Друзья, я вас прочёл.

Начну с приключений Ориса. Написано бойко и гладко, да разве в этом кто сомневался? Круговерть событий подхватывает героя и увлекает за собой с невозможной скоростью. Все мелькает как калейдоскопе: прыгнул, пошёл, спрятался, вскочил на облучок, услышал, увидел… Всё слишком быстро. Слишком много уделено внимания действию, слишком мало – его внутреннему содержанию. Совсем мало мира, вовсе нет ярких красок… Вот, почему, Тий? Ты же можешь, и можешь отлично! Стоит только вспомнить главу про детство шера Бастерхази – она очень яркая, очень запоминающаяся, воображение включается уже на втором предложении и работает, не переставая, до самого конца, упиваясь многообразием и сочностью. А тут? Тий, прости, но скучно читать про очередные тренировки очередного непобедимого воина. Что нового было в описании жизни Ориса и Хилла, их детства? Ничего. Я не читал второй книги, а чувство, что начал перечитывать первую – те же герои делают всё то же самое. Жестокий, но мудрый учитель, тренировки за гранью возможного, инициация вперемешку с тёмным волшебством… само по себе – скучно. А красок не случилось.

Самым большим разочарованием был разговор Ориса с шером Дукристом. Светлая, отчего ты только сказала: вот тут должен быть увлекательнейший разговор?! Отчего ты не показала его полностью? Он стоил бы в сотню раз дороже слежки Ориса за несчастным дураком-виконтом!

Но нет, ты только обещаешь, и будто бы сама боишься окунуться глубже, оттого всё ярко, блёстко, быстро, шумно… и немного утомительно.

Не раз – уже не про главу говорю, но про роман – складывалось у меня чувство, что ты сама себя одёргиваешь: едва только увлечёшься судьбой героя, едва только погрузишься в него, как тут же начинаешь бежать от… не от скучной ли рефлексии, Светлая?

Сколько знаю тебя, искренне верю, что эти мои слова тебя не обидели, но и расстроить они не должны. Позволь себе вдохнуть ещё раз ту густую, терпкую атмосферу своего мира – и напиши так, чтобы читая, я не видел слов.

Мак, не твой ли черёд? Твой. Знаешь, вот что скажу – нельзя так читать. Твоё поднебесье – это уже не книга. Это не роман, и не текст. Это своеобразная среда, в которую я то погружусь, то вынырну, но, друг мой, уже пять лет вот так! Сколько можно? Пора, пора из этого первобытного бульона родить жизнь! Когда ты, наконец, напишешь роман, чтобы можно было читать не главы и отрывки, которые правятся и переписываются на глазах, не понимать смыслы по разговорам и намёкам, по тому, что знаю о тебе, а из одного лишь текста? Я, признаюсь, не могу отделить всё накопленное от этой главы. Но, прочь всё эти мудрствования, и ближе к делу.

У тебя, знаешь ли, весьма своеобразный слог. Всякий раз это замечаю, когда возвращаюсь к тебе после долгого перерыва. Многие говорят про напевность и образность, но это вовсе не то, что я чувствую. Знаешь, странно: сложно понять до конца, ещё сложнее – выразить словами. У тебя слог трагический, пафосный, одухотворённый. И не от этого ли он кажется… подростковым? Не найду лучшего слова. Словно писательскую технику ты набрал, а чувственная наполненность осталась прежней. Не смей обижаться, потому что это почти что похвала.

Но, знаешь, этот слог имеет свои недостатки – и они очень чётко проступают. Ты отлично им описываешь переживания, чувства: тогда невозможно оторваться от строчек, и слова уже неважны, мысли сплетаются сами собой. Но когда ты начинаешь повествование – провал.

Зачастую просто непонятно, кто говорит. Зачастую сквозит авторское умиление – оно смешно.

Слишком часто ты просто бегло рассказываешь, намечаешь какие-то штрихи, выхватываешь реплики, и всё это вместо того, чтобы просто дать разговор, как он есть. Чего боишься? Бумагу жалеешь?

Не понимаю.

Увы, мне кажется, что очень многое теряет роман именно в повествовательной своей части, именно из-за этого зачастую кажутся эмоционально-подъёмные эпизоды слишком напыщенными и трагическими. Их нечему оттенить, понимаешь?