Два сапога № 38. Пишем беты.

Правила игры

У игры два ведущих, один из которых выполняет роль “перста судьбы”.

Участник игры:

• Ознакомившись с темой, пишет миниатюру размером 2000 плюс-минус 500 знаков (нестрого) и отсылает ее ведущему.

• После выкладки миниатюр дожидается результатов жеребьёвки и пишет продолжение доставшейся ему альфа-миниатюры другого автора. Общий объёмдописанной миниатюры не должен превышать 5500 знаков (строго!). Отправляет текст ведущему.

№1

Дождь льет уже третий день. На улицу просто так не выйти. Да и не хочется. Дорожки в саду у дома раскисли. На газонах воды по щиколотку. А под крыльцом уже квакают лягушки. Мерзко и сыро…

Но почему же на душе так светло и радостно? Неужели из-за этого серого безобразия, которое прибилось с жалобным писком к порогу дома в первый и самый яростный из этих трех дней?

Бабушка всегда говорила, что кошка оживляет дом. Наверное, в этом есть какое-то рациональное зерно — у меня действительно появилась причина вставать по утрам. Раньше такой причиной была только привычка…

Котенок тихо урчит на коленях. На стене гулко тикают бабушкины ходики. В камине потрескивает огонь. В окно барабанит дождь. Солнце еще не село, но на улице уже темно из-за низко нависших туч…

Вдруг резкий стук в дверь разорвал полусонное мое состояние. Котенок встрепенулся, выгнул спинку и легко царапнул тонкими коготками колено, не переставая при этом урчать. Подхватил его на руки и направился к двери. Открыл, не спрашивая.

На пороге стояла девушка — промокшая и продрогшая, в грязной изорванной одежде, со слипшимися волосами. Она часто мотала головой, стряхивая крупные капли с носа.

Я посторонился, придерживая котенка у груди левой рукой, а правой держась за ручку двери. Девушка несмело шагнула в дом.

— Проходи, — сказал я хрипло, и мой голос показался мне чужим и незнакомым.

Она сделала еще пару шагов и остановилась. Я запер дверь, и в этот момент грянул гром. Девушка вздрогнула и затравленно оглянулась на меня. Я жестом указал на кресло у камина, где только что сидел сам, и отправился в ванную за полотенцами и сухой одеждой. Котенка посадил на пол.

Когда я вернулся в комнату, маленький паршивец уже лежал на коленях моей гостьи и урчал с утроенной силой, удовлетворенно закрыв глаза. Я ухмыльнулся и подал девушке полотенце. Она лишь виновато улыбнулась и принялась сушить волосы…

№2

В детстве мне часто снился один и тот же сон. Шпарит ослепительно яркое июльское солнце. Просачиваясь сквозь кроны деревьев, его лучи дробятся в мириады золотых пылинок. На высокой синеве кудрявятся лёгкие как пух облачка, подсвеченные снизу золотисто-розовым. Я бреду по узкой тропинке по корням, зарываясь по щиколотку в пыльной земле. Изящно вырезанные глянцевые листочки задевают меня, шепчут что-то ласковое и нежное. Ветер, такой же ласковый и приятный, ерошит волосы, забирается под рубашку, заполняя воздух густым ароматом свежей травы, влажной земли. И, кажется, я вижу, как вылупляются в жирной рыхлой земле из семян ростки, тянутся бледно-зелёными стебельками к солнцу изо всех сил.

Выхожу на край леса, за ним на поле ходит сине-зелёными волнами ковыль. И от широкого простора заходится сердце от радости. С тихим шорохом начинает сыпаться дождь, серебристой пылью заполняя воздух.

Но вдруг темнеет. Нависает свинцовой тяжестью небо. Ветер, только что ласкавший, словно мать в детстве, жестоко пронизывает до костей. Дождь усиливается, превращаясь в ледяной ливень с градом. С шумом обрушивается на меня, прижимая к земле. Градины больно бьют по голове, плечам.

От горизонта угрожающе надвигается грязно-белая махина ледника. Он приближается, а в голове сверлит мысль: надо бежать, бежать, но я стою, парализованный, и лишь наблюдаю, как ледник громоздится все выше, слои ломаются, налезают друг на друга. Я падаю на землю, сворачиваюсь в комок, пытаясь защититься. Острая боль пронзает тело, слезы жгут глаза. Гортанный крик, и я просыпаюсь, дрожащий, раздавленный ужасом. Господи, это был только сон.

Разве мог я знать тогда, что это кошмар станет реальностью?

№3

Где-то там, далеко в небесах, на головы Человечества пришло лето. По земному времени 1 июня. Здесь же сизые тучи отделяли заснеженные луга от всего остального космоса.

Мелкая аграрная планетка, тысячи лед назад выпавшая из цивилизации, подлежала бы зачистке, вывозе руд и уничтожению, если бы не представлявшее научный интерес население планеты. Именно поэтому в сие облачное утро профессор Шолфёнберг и почётный работник культуры Ререрн пили чёрный чай в специально отведённой Вождём для науки избе.

— А всё-таки это – Человек Земной. – Вещал Шолфёнберг. – Скелет видите? – Перед ними висела рентгеновская голограмма существа с непропорционально тонким и длинным скелетом, напоминающим человеческий, но руки от локтя разделялись на две части с двумя и тремя пальцами на конце каждой соответственно. – Всё это вполне реально за столько-то лет.

— Ну сколько вам повторять, Наум Фридрихович, что даже мифология кутниатов ничем не пересекается с человеческой, не говоря уже о былинах, повествующих о явно ксенической цивилизации. А самые ранние из этих былин оцениваются двадцать восьмым веком.

— Можете оценивать что угодно чем угодно, но прошлогодняя археология ничего не нашла.

— Теперь останки архаичного летающего аппарата – ничего?

— С них до сих пор не могут считать хоть какую-нибудь информацию…

Опять начался снегопад. Хлопья снега обжигали кожу разгорячённого кутниата. Жвихш со всех ног мчался по сугробам. Об этом обязательно надо было рассказать Небесным Учителям. Не было времени на остановку. Вскоре уже показалась заветная избушка.

Дверь распахнулась самым н6епосредственным образом.

— Жвихш? В чём дело? – Спросил Ререрн вбежавшего аборигена на местном наречии.

— О Учителя… Там… — Жвихш задыхался – О, Материнская вечнось! Лето… Лето пришло!

№4

И вот она – ночь…

“Them” взорвались в моих ушах привычным сочетанием барабанной дроби и мелодичной ритм-гитары, затем развязный самоуверенный голос Вэна Моррисона поведал миру: “Wow, here’s come…Here comes the niiiiight”. Последние слова он повторил ещё один раз в сопровождении подпевающих музыкантов, как бы до конца уверяя своих слушателей в непреложности этого факта.

Да, именно такая развязность и самоуверенность человека, не знавшего сердечных поражений, и была мне – человеку, столкнувшемуся с подобным поражением – сейчас нужна. И хотя дальше песня повествовала об обманутом чувстве и ожидании, я не слушал слова, а только голос – и музыку.

На высоте всегда есть ветерок – даже когда внизу безветрие. Пусть даже это – всего лишь некое движение, колебание, дуновение…Вот это самое летнее движение-колебание-дуновение и овевало сейчас лицо человека – меня, – стоявшего на краю крыши. Руки впивались в поручень напоясного ограждения, а глаза всматривались по очереди в обе бездны.

Я не собирался никуда прыгать – просто в съёмной “однушке” было душно, а я любил простор и свежий воздух, поэтому часто выбирался на крышу многоэтажки, в которой жил, и стоял – или сидел, обхватив колени руками – и наслаждался: цветом ночного города, запахом ночного неба, странной умиротворённостью ночного мира… Кроме того, ночью мне всё всегда казалось чем-то нереальным, искажённым, полубессонным. И всё, что случится в такой атмосфере, будет естественно и правдиво. А в последнюю неделю к этому желанию добавилось и желание убежать – от одиночества. То есть – желание поддаться возможности убежать от одиночества…

— Говорят, что если долго смотреть в бездну, то бездна сама начинает всматриваться в тебя, – неожиданно произнёс у меня за спиной низковатый женский голос.

№5

Директор школы буравил меня угрюмым взглядом, я отвечала ему непроницаемой буддийской улыбкой. Виолетта Юрьевна размахивала перед нами пачкой детских рисунков и вещала, что поведение Кирилла — не просто вопиющее хулиганство, а повод обратиться к психологу. Так как ребенок за лето стал совершенно неуправляем, дерзким и неадекватным, и ему не место приличной школе. В подтверждение она демонстрировала рисунки сына и пересказывала его колкие замечания. Минут через 10 истеричные нотки в голосе педагога стали так явственны, что школьный психолог очнулась от сонного забытья и сочла своим долгом вмешаться.

— Согласитесь, Светлана Ивановна, — обратилась она ко мне, — Когда ребенок десяти лет на уроке рисования по теме «Летнее счастье» вместо парка развлечений, берега моря или, в крайнем случае, домика в дерене изображает жуткого черного дракона, грязно-серое облако, пронизанное кроваво-красными молниями, и Медузу Горгону и поясняет, что его счастье — всё лето их не видеть, это как минимум настораживает. Какие отношения у вас в семье? Как вы провели лето?

— У нас всё в порядке, Ирина Альбертовна. В семье все живы и здоровы, конфликтов нет. Мы были летом на море и в парке развлечений. В свою очередь, согласитесь, что рисует Кирилл хорошо, талантливо. На счет сюжетов я с ним поговорю, конечно. Но не вижу ничего плохого в том, что ребенок десяти лет знает мифы Древней Греции и любит истории про драконов. Хотя Виолетта Юрьевна возможно права, и нам с мужем стоит поискать для сына другую школу, где его способности смогут раскрыть в полной мере.

— Ну зачем же так горячиться, Светлана Ивановна, — директор встал из-за стола и подошел ко мне, — Мы делаем всё необходимое для всестороннего развития мальчика. Он — наша гордость: спортсмен, победитель предметных Олимпиад и разных творческих конкурсов. Мы собрались здесь, чтобы помочь…

Дальше я не слушала, полностью закрывшись щитом от воздействия.

Да, определенно, нужно что-то решать. Кир, конечно, переборщил, нарисовав этих троих столь карикатурно-точно. Нельзя так подставляться! Пыльно-книжная серость в сполохах подавленной похоти и ходячий серпентарий не страшны. А вот старый дракон — серьезный противник, он сразу всё понял

№6

Хэмстери задумчиво смотрела в белое небо из-под скального навеса. Сверху падали огромные пушистые снежинки – не каждая поместится на ладони. Красиво!.. Но если эта красота к вечеру не прекратится, то выйти уже будет невозможно – пещеру окончательно завалит снегом. Она поежилась. Выбор невелик: выбраться наружу и замерзнуть – или остаться внутри, в тепле, но никогда больше не увидеть солнца, не подняться в небо… А что будет с лесом?!

Волшебной силы лесных эльфов не хватало на то, чтобы справиться с неожиданной зимой. А крошечными ручками много ли снега разгребешь?

«Может, вернуться? – подумала Хэмстери, оглядываясь. – Никто ведь не заставляет».

Из пещерки поднималась чуть заметная сизая струйка дыма. Там было тепло. Господин Фликер поддерживал огонь в очаге, а Моулетта обещала к возвращению сестры заварить чудесный чай – у них еще осталось несколько прошлогодних смородиновых почек…

Хэмстери решительно натянула на голову капюшон, тряхнула крыльями и взлетела. Уворачиваясь от снежных хлопьев, она пыталась держать курс на юг.

Этой весной эльфы, как обычно, старательно готовили лес к лету. Уже зазеленели травы, развернулись листья, раскрылись первые цветы… А потом вдруг вернулась зима.

Как-то утром незнакомая белая сова пролетела через лес, ухая:

— Лето отменяется! У-ху! Лета не будет! У-ху! Будет только зима! Всегда только зима! У-ху-ху!

Эльфы пытались догнать вестницу, но не смогли: сова мчалась, словно ее нес стремительный северный ветер. А к вечеру того же дня небо затянуло тучами, похолодало и пошел снег… Скрылись под сугробами цветы и трава. Ломались ветки деревьев, не выдерживая тяжести снега. Обливаясь слезами, эльфы велели деревьям скинуть листву.

День за днем лесные обитатели с надеждой смотрели в небо – не прекратился ли снегопад? Нет, он не прекращался. Становилось все холоднее. Но страшнее мороза был надвигающийся голод. Прошлогодние запасы давно закончились, а новых было негде взять.

И тогда Хэмстери вспомнила, что ей рассказывала бабушка.

№7

Считали дни. В городе каждый день одинаковый. Встали, приготовили, поели, в поликлинику или магазин сходили, вернулись, приготовили, пообедали, телевизор посмотрели. и уже спать пора. Каждый день смотрели прогноз погоды, не станет ли теплей, не пора ли уже ехать. Когда же лето?

Участок ещё в институте выдали. Она давно мечтала о дачке. Сначала в другой предлагали, там и газ был, и электричество, дорога. Но деда же все знают. Ему не надо ничего. Только бы дома сидел со своими книгами. Пока он думал, там быстро одна из бухгалтерии подсуетилась. И им этот участок достался.

Они приехали, молодые ещё, дочка подросток. Красота! Тишина. Только птицы поют, ветер колышет траву. До дома на двух электричках надо было ехать, добирались три часа. Сначала ночевать было негде. Потом домик для инструментов построили, там можно было на полу спать.

Земля там тяжелая, требует много труда. Но потом и картошечка пошла, и огурчики, и яблочки. Она всегда говорила о бедности, о том, что они не могут позволить себе купить овощи на рынке.

Увозить урожай на электричке тяжело, приходилось урожай раздавать соседям. Собрали деньги, купили десятилетний москвич. Сразу расходы – ремонтировать, гараж. Он так нервничает за рулем, а ему нельзя нервничать. Зато сами себе хозяева, — когда захотели, сели и поехали! Только пробки. В прошлый раз ехали шесть часов.

Но им казалось, что дача стоила таких жертв. Они жили ради неё. Дочка выросла, они вышли на пенсию, у друзей свои дела и болячки, все старенькие уже. Но порой приезжали к ним на дачу, жарили шашлык, сидели на скамейке под яблоней и увозили с собой пакет огурцов. Только что с грядки, свои, никакой химии!

Всю зиму она думала, что куда посадит. Волнуется – не забрался ли кто в домик. Пять лет назад выбили окно, унесли все алюминиевые ложки и кастрюли.

С февраля в городской квартире подоконники заняты рассадой. В магазине она то и дело заглядывает в садовый отдел – то тяпку купит, то перчатки, то пожалуется на подорожавшие семена.

В конце апреля они наконец-то переезжали на дачу.

Она вставала рано, и сразу в сад – то полоть, то сажать, то копать, то красить. Врачи запрещали, да и сил уже мало — она быстро уставала. В голове звенело, руки-ноги отнимались. Но разве можно мимо, если что-то не сделано. Но больше всего раздражал муж, который делать ничего не хотел, ссылаясь на больную спину. Ему лишь бы в город удрать. То у него какие-то студенты, то защита, то экскурсия.

№8

Шарф Виракочи

Яркий свет проходил от окна, и ложился по подоконнику. Каждый раз как снежинки касались окна, появлялся оранжевый всполох, а Велюше казалось, что он сможет сплести него солнечный шарфик, и тогда лето вернётся. Глядя на улицу, Велька всегда представлял, что это был не тепловой купол окна, а особая магия, магия предков и инков.

В представлении инков главный бог Виракочи поднимался до Солнца, и сплетал из него нити. А затем опускался на землю, на особом станке ткал из них полотно, укрывал им Страну, и тогда лето царило над всею землёю. А когда полотно истончалось, приходили назад ливни и грозы. Прославляли все Виракочи, приносили богатые жертвы. Позавидовал ему злой Супай, и послал своих слуг, что б украсть тот станок, и сокрыть его части в неведомом мире.

Велькин папа работал культуроэкологом. Целыми месяцами он склонялся над снимками и голоэкранами, а потом пропадал в экспедициях. Лишь однажды Илья побывал вместе с ним в древнем храме горах, навсегда запомнив эту легенду, что отец прочитал с интиуатана, исполинского камня, на который могли привязать раньше Солнце.

Пусть Илья не был древним жрецом, не общался с богами и духами, и прожил не в Стране Горных Предков, а родился в Сибири, в этот раз изучил ритуалы по отчётам отца, и по книгам из дома на чужих языках, на которых общался свободно, всё же, в доме культуроэколога древняя речь была почти столь же привычна, как русский. Ну а сделать гномон оказалось легко, всё же, правила оптики везде одинаковы, и потому пропорции солнечных часов на уроке труда повторили пропорции обелиска из древнего храма. А Илья был уверен. В этот раз он решил провести ритуал, что б создать солнечный шарфик, и укрыть им хотя бы свой город.

Из окна вырывался оранжевый свет и разбивался гномоном. Когда тень обелиска пересеклась с тенью мальчика, Илья уколол палец, и капнул на обелиск своей кровью. Ну а затем жрец должен был произнести заклинание:

— Я очень хочу связать солнечный шарфик для того, что бы хоть так привязать отца к дому.