Солнце стояло высоко и слепило глаза, но над отрядом, ползущем по северной дороге, уже можно было различить частый лес копий и знамен. Ричард, герцог земель, заключенных между Саут-ривер и Килвордским лесом, дал знак следовать навстречу небольшому войску. Герцогу скоро исполнялось пятьдесят, но в седле он держался так же крепко, как в двадцать, а голова его еще не поседела и наполовину. Герб, вышитый на высоко поднятом знамени, изображал медвежью голову с ощерившейся пастью, что как нельзя лучше подходило его характеру. Заскрипел свежий, нетронутый снег, и шелковое полотно, без ветра ровно свисавшее с перекладины, заколыхалось в такт рыси лошади знаменосца.

Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась однообразная, покрытая снегом равнина, но на юго–западе – герцог мог поклясться, что уже видит их – в небе дрожали струйки дыма от очагов Керка, небольшого селения в половине дня пути от Лондона.

«И мы уже могли быть там», — досадливо подумал он, пуская коня в галоп. Немного замешкавшись, молодой знаменосец устремился следом. Ричард промолчал, но недовольно рыкнул про себя: он не любил рисоваться. «Пусть Господь проклянет этот день и эту зиму! Проклятый французский недотепа!» Герцог получил послание короля несколько дней назад и тут же отправился в путь. Теперь ему не терпелось побыстрее разобраться в этом деле.