“Ну вот и докатился до завтрака холостяка”, — задумавшись, Андрей поставил сковороду на плиту. Хорошо в холодильнике оказались яйца, а в тумбочке остатки масла. Дольше всего искал соль, солонка была пуста. Никогда не обращал внимания, где Анжела держит припасы.

Она ушла утром, когда он еще спал. Проснулся, измотанный очередным скандалом – ни вещей, ни записки. Обиды не было, только давило на сердце разочарование. В последнее время все намекало на такое развитие событий. Сначала странные фразы Анжелы, что пришло ее время. Потом истерики. Просила, чтобы отпустил и вешалась на шею, требуя, что бы удержал. Дралась, кричала, била посуду и рыдала в подушку. Он сперва думал, что это обычное бабье, выдурится девка и снова всё будет, как прежде. Но становилось только хуже. “Что, в дурдом сдашь?”- с неожиданной горечью бросила ему в лицо, когда он пытался остановить ее, перерывающую дом в поисках яда. Надо было сдать, наверное. Но он дрогнул, не смог. Надеялся, что за новогодние праздники она придет в себя.

А недавно в гости нагрянул Виталий, друг детства, и притащил с собой Калмыка. Они весело ввалились в квартиру, смахивая с шапок и курток снег и смеясь чему-то своему. Компанией сели за стол. Оливье, курица с картошкой, тортик – всё, как положено. Подкладывая в тарелки горячее, суетилась Анжела. Андрей пытался узнать имя Калмыка – неудобно обращаться к незнакомому по прозвищу – но тот отнекивался, ссылаясь на какие-то свои поверья. “Шаман он, — пояснил Виталий. – В каждом видит изначального зверя.” Андрей разлил вино по бокалам раз, другой, третий. “Зверь изначальный – душа человека, то, что в его тонком мире живёт. Ты Волк, — глядя в глаза, сказал Калмык. – Сильный зверь, волевой. За добычей без устали идешь и обид не прощаешь. Любишь играть, но дома не знаешь.” Андрей тогда рассмеялся и подтвердил. Так все и было. Дома как не было, так и нет, а воли и силы в достатке. Полная сумка обид и долгов не меньше. “А я?” – игриво хохотнула Анжела. Калмык пристально посмотрел на нее. Долго смотрел, на глазах трезвея и мрачнея. Анжела перестала улыбаться и откинулась назад под этим тяжелым взглядом, прислонилась спиной к стене. “Человек”, — вдруг усмехнулся Калмык. Анжела всхлипнула и выбежала из кухни, а потом ревела в ванной. Калмык тогда сказал Андрею: «Бойся её. Оборотень она. Луна большая будет – и сожрёт. Человека немного останется — уйдёт». Он не поверил. Он тогда вообще не хотел верить в плохое. Пройдут праздники – и все утрясется, встанет на место. Хуже быть не может, невозможно уже хуже.

Очнувшись, Андрей опустил глаза. Яйца всё также плавали жёлтыми и прозрачными разводами на холодной сковороде. Ядовитым запахом сочилась конфорка. Он так и забыл зажечь газ.