1. Представьтесь, пожалуйста. Если пишете под псевдоним, то почему выбрали именно его?
Пожалуйста. Пападжо Бабай. Псевдоним выбирается очень просто — пять минут глубокой медитации, и первое словосочетание, всплывшее из глубин подсознания — вот оно. Псевдоним, то есть.
2. Как давно вы пишете? (С какого возраста начали писать? В каком жанре?)
Где-то примерно с детского сада. Сначала писал печатными буквами, потом освоил письменные (правда, с трудом).
Жанр — самый разнообразный. Но начинал со стен подъезда плакатным стилем.
3. Ваш норматив написанного в день? Есть ли он вообще?
Нету норматива. Нормативы — это так скучно и печально…
4. Составляете ли вы план или пишите интуитивно?
Смотря что писать. Какая-нибудь длинная фигня требует планирования. А вот побредить приятнее спонтанным образом.
5. Как вы боретесь с «творческой хандрой»?
Это я не знаю что такое. Не хочется писать — наколи дров. А Хандра — это просто хандра, по-моему. Она на всё действует. Её нужно переживать на диване, не делая резких движений. Проходит, в общем. Ну, можно ещё витаминов поесть, говорят.
6. В каком жанре пишете сейчас? В каких жанрах хотели бы себя попробовать?
Практически во всех жанрах сочиняю. По-моему, так. Трудно определить жанр. Со стороны виднее, наверное.
7. В каком жанре никогда не стали бы писать и почему?
Эротику (если это жанр) — не понимаю, зачем вообще люди такое сочиняют.
Альтернативную историю — странно всё это.
Детектив — скучно.
8. Что вас вдохновляет больше всего?
Музыка. Только она.
9. Любимый классик/писатель отечественный и зарубежный.
Так ведь на то и Классика, чтоб её любить. Многое люблю, а если что-то не люблю, то скорее всего пока не дорос.
10. Имеются ли у вас публикации? Если да, то где?
Ну, в общем, нету.
11. Для чего (или для кого) вы пишете? Каковы ваши цели в писательстве?
А поговорить? Как повод для пообщаться — самое то, по-моему.
12. Читают ли вас родные и близкие? Если да, то поддерживают ли?
Ну да. Я им читаю. Они ржут. Стало быть, поддерживают.
13. Небольшая выдержка из вашего текста, которая вам особенно нравится.
А мне не нравятся мои тексты. Вернее, сначала нравятся, а потом почему-то не нравятся.
Это что вообще, для какого-то анализа, что ли?
Нет, ну раз надо, то вот кусяра. Он большой.
Скрытый текст«…Тени, призраки, фантомы – девушка с голубыми глазами, но без рта транслирует Мысль: «Руку выпрямьте! Вот так. Держите кулачок! Расслабьте!».
Холодная боль в локте. «Тише-тише!».
Голоса за кадром: «Сестра, у этого закончилось!».
Позвякивание рядом, опять боль в локте, и голубые глаза с серого неба.
Темнота, жара и холод, голос в голове, занудно читающий стихи.
Огромные поэмы, складные, удивительно остроумные, искрящиеся словесными оборотами и нестандартными сравнениями.
Феерические сюжеты, грандиозные саги, всё в мгновение ока – запомнить бы, записать бы.
Весь мокрый, плаваю, тону в поту.
Утро.
Что-то жужжит над ухом.
Какой-то мужик ожесточённо бреется возле розетки. Потом начинает дёргать волосы у себя из носа. Бррр. Это ж больно.
Вплывает голубоглазая девушка без рта (в марлевой повязке) с эмалированной шаечкой в руках.
— Попу готовим, — коротко бросает она, и ставит шаечку на табурет.
— Чью? – спрашиваю машинально.
Она секунду смотрит на меня с холодной голубизной и невозмутимо говорит:
— Место для укола подготовьте мне, пожалуйста.
Кряхтя, поворачиваюсь на живот, мысленно расширяя и формулируя: «Принять меры по подготовке соответствующих площадей к осуществлению укола. Всему личному составу занять исходные позиции со спущенными штанами. Быть в готовности по сигналу приступить к выполнению намеченных мероприятий».
Иххх!
Больно-то как!
Что это она мне задвинула? Не иначе, стрихнин какой-нибудь.
Я некоторое время наблюдаю, как медсестра перемещается от больного к больному, ловко орудуя шприцами и ваточками. Белее снега, лебедя белей,
Она войдёт и на меня взглянёт устало,
И томно одноразовое жало
Вонзится в мой измученный филей…
В голове постепенно набирает обороты Большой Корабельный Дизель – с нарастающим гулом начинают ходить гигантские поршни и кривошипы, вибрация всё сильней отдаёт в корпус, и я, стуча зубами, заворачиваюсь в свитер, домашний плед и больничное одеяло.
Моя жёлтая субмарина опять ставит рули на глубину и выходит в одиночное плавание.
Моторы ревут на полную, к их гулу примешивается шипение багровых волн прибоя и почему-то детский захлёбывающийся плач».
Холодная боль в локте. «Тише-тише!».
Голоса за кадром: «Сестра, у этого закончилось!».
Позвякивание рядом, опять боль в локте, и голубые глаза с серого неба.
Темнота, жара и холод, голос в голове, занудно читающий стихи.
Огромные поэмы, складные, удивительно остроумные, искрящиеся словесными оборотами и нестандартными сравнениями.
Феерические сюжеты, грандиозные саги, всё в мгновение ока – запомнить бы, записать бы.
Весь мокрый, плаваю, тону в поту.
Утро.
Что-то жужжит над ухом.
Какой-то мужик ожесточённо бреется возле розетки. Потом начинает дёргать волосы у себя из носа. Бррр. Это ж больно.
Вплывает голубоглазая девушка без рта (в марлевой повязке) с эмалированной шаечкой в руках.
— Попу готовим, — коротко бросает она, и ставит шаечку на табурет.
— Чью? – спрашиваю машинально.
Она секунду смотрит на меня с холодной голубизной и невозмутимо говорит:
— Место для укола подготовьте мне, пожалуйста.
Кряхтя, поворачиваюсь на живот, мысленно расширяя и формулируя: «Принять меры по подготовке соответствующих площадей к осуществлению укола. Всему личному составу занять исходные позиции со спущенными штанами. Быть в готовности по сигналу приступить к выполнению намеченных мероприятий».
Иххх!
Больно-то как!
Что это она мне задвинула? Не иначе, стрихнин какой-нибудь.
Я некоторое время наблюдаю, как медсестра перемещается от больного к больному, ловко орудуя шприцами и ваточками.
Белее снега, лебедя белей,
Она войдёт и на меня взглянёт устало,
И томно одноразовое жало
Вонзится в мой измученный филей…
В голове постепенно набирает обороты Большой Корабельный Дизель – с нарастающим гулом начинают ходить гигантские поршни и кривошипы, вибрация всё сильней отдаёт в корпус, и я, стуча зубами, заворачиваюсь в свитер, домашний плед и больничное одеяло.
Моя жёлтая субмарина опять ставит рули на глубину и выходит в одиночное плавание.
Моторы ревут на полную, к их гулу примешивается шипение багровых волн прибоя и почему-то детский захлёбывающийся плач».