Творение. Автор - Мардук

Над океаном полыхает закат. Жду терпеливо, прикидывая шансы на встречу. Ближе к ночи сомнения, словно назойливые москиты, одолевают меня. Правильно ли рассчитал время? Не ошибся ли с местом? Да нет, все верно, он не любит яркого солнца и предпочитает выходить из воды под вечер. Либо в непогоду. Тучи, заключив союз с моим неприятелем, берут светило в плотное кольцо. Начинает накрапывать дождик, такой мелкий, как будто мириады крохотных арахнидов развесили в воздухе свои легчайшие паутинки. Скверно. В промозглую погоду Мушкуш, как никогда, силен.

Я растер золотистый песок по рукояти меча. Потянулся, разминая затекшее от долгого ожидания тело. Давненько не тешился я доброй схваткой! И не мудрено. Для хорошей битвы нужен по крайней мере достойный соперник. А достойный соперник здесь только один. Мушкуш. Он хоть на вид и кровожадный монстр, однако…

Однако, вот и его голова показалась над поверхностью. Широкая такая голова. В ней все шире, чем нужно. Широко расставленные, вытянутые вдоль морды, овальные глаза затянуты черной пленкой. Широкие, разнесенные по сторонам черепа, хищные ноздри, издающие сию минуту то ли грозное, то ли презрительное фырканье. Ну и, конечно, знаменитый широкий драконий ус, шарфом охватывающий щеки и поднимающийся до кончиков изящных, лихо отогнутых назад, ушей.

«Может обсудим...» — это я больше так, для порядка. Договорить всё одно, не дают, четыре ноги впиваются когтями в прибрежный песок, а шея как праща снаряд выстреливает плоскую голову мне под ребра. Перевернувшись через голову, лечу кубарем по пляжу. Для затравки неплохо. Учитывая то, что чудовище весьма скромных, адекватных размеров. Пока что. Вообще, Мушкуш если не справедлив, то уж понятие о честной драке имеет, несомненно. Сплевываю немного лишней крови. Она красная как закат и соленая, как море. Еще один стремительный удар, направленный в правое плечо, пропускаю совершенно бездарно. Оружие едва не выскальзывает из онемевшей длани. А больно-то как!

«Ну ладно, чешуелапый!» Меч свистит, разрезая влажный воздух. Жаль, что только воздух. Верткий, ящерица. Выпад, разворот, снова выпад и… И налетаю грудью на выставленный округлый бок так, что от толчка меня относит к самой опушке леса! Он тренировался что-ли? Мое недоумение просто брызжет из глаз. Вместе с традиционными искрами. Колючие звездочки падают на прошлогоднюю траву. Занимается робкое молодое пламя, охотно перекидывающееся на подставленный клинок. Ничего, самое веселье впереди!

Твердая как подводная скала морда уже близко. Пасть растянута так, что кажется издевательской улыбкой.

Бах — тыльная сторона рукояти меча очень удачно находит нос Мушкуша. Тот отпрянул, тут же заложил пируэт, которому позавидовал бы любой танцор, и попытался снести меня с ног ударом хвоста. Не тут-то было! Вовремя подпрыгнув, я увернулся и достал противника по правому уху, с оттягом, плашмя. Увенчанный благородной бахромой огня клинок, соприкоснувшись с кожей монстра, издает тот же звук, что и факел, погружаемый в воду.

«В-исс— В-исс...» — шипит, заходясь от боли и возмущения дракон. Не лгу, уже, пожалуй, полноценный дракон! А вышел такой скромник. Да что там говорить. Я и сам раздался в плечах, стал выше ростом, да и оружие налилось огненной мощью. Время летит, как стрела, пущенная из отличного тисового лука! Мы оба пыхтим, то яростно атакуя, то мужественно отражая сыплющиеся со всех сторон удары и углубляемся в дремучую чащу. Просека, все раздающаяся и раздающаяся вширь, уже больше походит на проезжий тракт. Подумать только — а ведь еще час назад величественный, девственный лес готовился отходить ко сну. Мушкуш встает на задние лапы и, взмахнув появившимся из-под перепончатого крыла кнутом, захлестывает мою лодыжку! Падаю наотмашь, свалив по пути пару вековых сосен. Сгибаюсь, прочертив пламенеющий круг над макушками прижавшихся в страхе друг к другу березок, бью врага по лапе. И, не успев подняться как следует, получаю в лицо облако морозного тумана! Если бы только это! Заостренные куски льда несутся в меня из ревущей пасти. Десятки, сотни холодных кинжалов с зазубренными лезвиями норовят разорвать, проткнуть, уничтожить плоть! Направляю всю свою энергию в оружие — сталь раскаляется добела, вибрирует от невиданного жара, раскрывается изнутри алым веером. Стряхиваю жалкую росу с металла и прошу меч принять прежнюю форму. Не теряя времени даром, левой рукой рисую тайный знак, закручивая торнадо. Смерч, вырывая из земли несколько пропитанных ароматной смолой елей, катапультой выстреливает стволы в противника. Торжествующе воздев гудящее пламя над челом, я поджигаю разящие орудия возмездия… Вижу, как Мушкуш упрямо сдвигает мясистые валики бровей и заслонившись левым крылом как щитом, припадает извивающимся телом к самой земле. Чирк-чирк-чирк — исполинские деревья, словно лучинки, скользнув по влажной живой броне бороздят утоптанную поляну. Прогалина становится больше похожей на вспаханное поле, с торчащими то тут, то там догорающими головешками.

«Остановитесь, безумцы!»

Хотел бы я, чтобы это вещал всего лишь голос негаданно проснувшейся совести. К сожалению, автор реплики слишком хорошо знаком нам с Мушкушем. Мы оба знаем, что придется прислушаться. Но не сейчас!

Потеха в самом разгаре! Кто же внимает голос разума, когда кровь бежит по жилам быстрее, чем горная река в стремнине! Даже в том случае, если это голос Самого…

Разветвленная молния ударила с небес. Раз. Потом другой. Третий.

Воинов не смутить такой мелочью! Змей надувается важно — и кончики когтей лишь легонько касаются травы. Явно намеревается воспарить в воздух — и обрушиться оттуда на меня всей тяжестью! Я опережаю хитреца и, расправив белоснежные роскошные крылья, взмываю к облакам. По дороге подхватываю почти увядшее торнадо и раскручиваю его с новой силой.

«Небо не твоя стихия, ногастая рыба! Сидел бы себе тихо в тине!»

Я выкрикиваю оскорбления самозабвенно. Они извергаются из меня, как магма из жерла вулкана. Вот что значит, давно не поднимался к облакам. Небо пьянит, как самое крепкое вино! Мушкуш неуклюже барахтается внизу, тщетно пытаясь уследить за моими неописуемыми выкрутасами. Меч, заткнутый за пояс, отдыхает. Я умело направляю движение воздушной стихии по спирали и отвешиваю размашистую оплеуху противнику. В место, где… хм… Короче туда, где хвост у дракона как раз переходит в тело…

«В… ис… В-исс...» — шипит, извиваясь, бедолага.

И вдруг переходит на вполне внятную речь:

«Вис-с-сельник… С-с-с-вивай с-с-себе с-с-с-аван!»

«Прекратите немедля!» — густой бас наполняет округу, чередуясь с раскатами грома, и молниями, которые бьют в землю уже непрерывно, одна за другой.

«Да кто он такой, зануда? Глас Божий? Ну так это просто работа у него такая. Переводить волю Вселенной на понятный язык. Имя себе звучное выбрал… Метатрон. Весь из себя! Хотя, если по совести, без него тоже никуда. Без него все равно, что без САМОГО. Два века, пока Метатрон в отпуске был, мы с Мушкушем не слышали отеческого наказа. Вот и расшалились маленько. Прям как дети».

Пока я размышляю, торс Мушкуша претерпевает метафизическую трансформацию. Десятки… Нет, не десятки, сотни витков змееподобного невероятно удлинившегося тела внезапно заполняют все пространство вокруг меня. И начинают неотвратимо, с ужасающей скоростью схлопываться, норовя расплющить врага в смертельных объятиях. Воздух вибрирует, его сотрясают удары грома небесного вперемежку с драконьей магией Мушкуша. Материя подергивается мелкой рябью, резонанс охватывает поле битвы, угрожая уничтожить всё живое на много миль вокруг. Ливень обрушивается серой стеной, словно руки великана где-то там, наверху, разом выжали всю влагу из воздуха, как из только что постиранной рубахи. Я ныряю и кружусь между скользкими, покрытыми блестящей чешуей бревнами, и моя плоть, до кончика самого махонького перышка полыхает огнем испепеляющего гнева. И тут…

И тут всё прекращается. Так может только Он. Без всяких дураков, то настоящее чудо Господне. Только что я от всей души желал превратить дракона в кучку пепла. А он — сплющить мои кости. И вот мы сидим на берегу тихой речки, Бог знает где. Уж он-то точно знает. Надеюсь. Мушкуш на отмели, опустив лапы в прохладную воду. Я на небольшом плотном облачке, свесив голые пятки с края. Ни пламени, ни ненависти, ни разверзшихся хлябей. Даже Метатрона не слышно. Сплошное благолепие и умиротворение. Что самое удивительное — и в сердце тоже. И время будто остановилось. Течет где-то там, внизу, заботливо огибая нас.

Хочется закрыть глаза и вспоминать. Почувствовать себя вновь младенцем, только что вылупившимся из светоносного яйца. Помню, первым, что я увидел, были глаза Мушкуша. Нет, я не испугался. Совсем. Почему не испугался? Конечно, не в последнюю очередь из-за того, что не знал тогда, что значит «бояться». Но не только по этой причине. Дракон, по большому счету, не мог причинить мне зла. Ни тогда, ни сейчас. В минуту, когда Мушкуш нашел сияющую сферу, свисающую на тончайшей паутинке с ветки дикой сливы, он кое-что понял. А именно то, что мир, доверенный ему Создателем, завершил первый цикл развития. И нуждается в противовесе, чтобы стабильно следовать далее по предначертанной стезе. Мушкуш не только понял, но и принял божественное провидение как должное. С той минуты он опекал меня как сына. К слову, прозвища «висельник» за мои безобидные проделки, я удостоился почти сразу, пока свежа была память о способе моего появления. Войдя в совершеннолетний возраст, веков эдак двадцать назад, я начал дерзить приемному папе. Он сначала терпел… Потом прибегал к силовой терапии… А после настал миг, когда установился баланс. С тех пор мы дискутировали на равных. Спор, случалось, порождал истину. Хотя подчас ограничивался урожаем синяков и шишек. Иногда, например, сегодня, наши прения заходили в тупик. Тем не менее, мир Мушкуша медленно, но верно продвигался по крутой лестнице эволюции.

Необычный снег вдруг наполнил воздух. Мягчайшие великолепные снежные хлопья, элегантно порхая, неспешно спускались сверху. Падая на кожу, посланники небес исчезали без следа, оставляя после себя лишь сиюминутное ощущение приятного освежающего холода. Я протянул руку, поймав особенно крупного зимнего мотылька на ладонь. И почувствовал прикосновение чего-то шероховатого, теплого, совсем непохожего на снег. Темное семечко, такое крохотное, что легко уместилось в складке кожи. Основа и начало нового мира. Знак наивысшего доверия и огромной ответственности. Взвалить на себе такое бремя — не шутка. Настоящая взрослая жизнь, где ты сам себе голова. Больше никогда не будет чужой дудки, под которую надо плясать. Отныне я сам композитор. Сам дирижер. Сам оркестр. На первых порах — сам же и слушатель! И не будет старого мудрого дракона за спиной. С его недовольным ворчанием, с его нелепыми представлениями о том, каким должен быть мир и каким не должен, с его насмешками… И с его верным крылом… Невольно запаниковал на мгновенье. Скосил глаза как раз вовремя, чтоб увидеть как Мушкуш участливо поглядывает из-под нависающих изумрудных бровей. Смотрит долго-долго. И вдруг я понял — он прощается со мной! Нет! Нельзя же так! И я, что было мочи, рванул с уютного облака навстречу своему другу.

Земля ушла из-под ног, и я узрел свой новый мир. Равнодушный космос, раскинувшийся на световые годы вокруг, давил обилием пространства. Незнакомая планетарная система, стремительно увеличиваясь в размерах, притягивала к себе. Неприязненно окинув взглядом мое новое приобретение, я сходу нашел в нем сто восемь несовершенств. На мой взгляд, всё здесь было не так. Десять планет, носящихся вокруг единственного, слишком яркого солнца по странным вытянутым орбитам. Что хорошего вообще можно ожидать от эллипса? Пролетая мимо одной из них, я пребольно приложился плечом. Но и шарику тоже досталось неслабо. Похоже вращаться теперь ему придется в другую сторону, да еще и лежа на боку. Ничего, ниже в этом мире падать уже некуда, и чтобы я не сотворил, следовательно, направлено к благу.

У Мушкуша всего одна планета и четыре спутника. У меня же целое богатство — десять! Есть где развернуться. Серокожие гуманоиды Мушкуша имеют, к слову, по четыре пальца на руке. Я всегда шутил, что им удобно считать свои луны. Не собьешься. Решено! У моих подопечных пальцев будет десять! А лучше — двадцать! Нет, это я загнул. Хотя, слово не воробей, вылетит — не поймаешь. В ментальной ткани Вселенной уже начали происходить изменения, вызванные моей несдержанностью. Первый закон демиургов: «В начале было слово!»

Да где наша не пропадала! Двадцать так двадцать! Разделю на верх и низ, а потом еще на право и лево, и по пять на каждой конечности нормально будет! Сторон света будет четыре. Пусть для начала осваиваются жить на плоскости. А там посмотрим. Горизонталь во всех мирах общедоступна. Вертикаль таинственно-сакральна. С высоты видно далеко, а вниз стекают нечистоты. У Мушкуша, правда, несколько отличная философия, порожденная иным строением пространства. Я назвал бы ее избирательно восьмимерной.

Пространство… Трех измерений моим адептам, думаю, вполне достаточно. А то заплутаются и запутаются окончательно. Налету потерял бдительность, задумался и раздулся просто до неприличной величины. Куда ж это я? Торможу, всеми способами стараясь избегнуть встречи с пятой планетой. В последний момент вписываюсь-таки в сложную параболу… Но приливная волна напрочь сносит один из полюсов. В вакууме плывут, размахивая бесполезными когтями, клювами и щупальцами целая вереница неправдоподобно уродливых монстров. Сонм обломков летит к самой крупной планете. Небесное тело так велико, что при других обстоятельствах само могло бы стать звездой. Но тут я полностью на стороне местного светила. Лидер должен быть один. И исполнять свою партию соло. А назову-ка я его Соло-нце… А что, неплохо звучит. Обретшая имя звезда сию минуту ревниво возвращает ускользающее из рук каменное ожерелье. Какое то время два гиганта борются за право обладания тем, что служило домом ужасающим чудовищам. Наконец остов искалеченной планеты не выдерживает и разлетается на куски. Один из которых, почти идеальный сфероид, устремляется вслед за мной.

Четвертая планета красная, как кровь. Она мне не нравится. Третья пока на противоположной стороне орбиты, ее загораживает Соло-нце. Вторая стыдливо закуталась в тучи… Проникаю воровато под облачную перину… Фу, действительно, существуют места в которые лучше и не заглядывать! Мельком оцениваю крохотную планетку у самого светила. Нет, и она не годится! Мощно отталкиваюсь от облачной дурнушки — надо ей кстати имя выдумать позаковыристей, — и ввинчиваюсь в глиссаду сближения с третьей планетой. Господи, прости! Опять не рассчитал ускорения. Теперь уже две планеты вращаются в противоположном заданному Творцом направлении! Только что вступил в права владения, а уже успел одну планету разнести вдребезги и две сбить с пути истинного. Чувствую, перспективы здешнего сектора мироздания вырисовываются самые радужные…

И тут вижу её… Жемчужина, не иначе. Голубая сфера, покрытая перьями легких облачков. Будто ангелы, принесшие сюда восхитительную елочную игрушку, оставили на память часть себя. Она просто красавица. Имя ей дам непременно женское. Придумаю — и одарю щедро! Решено! Вдохновение руководит мной, как художник, направляющий послушную его воле кисть. Вспоминаю уроки своего многоопытного наставника. Следуя древним классическим канонам, преобразовываю окружающую реальность. Теперь орбиты планет будут тяготеть к правильным многогранникам, приближаясь к гармоническим законам. Мне искренне хочется, чтобы моя голубая роза имела достойное своего великолепия обрамление. Медленно, аккуратно подтягиваю паутинки гравитационных линий, создавая новую структуру. Натянутые струны звучат, подобно небесной арфе. Пять планет занимают предначертанные им позиции. На миг делаю линии, связавшие их законами геометрии, видимыми. Грандиозно! От октаэдра к кубу — само совершенство! Жаль, что природа исчерпала себя, положив предел существованию таких безукоризненных объемных тел! Что ж, придется остальным спутникам местной звезды довольствоваться тем, что есть! А своей избраннице я преподношу еще один подарок. Искусно направляю захваченный мной обломок каменного пояса, привязывая его навечно к своей принцессе. Пусть и не по чину ей такая фрейлина — но как эффектно будет сиять полная Луна в ночном небе!

А теперь — главное! Разжимаю ладонь — и семечко уходит вниз величественно и безвозвратно. Шестеренки эволюции со скрипом приходят в движение. Охваченный порывом, тут же разделяю пространство на три сферы. Для существ на поверхности пусть будет Явь. Для тех, кому не нужна свобода воли — Навь. Ну и чтоб не зазнавались и знали на кого равняться — Правь! Должны же где-то обретаться правильно направленные правдолюбцы!

А пока займусь обустройством. Дней пять или шесть, думаю, должно хватить на первичные мероприятия.

Неделя пролетает как один миг. Дерево за семь суток успело вымахать на добрую дюжину локтей. Набухшие зеленые почки источают несказанное весеннее благоухание. И тревожат еще пару десятков чувств, абсолютно недоступных тем трехмерным созданиям что скоро, через каких-то тысячу лет, появятся на ветвях. Впрочем, пока они не покинули древа, кое-что сверх обычного восприятия им будет даровано. Боюсь, ненадолго…

Пора бы и перекусить, отдохнуть от трудов праведных. Располагаюсь под божественной сенью и запускаю руку в котомку. Извлекаю наружу яйцо. Прикидываю в уме, как превосходно будет смотреться сад, который я насажу для своих подопечных. Что за наваждение? Я верчу яйцо и так и эдак. Скорлупа серая, глубоко матовая, в легких фисташковых разводах. Сомнений быть не может. Обыкновенное драконье яйцо. Ай да Мушкуш! Знал ведь, что мне будет одиноко в новом мире. Я сосредоточился — и почувствовал сквозь прочную оболочку бьющееся медленно сердце… Изгибы плоти… Змеиную, приплюснутую голову… Совсем скоро потомок Мушкуша накопит сил, чтобы распрощаться со своим узилищем. И тогда я заботливо подсажу его на дерево. Интересно, что-то из него вырастет?

Разволновавшись, я поднялся на ноги, выхватил вспыхнувший в рассветных лучах клинок и, не прекращая выписывать в воздухе замысловатые восьмерки, нарезал вокруг древа жизни первые пару тысяч кругов.