— Когда Люция забрала меня из дворца, — смущенно начала Ева. Запнулась, поняв, что ее переживания и прошлое — пустое, ненужное, лишнее для кошкиных ушей. Но кошка смотрела на небо, а белые пушистые ушки были повернуты к паучонку. Вся во внимании. И Ева осмелилась продолжить. — Когда она забрала меня, я боялась ее до дрожи в коленках. Она была груба, равнодушна и скора на расправу. Грозила арбалетом, отдавала самое невкусное мясо и не пыталась быть со мной доброй и ласковой. Командовала, когда ее лечить, когда молчать, когда спать, когда собирать дрова. И было такое гнетущее тяжелое чувство внутри. Неповиновение каралось голодовками. Она заставила меня молчать силой, ее стрел я боялась, как огня, парочка прошла возле моей головы, и несколько дней я даже заикалась. Она выдрессировала меня под себя, и больше ничего, — Ева пожала плечами. — Я думала, она и дальше будет тюкать и обижать меня, но стоило мне просто слушаться ее, как она стала хорошо ко мне относиться. Моя покорность оплачивалась лекарствами, едой, водой и поблажками. Если я уставала и ныла, то она шла позади меня и пинками гнала вперед. А если, устав, я терпела и молчала, то она несла меня на спине, — паучонок тепло улыбнулась, невольно поерзав. — Она отучила меня жаловаться и страдать попусту. Я захотела быть хоть немного, но похожей на нее.