Глава 12

Наместник нового князя Радислав появился в Новгороде без дружины, если не считать десяток гридней в охране. В грамоте, которую он передал старейшинам, Владимир заверял новгородский народ в неизменности принятого уговора, наместника же просил принять своим представителем в делах города. При том вмешиваться в них тот не будет, разве что по государевой надобности и то по согласию старейшин. Дань от города примет он, также как и какие-нибудь послания или обращения к князю. Просил еще дать Городище для размещения представительства, оговорился, что на прежний княжеский двор не притязает.

Вроде ничего предосудительного князь не совершал — приезд его наместника напрямую уговор не нарушал, хотя и речи о том прежде не было. Но старейшинам, как и приглашенным на совет посаднику и старшим мужам, он ясно говорил о каких-то планах Владимира исподволь взять город под свою волю, подчинить его. Пока лишь заводил глаза и уши, а дальше следовало ожидать от него больших поползновений на вольности Новгорода. Да и в просьбе передать ему Городище видели умысел закрепиться на подступе к городу, после сюда мог подтянуть дружину и все войско.

Перед старейшинами и местной властью встал трудный выбор. Идти на поводу князя, уступить ему в малом — значило потерю добытой кровью свободы уже в скором будущем. Как в присказке — дашь палец, он всю руку откусит. Отказать же грозило прямой войной — у Владимиру будет повод обвинить город в ослушании княжеской воли, при первой возможности пойдет силой насаждать ее. Тут как ни кинь, а все клин — то ли самим отдать свои вольности, то ли князь насильно заберет их. Вступать же в войну с ним, как прежде с Ярополком, духу не хватило — после долгих споров и раздумий согласились принять княжеского посадника и дать ему Городище.

Варяжко, как и многие новгородцы, узнал о приезде наместника князя из слухов — городские власти не сочли нужным объявлять о том во всеуслышание, как и о своем согласии принять его. Новость говорила ему о многом, каких-либо сомнений не оставляла — Владимир, прежде принявший условия Новгорода, теперь, получив престол и набрав силы, нарушил свое слово, решил подмять под себя город. Такого развития событий он и ожидал, о том говорил на памятном совете еще год назад, когда предостерег старейшин призывать Владимира на правление, уговаривал оставить Ярополка. Только не знал, когда новый князь покажет свой нрав, предполагал все же не так скоро.

Узнав же, что боярин Радислав занял Городище — стратегически важную крепость в предместьях Новгорода, пришел к мысли о наступлении крутых перемен в самое ближайшее время — если не в эту зиму, так весной. Не стал терять ни дня, направился к Велимудру в бывший княжеский двор — здесь посадник устроил городское правление. Тот принял Варяжко не медля, в добрую память о прошлой службе не стал отказывать в приеме. Внимательно выслушал опасения прежнего помощника, после недолгого размышления ответил:

— Доводы твои понятны, Варяжко. Скажу тебе — о них шла речь на совете, Росслав и другие старейшины понимают подоплеку с направленным князем посадником. Но пошли на то — воевать с князем нет мочи. Что же ты хочешь — снова поднимать воев и идти против Владимира и его войска?

— Нет, Велимудр, война тут только во вред. Даже если отобьемся раз, он придет снова, пока не добьется своего. Иначе ему невозможно — если отступится, то может потерять другие земли. Народ в них, увидев немощь нового князя, захочет уйти из-под его власти. Предлагаю другое — не доводя дело до брани, убедить Владимира не нарушать уговор. А такое возможно, если Новгород покажет ему свою силу и что война с ним обойдется слишком дорого. Тогда призадумается — стоит ли начинать ее.

— И как же того добиться? — с большим уважением к словам юноши спросил посадник, его глаза застыли в ожидании ответа.

— Надо объединить северные земли вокруг Новгорода. Убедить народ, что в таком союзе им будет больше благ, чем от далекого Киева. К тому же вместе легче обороняться от татей из Поморья, что нередко приходят к нам грабить и брать в полон местный люд. Да и торговлей с землями можно заняться в большей мере, пока же они оторваны от нас нехожеными путями. Нужно ввести общее правление, единое войско без привязки к своему племени или месту, на границе земель поставить кордоны и заставы против ворогов иноземных.

По сути Варяжко предлагал прообраз будущей Новгородской республики, объявшей все северные земли Руси — от Изборска до Ладоги и Варяжского моря, после до самих Уральских гор. Она заставила правивших тогда князей считаться с ней, имела свои законы, власть, войско, даже деньги. Конечно, мощи того Новгорода сейчас и близко не было, но начать с объединением земель следовало уже сейчас, пока Владимир не подмял еще город. Иначе о какой-либо независимости не могло идти и речи, как в прошлой истории, долгий век.

Новгородская республика

Посадник задумался надолго. Смотрел на Варяжко невидящим взглядом, на его лице отражались переживаемые эмоции — сомнения и опасения сменялись удивлением и надеждой, оно то хмурилось от беспокойных мыслей, то добрело, видя какой-то выход из трудной ситуации. По-видимому, так и не решив для себя — как отнестись к словам юноши, ответил уклончиво: — Дело непростое, поговорю о нем с Росславом. Вот что, Варяжко, поразмысли крепко о высказанном тобой единении земель — может быть, будешь речь вести о том на совете старейшин.

Вызвали в детинец через два дня. Здесь, кроме старейшин, Варяжко увидел все городское начальство — от посадника до командира дружины и сотников. На глазах двух десятков мужей рассказывал о своем представлении будущего союза земель, отвечал на многие вопросы по устройству нового образования, общего правления, отношениях Новгорода с землями, о войске. Большей частью угодил вопрошавшим, но и немало еще осталось недоразумений. Да и у самого Варяжко не во всех тонкостях была полная ясность, как, к примеру, с полномочиями органов управления — что передать им, а что оставить местным властям. Или с финансированием общих расходов, да и с набором войска.

В отличии от прежних межплеменных союзов, которые существовали еще до образования Киевской Руси и носили временный характер, как, например, союз словен, кривичей и чуди против общего врага — норманов, Варяжко предложил объединение с более централизованным устройством. Племенам и землям оставлялась самостоятельность в своих внутренних вопросах, в общих же делах главенство отдавалось единым органам власти. Принятые ими указы и распоряжения становились обязательными для исполнения на местах, собираемые подати шли также к ним, а потом отдавались как на выплату дани Киеву, так и на собственные расходы. Для контроля же над ними и защиты своих интересов племена и земли составляли из избранных от них мужей Верховный совет, который мог уволить провинившихся управителей, отменить неугодные законы.

После совета прошла неделя, когда Варяжко узнал от вызвавшего его Велимудра — старейшины согласились объединиться с соседями и послали важных мужей к ним звать на толковище. Еще через месяц в Новгороде прошел сбор старейшин городов и земель — тех же, что в прошлом году привели ополчение против войска Ярополка. Общая победа в том сражении как-то сблизила разрозненные племена, но все же дело с объединением шло трудно — никто из старейшин не хотел поступиться своими правами, искал выгоду прежде всего для себя.

Не день и не два новгородцы убеждали упрямцев, стращали будущими притеснениями от киевского князя, пока те согласились на самую малость — общее руководство и войско с долей подати на их содержание. Но властью на своих землях так и не поделились, по сути передали на откуп Новгороду ведение общих дел с минимумом своего участия — мол, берите деньги и воев для войска, а дальше справляйтесь сами. Пришлось новгородцам довольствоваться тем, хотя и того дали в обрез — от всех едва ли не столько, сколько один их город. Правда, поручились — если подступит Владимир с войском, то выставят все свое ополчение.

Наступила глубокая осень, когда Варяжко вызвал в детинец старейшина Новгорода Росслав. Застал у него Велимудра, тысяцкого Дробна и командира новгородской дружины Остромира. Старейшина рассказал коротко о прошедшем сходе земель и принятом им постановлении:

— Единению дали добро. Хотя не так, как мы хотели, но и на том ладно — нужно начинать с того, что есть. Назвали его Северными землями, избрали Верховный совет и Совет старейшин — я в них глава, первым посадником стал Велимудр, а вождем всего войска — Дробн. В нем будет полторы тысячи воев — семьсот от нас и восемьсот от других. Вот мы порешили — иногороднюю дружину отдать под твою руку, Варяжко. Сам набирай ее — условились со старейшинами, что наши люди будут отбирать из их воев лучших, годных к долгой службе. Готов взяться за нее?

Варяжко не видел повода отказаться, как год назад — сам же предлагал объединенное войско. Только не ожидал от старших мужей, что ему доверят самостоятельное руководство, пусть и под началом тысяцкого. Раньше формально числился помощником у того же Велимудра, когда командовал новгородской дружиной, теперь официально становился важным чином, в одном ряду с самыми уважаемыми людьми города. По-видимому, своими стараниями и ратными победами заслужил доверие старейшин, коль пошли на столь необычное решение — поручить важное дело юному мужу, не достигшему еще двадцати лет, да еще пришлому, прожившему в Новгороде всего три года.

Ответил без тени сомнения: — Готов, Росслав. Возьмусь не медля, как схватится лед на реке. Но есть у меня задумка по войску, с которой нужно ваше согласие. Дозвольте изложить ее?

— Говори, Варяжко. Знаю, что пустого не предложишь, слушаю с вниманием, — старейшина поощрил богатого на выдумки юношу добрым словом и приветливой улыбкой, не такой уж частой у сурового мужа.

— Думаю строить войско по-новому — кроме пешей дружины поставить конницу. Ныне даже в княжеской дружине коней не пользуют в сече, воюют пешими. А ведь она может многое, что не ожидают от прежней рати — ударить внезапно там, где враг не готов к отпору или нагнать его при отступлении, да и еще многое другое. Потому из общей дружины, что вы доверили мне, посажу триста воев на коней и буду учить бою в седле. Можно, даже нужно больше, но начну с них. Для того надо закупить четыреста боевых коней — с запасом, на случай их выбытия из строя. Лучше, если из Поморья, от жмуди или литвинов, они покрепче, чем с юга — выдержат долгий ход и вес всадника в доспехах. Но можно и степных — более скорых. Будет тогда тяжелая конница, годная в сече, и легкая — для быстрых маневров и разить бегущего противника.

— И еще, — добавил Варяжко после недлинной паузы, дав время внимательно слушавшим его мужам осмыслить уже сказанное: — Такому войску нужно и оружие особое. Не мечи, а сабли, луки и копья также необычные, укороченные, навроде хазарских. Щиты тоже другие, поменьше, хотя легкой коннице можно и вовсе обойтись без них.

— Что скажете, мужи? — обратился старейшина к войсковым старшинам и добавил: — Затея накладная, обойдется не меньше, чем в тысячу гривен. Стоит ли того?

Ответил тысяцкий: — Ходил я когда-то со Святославом на хазар. Ловкие, бестии — на скаку из лука в колечко попадут! А уж увертливые — не сразу и поразишь, вертят конем как хотят. Вот у них есть и легкая конница, бездоспешная, из оружия только луки и дротики, и тяжелая, для сечи в сшибке — в кольчуге с саблями, копьями и палицами. Но своему бою они учатся с малолетства, куда до них нашим лесовикам, на коня никогда не садившим! Потому князь в том походе нанял печенегов, хотя набирал и свою конную дружину — из тех, кто хоть как-то умел держаться в седле. Если уж строить конницу из наших воев, то их еще долго учить, да и тогда не ясно — будет ли с них толк?

— Так брать коней или нет, Дробн? — задал прямой вопрос старейшина.

— Если против войска Владимира, то можно — вряд ли он придет сюда с печенегами, в наших лесах для них раздолья нет. А умелая конница способна на многое — тут Варяжко прав.

— Хорошо, обдумаем сказанное вами на совете, там и решим, — высказал Росслав, завершая разговор, — ты же, Варяжко, готовь подробно, что тебе нужно.

Остаток осени и начало зимы прошли в хлопотах — выбрал подходящее место для казармы, конюшни, других хозяйственных строений и учебного лагеря ниже небольшой речки Гзени на Неревской стороне, следил за их строительством. Заказал снаряжение для воев и покупку коней — старейшины дали на то согласие, после принимал придирчиво, не раз вступая в перепалку с поставщиками, пытавшимися сбыть бракованный товар. В помощь себе взял из своей прежней дружины три десятка самых сметливых и умелых воинов — с трудом выпросил их у Остромира, нынешнего командира. Они помогали сейчас справляться с текущими делами, после собирался поставить ротными и взводными в формирующийся полк — так Варяжко назвал новую дружину. С новой службой пришлось оставить дела в часовой мастерской на доверенного управляющего, время от времени наведывался туда для контроля.

Как только встал лед на реках, помощники разъехались по землям набирать воев. Несмотря на уговор, местные власти не спешили отдавать лучших из них Новгороду, оставляли их для своего ополчения. К середине зимы с грехом пополам собрали в лагере нужное количество ратников и то в большей части из новичков, прежде не бывавших в сече. Приступили к учебе в самый мороз, не дожидаясь оттепели, примерно также, как и в новгородской дружине. Разве что воев, кого взяли в конные сотни, учили обращению с конем и первым урокам верховой езды. Учителями им стали те из них, кто имел хоть какой-то опыт. Варяжко самому приходилось заниматься с командирами сотен и взводов — он еще отроком неплохо справлялся с конной выездкой, а те в свою очередь со своими подчиненными.

Ни зимой, ни весной князь Владимир в поход на Новгород не вышел — нашлись более важные заботы. За тот год, пока Русь оказалась фактически без князя — Ярополк сидел в заточении в новгородском детинце до прихода Владимира, отпали западные земли — волынян и дулебов, присоединенные к Руси еще Святославом. Отказались платить дань, в главных городах — Перемышле и Червене изгнали киевских посадников, призвали на подмогу поляков. Вот ими и занялся Владимир — возвращать завоеванные отцом земли. В полюдье объехал ближние владения — древлян, дреговичей, северян и радимичей, собрал с них дань и наказал по весне выставить ополчение для похода на запад. Послал еще гонцов к северным племенам — кривичам, словенам, полочанам, также слать войско.

Новгороду Владимир велел выставить дружину — грамоту о том передал его наместник Радислав. Старейшинам пришлось исполнить наказ — по уговору с князем за ним оставалось такое право, также, как и на дань. Ранней весной, лишь сошел лед с рек, новгородское войско отправилось в дальний путь на ладьях. Полк же Варяжко не тронули для похода, но часть послали к северным рубежам — стать заслоном на пути ливских отрядов, зачастивших с грабежами в эти края после наступления тепла. С оставшимися же бойцами, а в особой мере — с конницей, занятия продолжались как в учебном лагере, так и в полевых учениях.

В эту зиму у Варяжко в семье случилось свое событие, принесшее ему немало тревоги и беспокойства — Румяна забеременела, несмотря на все принятые предосторожности. Милава посоветовала ей обратиться к повитухе вытравить плод, но та после долгих раздумий и переживаний — Варяжко временами слышал сквозь сон ее плач, все же решилась рожать. С той поры страхи и радость перемежались в ней — вслушивалась в себе с мечтательной улыбкой, а через минуту лицо омрачалось тревогой. Сам он жалел юную жену, старался отвлечь ее от печальных дум, но тоже иногда впадал в отчаяние, представляя худшее, что могло с ней произойти.

Судьба сама решила за Румяну с ее сомнениями и страхами — в начале весны у нее произошел выкидыш. Началось с простуды — распарившись в жаркой кухне, выбежала на минутку во двор, не надев теплой душегрейки. Погода же стояла совсем не весенняя — после оттепели вновь пришел мороз. К вечеру слегла в жару, под утро у нее начались боли внизу живота, похожие на схватки, пошла кровь. Варяжко побежал к лекарю в их квартале, едва ли не с силой поднял того с постели и привел в свои хоромы. Тот после осмотра больной объяснил о выкидыше плода, но заверил — для нее самой угрозы жизни нет. Напоил отваром, оставил травы для настойки и ушел, довольный немалой оплатой от переволновавшегося мужа.

Нечаянным последствием такого исхода стало бесплодие Румяны. После, когда она отошла от недомогания и переживаний от потери дитя, уже сама решилась зачать и уговорила на то Варяжко, все их усилия не привели к желаемому. Жена долго горевала, пока не смирилась со своей долей, только с большим усердием, даже неистовством нянчилась с дитем Милавы, утоляя несбывшиеся материнские чувства. Та же, как бы стараясь за двоих, вновь забеременела, отдала Нежану под опеку Румяны, разве что кормила ее грудью. Так и получилось, что младшая жена обзавелась дитем, пусть и чужим, носилась с ней, как наседка с цыплятами, даже спала, уложив ее рядом.

Боевое крещение новобранцы Варяжко прошли в мае, при том с самым грозным врагом, пришедшим с севера. Прознав, что основные воинские силы Новгорода и окрестных земель ушли в поход, сюда с набегом пожаловала варяжская дружина. Наверное, той откупной, в триста гривен, что каждый год платили варягам, показалось им мало или, может быть, то оказалась залетная банда, но они пришли за легкой поживой — по-водимому, посчитали город беззащитным. Напали на Ладогу и взяли ее в тот же день — о том рассказал один из ее защитников, сумевший уйти из горящей крепости. За порогами встретил купеческую ладью, только что приставшую к берегу для перехода волоком, после с ней добрался до Новгорода.

В лагерь за городом, где Варяжко следил за учениями одной из конных рот, прискакал гонец от Велимудра с наказом срочно прибыть к нему. Выехал немедленно, чуя недоброе, через час уже входил в детинец. Застал у посадника тысяцкого и незнакомого воя в обгоревшем кафтане, сидевшего на лавке поодаль с удрученным видом. Не теряя время, Велимудр коротко рассказал о нападении варягов и велел поднимать полк — не сегодня-завтра враг будет у стен города. Добавил еще, что на подмогу придут все оставшиеся в городе вои и мужи, способные держать в руках оружие, но главная надежда на него и его полк.

Не стал выпытывать у перебежчика — почему же так скоро пала крепость, подготовленная для длительной обороны, о том есть кому ломать голову, — расспросил того подробно о противнике. Пришли варяги на десяти ладьях числом в пятьсот воинов. Большая часть вооружена копьями и мечами, еще сотня секирой, лучников же немного — несколько десятков. У всех, кроме лучников, ростовые щиты, шли в атаку на крепость плотным строем, прикрываясь ими от стрел сплошной стеной. Бойцы умелые, действовали в лад и споро, не оставляя брешей. А когда взяли крепостные стены, могучим валом, как катком, прошлись по редкому строю защитников — мало кому из них удалось спастись.

Варяжко отчетливо понимал — в открытом бою его полку с зелеными новичками не сдержать хорошо обученную дружину, да еще практически при равной численности. Но и отсиживаться за стенами города тоже не считал проком — варяги могли пожечь его, если не возьмут сразу. Оставалось одно — не дать врагу высадиться на берег всеми силами, выбить его как можно больше на воде. А тех, кто все же выберется — заставить завязнуть в глухой обороне новгородцев, после нанести им фланговый удар его конницей. Много времени на продумывание будущего сражения не потратил, рассказал о своем плане посаднику и тысяцкому, нужных от них мерах и минимуме подготовительных работ — строить серьезные укрепления уже было некогда. После некоторых сомнений те приняли распоряжения юного воителя — ничего лучшего сами не могли предложить.

Местом боя Варяжко избрал стремнину на Волхове в пяти километрах ниже города. Здесь он сужался до сотни с небольшим метров, высокие берега с обеих сторон не давали возможности высадиться противнику, в тоже время позволяя без особой опасности обстреливать его. На правом берегу, если уж враг выберется на него, имелось довольно ровное поле, достаточное для развертывания обороны и удара конницы. Левый берег представлял большие сложности для обеих сторон из-за густой чащобы. Основную надежду Варяжко возлагал на брандеры — десяток старых ладей, которые, скрепя сердце, городские власти передали ему. Набрал туда чаны со смолой, кучу сухого хвороста, нашел добровольцев для их экипажей, подготовил челны, на которых те могли уйти к берегу.

Варяги пришли на третий день, хотя их ждали накануне — видно, что-то их задержало в пути. Полк, как и городское ополчение, еще со вчерашнего дня стоял наготове на правом берегу, на левом оставили только часть стрелков. Брандеры стояли наготове выше по течению, экипажи так и заночевали в них. Солнце уже поднялось высоко, когда дозорные дымом подали сигнал о подходе врага. Еще через час вдали показался первый драккар, за ним гуськом остальные суда. Дали возможность им втянуться в сузившийся фарватер реки, после по протяжному звуку сигнального рога с обеих берегов открыли огонь зажигательными и обычными стрелами.

В ту же минуту навстречу варягам вышли ладьи-брандеры, скрывавшиеся до того у берега, их экипажи на ходу разожгли огонь и теперь каждое судно пылающим факелом неслось по течению к своему драккару. Сблизились и, несмотря на стрельбу лучников с варяжских кораблей, пошли на таран. Не всем ладьям удалось сцепиться с драккарами — часть проскочили, задев лишь краешком увернувшегося врага, но больше угодили в цель. Вскоре один за другим те запылали, а стрелы новгородских лучников не давали варягам затушить огонь. Многие из них бросились в воду, пытаясь доплыть к уцелевшим судам, но мало кому то удавалось — тонули под тяжелой сбруей или шли ко дну, пораженные стрелами.

Лишь половина драккаров смогла пристать к берегу, но и они горели, как от огня брандеров, так и зажигательных стрел. Под ливнем бронебойных стрел и сулиц, прикрываясь от них щитами, варяги спешно высаживались прямо в воду, а потом искали путь наверх, теряя немалую часть на подъеме. Поднялись на высокий берег около двухсот из них, но даже в таком, более, чем на половину уменьшившемся составе, они представляли грозную силу. Не теряя ни секунды, поставили строй, а потом пошли вперед, вытягиваясь клином. Лучники ополчения отступили под защиту основного войска, вставшего в сотне метров от берега, отсюда продолжали огонь, больше беспокоящий, не давая врагу перевести дух и оглядеться.

Как в бою с Ярополком, переднюю линию обороны прикрыли сцепленными между собой повозками, только здесь они заняли всю ширину поля до опушки леса. Лишь по краям оставили проход для конницы, стоявшей наготове в ожидании своего часа. Необычное для этого времени укрепление на мгновения привело в замешательство врага, он даже замедлил движение, но потом, после окрика своего вожака, ускорился и почти бегом, но держа строй, бросился вперед. Вставшие сразу за вагенбургом воины полка встретили его ударами длинных копий, тех же, кто попытался с ходу запрыгнуть на повозки, остановил второй ряд, уже с короткими копьями и мечами. Правда, таких оказалось немного — у варягов в крови врослось держаться строем, не выбиваться из нее.

Первый их ряд почти уперся в укрепление новгородцев, задние напирали на них, но пройти дальше им не удавалось — так и встали в бессильной ярости, не имея возможности поразить близкого, но не достижимого противника. Лучники же били их в упор, стрелы пробивали щиты насквозь, доставая до тела. То тут, то там в строе варягов открывалась брешь, хотя они почти тут же закрывали ее, но все же еще кто-то из них падал от брошенной через нее сулицы или копья. Шли минуты боя, по команде своего конунга враг попытался отойти назад, когда пошла в атаку по сигналу рога тяжелая конница. Она за считанные десятки секунд ворвалась в смешавшиеся сзади ряды варягов, разорвала их строй, давя массой коней. Поднявшаяся позади сумятица внесла растерянность и в первые ряды, прежде плотный строй отчасти нарушился.

По команде Варяжко вперед бросились бойцы передовой линии, перепрыгивая через повозки, за ними остальные и сам командир. Они врезались в варяжский строй, пробивая его копьями, а потом пошла близкая сеча — с мечами и палицами. Так, давя противника с двух сторон, разбили его на отдельные группы, а потом, пользуясь почти тройным перевесом, изрубили оставшуюся варяжскую дружину. Но и в таком отчаянном положении враг не сдавался, бился до последнего своего воина. Варяжко сам принял бой с вождем — могучим, как дуб, викингом, сокрушительными ударами своего меча поразившим уже трех его бойцов. Мгновенно, на сверхскорости, сблизился с ним и ударом снизу вспорол брюшину, а затем уколом в открытое горло покончил со все еще стоявшим на ногах противником.

Победа даже над ослабленным врагом далась трудно — полк потерял треть своих бойцов. Прежде всего, сказалась их неопытность в близком бою — терялись в сгрудившейся толпе, ломали строй, увлекаясь в схватках с бывалыми варягами, а те били выскочивших вперед. Все же в боевом мастерстве юные воины намного уступали тертому во многих переделках врагу, так что полученный урок должен пойти им в прок — учиться и еще раз учиться воинской науке, держать строй, не теряя голову. О том бойцам не преминул высказать Варяжко после боя, когда схлынули напряжение схватки и первая радость от победы. Больше не стал упрекать — в главном все же полк справился, не стушевался перед лицом грозного врага, а переборол его в прямой сече, получив при том бесценный опыт.