Глава Девятнадцатая. Берлин. Казус.

Глава Девятнадцатая.

Берлин.

Казус.

Егор дремал, когда они вернулись. Радостные и оживленные. Мальцев подсуетился и открыл свежую бутылку грузинского вина. Они попивали грузинское вино, с добрыми усмешками поглядывая на протирающего глаза Егора. И вино, и смешной, спросонья, Егор, видно стали поводом для рождения очередного спича Михаила Фёдоровича. Довольного, только что встретившего старого врага и коллегу. И видно, чего-то обредшего от той встречи. Чего-то победительного.

-…Нам в Европе весь основной “respect” кавказцы сделали,- сказал он, отхлебывая винцо из фужера. — Некоторые считают, что подгадили чистый рассейский образ, а я — так нет. Кавказцы наоборот, пусть своеобразно, облагородили образ россиянина. Пусть дико, но заставили уважать и помнить не как свиней хамских только. … Это Божий промысел, и кавказцам мы должны быть благодарны. И за это, и вопреки этому …

Кто отомстил, даже сам, как он уверяет, не хотя этого, за убиенных детей, зарезав диспетчера аэропорта? Кавказец.

Европейцы ужаснулись, но подавляющее большинство его поступок подсознательно одобрило. И если хают, то от зависти, от осознания не способности совершить подобное. Мстят и клевещут, покрывая законами, этикой, цивилизованностью, банальную трусость, мелкотравчатость. … И не Национальные характеры у них такие стали – испорченные. Западная цивилизаторская, с младых ногтей, ложь их испортила. Воспитанные в других условиях их соплеменники: и немцы, и французы, и испанцы, поступают значительно бойчее, пусть кровавей, но душевно чище,- есть примеры …

Но все-таки, кто он для них, господин К.? Они возопят: «Русский»! Вы возразите – «Осетин»! А вас спросят: он гражданин России? Его папа, дедушка родились на территории России? И честно отвечая, вы согласитесь, — да, и папа, и дедушка, и вообще,- они там две тысячи лет уж как живут! Так в чем ваше не согласие? Вы сами сказали, фактически подтвердили – он Русский!

И хрен вывернешься, хрен докажешь, даже если они согласятся что он еще и «осетин»,- ведь он « русский осетин»! Сыграл, сыграл господь Бог шутку с нашими тупоголовыми фашистиками! Дал национальности название, самоназвание,- ведь тысячу лет себя сами наши предки именовали Прилагательным – «Русский»!

А и, правда: «Русский» это имя суперэтноса, а этносы его составляющие: суть — стержни его держащие. Ранее этносами, субэтносами были и Московиты, Вятичи, Тверяне, Рязанцы …, да со своим говором, словечками. Русские в семнадцатом веке еще очень плохо понимали друг друга, и порой предпочитали говорить коротко, но понятно — по-татарски! На своеобразном, средневековом «английском» — языке, международным в Евразии.

И это нормально. Но на каком языке говорить мне с тупоголовыми соратниками? Порой такими, что как один французский король хочется воскликнуть: «Избави меня Бог от союзников! От врагов я сам избавлюсь!»

Получается, что чисто русский: «русский русский»? Масло масленое? Масло масленое,- бесформенность расхлябанность жирно безвкусно, порой тягуче сладко –приторно липко а, чаще,- просто говно! Нет этнического стержня и надо быть психобольным, что бы возрождать. А некоторые, больные, так и делают,- «Возрождают». Псковичей, смолян, «казачков» ряженных. Ушло то, растворилось, что само, а что выжжено, кровью в землю ушло, как при разказачиваньи!

И, если не сыскать некоторым этнического субэтнического стержня, найди себе суть, стержень в деле своем, призвании, увлечении, хобби — если профессия для тебя на прокорм только. И человек сам зазвучит, зазвенит во много крат круче, чище, звонче: Русский Инженер, Русский Адвокат, Русский Хирург, пусть, а куда в нашем мире без них – Русский Бандит, а пролетарии, если умелец не пролетарием обзывается, а мастером — Русский Мастер! И профессия сама обретет столько дополнительных граней, столько свойств, особенностей. Уплотняется былая широкая, но бесформенность, до алмазной твердости. Остаётся только шлифануть высокой целью, смыслом! И россыпи бриллиантов по России засверкают,- Самураи обзавидуются!

— И меня тоже шлифанули? Вы меня практически предали!

Михаил Федорович на реплику Егора аж руками всплеснул:

— Ну и что, что предали, ты же пережил! Тебя предали, а ты все равно сделал! Молодец, вот такие люди нам нужны,- сумел наступить на горло собственной песни и переступить через себя! А ведь каждый сотрудник наш должен знать, что предательство не смертный грех для нас, а инструмент, и люди не носители душ вечных, а объекты.

А то, даже некоторых опытных офицеров гордыня съела. Их предали, предали руководители, предало государство — ради дела может, предали. Им бы утереться, а они в отместку – Родину предают. Тебя, полковника, человек предал, пусть – система, а ты – Родину! А иначе у нас ни как. За нас сразу по высшему счету! А мы, мелкие, сразу шмыг — и за величие, за Родину спрятались.

Михаил Федорович, видно было, говорил о наболевшем, будто отчитывал кого-то, Егору незнакомого.

— И еще мерзко, когда индивид чьё единственное достоинство, это язык шириной в туалетную бумагу, пролазает наверх, по пути обвешавшись регалиями и званиями, начинает всех учить жить, а от его речей натурально говном разит. Но, ни из-за него же, скота, Родину предавать!

— Значит, у вас все под контролем было?

-Ну, всё не всё,- мы тоже изрядно поволновались, пока ты не вышел на контакт с одним из каналов переправки на запад. Они, дурачки, так усложнили дело с визами, что кому только не приходится этими каналами пользоваться,- большинство приличные люди. Но ты – исключение.

— Фу-у. Слава Богу. Спасибо, что я – «Исключение»…. Значит оно у вас?

— Что у нас?

— А я всё названиваю: что только не говорю, как только не объясняю – в ответ только: «посылка передана назначенному адресату». Вот и весь ответ…

— Погоди, ты это о чём?

— Об оригинале Изделия! Вы что не поняли, что взяли? Мне передала письма деда баба Надежда, и я понял, где Маслов спрятал оригинал Изделия.

Вы ж для этого меня и выбрали! Нет? Очень смешно!

Да я сам его из омута вытащил – метров тридцать было глубины! Ну, что вы так смотрите! Да это – я. А…. что – Изделие не у Вас?

Молчание, наполненное ощущением катастрофы, было прервано треском сломанного карандаша и невнятной матерщиной М.Ф.:

— А я сегодня яблок обожрался.

Думал – с чего меня на сей неоднозначный фрукт потянуло.

Теперь нахлебаемся… х… г… д… познаний.