Окончательно — значит, «разъединиться» они уже не могли. Так что у нас — совсем другое дело.

 

Почему «и да, и нет»… Они одновременно существовали в нескольких вероятностных вариантах событий. Если мы оказываемся в классической ситуации Ивана у камня — налево пойдешь, коня потеряешь, и далее по тексту — то мы выбираем одно направление, и там реально и пребываем. Остальные варианты остаются только плодами фантазии, домыслов «а что было бы, если бы». Лат в такой ситуации реально оказывался во всех вариантах. И не спрашивайте меня, как это выглядело) Как живая волновая структура выглядит, я глазами не могу представить, только на уровне чувств. Глазами, скорее всего, это было и не видно…

Но не суть. Просто их вероятности реализовывались все. Некоторые — громче, некоторые тише. Они могли «шагнуть» из одной в другую так же, как мы можем шагнуть вправо, влево, куда хочется.

 

Поэтому, когда происходит такое проникновение-слияние, то это навсегда, да. Но потому это и не было так уж хорошо и приятно для них, что у каждого оставалась минимум одна вероятность, где слияния не было. И это было попросту очень больно. Плюс несвобода… ну, боль оправданной несвободы — боль уже на духовном уровне, хотя для лат это было тесно связано с болью «телесной», тел-то не было — в общем, они понимали и ценили красоту оправданной, чистой, возвышенной боли. Собственно, потому-то они и получали от этого слияния определенное наслаждение. Но они к этому не стремились. Просто принимали как одну из печальных и прекрасных реалий жизни.

 

Мне сложно тут принять или с ходу отвергнуть такую аналогию. Конечно, что бы ни делалось с живым созданием, это его меняет. Например, человек идет и наступает на ногу другому человеку — это тоже всё меняет, особенно если он отдавил ногу и поцарапал новый ботинок. И конечно, такой контакт рождает всплеск новых чувств и эмоций. Но можно ли это изменение уподобить рождению ребенка?

 

Такое проникновение — слияние — кардинально изменяло судьбы тех, кто в нем участвовал. Кстати, не обязательно двое. Изменение судеб — это новый вид небольшого кусочка вселенной… Но если не проводить аналогию между ребенком и синяком от чьего-то пихнувшего вас локтя — то. по-моему, не стоит проводить такую аналогию и здесь…

Вот смотри: возьмем графа Монте-Кристо. Несколько людей бесповоротно и сознательно изменили его судьбу и его личность. «Рожденное» от такого «контакта» всепоглощающее чувство мести можно сравнить с ребенком графа?

Во-первых, то состояние, которое они звали любовью, не подразумевает проникновения. Во-вторых, оно не подразумевает никаких «уз» — ничего похожего на наш брак, на особые права одного возлюбленного на другого\других.

Любовью они называли потрясающе восхитительное, прекрасно-мелодичное, предельно-свободное чувство-песню от радости, что любимый лат есть. Это было пронзительное, острое, на грани потери осознания себя наслаждение. И как раз это чувство можно сравнить с восторгом от созерцания заката ) Только помноженное примерно на тыщу… или сто тысяч )

Например, у них не было и не могло быть выражения «мой возлюбленный». Два эти понятия — да, но по отдельности. Если «возлюбленный» — то никак не «мой», никакого ограничения, невозможно. «Мой» отрицало любовь…

Зато «мой» вполне согласуется с той связью-слиянием… но в мелодии этого слова никогда нет радости

Было — в переводе, конечно. Смысл другой, но само понятие — да. Вполне распространенное понятие.

Тут не совсем так, не до октавы… это именно совсем иное. А как это понять человеку — хороший вопрос… Возможно, никак. Они-то очень долго не могли понять людскую любовь. Это похоже… ну, например, есть аппарат-переводчик, и вот собеседник говорит что-то вроде «Привет, как поживаешь» — а ты слышишь «смотрите, какая красивая бабочка» ) Совсем другие понятия.

«Мой любимый» для них звучало так же странно, как для нас «сухая вода» или «жареный лед»…

У нас — да. Но не всегда ведь. А у них — нет. Вот та штука, которую они с людского языка переводили как «заботу», — это да, могло привести к экстриму. Когда порыв ощущений заставляет забыть о здравом смысле и чувстве самосохранения и перейти некую грань.

Но понятия «извращение» у них тоже не было. Оно у них появилось после знакомства с людьми — когда они поняли, что люди могут убивать друг друга.