Не знаю, в количество строк не уложилась, но так хочется рассказать историю про своего прадедушку. Самого его не видела, и история с чужих слов, но меня задела. В общем, если можно.

 

То весной сорок третьего было:

Через поле товарищи шли,

Только поле то стало могилой

Для кого-то. Кого-то спасли.

 

Как спасли – не считается важным

Для кого-то. А кто-то вздохнет,

Что был случай тяжелый однажды,

Его тяжесть не каждый поймёт.

 

То весной сорок третьего было:

Через поле товарищи шли –

И один подорвался на мине

Страшно видеть всё то, что нашли:

 

На земле, от бомбежёк уставшей

В окровавленной, алой траве

Захрипел человек, смерти ждавший.

Человек ли? Не верится мне.

 

Вместо рук, вместо ног – только жилы,

Что свисали на красную грязь…

Он дышал еле-еле, вполсилы,

Замирая, очнуться боясь.

 

— Потерпи, не отдам тебя страху, –

В исступленьи товарищ кричал,

Разрывая на тряпки рубаху…

Только голос всё глуше звучал

 

Для того, кто пронизан был болью,

Для того, кто не чувствовал слёз…

Эх, судьба, наградила же ролью

Умирать среди белых берез.

 

Только смерть поскорей не приходит

Оттого и мучительней ждать;

Будто небо причин не находит,

Чтоб солдата с собой забирать.

 

— Застрели, застрели, умоляю…-

Стон пронзительный, голос живой.

— Не могу, хоть себя проклинаю,

Уничтожить того, кто родной.

 

И из поля с пожженной травою,

В ближний в госпиталь — чтобы ожил,

Он шинель расстелил над росою

И бойца на неё уложил.

 

А тащить — хоть закончатся силы,

До кровавого пота на лбу,

Даже если им сразу в могилу –

Вместе встретят любую судьбу.

 

Только колет внутри не от страха –

Оттого, что услышать пришлось,

С каждым словом ужасней, чем плаха:

— Брось меня, чёртов праведник, брось! –

 

И хрипел, и давился слюною,

Но откуда в нем силы взялось,

Повторять, задевать за больное:

— Брось меня, ради дружбы хоть брось!

 

Руки дрогнули: мышцы заныли –

Подогнулися ноги, но в том

Усомнился боец. Заслонили

Мысли – слабости. Шёл напролом.

 

Только вот обернуться боялся,

Чтоб услышать опять не пришлось

Слов, которым тогда чуть не сдался:

— Друг, я жить не хочу, сможешь – брось…

 

***

 

— Дед, родимый, скажи мне: с тобой ли?

Больно горек рассказ, да не прост.

Расскажи окончанье истории?

Улыбаешься. Значит донёс.

 

— Все бы просто, да только истории

Я и сам не услышал конца.

Так осталась она аллегорией

В исковерканной жизни бойца.

 

Только знаешь ли, холодноватое

Затаилося в душу рабу.

Да и стукнет, бывает, проклятое:

Прав ли я, что вмешался в судьбу?