Ну так, я обещал рассказать, как воспринял текст: про иронию, ехидство и истинные чувства.

Эпизод первый про перья, иглы и материны слезы.

Смотрите, что получается: сначала Ленка сама плачет:

вытерла глаза

потом плачет ее мать:

Затем долго-долго лилась вода в ванной, а когда, наконец, перестала литься, и того хуже! До белого света из спальни родителей через распахнутые окна доносились до Ленки сдавленные мамины рыдания и глубокие вздохи.

Значит, эмоции в эпизоде должны быть достаточно сильные. А по тексту что я вижу?

Вот, зачин:

Никогда, ни при каких обстоятельствах, кто бы вас ни уговаривал, не соглашайтесь держать в доме павлиньи перья или иглы дикобраза! Поверьте, не то будете раскаиваться в своем легкомыслии.

Ирония плюс обращение к читателю — некоторая отстраненность от конфликта, попытка представить его чужим и несерьезным. Сразу уводит нас в сторону от этих самых чувств: вуалирует их. По правде-то мать и Ленка плачут оттого, что отец уезжает, что не живет с семьей. Тут пахнет крупной ссорой родителей взаимным разочарованием. А ребенок в такой ситуации всегда сильно страдает. Сильные эмоции, горе, можно сказать.

А по тексту — шутливый тон. Подавление сильных эмоций за счет иронии.

Дальше. Ироничные (а как по мне — и ехидне) фразы и слова выделяю жирным.

И, что тут скажешь, отец Ленки Лемешевой привез из командировки как раз эти злосчастные сувениры: перья павлина и иглы дикобраза!

Они тотчас же сыграли свою роковую роль. Мать семейства, услышав, что послезавтра благоверный опять уезжает в «пустыни и джунгли» (*1), грохнула на стол блюдо с фирменными голубцами и удалилась на посиделки к соседке…

Отец виновато дернул Ленку за косу: «Останься с мамой». Потом взял за ручонку младшего, перебросил через плечо так и не распакованный рюкзак и буркнул.

— Мы с Санькой бабушку навестим.

А затем затворил за собой двери Ленкиного отчего дома.

Видите, сколько раз вы смеетесь в ситуации, когда на самом-то деле никому не смешно?

Теперь почему мне это не нравится.

А потому что история-то про девочку. Подростковый роман предполагает историю взросления, переломов, изменений. И сильных эмоций. А тут у нас уже иронично-ехидное отношение к жизни не ребенка, не болезненно-взрослеющего подростка, а взрослой женщины. Зачем Ленке взрослеть, получается, если она уже взрослая и все воспринимает и преодолевает по-взрослому?

Или это не Ленка, а автор? Но тогда у нас будет роман не для подростков, а о подростках, но для взрослых.

Понятно, что я хочу сказать? У вас в подростковом романе основной тон — это тон отношения к жизни взрослой женщины.

Это не критика, чтобы правильно было понято, и не призыв править. Это то, что я вижу, когда читаю, мое отношение к тексту.