Оффтопик— Вейас! — испуганно позвала я, не найдя брата. Воображение уже нарисовала бесчисленное множество жутких картин.
— Он успел выскочить в проход до того, как его завалило. Жив, думаю, — тягучим, странно хриплым голосом ответил Микаш. Я обернулась к проходу, из которого мы пришли. Его наглухо закрывала груда валунов еще большая чем те, через которые нам приходилось пробираться. Мы в ловушке! — Я слышал, как он там гремит камнями. Видно, сюда пробиться пытается. Потерпи, он тебя вытащит.
— Нас вытащит, — поправила я. Нашла взглядом колонны. Только они остались невредимыми. Незыблемыми, словно их охраняла колдовская сила. Вейасу понадобится много времени, чтобы разобрать завал. А вдруг землетрясение повториться? В следующий раз нам может и не повезти. Почему Микаш не помогает?!
Он вдруг рассмеялся, горько и как-то… обреченно.
— Тебя вытащит — для меня уже все кончено.
Я обернулась на него и пригляделась. Его губы синели. По бледному лицу катил пот. На шее возле разодранной руки набухли жуткие черные жилы.
— Укус вэса ядовит. Ты не знала? — он продолжал хохотать, как сумасшедший.
Преодолевая головокружения, я заставила себя подняться и взглянула на жуткую почерневшую рану. От нее ощутимо несло тухлым мясом. Это все из-за меня, моей ошибки!
— Не хнычь. Все так, как и должно быть. Сумасшедший старик оказался прав. Я убил вэса и теперь плачу кровавыми слезами, — Микаш помрачнел, вглядываясь в мое лицо мутными глазами. Я чувствовала, как по щекам текут мокрые дорожки. — Я всегда знал, что этим все кончится. Даже удивительно, как долго мне удалось продержаться. Но я рад, что умираю не за одного из высокородных молокососов, которым я так долго прислуживал, но в тайне презирал. Живи. Отдай брату эти демоновы клыки, и пускай хоть кто-то в этой поганой жизни будет счастлив.
Но я не могла! Он мне не нравился, даже бесил. Глупый, грубый, неотесанный деревенщина! Ну зачем он бросился меня спасать в очередной раз?!
— Если бы я хоть что-то могла сделать… — я чувствовала, что ничего, из сказанного мной не сможет искупить вину или хоть как-то облегчить его страдания. Так гадко, безысходно на душе, что хочется молотить стену кулаками, как Микаш когда-то. Микаш!
— Можешь, — он улыбнулся, пожалуй, впервые со времени нашего знакомства. Изможденные предсмертной мукой лицо вмиг преобразилось, смягчилось, сделалось по-детски мечтательным. Этот вздернутый подбородок, мужественные твердые губы, орлиный изгиб носа, жгучий взгляд из-под высокого лба… Наверное, его все же можно было назвать красивым. Почему меня сейчас это волнует?!
— Знаешь, единственное, о чем я жалею — что сказал тебе «нет» тогда. У меня бы осталось хотя бы одно хорошее воспоминание, — он, видно, совсем бредит. Не понимает, что говорит. Микаш вытянул здоровую руку и коснулся моего лица. — Поцелуй меня. Это единственное, что я хочу забрать с собой на тот берег.
И я поцеловала. Коснулась его холодных мокрых губ. Почувствовала частое прерывистое дыхание. И тяжелый дух крадущейся смерти.
Когда я отстранилась, Микаш вложил мне в руку свой меч и приложил острие к своей груди.
— А теперь прекрати мою агонию — сердце здесь.
Он шутит?! Я отшатнулась и с гулким лязгом уронила клинок на пол. Всхлипнула и отвернулась, чтобы он не видел, как слезы текут в две реки по щекам.
— Жаль, что ты не мужчина. Мужчина бы смог, — Микаш сказала совсем не зло и не насмешливо, как обычно делал мне замечания. Только от усталости и безразличия в его голосе сделалось еще хуже.
— Он успел выскочить в проход до того, как его завалило. Жив, думаю, — тягучим, странно хриплым голосом ответил Микаш. Я обернулась к проходу, из которого мы пришли. Его наглухо закрывала груда валунов еще большая чем те, через которые нам приходилось пробираться. Мы в ловушке! — Я слышал, как он там гремит камнями. Видно, сюда пробиться пытается. Потерпи, он тебя вытащит.
— Нас вытащит, — поправила я. Нашла взглядом колонны. Только они остались невредимыми. Незыблемыми, словно их охраняла колдовская сила. Вейасу понадобится много времени, чтобы разобрать завал. А вдруг землетрясение повториться? В следующий раз нам может и не повезти. Почему Микаш не помогает?!
Он вдруг рассмеялся, горько и как-то… обреченно.
— Тебя вытащит — для меня уже все кончено.
Я обернулась на него и пригляделась. Его губы синели. По бледному лицу катил пот. На шее возле разодранной руки набухли жуткие черные жилы.
— Укус вэса ядовит. Ты не знала? — он продолжал хохотать, как сумасшедший.
Преодолевая головокружения, я заставила себя подняться и взглянула на жуткую почерневшую рану. От нее ощутимо несло тухлым мясом. Это все из-за меня, моей ошибки!
— Не хнычь. Все так, как и должно быть. Сумасшедший старик оказался прав. Я убил вэса и теперь плачу кровавыми слезами, — Микаш помрачнел, вглядываясь в мое лицо мутными глазами. Я чувствовала, как по щекам текут мокрые дорожки. — Я всегда знал, что этим все кончится. Даже удивительно, как долго мне удалось продержаться. Но я рад, что умираю не за одного из высокородных молокососов, которым я так долго прислуживал, но в тайне презирал. Живи. Отдай брату эти демоновы клыки, и пускай хоть кто-то в этой поганой жизни будет счастлив.
Но я не могла! Он мне не нравился, даже бесил. Глупый, грубый, неотесанный деревенщина! Ну зачем он бросился меня спасать в очередной раз?!
— Если бы я хоть что-то могла сделать… — я чувствовала, что ничего, из сказанного мной не сможет искупить вину или хоть как-то облегчить его страдания. Так гадко, безысходно на душе, что хочется молотить стену кулаками, как Микаш когда-то. Микаш!
— Можешь, — он улыбнулся, пожалуй, впервые со времени нашего знакомства. Изможденные предсмертной мукой лицо вмиг преобразилось, смягчилось, сделалось по-детски мечтательным. Этот вздернутый подбородок, мужественные твердые губы, орлиный изгиб носа, жгучий взгляд из-под высокого лба… Наверное, его все же можно было назвать красивым. Почему меня сейчас это волнует?!
— Знаешь, единственное, о чем я жалею — что сказал тебе «нет» тогда. У меня бы осталось хотя бы одно хорошее воспоминание, — он, видно, совсем бредит. Не понимает, что говорит. Микаш вытянул здоровую руку и коснулся моего лица. — Поцелуй меня. Это единственное, что я хочу забрать с собой на тот берег.
И я поцеловала. Коснулась его холодных мокрых губ. Почувствовала частое прерывистое дыхание. И тяжелый дух крадущейся смерти.
Когда я отстранилась, Микаш вложил мне в руку свой меч и приложил острие к своей груди.
— А теперь прекрати мою агонию — сердце здесь.
Он шутит?! Я отшатнулась и с гулким лязгом уронила клинок на пол. Всхлипнула и отвернулась, чтобы он не видел, как слезы текут в две реки по щекам.
— Жаль, что ты не мужчина. Мужчина бы смог, — Микаш сказала совсем не зло и не насмешливо, как обычно делал мне замечания. Только от усталости и безразличия в его голосе сделалось еще хуже.