услышал даже собственного голоса.

И вот тут ему стало по-настоящему страшно. Холодный, иррациональный ужас ледяным душем окатил его, скручивая в морской узел все внутренности. Он из всех сил таращил глаза в чернильную тьму вокруг только потому, что боялся закрыть их и остаться один на один с собственным воображением, которое услужливо рисовало тянущиеся из черноты острые когти и оскаленные, истекающие слюной пасти за самой его спиной. Ноги сами собой задергались, будучи не в силах более выносить эту пытку неизвестностью.

— СТРЕЛЯЯЯЯЙ!!! — голос Куцого сорвался на визг, он чувствовал, как по его штанам растекается что-то теплое.

Словно услышав его, Пузан навалился на пулемет и нажал гашетку. Вспышки выстрелов дьявольским стробоскопом разорвали ночную тьму, отсекая от реальности тонкие, застывшие ломтики. Время остановилось, осталась лишь последовательность жутких черно-белых кадров, безумных графических вариаций на тему «Искушения святого Антония» Сальвадора Дали.

Хайенны окружили их со всех сторон. Они были сзади, справа, слева, сверху! Звери буквально нависали над машиной, застыв в воздухе на неестественно длинных и тонких лапах, переплетение которых образовывало нечто вроде паутины, летящей вслед за ними. С каждым выстрелом рисунок этой паутины менялся, одни хайенны падали, сраженные пулями, оставляя в воздухе облачка красного тумана и сверкающие рубины капель крови, но их место тут же занимали другие, и все это сюрреалистическое действо неуклонно приближалось, охватывая мчащийся джип со всех сторон. А особую жуть происходящему придавало то обстоятельство, что все происходило в полнейшей тишине. Даже выстрелы доносились как еле слышная далекая канонада.

Куцый почувствовал резь в горле и понял, что кричит. Кричит от страха, изо всех сил, не пытаясь уже что-то сказать, а просто потому, что сотрясаемое спазмами ужаса тело исторгает из себя воздух, да и вообще, все, что только можно, словно пытаясь откупиться от неуклонно надвигающегося кошмара.

Что-то ударило его по спине, машину тряхнуло, и тут же пулемет захлебнулся. Неожиданно перед собой он увидел дергающийся ботинок Пузана. В память впился болтающийся развязавшийся шнурок. Дорога вылетела на открытое пространство, и в свете звезд Куцый увидел, что пулеметчик упал навзничь, наполовину свесившись через задний борт. Его тело оплели тонкие лапы, впившись когтями глубоко в грудь. По разорванной куртке расплывались влажно блестящие пятна. Пузан, как вытащенная из воды рыба, безмолвно разевал рот и отчаянно размахивал руками, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться, но волочащаяся за машиной в облаке пыли, возможно, уже мертвая хайенна, неуклонно тянула его за собой.

Джип подпрыгнул на очередной кочке и ноги Пузана подлетели вверх, чуть не заехав Куцому по лицу. Несколько долгих мгновений он балансировал на краю, хватаясь за запасное колесо, но после еще одного толчка перевалился через борт и исчез в пыли.

— Пуз!!! — Куцый рванулся вперед, хотя понимал, что не успеет ничего сделать.

Вокруг катящихся по дороге двух сцепившихся тел схлестнулась живая стена, и даже сквозь завесу плотной, почти осязаемой тишины прорвался полный невыносимой боли крик.

— ПУ-У-У-У-З!!!

— Что с ним? — обернулся назад Дэн.

Это стало его последней ошибкой в жизни. На долю секунды оставленный без присмотра джип тут же вылетел на обочину и запрыгал по кустам. Дэн яростно закрутил рулем, стараясь вернуть машину на дорогу, но было уже поздно.

Точно закусив удила, железный конь пару раз лихо подпрыгнул, проигнорировал поворот и, в щепки разнеся дощатый забор и дико завывая работающим вхолостую мотором, полетел вниз с насыпи.

Миг невесомости… Удар! Еще удар! Короткий скрежет металла, звон стекла… Куда подевались звезды? Удар.

Первым ощущением Куцого стала кровь, текущая из разбитого носа прямо в рот. Он хотел сплюнуть, но побоялся, так как не знал, где верх, а где низ… Что-то больно впивалось в спину. Пошарив вокруг себя, он выяснил, что это чьи-то ноги, а сам он лежит под перевернувшейся машиной и, судя по всему, все еще жив.

— Дэн! — шепотом позвал он, — Дэн, ты меня слышишь?

Ответа не последовало. Вместо этого послышалось шуршание, сопение и на Куцого вновь накатила волна глухоты. Машина затряслась от запрыгивающих на нее хайенн. Он затаил дыхание, пытаясь определить, сколько их здесь и что они делают. Еще оставалась призрачная надежда на то, что под машиной их не найдут.

И тут Дэн закричал.