Надо успокоиться и всё хорошо обдумать, а лучше всего это можно сделать за завтраком. Андрей покрутился на кухне, с вечера ничего не осталась, надо самому что-то приготовить. Самое простое, что могло прийти на ум — яичница. В холодильнике оказалась пара яиц, маловато, конечно, но для начала холостяцкой жизни вполне подойдёт. Масло нашлось почему-то в тумбочке, а соль, как и положено, на полочке над столом.

Поставив сковороду на плитку, Андрей, довольный собой, разбил яйца, почему-то сразу растёкшиеся по чугунной поверхности. Сменив улыбку на недовольное лицо, густо посолил свой шедевр и, глядя на жёлтые разводы, задумался.

 

…Анжела ушла. Вот так запросто, пока спал, она собрала вещи и ушла, даже не оставив записку. Как-то она заявила, что её время пришло. Какое время? Не совсем понял, но знал — это первый шажок к отступлению. Последнее время Анжела часто начинала драку, вернее, дралась она, а Андрей только прикрывался руками, подушкой, плющевым медвежонком… Она кричала, потом била посуду, а затем рыдала в подушку, отобрав её у Андрея. Это повторялась изо дня в день. То требовала, чтобы отпустил, то чтобы удержал. А Андрей всё думал — обычное дело, у всех бывают срывы, перебесится, да и сядет на ту же задницу. И вот, пожалуйста, не перебесилась. Ушла. Хотя и ждал этого, но как-то не так представлял себе их разрыв.

Случай помог понять, что расставание неизбежно, и ждать, что Анжела измениться, просто бессмысленно.

Виталька — друг детства, приехал на Новый Год, да не один — приволок своего товарища, по кличке Калмык. Ну не имя же такое у мужика, ясное дело — кличка.

Они ввалились в квартиру, как к себе домой. Смахивая снег на стены и пол, и хохоча о чём-то своём. Надежда на тихий семейный ужин сразу улетучилась. Анжела суетилась, даже, наверно, радовалась. Столько наготовила, теперь хоть есть перед кем похвастать своими кулинарными способностями. Она бегала вокруг стола, за которым вольготно расположились трое мужчин, расставляла тарелки с салатами, нарезкой. В центр водрузила огромное блюдо с курицей и картошкой. Обязательное оливье, заняло самое почётное место возле гостей, а тортик, что Анжела сама испекла, оказался перед Андреем. Хотя он совсем не любил сладкое, но пришлось мило улыбнуться.

Наконец-то Анжела перестала суетиться и присела с краю, словно и не хозяйка. Поняв, что уже можно, Андрей разлил вино по бокалам. Выпили за старый год, потом ещё и ещё. Виталькин товарищ захмелев, вдруг вспомнил, что он шаман и видит в людях «их внутреннюю сущность — их изначального зверя».

И не дожидаясь вопросов, сразу назвал Андрея Волком.

«Волк — зверь сильный, игривый, волевой и не знающий дома. Волк умеет без устали следовать за добычей и никогда не прощает обид», — заявил он, опрокидывая в себя очередной бокал вина.

Андрей рассмеялся и, решив поддержать шутку, как он подумал тогда, согласился: «Дома нет, воли и силы в достатке, обид и долгов много и причём, поровну».

Калмык улыбался и постоянно кивал, дескать, попал в точку, а потом взглянул на Анжелу и, резко изменившись в лице, произнёс: «Человек».

Все рассмеялись, только не он. Калмык даже не улыбнулся. Он словно окаменел. Сидел и смотрел на лицо Анжелы. А она вдруг разревелась и убежала.

Небольшая пауза, а потом Калмык-шаман наклонился близко к Андрею и тихо произнёс: «Оборотень она. Будет большая Луна, и сожрёт. Совсем мало человека осталось. Бойся её». Тогда Андрей не поверил, но праздник оказался испорчен…

 

Андрей очнулся от воспоминаний и посмотрел на сковороду. Растёкшиеся яйца так и не превратились в яичницу и приторный запах, всё сильнее окутывающий его, заставил комок подступить к горлу. Голова закружилась и, теряя сознание, Андрей упал на пол. Последнее, что он успел подумать: «Я забыл зажечь газ…»