Багряное солнце заходило за горизонт, окрашивая чистейшее безоблачное небо кроваво-алыми тонами. Красный цвет разливался по городу, затопляя его, но будто пробуждая. Оцепенение вечера спадало, и затаившееся в сумерках темное предвкушение окутывало улицы своими щупальцами, маня из убежищ всех тех, кого этот город признал вне закона.

Окна придорожного трактира, расположенного в нижнем квартале почти у самых ворот, уже давно звали прохожих уютным рыжеватым светом ламп и пьяным смехом, в который то и дело вмешивались кокетливые голоса разносчиц. Но совсем другое выделяло это место из десятка других, хаотично раскиданных по всему городу и дарящих приют каждому, у кого найдется для этого достаточно монет и желания.

Сегодня здесь играла скрипка.

Ее песня разливалась, заполняя пропахший потом, алкоголем и куревом зал. Но прекрасные аккорды не казались лишними в этом торжестве грубого невежества и пошлости. Громкий гогот не прерывал мелодии, как не прерывали её ни звуки драки, ни зычные голоса гостей. Казалось, реальность и музыка жили каждый своей жизнью, которым невозможно пересечься. Но стоило задержаться чуть дольше, наблюдая, но не участвуя, и становилось ясно: каждое событие в этом зале, от самого бесчестного до самого абсурдного, было очередным па танца, покорного воле скрипача.

Мне осталось разобрать одну работу. Честно, несколько дней думала над отзывом. Потому что мне нечего было сказать. И теперь тоже нечего сказать. Не к чему придраться. Вот честно. Тут критики говорят, что много метафор, прилагательных и всего такого. Но мне кажется, это стиль автора. Так писали в веке в девятнадцатом. И если человеку двадцать первого века такой слог кажется тяжеловат, это не повод выбрасывать его… гхм… на свалку истории. Слог, то бишь. А не человека.

Ну разве что насторожило, что еще закат пылает, а в трактире лампочки. Зачем лампочки, если еще светло.