Сначала рассказ держал в недоумении. Два друга гуляют в лесу.
— Антон, право, ты меня удивляешь! — смеялся Александр, хлопая меня по плечу.
— В этом нет ничего смешного, Александр, — задыхаясь от смеха, отвечал ему я.
Пушкинско-Толстовские времена: вот это «право», «Александр» — не Сашка, литературно идеальная прямая речь (при странной атрибуции, вон, подёркиваю). Кто эти двое? Судя по речи, дворяне, которых отпустили в поместье на побывку с Первой отечественной. Да и авторская речь под стать. Ещё и Александр романтик и поэт — дворяне, точно. И вдруг полицаи и немецкий вальтер.
Автор пишет потом, почему именно Александр, а не Сашка, но, имхо, слишком поздно, чтобы недоумение читателя развеять. Такое ощущение, что спохватился автор ближе к финалу.
Позже выясняется, что Александр вообще деревенский парень (дом покосился, хозяйство, крыльцо). Пусть он и писатель, но почему он говорит, как интеллигент в n-ном поколении, выросший где-то в Ленинградском бомонде? Не знаю, как объяснить… Вот Шукшин тоже деревенский писатель, речь его слышать не довелось, но рассказы пронизаны самобытностью, деревенским образом мыслей, культурой глубинки. Александр с его правильной речью не соответствует образу деревенского парня. Как и фронтовой обстановке не соответствует, имхо, не до расшаркиваний там было.
Например:
— Я там какой-то странный шорох заметил, пойду посмотрю. А ты пока что встань вместо меня на вахту. Если я закричу, тогда буди всех. А то нехорошо получится, если я просто так тревогу подниму, наши-то ведь устали очень сильно.
Как сказал бы солдат, минимум слов (у меня и то много), максимум инфы:
«Шебуршится в овраге, пойду гляну. Ребята намахались за день, чего зря поднимать? На вахте стань, если крикну, ори побудку».
Не чувствуется естественности происходящего, погружения в атмосферу. Даже дворяне ввернули бы хоть раз крепкое словцо – тут накал страстей, ранение, предсмертные разговоры, а у автора как две пансионатки беседуют.
Дальше — сам ГГ. Кто он такой? О нём сказано очень мало, непонятно, почему он считал себя
чувствовал себя невежественным глупцом в сравнении с ним.
Судя по авторской речи, ГГ и сам поэт.
Черная водная гладь и серебряный серп луны. Завораживающее зрелище.
Эти два слова стальным клином с зазубринами ворвался в мое сердце, разрезая его на мелкие окровавленные куски
Мне казалось, что чья-то сильная рука разорвала на мне кожу и ломает мои ребра и позвоночник.
Гладко-романтично-возвышенный стиль рассказа не даёт увидеть обычного советского работягу.
И тогда, в эту лунную ночь, мне казалось, что дуб этот ангел, раскинувший свои крылья над хладным трупом Александра, принимая его в святую обитель…
Это не похоже на образ мыслей гражданина СССР, фронтовика, партийного и т.п. Кто ГГ? Граф, не иначе. Именно стиль делает рассказ неестественным, в него не верится.
Что касается погрешностей стиля, об этом уже сказали: плеоназмы не красят.
Я разогнул свою спину и взглянул на цветы.
Интриги практически нет. Могила – друг умер – война. Единственное, что может вызвать интерес – как именно умер друг. Но это предсказуемо, война же. Предсказуемы все сюжетные повороты, друг тащит раненого, делится последней едой, унижается ради спасения приятеля, умирает героем. Зачем читать дальше, и так всё ясно.
Об этом написано много и, извините, более остро и достоверно. Зато теме конкурса соответствует на все сто. Пожалуйста, классика — служили два товарища: „Ага!“
Несмотря на патриотическую окраску и высокодуховность персонажей, рассказ не мой фаворит.
— В этом нет ничего смешного, Александр, — задыхаясь от смеха, отвечал ему я.
своюспину и взглянул на цветы.