— Серый, — удивился тракторист Тараканов.
— Ага. С продрисью, — добавила бригадирша Горохова.
— Молчи, дура. А то, как стрельнет из бластера!
— Молчи дура, — с некоторым трудом проговорил пришелец.
— Вот и я ей говорю, — цыкнул на Маньку Василий.
— Здравствуйте, — проскрипел Серый.
— Здравствуйте, — хором отозвались земляне.
— Серый. С продрисью, — представился астронавт.
— Ну, не совсем как бы… — Манька попыталась загладить неловкость.
— Не совсем, — проговорил пришелец.
— А! — догадался Василий. — Он за нами слова повторяет.
— Точно. Язык изучает.
— Изучает язык, — кивнул Серый.

— Ты кто? — спросил он Маньку.
— Не узнал? Как я тебе?
— Ничего. Но, что ты тут делаешь? Сейчас Манька придёт, знаешь, что будет?
— Так я ж и есть Манька.
— Мне по х… й, как тебя зовут. Выметайся!
— Что?!
— Ещё и платье чужое надела. Воровка. Сымай! Нет, не надо. Дуй отсюдова!
— Да как ты смеешь, придурок!
— Вот, сука! — Никифор подскочил, схватил Маньку за руку и потащил к двери.
— Пусти, урод, придурок, импотент!
Горохов с силой толкнул самозванку в спину, та с размаху врезалась лицом в дверь.
— А-а-а! — заорала Манька.
— А-а-а! — заорал Никифор, не увидев на лице женщины ни носа, ни губ, ни подбородка. — Ты кто? Оборотень?

ещё не достиг уровня русского матерщинника, вскормленного революцией, репрессиями, коммунизмом, перестройкой и свалившимся, как снег на голову, загнивающим капитализмом.

— Кулэмбе, сука, на х… й емуратти.
— Не понял.
— Да зае… сь оно всё на х… й!
— Теперь понял. Правильно говоришь. Хороший ты чувак, Серый. Хоть и засранец.
— И ты Вася хороший, хоть и балбес.
— Но-но!
— Да я ж любя…

Господин Брызжеватый всё ещё пилил «золотую» гирю. Будучи дальтоником он не замечал, что опилки не того цвета.