Глава родаНа площади возле тяжелого, приземистого храма рода собралась вся деревня. Простые мужики были слегка напуганы, мяли в руках шапки, маялись в праздничных чистых одеждах. Чуть поодаль стояли, явно скучая, дозорные.
Рэми быстро разделся и отдал плащ мрачной, почему-то бледной матери. Босой, в тонкой тунике до пят, вместе с тремя другими юношами он встал на колени посреди площади. Дрожа то ли от утреннего холода, то ли от напряжения, волчонок все никак не осмеливался поднять головы и оторвать взгляда от темно-коричневого песка. Жерл говорил, чтобы глаз Рэми не поднимал, потому что архан дерзости не любит… да разве Рэми дерзкий?
Не бойся, ничего они тебе не сделают. Не бойся, мой мальчик…
Рэми не боялся. Он почему-то знал, что все будет хорошо, знал, что Брэн и Жерл не правы, и ему ничего не грозит, и совсем не боялся этого архана, как и никому не нужного, глупого обряда. Гораздо больше беспокоил его голос внутри, становившийся все более громким и настойчивым, а еще более — собственное нежелание от этого голоса избавляться. Ведь боль после смерти Захария никуда не делась, свернулась внутри отравленным комком и саднила, саднила. А голос успокаивал. Лил прохладу на боль и на миг дышать становилось легче…
Знаю…
Все более усиливался ветер, жалобно стонали тополя, растущие по краям площади. Заскрипел песок под чьими-то ногами, усталый раздраженный голос приказал:
— На меня смотри!
Один из коленопреклоненных юношей шевельнулся, шумно втянул воздух, чуть слышно застонал.
Рэми скосил глаза. Лен, первый в шеренге посвящаемых, молодой, обычно задиристый и бесшабашно грубый, теперь был бледен как снег. Глаза его расширились от ужаса, по щеке, подобно слезе, сбежала капля пота, на запястьях вспыхнула желтым татуировка.
Наверное, это больно. Точно больно… Рэми, как и каждый кассиец знал — магические знаки не любят, когда их тревожат.
Разве ты боишься боли?
Нет, Рэми не боялся, но в сторону архана посмотреть так и не решился. Вновь перевел взгляд на песок и с трудом унял охватившую дрожь. Слабости показывать нельзя, это Рэми понял уже давно. Слабости тут не прощают.
Ты и не слаб…
Ветер вдруг утих. Ударила по ушам тишина между порывами. И в этой тишине раздался тихий вздох облегчения. Стрелой ударила в грудь сила заклятия, задрожали в воздухе слова клятвы, вновь заскрипел песок под ногами архана:
— На меня смотри! — сказал он соседу Рэми.
И заклятие снова изменило знаки на татуировках, сделав мальчика мужчиной, а Рэми задрожал от волнами накатывающего ужаса.
Не бойся…
И в самом деле, чего бояться? Рэми не маг, которых убивают, он заклинатель. Он не сделал ничего плохого, не принес в этот мир зла, так почему так тревожно? И руки дрожат, и подслушанный разговор вспоминается, и намеки, которых Рэми не понимал… Почему так страшно?
Потому что в глубине души ты знаешь… но у тебя есть я, а у твоего архана — нет ничего. Потому не бойся.
Песок на этот раз скрипел оглушающе громко, архан остановился перед Рэми и бесконечно долго молчал, а волчонок не осмеливался даже пошевелиться. Дышать не осмеливался, чуточку подвинуться, чтобы дать отдых затекшим ногам. Он боялся слов архана и в то же время дико хотел их услышать. Только бы все закончилось. Только бы не мучило неизвестностью. Только бы…
— Тебе нет пятнадцати.
Голос архана обжигал холодом, по позвоночнику Рэми вновь пробежала змейка страха.
— Десять, мой архан, — прошептал волчонок.
— Гордый ты, — ударил архан усмешкой. — Дозорные сказали — не хочешь принимать помощи моей деревни.
— А вы бы приняли? — сам того не ожидая, прошипел Рэми, все так же не поднимая головы.
— Я не рожанин, — ответил архан. — А за дерзость твою, мальчик, я просьбу исполню. Сделаю из тебя взрослого. И твоя семья уйдет из деревни уже сегодня, а ты узнаешь вкус голода, неопытный заклинатель. На меня смотри!
Глупый человечишка…
Рэми медленно поднял взгляд. Сначала увидел блестящие, без единого пятнышка, сапоги. Потом — серебряную вышивку по подолу ярко-синего плаща, выше — скрепляющую плащ золотую брошь со знаками рода. Бегущий по полю олень. Медленно, мучительно медленно Рэми перевел взгляд на презрительно скривившиеся губы, и, сглотнув, посмотрел в глаза, светящиеся глубоким синим цветом. Архан маг. Настоящий маг.
Такой ли уж настоящий?
Голос издевался. Свет взгляда пронзил душу до самых глубин, всколыхнул безумием, жаром разлился по груди. Нестерпимо жгла запястья татуировка рода, переплетая прежний детский рисунок в новый — в узоры взрослого мужчины, а где-то глубоко внутри поднималась к горлу тревога.
Не бойся… Не его ты должен бояться. Он нам не помеха.
Рэми быстро разделся и отдал плащ мрачной, почему-то бледной матери. Босой, в тонкой тунике до пят, вместе с тремя другими юношами он встал на колени посреди площади. Дрожа то ли от утреннего холода, то ли от напряжения, волчонок все никак не осмеливался поднять головы и оторвать взгляда от темно-коричневого песка. Жерл говорил, чтобы глаз Рэми не поднимал, потому что архан дерзости не любит… да разве Рэми дерзкий?
Не бойся, ничего они тебе не сделают. Не бойся, мой мальчик…
Рэми не боялся. Он почему-то знал, что все будет хорошо, знал, что Брэн и Жерл не правы, и ему ничего не грозит, и совсем не боялся этого архана, как и никому не нужного, глупого обряда. Гораздо больше беспокоил его голос внутри, становившийся все более громким и настойчивым, а еще более — собственное нежелание от этого голоса избавляться. Ведь боль после смерти Захария никуда не делась, свернулась внутри отравленным комком и саднила, саднила. А голос успокаивал. Лил прохладу на боль и на миг дышать становилось легче…
Знаю…
Все более усиливался ветер, жалобно стонали тополя, растущие по краям площади. Заскрипел песок под чьими-то ногами, усталый раздраженный голос приказал:
— На меня смотри!
Один из коленопреклоненных юношей шевельнулся, шумно втянул воздух, чуть слышно застонал.
Рэми скосил глаза. Лен, первый в шеренге посвящаемых, молодой, обычно задиристый и бесшабашно грубый, теперь был бледен как снег. Глаза его расширились от ужаса, по щеке, подобно слезе, сбежала капля пота, на запястьях вспыхнула желтым татуировка.
Наверное, это больно. Точно больно… Рэми, как и каждый кассиец знал — магические знаки не любят, когда их тревожат.
Разве ты боишься боли?
Нет, Рэми не боялся, но в сторону архана посмотреть так и не решился. Вновь перевел взгляд на песок и с трудом унял охватившую дрожь. Слабости показывать нельзя, это Рэми понял уже давно. Слабости тут не прощают.
Ты и не слаб…
Ветер вдруг утих. Ударила по ушам тишина между порывами. И в этой тишине раздался тихий вздох облегчения. Стрелой ударила в грудь сила заклятия, задрожали в воздухе слова клятвы, вновь заскрипел песок под ногами архана:
— На меня смотри! — сказал он соседу Рэми.
И заклятие снова изменило знаки на татуировках, сделав мальчика мужчиной, а Рэми задрожал от волнами накатывающего ужаса.
Не бойся…
И в самом деле, чего бояться? Рэми не маг, которых убивают, он заклинатель. Он не сделал ничего плохого, не принес в этот мир зла, так почему так тревожно? И руки дрожат, и подслушанный разговор вспоминается, и намеки, которых Рэми не понимал… Почему так страшно?
Потому что в глубине души ты знаешь… но у тебя есть я, а у твоего архана — нет ничего. Потому не бойся.
Песок на этот раз скрипел оглушающе громко, архан остановился перед Рэми и бесконечно долго молчал, а волчонок не осмеливался даже пошевелиться. Дышать не осмеливался, чуточку подвинуться, чтобы дать отдых затекшим ногам. Он боялся слов архана и в то же время дико хотел их услышать. Только бы все закончилось. Только бы не мучило неизвестностью. Только бы…
— Тебе нет пятнадцати.
Голос архана обжигал холодом, по позвоночнику Рэми вновь пробежала змейка страха.
— Десять, мой архан, — прошептал волчонок.
— Гордый ты, — ударил архан усмешкой. — Дозорные сказали — не хочешь принимать помощи моей деревни.
— А вы бы приняли? — сам того не ожидая, прошипел Рэми, все так же не поднимая головы.
— Я не рожанин, — ответил архан. — А за дерзость твою, мальчик, я просьбу исполню. Сделаю из тебя взрослого. И твоя семья уйдет из деревни уже сегодня, а ты узнаешь вкус голода, неопытный заклинатель. На меня смотри!
Глупый человечишка…
Рэми медленно поднял взгляд. Сначала увидел блестящие, без единого пятнышка, сапоги. Потом — серебряную вышивку по подолу ярко-синего плаща, выше — скрепляющую плащ золотую брошь со знаками рода. Бегущий по полю олень. Медленно, мучительно медленно Рэми перевел взгляд на презрительно скривившиеся губы, и, сглотнув, посмотрел в глаза, светящиеся глубоким синим цветом. Архан маг. Настоящий маг.
Такой ли уж настоящий?
Голос издевался. Свет взгляда пронзил душу до самых глубин, всколыхнул безумием, жаром разлился по груди. Нестерпимо жгла запястья татуировка рода, переплетая прежний детский рисунок в новый — в узоры взрослого мужчины, а где-то глубоко внутри поднималась к горлу тревога.
Не бойся… Не его ты должен бояться. Он нам не помеха.