Ночь тем временем шла на убыль, начало светать, но местами ещё клубился предрассветный туман. Макс коснулся борта, чувствуя под рукой влажное шероховатое дерево, потянул плотный воздух, вдыхая запах соли, водорослей и едва различимый дух смоляной пропитки корпуса.
Было очень тихо, и корабль осторожно скользил по воде. Промокшие от солёной воды канаты покрылись коркой и огрубели на прохладном ветру. Макс забрался на грот-ванты и остался сидеть прямо на них, с напряжением глядя на тёмную и непрозрачную поверхность моря. Не кричали чайки, не гомонили полусонные матросы, и почти не плескалась вода — так плавно шёл корабль, разрезая носом волнистую гладь.
С марса раздалось чьё-то гундосое пение про жарких девушек. Макс хмыкнул и поёжился. Он бы сейчас многое отдал, чтобы быстрее вернуться в солнечную столицу… и не только потому, что там было на порядок теплее.
От лёгкого качка Макс обхватил ванты покрепче, вплетая руку до локтя в тугие снасти. На миг показалось, что ветер донёс до него запах свежеобжаренного кофе и горячего хлеба, который готовили слуги по утрам. И ощущение было таким ярким, что от голода заурчало в животе. А какое они делали жаркое из индейки…
Но вот над холодной гладью наконец разлился лёгкий румянец, и белёсое солнце сверкнуло первым лучом прямо в глаза. Макс сощурился. Растеклись по палубе клетчатые тени от вант, расходились и истончались облака. Менялся ветер. И начиналась работа. И это лучше, чем снова вспоминать прошлое.
От лёгкого качка Макс обхватил ванты покрепче
«Качка» — женский род, единственное число. На отдельные «качки» не делится.
Как-то вязко и сладко. Вроде бы должно быть красиво, но красота эта слишком намеренная, напускная. Прочитал — осталось острое чувство какой-то фальши. Не понравилось.
#12
Ночь тем временем шла на убыль, начало светать, но местами ещё клубился предрассветный туман. Макс коснулся борта, чувствуя под рукой влажное шероховатое дерево, потянул плотный воздух, вдыхая запах соли, водорослей и едва различимый дух смоляной пропитки корпуса.
Было очень тихо, и корабль осторожно скользил по воде. Промокшие от солёной воды канаты покрылись коркой и огрубели на прохладном ветру. Макс забрался на грот-ванты и остался сидеть прямо на них, с напряжением глядя на тёмную и непрозрачную поверхность моря. Не кричали чайки, не гомонили полусонные матросы, и почти не плескалась вода — так плавно шёл корабль, разрезая носом волнистую гладь.
С марса раздалось чьё-то гундосое пение про жарких девушек. Макс хмыкнул и поёжился. Он бы сейчас многое отдал, чтобы быстрее вернуться в солнечную столицу… и не только потому, что там было на порядок теплее.
От лёгкого качка Макс обхватил ванты покрепче, вплетая руку до локтя в тугие снасти. На миг показалось, что ветер донёс до него запах свежеобжаренного кофе и горячего хлеба, который готовили слуги по утрам. И ощущение было таким ярким, что от голода заурчало в животе. А какое они делали жаркое из индейки…
Но вот над холодной гладью наконец разлился лёгкий румянец, и белёсое солнце сверкнуло первым лучом прямо в глаза. Макс сощурился. Растеклись по палубе клетчатые тени от вант, расходились и истончались облака. Менялся ветер. И начиналась работа. И это лучше, чем снова вспоминать прошлое.
Как-то вязко и сладко. Вроде бы должно быть красиво, но красота эта слишком намеренная, напускная. Прочитал — осталось острое чувство какой-то фальши. Не понравилось.