Ты, видимо, не понимаешь, что я имею ввиду когда говорю "хулиганство"
Оффтопик
Оффтопик
Оффтопик
И кусок текста... 18+— Больше не падай, — усмехнулся он, почти бережно усаживая меня на Лехину машину. – Ступнями в землю упрись, раз шатает! Хороший мальчик!
Я вновь опустил голову, чувствуя, как бегут с волос под воротник частые капли, как холодит ладони капот. Костюм мокрый, в пятнах. Не знаю, удастся ли отстирать. В ботинках – болото, пофиг. Рядом с колесом вылезла из щели чахлая ромашка. Я тоже, наверное, как эта ромашка. Как и ее, еще немного, и меня растопчут. И сил нет сопротивляться, даже когда чьи-то руки тянутся к моей груди, расстегивая пуговицы пиджака. Судя по горькому запаху герани – Леха.
— Не сопротивляйся, — приказал он. – Немного стыда, и все обойдется. Тебе ведь денег надо, правда? Так я дам. А то, бедненькому, нищему студенту даже жрать не на что. Будешь паймальчиком, куплю тебе на обратном пути мороженное. Даже два. Будешь рыпаться – раскрасим тебе морду. Ты уже понял, что все серьезно.
Конечно, понял. Амбалы вокруг машины не дают не понять. Я медленно поднял голову и посмотрел на Леху, будто увидев его в первый раз. Он думает, что все можно купить деньгами? Наверное. Наверное, потому и взбесился из-за Аньки… не умеют такие проигрывать. Ничему их жизнь не учит. А меня, меня учит? Надо было сразу сказать, что я знаю, надо было сразу послать, и не было бы холодных, дрожащих рук Лехи, опускающих мне с плеч пиджак. И не было бы дрожи отвращения и его горячего дыхания, от которого мутит еще больше, чем от голода.
— Оставь так, — сказал он, когда я попытался высвободить ладони из рукавов, — так даже эстетичнее.
Эстет херов! Но надо терпеть и не рыпаться, на больницы у меня денег нет. Теперь и до рубашки добрался, расстегивает пуговицы несмело, будто сам не веря, расстегивает, проводит кончиками пальцев по моей груди, по шее, к линии волос. А я все стою как дурак, отворачиваюсь и до конца не верю, что это все происходит со мной. Ткань рубашки мокрая, липнет к коже. Холодно… противно. Пальцы Лехи ледяные, чуть повздрагивают, и так же дрожат его губы. А ведь он не играет. Будто ест меня взглядом, каждый сантиметр все более оголяющейся кожи. Будто силится что-то понять:
— Почему именно ты? – выдохнул он.
Я лишь вздохнул, вновь опустив голову. Рука Лехи замерла у моей груди, прошлась возле кожи на расстоянии сантиметра, а я и так, казалось, почувствовал лед его пальцев. Смотрел и взгляда не мог оторвать от кольца на его мизинце, от кожаного браслета на запястье. Неужели так сильно любит Аньку, что на такие глупости готов?
— Почему мне отказал, а на тебя так смотрит?
Я, вздрогнул, подумав, что ослышался, а Леха продолжал:
— Чем ты лучше?
Мать вашу, это что? Бабские разборки? Из-за мужика? Какого мужика?
Его колено вошло между моих, ладонь толкнула в грудь, опрокидывая на прохладный капот, где-то вдалеке щелкнул объектив. Снимают… вот что тебе надо… золотой мальчик? Но тебе же мало. И глаза твои расширяются, темнеют, явно же не от любопытства, и губы слегка раскрываются, и по щекам твоим ползет предательский румянец. И руки твои тянутся к моему ремню…
— Отвали! – не выдержал я, отворачиваясь.
Прикосновения липких губ в шею обожгли неадекватом. Я знал, что придется расплачиваться, но было пофиг! Высвободив ладони из пиджака, я оттолкнул Леху, ускоряя его полет ударом в лицо. Бедный буратино спиной проехался по бетону, приземлившись в лужу, дорогой костюм его потемнел от грязи, на левой щеке вскипело красное пятно.
— Ну ты мертвец! – крикнул он, когда один из амбалов стащил меня с машины, грубо бросив коленями в бетон.
Я вновь опустил голову, чувствуя, как бегут с волос под воротник частые капли, как холодит ладони капот. Костюм мокрый, в пятнах. Не знаю, удастся ли отстирать. В ботинках – болото, пофиг. Рядом с колесом вылезла из щели чахлая ромашка. Я тоже, наверное, как эта ромашка. Как и ее, еще немного, и меня растопчут. И сил нет сопротивляться, даже когда чьи-то руки тянутся к моей груди, расстегивая пуговицы пиджака. Судя по горькому запаху герани – Леха.
— Не сопротивляйся, — приказал он. – Немного стыда, и все обойдется. Тебе ведь денег надо, правда? Так я дам. А то, бедненькому, нищему студенту даже жрать не на что. Будешь паймальчиком, куплю тебе на обратном пути мороженное. Даже два. Будешь рыпаться – раскрасим тебе морду. Ты уже понял, что все серьезно.
Конечно, понял. Амбалы вокруг машины не дают не понять. Я медленно поднял голову и посмотрел на Леху, будто увидев его в первый раз. Он думает, что все можно купить деньгами? Наверное. Наверное, потому и взбесился из-за Аньки… не умеют такие проигрывать. Ничему их жизнь не учит. А меня, меня учит? Надо было сразу сказать, что я знаю, надо было сразу послать, и не было бы холодных, дрожащих рук Лехи, опускающих мне с плеч пиджак. И не было бы дрожи отвращения и его горячего дыхания, от которого мутит еще больше, чем от голода.
— Оставь так, — сказал он, когда я попытался высвободить ладони из рукавов, — так даже эстетичнее.
Эстет херов! Но надо терпеть и не рыпаться, на больницы у меня денег нет. Теперь и до рубашки добрался, расстегивает пуговицы несмело, будто сам не веря, расстегивает, проводит кончиками пальцев по моей груди, по шее, к линии волос. А я все стою как дурак, отворачиваюсь и до конца не верю, что это все происходит со мной. Ткань рубашки мокрая, липнет к коже. Холодно… противно. Пальцы Лехи ледяные, чуть повздрагивают, и так же дрожат его губы. А ведь он не играет. Будто ест меня взглядом, каждый сантиметр все более оголяющейся кожи. Будто силится что-то понять:
— Почему именно ты? – выдохнул он.
Я лишь вздохнул, вновь опустив голову. Рука Лехи замерла у моей груди, прошлась возле кожи на расстоянии сантиметра, а я и так, казалось, почувствовал лед его пальцев. Смотрел и взгляда не мог оторвать от кольца на его мизинце, от кожаного браслета на запястье. Неужели так сильно любит Аньку, что на такие глупости готов?
— Почему мне отказал, а на тебя так смотрит?
Я, вздрогнул, подумав, что ослышался, а Леха продолжал:
— Чем ты лучше?
Мать вашу, это что? Бабские разборки? Из-за мужика? Какого мужика?
Его колено вошло между моих, ладонь толкнула в грудь, опрокидывая на прохладный капот, где-то вдалеке щелкнул объектив. Снимают… вот что тебе надо… золотой мальчик? Но тебе же мало. И глаза твои расширяются, темнеют, явно же не от любопытства, и губы слегка раскрываются, и по щекам твоим ползет предательский румянец. И руки твои тянутся к моему ремню…
— Отвали! – не выдержал я, отворачиваясь.
Прикосновения липких губ в шею обожгли неадекватом. Я знал, что придется расплачиваться, но было пофиг! Высвободив ладони из пиджака, я оттолкнул Леху, ускоряя его полет ударом в лицо. Бедный буратино спиной проехался по бетону, приземлившись в лужу, дорогой костюм его потемнел от грязи, на левой щеке вскипело красное пятно.
— Ну ты мертвец! – крикнул он, когда один из амбалов стащил меня с машины, грубо бросив коленями в бетон.
Уже получила слегка за это от беты