Блиц Министров №15 Министерия - время голосовать!

Король вышел на балкон из покоев своего кабинета, располагавшегося в центральной башне замка. Там, куда смог достать его задумчивый взгляд, простиралась ровная линия горизонта. Бесконечные зеленые холмы и изумрудный блеск равнин сходился с темнеющим небом, на котором строились причудливые горы кучевых облаков.

Пронесся резкий порыв холодного ветра, взъерошив ворсинки мехового воротника рабочей куртки, выбил прядь на виске из безупречной укладки длинных седых волос.

Король свел руки за спиной и стал покачиваться на ногах с пятки на мысок. Раздумывал. Вернее, сейчас он просто смотрел вдаль, освобождая свой разум от толкающих его мозг мыслей. Чтобы потом, вновь обдумывать единственное правильное решение. Вариантов масса, но решение может быть только одно.

Правитель не любил дождь. Бесконечный, тягучий, орошающий землю многочисленными мелкими каплями. Земля впитывает живительную влагу легкого короткого ливня, но   впитать в себя надвигающийся дождь не сможет. Воспротивится. Зелень покроется белесым налетом, на языке от попавших капель останется горький привкус.

Женщины в королевстве не умеют плакать. Всю свою горечь утраты они хранят в себе, по ночам воздевая руки в небо, моля все небесные силы дать им способность пережить потерю отца, мужа или сына. И небо слышит, забирая в свои пространства невыплаканные слезы, потом собирает их в огромные темные тучи, чтоб раздвинуть над землей щупальца, затмить свет и вылить по капле после окончания сражений и битв. После прихода нежданных известий.

Так воспринимает вселенная, тем обличены войны.

— Сир, — король вздрогнул от голоса неслышно подошедшего к нему маршала. – Маги пришли.

— Что они говорят? – хрипло спросил правитель, все еще лелея надежду, что тучи в небе растают, и солнце вырвется радостными лучами, озаряя все вокруг счастливым светом мира.

— Они уверены, что нам не избежать войны. Небо темнеет.

Король резко опустил голову, сжав челюсти. Непослушная прядь колыхнулась, сверкнув печальным серебром в лучах скрывающегося солнца.

Почему? Зачем тьма приходит так нежданно и так внезапно? Что ей нужно в этом уютном мире? Зачем зло все время пытается захватить и так неспокойную вселенную? Зачем нужна ему всепоглощающая власть?

Но, нет! Мир будет бороться! Будет отстаивать свое право жить!

— Сир? – нетерпеливо прошептал маршал.

Король вскинул голову, прищурился на зреющую в небе темноту.

— Что же! – с горечью сказал правитель. – Настанет время дождей людских слез!

Джек никогда не был в этом городке — более того, он никогда даже о нём не слышал. И это было странно. Не так уж много он проехал, когда понял, что сбился с дороги. Причём с той, по которой ездил вот уже полгода. И это тоже было странно.

Но размышлять о странностях он не стал. Куда больше его интересовал вопрос – а есть ли в этом городке гостиница? Начинало темнеть, и продолжать путь в темноте ему не хотелось, да и узнать сначала нужно про этот путь.

Гостиница отыскалась сразу за поворотом.

Пожилой администратор, увидев его, улыбнулся:

— Добрый вечер. Приехали погулять под дождём?

— А будет дождь? – в свою очередь спросил Джек.

— Да, обещают завтра к полудню.

Джек взял ключ и поднялся в номер.

«Встану пораньше, — подумал он, — расспрошу про дорогу и уберусь отсюда до дождя».

В номере было душновато. Он подошёл к окну и распахнул его настежь. И в этот миг увидел, как к гостинице подъехал автомобиль, и из него вышел мужчина.

Не задумываясь о том, что делает, Джек вышел на лестницу. Он увидел, как мужчина подошёл к стойке и услышал уже знакомый вопрос:

— Приехали погулять под дождем?

— Увы, — вздохнул новый посетитель, — и уже не в первый раз.

— Но это ведь лучше, чем жить иллюзиями?

Что ответил гость, Джек уже не слышал – он бросился в номер.

«Да, что же это за дождь такой? И меня он спросил о том же…»

На душе стало тревожно, неуютно…

«Спущусь вниз, — решил он, — расспрошу администратора…»

Но задать сразу волнующий его вопрос он не решился и начал издалека:

— Вы не подскажите, как мне отсюда быстрее добраться до…- Джек назвал город.

Мужчина изумлённо на него посмотрел:

— Эк, вас занесло-то! Завтра утром я найду вам карту. Вы ведь поедите после дождя?

И Джек решился:

— Вы уже второй раз упоминаете дождь. Что это за дождь? Какой-то особенный?

Мужчина вытаращил глаза, но лишь на миг, а потом улыбнулся:

— Раз вы здесь, значит, вас привела судьба. Все, кто останавливается в нашем городе впервые – это сбившиеся с пути. А дождь? Да, особенный. Дождь, смывающий пустые надежды. Он идёт раз в год. В одно и то же время.

У Джека перехватило дыхание; он вцепился руками в стойку, чтобы не упасть. Мысли вихрем закружились в голове.

— Что? – хрипло выдохнул он. – Пустые надежды? Откуда знать, что они пустые.

— Вы не волнуйтесь, — администратор участливо глянул на него, — я понимаю – это сложно. Но потом — такое умиротворение, такой покой. И свобода. Я знаю о чём говорю, сам прошёл через дождь. Иллюзии держат нас на месте, не дают двигаться вперёд. Пустые надежды – как наркотик. Душа постоянно требует дозу. Дозу-вопрос – а, вдруг?.. но этого «вдруг» не бывает. Слышали, наверное, что надежда умирает последней? Последней… после нас. Или вместе с нами. Неважно.

— Благодарю…- Джек нетвёрдыми шагами пошёл к лестнице.

В номере он немного пришёл в себя.

«Нет, этого не может быть. Это какое-то безумие…»

Безумие…он это слышал и от врачей, и от родственников, давно умоляющих его прекратить её мучения. Полгода в коме после той злополучной аварии. И никакой надежды. Ни-ка-кой! У тех же врачей. А у него? Да-да. Вот это самое – а, вдруг?..

Он вспомнил недавний сон. Они вновь едут в машине. И неожиданно жена начинает рваться наружу. Он держит её, не даёт открыть дверь, а она кричит: «Выпусти меня! Выпусти же меня!..»

Джек до утра не сомкнул глаз. Не один Джек – два Джека. Вот уже полгода их двое. Два разных Джека, спорящих друг с другом. Джек — «а, вдруг» и Джек — «отпусти».

Он стоял под козырьком и смотрел на небо. Ярко светило солнце, а небо было высокое, чистое, без единого облачка.

«Это сумасшествие, — подумал он, — может, и не было того разговора? Может, я уже схожу с ума?..»

И в этот миг на землю упала капля. Тяжёлая, крупная, серебряная. Потом вторая… третья…

И полило!

«Грибной дождь… и только?»

Но выйти под него он не решился. Кто-то пробежал мимо него. Вчерашний постоялец. Выбежав под дождь, мужчина медленно пошёл под ним, потом повернулся к Джеку, крикнул:

— Не ждите! Он быстро закончится, — и даже сквозь струи было видно, как он счастливо улыбается.

Джек так и не вышел под дождь. Дорогу он нашёл сразу, сам. И всю дорогу в его душе происходила всё та же изматывающая душу борьба. И уже чувствовалась

победа «отпусти», но… до следующего дождя оставался целый год.

За окном шел дождь. Дождь шуршал в аккуратно подстриженных кустах, росших у крыльца, и в цветнике, где недавно распустились мамины любимые желтые цветы, молотил резкими косыми струями по стеклу. Иногда он на время стихал, но лишь затем, чтобы начать лить снова c еще большей силой. Через несколько дней вся вода, вылившаяся на землю, соединилась в единый мощный поток, шедший из верхней точки деревни вниз, к полю. Поток уносил с собой все, что встретилось ему на пути: детские игрушки, предметы домашнего обихода, доски и бревна. Пол выловил в воде трофеи: резинового утенка и игрушечную яхту с маленьким штурвалом и рядом скамеек на палубе.

-Нельзя брать чужое, – сказала Эми, с вожделением разглядывая яхту. У нее защемило сердечко, так захотелось такую же, яркую и нарядную.

-Это теперь ничье, – возразил Пол. Он подтолкнул кораблик вперед, пуская в плавание, и зашлепал за ним по воде, высоко поднимая ноги, обутые в резиновые сапоги. В тот день яхта села на мель возле цветника, вызвав воодушевление у своих новых владельцев, но через несколько дней уровень воды стал выше и прогулки по саду сами собой прекратились. Яхта, покачиваясь, одиноко плавала в саду, пока не утонула, получив пробоину. К тому времени вода вошла в первый этаж дома, и они перешли жить наверх. До сих пор затяжные дожди были здесь редкостью и сначала ни в ком не вызвали беспокойства. Надеялись, что все вдруг само собой образуется, потом надеялись на помощь Правительства, потом на везение, но подмога так и не пришла. Кое-кто из местных жителей смастерил плоты из досок и бревен и уплыл в неизвестность. Тот, кто возвратился, уверял, что вокруг их деревеньки образовалось море, созданное разверзнувшимися небесами.

-Это нам наказание за грехи, –

сказала тетя Агата, поджав тонкие губы. Взрослые сидели за столом, тихонько совещаясь. При виде детей они умолкали, принимая таинственный вид, но те и так знали, о чем идет речь.

Эми слушала шепот дождя, рисуя в тетрадке. Это была большая пупырчатая жаба. Точно такую Пол убил недавно, обнаружив на 1 этаже. Жаба сидела на обеденном столе и, раздувая пузыри на щеках, издавала отвратительные скрипучие звуки. Пол поймал жабу сачком и раздавил на лестнице, припечатав к ступеньке ботинком. Тонкие лапки дрогнули, сокращаясь в предсмертной судороге, и жаба уснула навеки. Эми похоронила жабу в атласной коробочке и пустила в плавание по “реке”. Красная коробочка взлетела на гребень миниатюрной волны, крутанулась вокруг своей оси и ушла вниз, затянутая водоворотом. Время тянулось медленно. Взрослые все выжидали, не зная, на что решиться. Пол, оставшийся за мужчину, мастерил плот, сбивал доски крест-накрест гвоздями и перевязывал веревкой. Дженни, его сестра, чуть что начинала плакать. Ей казалось, что Пол погибнет, отправившись в плавание на самодельном плоту.

-Ну не реви ты! – сказал Пол жалобно. Неожиданно он испугался сам. Плот был готов и стоял у порога, привязанный к окну. Парень медлил с отплытием, вглядываясь вдаль, в бесконечную водную гладь, покрывавшую землю. Крыши домов выступали из воды словно грибы из мха в осеннем лесу.

-Ты можешь уплыть завтра, – всхлипнув, сказала Дженни.

-Пусть будет завтра, – согласился Пол неуверенно. Он был двоюродным братом Эми. Вместе с тетушкой Агатой и Дженни они приехали сюда в начале лета и разделили всеобщую участь, отрезанные от мира затяжными дождями.

Спустившись в очередной раз на 1 этаж, Эми увидела куклу, плавающую в дом воде. Ее рыжие волосы сбились в мокрый комок, тонкие ручки раскинулись в стороны.

-Линда!

Сердце Эми сжалось от горя: она узнала свою любимицу, куда-то затерявшуюся три года назад. И вот теперь она объявилась, выплыв из каких-то только ей ведомых глубин. Жалкая, растрепанная, она плавает в мутно-рыжей глубокой луже как символ прежней беспечной, беззаботной жизни.

-Погоди! Я сейчас ее достану.

Подоспевший Пол, ловко орудуя палкой, зацепил куклу за платье, надувшееся пузырем, и подтянул к лестнице. Эми прижала намокшую куклу к груди, целуя выцветшее лицо с нарисованными голубыми глазами.

-Тетя Агата, а сколько хороших поступков нужно совершить?

-Что? – Взрослые недоуменно оглянулись на девочку, смущенно теребившую пуговку на блузке.

-Если дождь – наказание за грехи, то, может быть, он перестанет, если мы будем поступать хорошо?

-Ах, Эми, иди, не морочь мне голову. Так говорят, когда случается неприятность: Бог наказывает нас за наши грехи. Человечество давно было бы стерто с лица земли, если бы нас наказывали за каждый наш проступок. Иди и не волнуйся: ливень рано или поздно закончится и все вернется на круги своя.

-Похорони еще 10 жаб, – проворчал Пол, слышавший разговор. — Все равно мы умрем, захлебнемся в проклятом дожде. Взрослые боятся паники. Они должны сохранять лицо. И зачем я только сюда приехал! Может быть, в других местах нет дождей…

Позже, устроившись на крыше под зонтиком, они следили, как мимо плывут захваченные потоком бревна и коряги. Небольшая лодка, в которой сидел человек с самодельным веслом, скользнула вдоль улицы и затерялась в гуще кустарника на краю деревни. Следом за ней приплыла коряга, на которой, вцепившись коготками в скользкую поверхность, кричал крошечный котенок. Его отчаянные вопли разносились по улице, звуча диссонансом в монотонном шуршании дождя.

-Пол! Дженни! Смотрите – котенок! Ах ты, бедный малыш!

Пол, обернувшийся к Эми, не успел ее удержать. Девчонка рыбкой скользнула в воду и теперь быстро плыла к бревну.

-Эми! Давай назад! Утонешь!

Пол бросился к плоту и стал развязывать узлы на веревке, крепко державшей плот у окна. От волнения пальцы его не слушались. Он затянул узел, махнул в отчаянии рукой, вернулся на крышу и вздохнул с облегчением, увидев, что Эми сумела добраться до бревна и сидит там в обнимку с котенком. Засмеявшись, она победно помахала Полу и Дженни. Не все умеют плавать так, как Эми, – и это заслуга Мэтта, младшего брата мамы. Когда-то, в совсем другой жизни, Мэтт заплывал на середину реки с Эми, сидевшей у него на спине, и сбрасывал малышку в воду. Эми барахталась, захлебывалась, шла ко дну, но, не желая сдаваться, всплывала на поверхность. В конце концов она научилась плавать как дельфин, одинаково комфортно чувствуя себя как на суше, так и в водной стихии.

Однако сейчас, сидя рядом с рыдающим котенком, она сомневалась в своих возможностях. Бревно медленно двигалось вниз по “реке”, унося ее дальше от дома. В конце концов, затолкав чувство страха “глубже в карман”, как говорила мама, Эми скользнула в воду и поплыла, прихватив собой корягу. Однако “река” оказалась сильнее, ее утянуло к группке оставленных жителями домов. Взяв котенка, Эми прыгнула на верхнюю, не покрытую водой, ступеньку крыльца и заглянула внутрь. Люди в спешке покинули дом, оставив все нажитое ими имущество. В воде плавали игрушки, книги, одежда и обломки мебели. В углу стоял телевизор на высоких тонких ножках. На подоконнике примостился игрушечный зайчонок, глядевший на нее с загадочной полуулыбкой. От явившейся ее взгляду картины горя и запустения у Эми сжалось сердце. Она не скоро забудет страшное бедствие, разрушившее ее собственную жизнь и жизнь односельчан. Из окна ей была видна блестевшая серым пасмурным блеском “река”. Делать было нечего: ей теперь предстояло ждать, когда о ней вспомнят и спасут. Эми села у окна, прижав к груди разомлевшего от тепла и утихшего, наконец, котенка и закрыла глаза.

…Она невольно задремала и была разбужена мерным гулом, идущим с неба. Выглянув в окно, Эми увидела вертолет, паривший над деревней. Выбравшись на крышу, она громко закричала, замахала руками, стараясь привлечь к себе внимание пилота, и громко рассмеялась, увидев, что ее заметили.

Было время, когда о дожде молились. Когда капля, упавшая с неба, давала надежду на богатый урожай. Когда дождь был богом. Порой жестоким и немилосердным, а порой – заботливым и терпеливым.

В каждой земле свой дождь: где-то скупой, где-то неистовый и яростный, где-то благодатный, но нигде я не встречал такого величественного дождя, как в долине, особенно такой широкой, как наша. Когда тут идет дождь, кажется что он идет везде. Со всех сторон – горы, и тучи почти лежат на их вершинах. Ты видишь, как с окраин движется черная мгла, и понимаешь, что в ближайшие дня три с неба будет лить. Все будет затянуто, с редкими просветами, впечатление от которых сложно передать словами. В христианской культуре подобные явления ассоциируют со знаком Божьим, словно Господь одаряет своим светом, разбивая мглу вокруг, но не здесь…

Здесь все, независимо от вероисповедания, немножко язычники. Природа настолько сильна, что невольно начинаешь верить в иное: в ветер, в дождь, в хозяина тайги. Когда видишь, как дождь рождает реки, эта вера приходит сама собой. И ведь действительно видишь.

До гор — километров двадцать, если не больше, но ты ясно можешь разглядеть, как по не покрытым растительностью гольцам текут ручьи, сбиваются в более крупные потоки и наполняют реки настолько, что в ближайшее время те мосты, что еще деревянные, будут безжалостно снесены стремительным напором воды. Дождь наполнит реки, реки — озера, и будет в них жизнь рождаться и развиваться.

И хозяин тайги рад дождю, без которого и тайги-то и не было бы. Не было бы всего того, чем тайга так богата. Любит тайгу дождь. Любит за многообразие ее. Это же не только лес да хищники. Это еще и красота потрясающая. Столько цветов ни в одном лесу я не видел. И все яркие, необычные. Только здесь можно выйти на полянку, засыпанную пестротой, нарвать букет для бабушки, а потом услышать от нее, что эти цветы за редкость свою в Красную книгу занесены, и рвать-то их нельзя. И думаешь, да какие же они редкие? Там их еще столько. И только потом понимаешь, что много цветов потому, что хозяин тайги их бережет, а люди его уважают и не рвут цветов зазря. Хозяин бережет, а дождь поливает.

Правда, бывает, забывает дождь про тайгу. Горит тайга, горит сильно, молит о дожде, а его все нет. Страшно тогда становится до жути. Но вернется дождь, и все встает на свои места. Новая зелень из земли пробивается и поднимается на смену сгоревшему лесу. Движется тайга. Движется с подмогой дождя и ветра. Где вчера не было, сегодня есть. Движется хоть и медленно, но уверенно.

Уважают здесь дождь. И побаиваются. Не ровен час, рассердится он, да смоет деревню селевым потоком. Или землю подточит, и скроется поселок в водах Байкала. Страшным может быть он, но чаще благостный.

Только здесь понимаешь, насколько силен дождь. Только здесь понимаешь, насколько он велик.

У капитана полиции Егорова было плохое настроение, если можно так сказать о состоянии раздраженности и недовольства, что им сейчас владели. Он сердился и на себя, и на начальство, и на предстоящий праздник, что были тому причиной. Оно это начальство решило проявить инициативу быть поближе к народу, а потому постановило: «Участвовать в традиции!» И даже премию под это дело выделило. Вот Егоров и выбирал на эту премию зонтик, выбиралось не очень хорошо, поскольку зонтики все были разноцветные, яркие и веселые и, на взгляд капитана, совсем не подходили для серьезного человека. И вдруг он увидел на самом краю стола отдельно от всей пестрой кучки обыкновенный черный зонтик.

— Маш, — обратился он к сотруднице, что ведала выдачей-продажей, — вон тот черный продается или он чей-то?

— Ой, Олег Иванович, да продается, но он какой-то бракованный! Давайте, я вам подберу хороший? – откликнулась Маша.

Женская часть отделения полиции восприняла идею с зонтиками с большим воодушевлением, и сейчас у столика было шумно и тесновато. Выбирали, сравнивали, советовались.

— А что в нем не так? – спросил Егоров.

— Да он какой-то обычный и мрачный, и сердечко потерялось. – Ответила добровольная продавщица.

— Ну и пусть, давай его мне! – поспешил сказать капитан, подумав про себя, что именно это ему и надо. Настроение резко улучшилось, и на немой вопрос полковника, что пришел проверить, как идет подготовка к празднику, с улыбкой отсалютовал новым приобретением.

А теперь историческая справка. Городок, где проживал капитан полиции, назывался Мокрель. И название свое получил не просто так. Самой главной достопримечательностью его были обыкновенная сырость и необыкновенный дождь. Сырость была от близости холодного моря, а необыкновенность дождя состояла в том, что он был всегда на день города. Вот сколько себя помнил Егоров, дождик ни разу не пропустил первую субботу июля. Он мог зарядить на целый день, мог чуть покапать, едва обозначив свое присутствие, мог пролиться шумным ливнем, но он был всегда. Жители давно к этому явлению привыкли и ничего особенного в этом уже и не видели. Но вот примерно лет пять назад над одним из кафе появилась красочная реклама, обещающая бесплатное угощение каждой паре нашедшихся зонтиков. Идея была в том, чтобы купить зонтик и найти ему подходящую пару во время праздника. Зонтики были со специальной молнией-застежкой, которая превращала два отдельных зонта в один общий. И по задумке местных гениев соединялись не только зонтики, но и судьбы людей. Ну, хотя бы был шанс на это. А чтобы облегчить нахождение друг друга к каждому зонтику прикреплялась половинка сердечка, вторая была у пары. Как ни странно идея оказалась успешной, и год от года все чаще и чаще в праздношатающейся толпе звучали вопросы: «А давайте, сердечки соединим?!» Так вот и появилась эта зонтичная традиция. И да, в городке была фабрика по производству зонтиков, но вот эти двойные выпускались только для местного использования. А дела у нее шли замечательно и до становления традиции. А теперь вот и полиция присоединилась к единению сердец.

Капитан Егоров медленно шагал в толпе, дождь лил, зонтик был раскрыт. На вопросы про сердечки он только отрицательно качал головой. А вопросов было множество. «Ну, надо же сколько романтиков у нас в городе, — думал он, разглядывая толпу и в очередной раз отказывая, — или любителей на халяву поужинать?» Второе, думалось ему, было реальнее, ну как можно найти свою половинку с помощью зонтика, ерунда какая-то. Он остановился передохнуть у оградки перед сценой, и вдруг сам собой в памяти всплыл первый день его службы. Давненько это было, он тогда еще рядовой постовой ГАИ сидел со своим старшим напарником в машине на выезде из города. И хмурилось серенькое раннее утро, и как всегда был дождь. И сильно хотелось спать после ночного дежурства.

— Ты, глянь! – удивленный возглас соседа заставил резко вглядеться в туманный сумрак впереди машины. – Надо же и дождик не мешает!

А по шоссе брела парочка – он и она. Промокшие насквозь, и если девчонка, шлепая по лужам и размахивая босоножками в руках, что-то говорила, то парень, ссутулившись и почти не реагируя на спутницу, шел по обочине. Егоров до сих пор и сам не мог понять, что тогда его выдернуло из автомобиля, но он, схватив свой зонтик, выбежал под дождь. Догнать парочку не составило труда, шли они не быстро. И теперь он стоял перед мокрой девушкой, сам тоже мокрый, и почему-то совершенно не замечая этого, протягивал ей зонтик.

— Как романтично! – проговорила девушка, — милиционер с зонтиком!

И засмеялась. И засмеялись веснушки на ее носу и вокруг словно стало чуть светлее. Она взяла зонтик и пошла дальше, не обходя лужи, а нарочно забираясь поглубже. Парень же, только лениво и несколько неодобрительно оглядев Егорова, побрел за ней. А будущий капитан стоял и смотрел, как танцует впереди над тонкой девичьей фигуркой темный зонтик.

Егоров очнулся от воспоминаний, кто-то настойчиво теребил его за штанину. Глянув вниз, он вдруг увидел пару своему зонтику. Вот тебе и на! А владетельница пары уже спрашивала, вернее требовала:

— Папа, а мы пойдем мороженое есть?! Ты ведь сегодня моя пара!

Присев на корточки и заглянув под черный купол, капитан спросил:

— А почему ты решила, что мы пара? У меня зонтик бракованный!

— У меня тоже бракованный, — сказали в ответ, — мама сказала, что только ты такой выберешь!

И гордо продемонстрировали отсутствие сердечка. Ну, разве можно отказать даме, даже если ей всего пять лет? Она ведь выбрала именно вас, и вы должны соответствовать. Тем более, что на носу так ярко сверкали любимые веснушки.

Это было холодное осеннее утро. За окнами непрерывно шел дождь. В эти дни он уже практически не прекращался. Казалось, этот грязный слякотный период жизни никогда не закончится. И дождь будет идти вечно. Хотя в тот момент моим героям уже было все равно. Пустота, безразличная и мерзкая, поглотила все, что было важно. Оставив двух ребят полными сиротами. Еще полгода назад, когда страшная лихорадка унесла их отца, мать сказала им, что они всегда будут вместе. Она тогда уже болела, но виду не показывала. Все-таки у нее двое прекрасных детей, любимая работа (она работала швеей, платили мало, но на еду кое-как хватало) и полуразваленный дом, где работы хоть отбавляй. Женщина очень долго пыталась побороть усталость, ломоту в костях, одышку, но все оказалось напрасно. В конце сентября, когда листья начали кружить свой веселый хоровод, мать слегла с сильной лихорадкой. И вскоре скончалась.

Хоронить женщину приехал ее брат. Он жил небедно, но помогать сестре при жизни не собирался. И теперь, будто искупая свою вину, устроил ей похороны. Все как полагается: гроб, крест, венок. Ну и деньги на плачущих женщин. Ведь как выяснилось, покойница была не сильно общительная, и подруг у нее не было. Были у нее только дети, которых дядя не собирался признавать, и потому после похорон, сразу уехал. Дети остались одни.

Последний день в своем стареньком, полуразваленном доме, они провели у окна, глядя на улицу, где все также лил дождь. Это был конец ноября. С похорон прошло довольно много времени, и боль притупилась. Хотя в детстве плохо понимаешь лик смерти. Осознание утрат приходит гораздо позже. Ребятам в ту пору казалось, что мама с папой куда-то уехали, на долгий срок, но они обязательно вернутся.

Даже осознание, что этот отчий дом уже завтра станет для них чужим, не приходило. Поэтому они просто с безразличием во взгляде смотрели на улицу. Так окончился последний их день в этом доме.

На завтра, когда пришли надзиратели детского дома, ребята все также смотрели в окно. Ничто в их жизни не изменилось со вчерашнего дня. Мама не вернулась, папу они уже не ждали. Казалось, они были преступниками, со смирением ожидающими свою казнь. Но преступление этих милых детей было лишь в том, что родились они в семье бедняков.

— Детки,… — с какой-то совсем не уместной радостью, закричала худощавая женщина, которая и представляла интересы детского дома. Этот противный возглас заставил детей обернуться. – Какие милые…. – не унималась она. – Ангелочки, а уже сироты….

— Кто вы? – настороженно спросил маленький мальчик. Его сестра с нескрываемым испугом смотрела на вошедших людей. – Что вам надо? Это наш дом…

— Уже нет… — гордо и как-то высокомерно ответил упитанный мужчина, стоящий рядом с женщиной. – С сегодняшнего дня… А именно с десяти утра, уже не ваш, милые детки….

Мальчик возмущенно посмотрел на мужчину и уверенно произнес: «Наш до десяти утра,… а сейчас всего девять тридцать». Это было истинной правдой. Они были хозяевами своего дома еще ровно тридцать минут, а это значило для них так много.

— Ну что вам эти полчаса?! – с ухмылкой во все лицо, осведомился мужчина.

Действительно? Зачем детям оставаться в доме, где прошли их самые счастливые годы на полчаса дольше? Что им даст это? Разве только… они попрощаются с этой жизнью, которой у них уже ни будет никогда. Этого упитанным властителям не понять. Не понять им и того, что бедняки тоже умеют чувствовать и возможно даже их чувства более искренние, чем у тех, кто рос в роскоши и не знал, что такое голод.

— Мы… — начал, было, мальчик, на глазах которого почему-то появились слезы, — мы….

— Мы сейчас уйдем…. – выдохнула девочка. До этого момента она, просто молча, смотрела на розовощеких гостей, а теперь решила сдаться. Да и куда тянуть?! Все кончено. Детский дом ждет их. И вскоре он станет их новым домом. Домом, где никогда не будет маминых сказок, где никто не обнимет тебя ночью, если станет страшно, где никогда папа не научит тебя запускать воздушного змея.

Осознание того, что они сироты, пришло только наследующее утро, когда та самая визгливая женщина криками разбудила их. «Подъем! Проспите завтрак – будете голодать до ужина!» — крикнула она им. Теперь ей не перед кем было делать вид любящей детей старушки, и она вмиг превратилась в старую, сварливую ведьму.

В приюте мои герои провели около года. Они на собственной шкуре познали гнев надзирательниц и боль от ударов розги. Здесь минута дополнительного сна, означала порку. Дети приучились работать на благо государства, правда, благо государства не распространялось на них самих. Здесь работали все. Девочки вышивали узоры на платьях, которые им никогда не носить, мальчики приучались к ремеслу, работая на сытых буржуев. А вечером и утром получали еду. Овсяную кашу. Эта каша всегда варилась на воде, редко добавлялась соль (такое случалось по праздникам), и приготовленное варево больше напоминало отходы пищевода. Но дети ели эту кашу, благодаря Бога, за эту великолепную еду. Однако, когда кроме каши ничего даже не пробуешь – она становится для тебя лакомством.

Сперва конечно мои герои отказывались питаться этой дрянью, но после недели голодания стали уплетать кашу за обе щеки. К концу первого месяца, им уже не помнилась та, другая жизнь. Родители ушли в небытие. Их будто у сирот никогда и не было. Постепенно, ребята познакомились с остальными детьми. Все они были покорны и печальны. Отпечаток печали по семье отражается не только на душе, но и на выражение лица. Правда, слез никто никогда не проливал. Эта слабость запрещалась. За нее даже могли иногда наказать. Поэтому дети все переживали внутри. Тишина, доброта, забота – эти понятия сим детям были не знакомы. Они знали порку, злость и оскорбления. Мои герои постепенно привыкли к такому обращению и даже не представляли, что бывает другая жизнь. Они всегда жили так. Всегда в этом приюте, всегда с этими воспитателями, всегда молча. Через год такой жизни, Мэриэн (так звали сестренку моего героя) подхватила лихорадку. Брат не отходил от сестры, даже посмел попросить воспитательницу сходить за врачом, за что, впрочем, и получил оплеуху, он плакал рядом с сестренкой, пытался согреть ее, когда та начинала дрожать от холода, но все его усилия были тщетны. За час до утра, девочка вдруг прекратила дышать. Брат очнулся от дрема и попытался разбудить сестренку. Она подалась вперед, когда он потянул ее, но тело уже было бездыханно. Голова наклонилась чуть назад. Глаза были приоткрыты и создавалось впечатление, будто она смотрит на него. «Мэриэн, — прошептал он, — Сестренка… очнись…». Мальчик вновь попытался ее разбудить, но теперь уже все ее тело обмякло и превратилось в подобие куклы. Поднимешь руку, отпустишь — упадет. Постепенно тело девочки стало остывать и превратилось в камень. Теперь смерть полностью овладела ею. Мэриэн умерла.

Григорий был из бедной семьи. Родился еще до манифеста об отмене крепостного права. Так получилось, что два его брата и сестрёнка умерли еще во младенчестве. Отец погиб во время русско-турецкой войны. А от голода и нищеты умерла и мать. На пути его семье всегда попадались дурные люди. Чаще это были люди из благородных, хотя и своих барыг было много. То ли у народа разум помутился, то ли что другое, но даже знакомые купцы — выходцы из крестьян — брезговали помочь копеечкой али чем иным, ибо, видите ли, выгоды им не было. Это очень обижало Григория. Со взрослением всё больше злоба овладала им. И даже крестик на шее не смущал мужика.

Еще мальчиком он сблизился с Трофимом — местным главой хулиганов и мелких бандитов, каковым тогда был. Мальчику казалось, что только Трофим в этом мире единственный человек чести, бескорыстный герой, отнимающий деньги у богатых и дающий им правильный ход. А Трофим пользовался доверием мальчишки, используя его как своего прислужника. Мать ничего не могла сделать. Отец совсем не знал об этой «дружбе». Не было силы, которая могла бы объяснить хлопцу, что бандит — не хороший человек. Вот и получилось так, что после смерти родителей у Григория остался только Трофим. И всю полноту своих жизненных сил Григорий отдавал только этому бандиту, который к тому времени заделался уже более солидным преступником. Поговаривали даже, что на нём была смерть какого-то грешного барина. Своему Гришке он пытался втюхивать, что они делают благое дело — карают злых людей, как тому подобает. Григорий из-за того души в нем не чаял. Думал, что добру служит. Посылали его на кражи разные и на хулиганства мелкие. Но однажды Трофим поручил ему одно дело.

— Графинька тут есть одна. Душегубка. Деньжат у нее не счесть. Завтра поутру возьмёшь с собой ребят, заберете у неё наше добро. — Говорил разбойник.

Григорий, конечно, согласился.

Мужик настроился и пошел с утра вместе с сообщниками на безлюдную аллею, где должна была проезжать карета графини. Выждали. Напали. Кучера сразу по голове и одного лакея тоже прибили. Заглянул Григорий внутрь — сидит старица с испуганным лицом и прижимает к себе толстый кожаный чемодан.

— Отдай по хорошему! — раздалось обращение.

— Не дождёшься, бандит! — смело ответила графиня.

Во время совершения преступления было палящее солнце.

Бандитская рожа бесновалась. В нем появился задор. Ему понравилось грабить. Он силой отобрал у старушки чемодан, заглянул в него, увидел связки ассигнаций, понюхал их, как голодный пёс и отдал «коллегам».

— Берите чемодан и убегайте. А я тут с графинькой побазарю. — Злостно рыкнул Григорий и полез в карету.

— Отдайте эти деньги, они нужны для… — графиню перебил удар по голове металлическим прутом.

— Собаке смерть собачья! Змея! — прошипел Григорий и отправился к себе, сгорая от ненависти к графине.

Вечером следовало дать отчет Трофиму обо всем. На улице была духота, какая бывает перед дождём. Мужик отчитался. Преподнёс деньги на золотом блюдечке, так сказать.

— Ну молодец, Гришка, братец! Ну молодец! А денег-то сколько! — радовался главарь.

— И не благодари, Трофимушка.

— Про тебя уже в газетах пишут. Глянь. Везде заголовки пестрят! Графиня при смерти, графиня при смерти! — бандит дал Григорию газету.

— Ты чего, я ж читать не умею.

— А-а! Олух! Забыл я!

Трофим радовался, никак не мог успокоиться.

— Только вот я не понимаю, чего это эта графинька-то везла свои деньжата в чемодане. Да еще и так много сразу. Благородные ж не возят обычно их так. — Поинтересовался Григорий у Трофима.

Тут показал свой нос ещё один прислужник главаря — Митька, ныкающийся и пригибающий свою спинку под каждого, лазящий по жилищу Трофима как домовой. Не смотря на раболепие того, главарь посвящал его в разные подробности и тайны, которые не рассказывал даже Григорию.

— Да она их в сиротский приют везла! — как-то невзначай пискнул Митяй.

Лицо Трофима так и изменилось. Казалось, он сейчас съест этого Митьку. Но главарь постарался не подать виду.

— Как же это так, Трофим? Ты же говорил, что она душегубка, что деньги на зло распускает! — нахмурился мужик.

— Да это Митяй перепутал. — Попробовал отвертеться глава, но Григорий не поверил.

— Не-не, ты мне тут голову не морочь, Трофимушка! — Гришка грозно привстал. — Я на невинных руки не подниму!

— Тебе ясно сказано было, в сиротский дом она везла, ой тьфу! — выпендрёж у разбойника не вышел. — То есть, нет! — Трофим плюнул, злой сам на себя.

— Так значит… — всё в голове у Григория перевернулось, застыла какая-то пустота. — Я из-за тебя ни в чём не повинного человека прикончил?

— Ну, то что прикончил — это твоё дело. Сам стукнул её по голове. Я тебя не просил. — Начал говорить на чистую главарь. — И вообще, ты мне уже надоел своими поучениями! Я сказал ограбить — значит ограбить! А твоё дело не думать, а выполнять!

Состояние графини, на самом деле, было не утешительное. Врачи говорили, что скорее всего она умрёт.

— Я на простых людей не нападаю! Мы же только душегубов бьём, Трофим!

— Да плевать мне, кто простой, а кто нет! Все они душегубы! Что сиротский дом, что не сиротский, какая разница! Всё равно везде душегубство! Надо только с них побольше денег, чтобы мучались! — кричал в ярости главарь.

Григорий побледнел. Для него вдруг стало понятно, что всё, чем он жил и на что уповал — было ложным, что он, Гришка, был не спасителем добрых сердец, а бандитом, что он грабил обычных людей, а Трофим всё это время только пользовался им. Волна злости накатилась на него и он кинулся на главаря.

Только прислужники Фимки смогли оттянуть его от своего хозяина, а тот дал Гришке по лицу кулаком.

— Вышвырните эту дрянь! Чтоб духу твоего здесь не было больше, иначе не сдобровать тебе, Гришка!

Обманутого выбросили на ближайшую дорогу да слегка поколотили по пути. На улице теперь шёл ливень с грозой. Григорий тяжко встал и, шатаясь, медленно поплёлся к городу. На него проливался дождь, капли которого, словно пули, пронзали мужика до костей. Он шёл, как брошенная собака, и плакал.

— Что я за скотина? Как я жил? Что я натворил! Господи, какая ж я скотина! Я великий грешник! Я душегуб! Я вор и убийца! Бес меня своими цепями опутал! — рвалась душа Григория.

Он бормотал горестные слова то вслух, то мысленно. Он ощущал себя летящим в бездну без возможности за что нибудь зацепиться и спастись. Пропащий, разбойник, ничтожество, горящий в аду на Земле. Всё, во что он верил раньше, рухнуло и оказалось, что всё это было дьявольским.

— Господи, прости меня, дурака! Господи! — просил Григорий навзрыд. Воистину говорят, что душевные страдания намного мучительней, чем физические.

Так он добрёл до города. На улицах не было никого. Ливень ведь. Это серое одиночество ещё больше усугубляло состояние Гришки. Он был предательски обманут всеми теми, кому верил. Но какая же он всё-таки, выходит, скотина, бандит и злодей!

На встречу ему из какого-то здания (из какого, Григорий не разобрал, так как ему было плевать на всё) вышел человек в жандармской форме.

— Чего, пьянь, ходишь тут?

— Я душегуб! Меня казнить надо! — убивался мужик.

Полицейский решил, что Гришка напился и забрал его в участок. А Григорий только и бормотал, что он убийца, что душегуб. Через время полицмейстер тут уж понял, что человек не с пьянства чепуху мелет. А может и не чепуху? Мужиком заинтересовались. Григорий свою вину не отрицал, только подтверждал. Вызвали батюшку. Тот исповедал человека и утешил, чем смог, рассказав про то, как правильно жить и про другое. Гришу признали виновным, да ещё и по его показаниям всю шайку арестовали.

Скорее всего, Григория должны были осудить на каторгу, но стали дожидаться смерти графини. Однако, она выздоровела и, когда ей доложили о пойманном преступнике и его поведении, она пожелала его видеть. Всё это время беспрестанно шёл дождь. Поговорив с Григорием при охране в своём доме, она решила:

— Я прощаю его и прошу не наказывать его за содеянное в виду его искреннего раскаяния.

Когда Григория вывели из дома графини, он увидел, что дождь закончился и засияло солнце.

Григория осудили только за мелкие кражи и хулиганства. Через два года он вышел в мир и стал жить по правде, по совести, а часть своих доходов каждый месяц жертвовал сиротскому дому. Дожди в его жизни закончились.