Персональный блог: СНШ Анастасия / По следам памяти. Поэты. (121) Берман Евгений 5 июня 2017, 11:12 3 Поскольку мы, как оказалось, встретились в писательском собрании (что означает ваше новомодное словечко «сайт», я не знаю и знать не хочу), позволю себе ещё посвящение собратьям по перу. В редакции толстого журналаВ РЕДАКЦИИ ТОЛСТОГО ЖУРНАЛА Серьезных лиц густая волосатостьИ двухпудовые, свинцовые слова:«Позитивизм», «идейная предвзятость»,«Спецификация», «реальные права»… Жестикулируя, бурля и споря,Киты редакции не видят двух персон:Поэт принес «Ночную песню моря»,А беллетрист — «Последний детский сон». Поэт присел на самый кончик стулаИ кверх ногами развернул журнал,А беллетрист покорно и сутулоУ подоконника на чьи-то ноги стал. Обносят чай… Поэт взял два стакана,А беллетрист не взял ни одного.В волнах серьезного табачного туманаОни уже не ищут ничего. Вдруг беллетрист, как леопард, в поэтаМетнул глаза: «Прозаик или нет?»Поэт и сам давно искал ответа:«Судя по галстуку, похоже, что поэт»… Подходит некто в сером, но по моде,И говорит поэту: «Плач земли? ..»— «Нет, я вам дал три «Песни о восходе»»И некто отвечает: «Не пошли!» Поэт поник. Поэт исполнен горя:Он думал из «Восходов» сшить штаны!«Вот здесь еще «Ночная песня моря»,А здесь — «Дыханье северной весны»». — «Не надо, — отвечает некто в сером:—У нас лежит сто весен и морей».Душа поэта затянулась флером,И розы превратились в сельдерей. «Вам что?» И беллетрист скороговоркой:«Я год назад прислал «Ее любовь»».Ответили, пошаривши в конторке:«Затеряна. Перепишите вновь». — «А вот, не надо ль?— беллетрист запнулся.—Здесь… семь листов — «Последний детский сон»».Но некто в сером круто обернулся —В соседней комнате залаял телефон. Чрез полчаса, придя от телефона,Он, разумеется, беднягу не узналИ, проходя, лишь буркнул раздраженно:«Не принято! Ведь я уже сказал!..» На улице сморкался дождь слюнявый.Смеркалось… Ветер. Тусклый, дальний гул.Поэт с «Ночною песней» взял направо,А беллетрист налево повернул. Счастливый случай скуп и черств, как Плюшкин.Два жемчуга опять на мостовой…Ах, может быть, поэт был новый Пушкин1,А беллетрист был новый Лев Толстой?! Бей, ветер, их в лицо, дуй за сорочку —Надуй им жабу, тиф и дифтерит!Пускай не продают души в рассрочку,Пускай душа их без штанов парит… (Между 1906 и 1909)
Поскольку мы, как оказалось, встретились в писательском собрании (что означает ваше новомодное словечко «сайт», я не знаю и знать не хочу), позволю себе ещё посвящение собратьям по перу.
В РЕДАКЦИИ ТОЛСТОГО ЖУРНАЛА
Серьезных лиц густая волосатость
И двухпудовые, свинцовые слова:
«Позитивизм», «идейная предвзятость»,
«Спецификация», «реальные права»…
Жестикулируя, бурля и споря,
Киты редакции не видят двух персон:
Поэт принес «Ночную песню моря»,
А беллетрист — «Последний детский сон».
Поэт присел на самый кончик стула
И кверх ногами развернул журнал,
А беллетрист покорно и сутуло
У подоконника на чьи-то ноги стал.
Обносят чай… Поэт взял два стакана,
А беллетрист не взял ни одного.
В волнах серьезного табачного тумана
Они уже не ищут ничего.
Вдруг беллетрист, как леопард, в поэта
Метнул глаза: «Прозаик или нет?»
Поэт и сам давно искал ответа:
«Судя по галстуку, похоже, что поэт»…
Подходит некто в сером, но по моде,
И говорит поэту: «Плач земли? ..»
— «Нет, я вам дал три «Песни о восходе»»
И некто отвечает: «Не пошли!»
Поэт поник. Поэт исполнен горя:
Он думал из «Восходов» сшить штаны!
«Вот здесь еще «Ночная песня моря»,
А здесь — «Дыханье северной весны»».
— «Не надо, — отвечает некто в сером:—
У нас лежит сто весен и морей».
Душа поэта затянулась флером,
И розы превратились в сельдерей.
«Вам что?» И беллетрист скороговоркой:
«Я год назад прислал «Ее любовь»».
Ответили, пошаривши в конторке:
«Затеряна. Перепишите вновь».
— «А вот, не надо ль?— беллетрист запнулся.—
Здесь… семь листов — «Последний детский сон»».
Но некто в сером круто обернулся —
В соседней комнате залаял телефон.
Чрез полчаса, придя от телефона,
Он, разумеется, беднягу не узнал
И, проходя, лишь буркнул раздраженно:
«Не принято! Ведь я уже сказал!..»
На улице сморкался дождь слюнявый.
Смеркалось… Ветер. Тусклый, дальний гул.
Поэт с «Ночною песней» взял направо,
А беллетрист налево повернул.
Счастливый случай скуп и черств, как Плюшкин.
Два жемчуга опять на мостовой…
Ах, может быть, поэт был новый Пушкин1,
А беллетрист был новый Лев Толстой?!
Бей, ветер, их в лицо, дуй за сорочку —
Надуй им жабу, тиф и дифтерит!
Пускай не продают души в рассрочку,
Пускай душа их без штанов парит…
(Между 1906 и 1909)