Суть этого сонета определена его номером. Во времена Шекспира числовой символике придавали огромное значение, и зловещий номер 66 вполне соответствует содержанию: повсеместная и во всем победа зла над добром. Можно сказать, что это – центральный сонет цикла и что весь шекспировский сонетный цикл – это противостояние сонету 66: любовь – единственное, что можно противопоставить все заполонившему злу. Привожу английский текст и подстрочник сонета:
1 Tired with all this, from restful death I cry,
2 As, to behold desert a beggar born,
3 And needy nothing trimm`d in jollity,
4 And purest faith unhappily forsworn,
5 And gilded honour shamefully misplaced,
6 And maiden virtue rudely strumpeted,
7 And right perfection wrongfully disgraced,
8 And strength by limping sway disabled,
9 And art made tongue-tied by authority,
10 And folly doctor-like controlling skill,
11 And simple truth miscall`d simplicity,
12 And captive good attending captain ill
13 Tired with all this, from these would I be gone
14 Save that, to die, I leave my love alone.
1. Я призываю успокоительную смерть, устав от всего этого (такого) –
2. Как, например, достоинство, осужденное (рожденное) быть нищим,
3. И тот, кто ни в чем не нуждается (убогое ничтожество), живущий в веселье,
4. И чистейшая преданность, злосчастно обманутая (от чистейшей веры зло отрекаются),
5. И позорно воздаваемые позолоченные почести,
6. И девичья честь, жестоко попранная (грубо продающаяся),
7. И истинное совершенство, зло опозоренное (несправедливо оскорбляемое),
8. И сила, искалеченная хромающей властью (затираемая кривыми путями),
9. И искусство (искусство + наука + знание), творимое языком, связанным властью,
10. И глупость, с ученым видом контролирующая (критикующая) истинное искусство (знание),
11. И простая правда (честность), обзываемая простотой (глупостью),
12. И порабощенное добро, вынужденное служить торжествующему злу.
13. Уставший от всего этого, я хотел бы избавиться от этого,
14. Если бы не то, что умри я, я бы оставил мою любовь одинокой.
В соответствии с задачей сонет построен в виде «запева» — начальной строки, свидетельствующей об утрате автором смысла жизни, 11 строк перечисления, объясняющего причину утраты, и сонетного замка, первая строка которого начинается теми же словами, что и первая строка сонета, и повторяет ту же мысль о желании умереть, а вторая — антитеза этому желанию: любовь – единственное, что еще удерживает Шекспира в этой жизни. Каждая из 11 строк о «дьявольском засилье» – самостоятельная формулировка, причем Шекспир собрал в сонете основные категории добра и зла, даже простой «перечень» которых дает представление о главных направлениях их борьбы в земной жизни, а общее впечатление от этого перечисления – сама жизнь в ее победительно-негативном, приземленном, бездуховном варианте.
По замыслу Шекспира этот сонет – центральный в цикле и должен был стоять в его середине. С учетом того, что 153-й и 154-й СОНЕТЫ явно отличаются от предыдущих 26 и написаны исключительно для завершения цикла, первоначально в шекспировском сонетном цикле было 126 сонетов, а 66-й и был практически в середине; 26 сонетов, обращенных к «смуглой леди», скорее всего, и были вставлены вместе с последними двумя непосредственно перед изданием «Сонетов».
Поскольку это соотношение добра и зла в земной жизни имеет место всегда (человек – точка приложения борьбы Бога и Дьявола, его душа – поле их битвы, и во все времена победа темных сил в земном плане выглядела неоспоримой), 66-й сонет приобрел особую известность и стал знаменитым; я думаю, нет языка, на который он не был бы переведен. Русских переводов его сделано неисчислимо – только опубликованных существует более полусотни. Между тем из сказанного следует, что сонет представляет собой неординарную трудность для перевода, ибо переводчику важно не только не уйти в формальное перечисление категорий добра и зла и нигде не подменить общие категории на частные (что мгновенно приводит к снижению обличительного пафоса сонета и его мощи), но и необходимо освоить основной человеческий опыт: прожить жизнь и сохраниться как личности.
В этом отношении из всех русских переводов явно выделяется пастернаковский: он гениален. Ни один русский перевод невозможно поставить с ним рядом, настолько он точен, прост и одновременно мощен, — даже несмотря на то, что в некоторых формулировках он несколько устарел. Единственный, кроме Пастернака, кто приемлемо перевел 66-й СОНЕТ, был В.Бенедиктов, но, помимо того, что он перевел его (как и другие 11 сонетов Шекспира) шестистопником и в форме итальянского сонета, в целом его перевод по словарю и интонации принадлежит все-таки XIX веку. Желающие убедиться в справедливости сказанного могут найти все тексты в Интернете, где существует и сайт по 66-му сонету (libelli.narod.ru/sonnet66/).
Когда я начинал работу над этой статьей (речь идет о статье «Сонеты Шекспира: проблема перевода или проблема переводчика?», из последней редакции которой взята эта главка — В.К.), я уже знал перевод Пастернака наизусть и представить себе не мог, что кто бы то ни было решится переводить 66-й СОНЕТ вслед за гением, — если бы не мое участие в юбилейном семинаре 1985 года в Ленинграде, где организаторами (А.Аникст, Ю.Левин) в обязательное чтение 10 переведенных участниками сонетов был включен и 66-й. Эти попытки его перевода заставили меня продумать вопрос о целесообразности новых переводов вообще и сформулировать обоснование такой целесообразности. Решающим стало понимание того, что перевод обязан быть современным, что именно современность перевода – это вообще основная причина все нового и нового обращения переводчиков к оригиналам.
Привожу свой и пастернаковский переводы 66-го сонета:
Перевод Б.Пастернака:
Измучась всем, я умереть хочу:
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли заткнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.
Мой перевод:
Постыла жизнь, и только смерти жду:
Как жить, где нет ни веры, ни доверья,
И гордость обрекли на нищету,
И веселятся, чей доход не мерян;
И где кривая власть калечит дух,
И подлость подают как благородство,
И глупость держит ум на поводу,
И честность просто глупостью зовется;
И где добро обслуживает зло,
И честь — всего лишь жалкий предрассудок,
И самых лучших оболгали зло,
И правду, рот зажав ей, нагло судят.
Постыла жизнь. Что ждать, раз выход есть? —
Но друга на кого оставить здесь?
Разница во времени (почти 60 лет) очевидна: там где у Пастернака «мается бедняк», здесь уже нищета, там, где у него «честь девичья», здесь речь вообще о чести и т.д. Мне могут заметить, что мы переводим сонеты Шекспира, а не современное стихотворение. Да, верно, но только так, погружением читателя в современный контекст мы создаем то ощущение, которое возникало у слушателя (читателя) этого сонета в шекспировские времена — а это и есть задача переводчика. (Вот почему, в частности, в переводе этого сонета, как, впрочем, и всех сонетов Шекспира, неуместны любые архаизмы, которые разрушают восприятие стихотворения современным читателем).
Что же касается цельности моего перевода и его силы — судить об этом не мне.
66-й СОНЕТ ШЕКСПИРА
Суть этого сонета определена его номером. Во времена Шекспира числовой символике придавали огромное значение, и зловещий номер 66 вполне соответствует содержанию: повсеместная и во всем победа зла над добром. Можно сказать, что это – центральный сонет цикла и что весь шекспировский сонетный цикл – это противостояние сонету 66: любовь – единственное, что можно противопоставить все заполонившему злу. Привожу английский текст и подстрочник сонета:
1 Tired with all this, from restful death I cry,
2 As, to behold desert a beggar born,
3 And needy nothing trimm`d in jollity,
4 And purest faith unhappily forsworn,
5 And gilded honour shamefully misplaced,
6 And maiden virtue rudely strumpeted,
7 And right perfection wrongfully disgraced,
8 And strength by limping sway disabled,
9 And art made tongue-tied by authority,
10 And folly doctor-like controlling skill,
11 And simple truth miscall`d simplicity,
12 And captive good attending captain ill
13 Tired with all this, from these would I be gone
14 Save that, to die, I leave my love alone.
1. Я призываю успокоительную смерть, устав от всего этого (такого) –
2. Как, например, достоинство, осужденное (рожденное) быть нищим,
3. И тот, кто ни в чем не нуждается (убогое ничтожество), живущий в веселье,
4. И чистейшая преданность, злосчастно обманутая (от чистейшей веры зло отрекаются),
5. И позорно воздаваемые позолоченные почести,
6. И девичья честь, жестоко попранная (грубо продающаяся),
7. И истинное совершенство, зло опозоренное (несправедливо оскорбляемое),
8. И сила, искалеченная хромающей властью (затираемая кривыми путями),
9. И искусство (искусство + наука + знание), творимое языком, связанным властью,
10. И глупость, с ученым видом контролирующая (критикующая) истинное искусство (знание),
11. И простая правда (честность), обзываемая простотой (глупостью),
12. И порабощенное добро, вынужденное служить торжествующему злу.
13. Уставший от всего этого, я хотел бы избавиться от этого,
14. Если бы не то, что умри я, я бы оставил мою любовь одинокой.
В соответствии с задачей сонет построен в виде «запева» — начальной строки, свидетельствующей об утрате автором смысла жизни, 11 строк перечисления, объясняющего причину утраты, и сонетного замка, первая строка которого начинается теми же словами, что и первая строка сонета, и повторяет ту же мысль о желании умереть, а вторая — антитеза этому желанию: любовь – единственное, что еще удерживает Шекспира в этой жизни. Каждая из 11 строк о «дьявольском засилье» – самостоятельная формулировка, причем Шекспир собрал в сонете основные категории добра и зла, даже простой «перечень» которых дает представление о главных направлениях их борьбы в земной жизни, а общее впечатление от этого перечисления – сама жизнь в ее победительно-негативном, приземленном, бездуховном варианте.
По замыслу Шекспира этот сонет – центральный в цикле и должен был стоять в его середине. С учетом того, что 153-й и 154-й СОНЕТЫ явно отличаются от предыдущих 26 и написаны исключительно для завершения цикла, первоначально в шекспировском сонетном цикле было 126 сонетов, а 66-й и был практически в середине; 26 сонетов, обращенных к «смуглой леди», скорее всего, и были вставлены вместе с последними двумя непосредственно перед изданием «Сонетов».
Поскольку это соотношение добра и зла в земной жизни имеет место всегда (человек – точка приложения борьбы Бога и Дьявола, его душа – поле их битвы, и во все времена победа темных сил в земном плане выглядела неоспоримой), 66-й сонет приобрел особую известность и стал знаменитым; я думаю, нет языка, на который он не был бы переведен. Русских переводов его сделано неисчислимо – только опубликованных существует более полусотни. Между тем из сказанного следует, что сонет представляет собой неординарную трудность для перевода, ибо переводчику важно не только не уйти в формальное перечисление категорий добра и зла и нигде не подменить общие категории на частные (что мгновенно приводит к снижению обличительного пафоса сонета и его мощи), но и необходимо освоить основной человеческий опыт: прожить жизнь и сохраниться как личности.
В этом отношении из всех русских переводов явно выделяется пастернаковский: он гениален. Ни один русский перевод невозможно поставить с ним рядом, настолько он точен, прост и одновременно мощен, — даже несмотря на то, что в некоторых формулировках он несколько устарел. Единственный, кроме Пастернака, кто приемлемо перевел 66-й СОНЕТ, был В.Бенедиктов, но, помимо того, что он перевел его (как и другие 11 сонетов Шекспира) шестистопником и в форме итальянского сонета, в целом его перевод по словарю и интонации принадлежит все-таки XIX веку. Желающие убедиться в справедливости сказанного могут найти все тексты в Интернете, где существует и сайт по 66-му сонету (libelli.narod.ru/sonnet66/).
Когда я начинал работу над этой статьей (речь идет о статье «Сонеты Шекспира: проблема перевода или проблема переводчика?», из последней редакции которой взята эта главка — В.К.), я уже знал перевод Пастернака наизусть и представить себе не мог, что кто бы то ни было решится переводить 66-й СОНЕТ вслед за гением, — если бы не мое участие в юбилейном семинаре 1985 года в Ленинграде, где организаторами (А.Аникст, Ю.Левин) в обязательное чтение 10 переведенных участниками сонетов был включен и 66-й. Эти попытки его перевода заставили меня продумать вопрос о целесообразности новых переводов вообще и сформулировать обоснование такой целесообразности. Решающим стало понимание того, что перевод обязан быть современным, что именно современность перевода – это вообще основная причина все нового и нового обращения переводчиков к оригиналам.
Привожу свой и пастернаковский переводы 66-го сонета:
Перевод Б.Пастернака:
Измучась всем, я умереть хочу:
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли заткнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.
Мой перевод:
Постыла жизнь, и только смерти жду:
Как жить, где нет ни веры, ни доверья,
И гордость обрекли на нищету,
И веселятся, чей доход не мерян;
И где кривая власть калечит дух,
И подлость подают как благородство,
И глупость держит ум на поводу,
И честность просто глупостью зовется;
И где добро обслуживает зло,
И честь — всего лишь жалкий предрассудок,
И самых лучших оболгали зло,
И правду, рот зажав ей, нагло судят.
Постыла жизнь. Что ждать, раз выход есть? —
Но друга на кого оставить здесь?
Разница во времени (почти 60 лет) очевидна: там где у Пастернака «мается бедняк», здесь уже нищета, там, где у него «честь девичья», здесь речь вообще о чести и т.д. Мне могут заметить, что мы переводим сонеты Шекспира, а не современное стихотворение. Да, верно, но только так, погружением читателя в современный контекст мы создаем то ощущение, которое возникало у слушателя (читателя) этого сонета в шекспировские времена — а это и есть задача переводчика. (Вот почему, в частности, в переводе этого сонета, как, впрочем, и всех сонетов Шекспира, неуместны любые архаизмы, которые разрушают восприятие стихотворения современным читателем).
Что же касается цельности моего перевода и его силы — судить об этом не мне.