Зверь

— Говорил, чистое золото! — горячо шептал в ухо Ленька.

— И не тошно тебе спасителей подставлять? — устало ответил я. Прятаться в ворохе опавших листьев, в залитом янтарным светом орешнике, оказалось неожиданно тепло и приятно. Идти вниз и делать глупости не хотелось. Но Ленька настаивал:

— Тошно, — признался он, — но там золото, понимаешь! Золото!

Золотая лихорадка, чтоб его! Я потянулся за биноклем, чтобы посмотреть на зверя. Ленька все равно покоя не даст.

С Ленькой мы дружили еще со школы, хотя полноценной дружбой это назвать сложно. Ленька влипал в неприятности, я его вытаскивал. Зачем? Я и сам не знал. Каждый раз давал себе слово, что больше ни-ни, но все равно стоило Леньке появиться с покаянным взглядом побитого щенка, как все начиналось сначала. Подозреваю, что причина проста — моя жизнь была стабильной жизнью простого офисного служащего. Подъем в семь утра, офис, возвращение домой, жена, дети, телевизор. Каждый день одно и то же… скучно. Экзотики хотелось. Приключений. Да так хотелось, что аж ломало. И тут появлялся Ленька со своей очередной дозой неприятностей.

Неделю назад мне позвонила Ленькина жена и заявила, что ее ненаглядный супруг опять исчез. Я, мягко говоря, удивился. Ленька исчезать умел только одним способом — когда я его прятал. Встревожившись, я принялся обзванивать общих знакомых, потом больницы, потом — морги. Но Ленька пропал. Без вести.

Вернулся он через дней пять, сам. Бредил о том, как пошел в лес по грибы, да, естественно, заблудился. Как едва живой, голодный, замерзший, набрел на какую-то деревню. Как его там откачали, накормили… и отпустили домой. Мол, "так зверь приказал".

— Что еще за зверь? — зевнул я, наивно полагая, что Ленькины неприятности на этот раз закончились без моей помощи. Ленька счастливо улыбнулся и начал вещать, что жители деревни — сектанты, поклоняются идолу, а идол тот… из чистого золота и килограмм так на пяток тянет. И что неплохо было бы этого зверя "прихватизировать"… И лучше уже завтра, так как Леньке загорелось...

— Завтра Хэллоyин, — задумчиво ответил я. — Дочке обещал в школу прийти, они там тыквы вырезают...

— Какие тыквы? Там зверь, слышишь! Золото!

Пришлось на "прихватизацию" согласиться: Ленька своим нытьем кого угодно достанет. Да вы не думайте, воровать я не собирался. Мне казалось — побродим по лесу, естественно, деревни не найдем, и назад вернемся.

Куда там! Обычно в трех соснах блудивший Ленька дорогу почему-то отыскал в два счета и, к моему огромному удивлению, оказались мы-таки на пригорке, наблюдая в бинокль за раскинувшийся внизу небольшой, домов так в десяток, деревенькой.

Особенно там выделялась округлая, метров десять в диаметре, площадка. В центре ее — усеченная пирамидка из темного камня, где-то в полтора метра в высоту, а на пирамиде сидит он — зверь, отдаленно смахивающий на волка.

По виду — действительно из золота, блестит в лучах осеннего солнца так, что глазам больно. Наверняка чистят его и часто.

— Ночью подкрадемся, — строил планы Ленька...

Я воровать не хотел, честно. Но тут заговорила во мне авантюрная жилка, переорав голос разума. И я, дурак набитый, согласился.

Хеллоyинская ночь выдавалась тихая и светлая. Заливал все вокруг серебристый свет, манили темно-синие тени, рассыпалось по безоблачному небу звездная россыпь. С тихим шорохом падали с орешника отяжелевшие листья, предательски шурша под ногами. И вокруг была странная тишина, полная едва слышимых шорохов. Воистину колдовская ночь.

Дождавшись, пока погаснут в деревне последние огни, мы направились на дело. Ленька шумел, как сумасшедший, но, как ни странно, в домах ни единая собака не откликнулась. Как вымерли все.

К площадке мы добрались без проблем, что меня не обрадовало, а встревожило еще больше. Что-то тут явно не так...

Золотой зверь поблескивал в лунных лучах и смотрел на нас умными, агатовыми глазками. Как живой. Красивый… аж красть жалко.

— Миша...

Ленька потянул меня за рукав.

— Тише ты, — прошептал я. — Всех на ноги поставишь.

— М-и-и-и-и-ша...

В голосе Леньки слышался неприкрытый ужас.

Я оглянулся. По дорожке к нам медленно приближался зверь, черточка в черточку напоминавший того, на пирамиде, но живой. Слишком живой. И слишком огромный — с добрую овчарку. Черный, как смоль, шкура в лунных лучах поблескивает, да видно, как перетекают под ней упругие мышцы.

— Мишка, — хрипел Ленька.

Я попятился назад, увлекая за собой друга. Бежать? Все равно этот быстрее будет. Сопротивляться?

Зверь, будто услышав, оскалился, показав острые зубы.

— Мишка!

— Беги, придурок!

Ленька послушался, сиганув в противоположную от зверя сторону. Я поднял с земли палку, не спуская с твари взгляда.

Зверь посмотрел на меня как-то оценивающе и прыжком оказался рядом. Я замахнулся. Зверь легко ушел от удара, отпрыгнув в сторону, и вдруг побежал за Ленькой. Я бросился вслед за тварью, но опоздал...

Гибкое, стройное тело распласталось в прыжке, приземлившись Леньке на плечи. Ленька взвизгнул, тонко, жалобно и упал лицом вниз. Челюсти зверя сомкнулись на его шее. Раздался неприятный хруст. Мой друг дернулся, раз, другой, зашелся в агонии, а зверь вдруг поднялся на лапы и оглянулся на меня.

Взгляд тот пронзил до самых костей. С клыков твари редкими темными каплями капала кровь. Зверь будто улыбнулся и мягкой, пружинистой походкой направился ко мне.

Я даже не думал убегать. Все равно без толку. Но так просто, как с Ленькой, у тебя не выйдет! Получишь, тварь! За Леньку! За нас всех. Иди, иди ко мне! Давай! Иди же!

Последнюю фразу я выкрикнул и шагнул навстречу зверю.

— Не надо, — мягко сказал кто-то.

Раньше, чем я обернулся, затылок вспыхнул болью и встретило меня беспамятство.

Очнулся я распятый на холодном камне. Руки и ноги мои оказались привязанными к скобам, веревки безжалостно врезались в запястья и лодыжки. Надо мной был свод какой-то пещеры. Где-то невдалеке потрескивал на стене факел, единственный тут источник света. Повернув голову, я вздрогнул. Зверь стоял совсем рядом и смотрел на меня как-то странно...

— Что, жрать будешь?

— Хозяйке не нужно твое тело, ей нужно твое дитя, пришелец, — ровно ответил кто-то.

Я наконец-то заметил, что мое "ложе" окружено людьми. Наверняка теми, с деревни.

— Прости, но я не зоофил. Так что давай, режь сразу.

— Ты сам пришел в колдовскую ночь. И она тебя выбрала. Это большая честь быть отцом ее ребенка, пришелец.

— Спасибо, осчастливили, — прошипел я.

Зверюшка вдруг прыгнула, грациозно растянувшись в прыжке, и приземлилась темноволосой, обнаженной девушкой с жгучими, черными глазами.

— Влада, — выдохнули хором деревенские, бросившись на колени.

Я дернулся в веревках. Что за колдовская ночь, к чертям собачьим?

— Ну, ну, миленький, — прошептала Влада, усаживаясь на моих бедрах. — Тебе точно будет приятно. Пей!

Один из мужчин поднялся с колен, подошел и поднес с моим губам чашу, наполненную пряно пахнущей жидкостью.

— Иди к лешему! — закричал я. — Ни черта я пить не буду!

Мадам-волчица со мной не церемонилась: она забрала у почтительно склонившегося перед ним мужчины чашу, набрала в рот зелья, наклонилась надо мной и, зажав мне нос, впилась в губы мои поцелуем. В скором времени мне не хватило воздуха. Разжав губы, я почувствовал, как хлынула в рот горькая, с привкусом трав жидкость. Неосознанно глотнул. Потом закашлялся, почувствовав, как растекается по груди тепло и все уплывает в тягучей розоватой дымке.

Я и не помню, как кто-то перерезал веревки. Вместо того, чтобы убежать, я сам обнял гибкое тело волчицы, приникнув к ее чувственным губам долгим поцелуем. Я забыл себя, не в силах более сдерживаться.

Нашли меня случайно забредшие в те леса грибники. В той же деревне, оказавшейся почему-то заброшенной, нашли они и тело Леньки с перегрызенным горлом. Некоторое время я провалялся с воспалением легких в больнице, а когда вышел, навсегда забыл о жажде приключений.