Часть первая
В малом тронном зале пахло вином. Солнце текло сквозь высокие витражные окна, и разноцветные зайчики прыгали по светло-золотистым обоям, узорному паркету, кованой бронзе трона. Лазурные, алые, травяные отблески играли на палевом утреннем платье Ли, запрыгивали на измятый серый камзол короля. И казалось, что даже эти зайчики источают тяжелый густой винный дух. Но это, конечно, было отцовское дыхание. Вот какая ты, беда. У тебя затравленный взгляд, тихий бесцветный голос, и бриллиантики золотой орденской цепи на камзоле короля впервые бросают злые мелкие блики, режущие глаза до слез.
Ли прижала к щекам ладони, пытаясь собраться с мыслями, сказать что-то умное, ответить так, чтобы он понял. Взглянула — и отвела глаза, словно посмотрела на солнце, так вдруг стало больно. Тут же упрямо посмотрела снова.
За ночь отец постарел лет на двадцать. Белки глаз покрылись кровавой сеточкой, щеки обвисли, губы посерели и сморщились… Не ее отец, а незнакомый жалкий старик. Откуда ей знать, каким он был бы через двадцать лет? А теперь уже и не узнает. Что за глупости лезут в голову…
— Это же просто сказка, — безнадежно сказала Ли. — Крестьянки поют колыбельные про это: «Вырастешь, будешь первой красавицей — и выйдешь замуж за Речного Короля…» Нет никакого Речного Короля, отец! Это суеверия темных времен.
— Элисив…
Безвольно опираясь локтем на широкий подоконник, у которого они стояли, отец будто не видел Ли, уставившись мимо, куда-то в сторону трона. Как у него дрожит жилка на шее… Что же это происходит? Неужели все всерьез?
— Элисив, девочка моя, выслушай. Никто не посмел бы сказать тебе про это, даже если бы знал. Это тайна. Самая большая тайна нашей семьи. Неужели ты никогда не задумывалась, как наш предок получил корону? Он пришел из-за северных гор — простой рыцарь — и страна упала к его ногам. Богатый и славный Адейр! Сердце Поречья! Так, Эльси?
— Он… был мудр и силен… А прежние правители угнетали народ и были неугодны богам…
— Так не бывает, девочка. Просто не бывает…
Все-таки он посмотрел, даже протянул руку, чтобы погладить ее по волосам, как всегда, когда рассказывал что-то — Ли отпрянула. Пожалела, увидев боль в его глазах, но осталась на месте. Он хочет выгнать ее из дома, отдать какому-то… чудовищу — какие тут нежности!
— Хозяин реки существует. И первый король в нашей семье заключил с ним договор…
— Сделку! — выплюнула Ли. — Если продаешь собственную дочь — это сделка! И грязная притом!
— Пусть так, — помолчав, отозвался отец. — Ты умная девочка, Элисив. И я не хочу тебя обманывать. Бывало такое, что принцессе рассказывали красивую сказку для малышей. А бывало и такое, что сажали в лодку связанной. Я верю, что ты встретишь свою судьбу достойно.
— Какую судьбу?
На глаза навернулись злые бессильные слезы. Ли вскинула голову, выпрямившись еще сильнее. Значит, связывали, как гусыню на рынке — чтобы не улетела. Дурили голову колыбельными и легендами. А это просто цена за власть: невинная девушка королевской крови раз в несколько поколений. И никто, никто не сказал ей! Она бы убежала: в Ильману к старшей сестре, преспокойно вышедшей замуж, или к дяде… И тогда… Ничего страшного не случилось бы. Или просто вместо нее отправили бы кого-то из младших сестер? Маленькую девочку, одну, по реке навстречу страшной сказке? Потому что все сказки про Речного Короля — страшные…
— Я не знаю, Элисив. Клянусь тебе светлыми богами — не знаю. Говорят, что Речной Король бессмертен, но его жены — обычные женщины. Они стареют и умирают, оставляя его одиноким. Ты ведь все равно вышла бы замуж, девочка…
— За человека! — выкрикнула Ли, пытаясь сдержать слезы. Горячая влага остановилась где-то на самом краю век, и Ли поняла, что вот-вот разревется. — Не за какую-то непонятную тварь. Может, он их ест! То есть нас! Или еще что похуже… Не поеду! Хоть связывайте! Лучше утоплюсь по дороге! Перелезу через борт лодки и утоплюсь — связанной очень даже просто будет!
— Эльси…
Это было нечестно — вспоминать ее детское имя. С тех пор, как умерла мама, единственная, кто звал ее Ли, она давно стала для всех только Элисив! Ли сразу почувствовала себя маленькой девочкой. Подло. Как же подло! Почему именно она?
— Эльси, если договор не выполнить…
— Да? И что же случится, если не выполнить ваш — она ядовито подчеркнула последнее словечко — договор?
— Река высохнет, — тусклым старческим голосом сказал отец. — Или выйдет из берегов. Неужели ты думаешь, что за все века никто не попробовал? Ты же читала про Сухую смерть. И про Бурные годы — тоже. И про Черную воду. Трижды — пробовали. Засуха, наводнение, мор… Стоило отдать речному королю… положенное, как все прекращалось. Мы живем рекой, Эльси. Все королевство живет. Больше того — все Поречье.
— Ну так устроили бы торги всем Поречьем — злым чужим голосом произнесла Ли. — Кто больше принцесс скормит этому… водяному — тому здесь и править.
Она отвернулась, пытаясь скрыть уже хлынувшие по щекам слезы, глаза моментально защипало. Хороша будет невеста: зареванная, с распухшим носом и красными глазами. Вот жених обрадуется… Какая же гадость — жизнь. И как все хорошо было еще вчера.
Солнечный свет по-прежнему радостно пронизывал высокий просторный зал насквозь, сочувственно смотрели со стен портреты: короли и королевы — надменные, властные, мудрые. Знали! Они все — знали! Ради рыбы и урожая торговали собственной плотью и кровью. И младший братик — единственный принц, балованное и холеное дитя — тоже узнает. Он станет королем и когда-нибудь посадит родную дочь в лодку. Противно. Хорошо, что она уедет. Все равно, что будет потом, но жить здесь, зная гнилую тайну своей семьи — не-вы-но-си-мо!
— Когда? — услышала она словно со стороны свой безжизненный голос. За спиной было тихо. Так тихо, будто отец ушел. Но потом прозвучало так же тускло и мертвенно:
— Сейчас. Лодка… давно ждет. Она приплыла еще вечером. Я… все не мог сказать.
Ли измученно пожала плечами. Сейчас — вот и хорошо. Да, наверное, ночью было бы страшнее. А впрочем — какая разница? Ей шестнадцать, в прошлом году всем королевским семьям Поречья отослали ее портреты. И она знает, что власть — это честь и тяжкое бремя: мужчины золотой крови правят, воюют и направляют магические силы, а женщины выходят замуж в интересах государства и рожают детей, наделенных магией. Но удержаться от гадости все-таки не вышло:
— Приданое следом пришлют? Или жених меня как нищенку возьмет: в одной рубашке? Это хорошо — младшим больше достанется.
— Эльси!
Стыд ожег щеки. Ли повернулась, уже не скрывая заплаканного лица, бегом пролетела несколько шагов, путаясь в широком подоле, повисла у отца на шее.
— Прости… Прости меня. Прости, папа! Я… больше не буду.
Он прижимал ее к груди, больно сжимая плечи, и обоих била дрожь.
— Не могу… не могу… гори оно все огнем, — расслышала Ли глухое бормотанье. — Эльси, девочка моя… сегодня же уедешь. Никто и не узнает. Далеко уедешь…
И вот эта горькая, терпкая боль в голосе всегда такого сильного отца отрезвила. Вырвавшись, Ли вытерла мокрое лицо широким кисейным рукавом, отвернулась и, достав из кошелечка на поясе платок, высморкалась. Глянула на золотистые стены с бликами света на парчовых обоях, натертый и навощенный пол, где знала каждую дощечку паркета. Прощаясь, — холодея, не веря самой себе, поняла, что прощается! — окинула взглядом портреты предков, расшитые руками бесчисленных королев и принцесс занавеси и гобелены — сколько из этих девушек проследовали ее путем — и тряхнула распустившимися из высокой прически косами. Тяжелые, плотно заплетенные рыжие жгуты хлестнули по плечам и груди, окончательно теряя шпильки и заколки. Ничего — и так сойдет! Хмельная шалая злость накрыла горячечной волной, искривила губы в надменной улыбке — фамильной, много раз повторенной на портретах и статуях.
— Нет уж. Ты сам меня учил: мы, королевская семья Адейр, не прячемся. Где эта проклятая лодка?
И отец покорно кивнул, даже не пытаясь ее переубедить, соглашаясь, принимая жертву. Как будто могло быть иначе! Но так хотелось… Хотелось, чтобы он уговаривал ее остаться, обнимал, пряча от всего мира в надежном кольце рук, обещал спасти и защитить… Как раньше! Но уже ничего и никогда не будет так, как раньше, — подумала Ли, проходя по неестественно пустым для полуденного часа коридорам. Звонко цокали ее каблучки, шелестел подол платья — и все. Где придворные, следящие за каждым шагом короля и его семьи? Где слуги, приученные не попадаться на глаза, но неизменно ждущие приказаний где-то поблизости — только слово скажи. Дворец будто вымер, это было странно, неправильно, даже неправильнее, чем все, уже случившееся с ней сегодня. Неужели все знают? Или просто чувствуют, как ощущают собаки приближение грозы, забиваясь в укромное место и сворачиваясь клубком, пряча носы в шерсть или в ладонь хозяина…
Пусто… пусто…пусто… На воротах нет стражи, ни единого плечистого здоровяка с протазаном, чтобы бросить недоуменный взгляд вслед королю, покидающему дворец в сопровождении одной лишь дочери. Никого! Как в дурном сне, что тянется и тянется, и вот уже сама знаешь, что это сон, а проснуться никак не выходит — и липкий противный страх выползает откуда-то, нашептывая, что никогда не проснешься, так и останешься бродить по искаженному миру бесплотной тенью себя настоящей… Но это же не сон? А как узнать?
Она отвлекала себя мыслями, думая о чем угодно, только не о том, что предстоит, торопливо шагая за отцом по тропинкам парка, выходящего к берегу реки. Не самой Реки, конечно, а одного из ее бесчисленных мелких притоков, питающих города и деревни, поля, сады, пастбища. От загородного дворца до основного русла плыть еще пару дней, если не грести, а положиться на течение: в прошлом году отец взял ее на прогулку, когда принимал послов из какой-то очень далекой земли за морем. Ли очень хотелось увидеть эту страну и еще много-много стран, хоть она и понимала, что этого никогда не будет. Ее судьба — выйти замуж, воспитывать детей, шить шелком занавеси и гобелены для чьего-то чужого тронного зала и благосклонно улыбаться окружающим. И как же тогда не хотелось этой скучной, до мельчайшего шажочка размеренной судьбы! Дура мечтательная…
А потом парк закончился. Как-то резко оборвался у самой воды: не отмелью, не пристанью, которых везде великое множество. Просто закончился крутым невысоким берегом, у которого Ли, знавшая здесь каждую пядь — никогда не бывала. Плескалась тихая вода, темная от нависающих ветвей старых дубов, глубокая — дна не видать. И быстрая — лист, упавший с дерева у нее на глазах, стремительно выплыл на середину, а потом почти мгновенно скрылся из глаз за поворотом. А у берега преспокойно качалась, не двигаясь с места, ничем не привязанная старая-престарая лодка. И не уплывала, хотя такого просто быть не могло. Доски, из которых она была сработана, покоробились, выгорели на солнце добела, скамьи потрескались, зато нос круглобокой широкой посудины резчик поднял повыше, закруглил, выгнул гордо и украсил головой лебедя, так что вся лодка стала похожа на эту птицу, которую Ли отчего-то всегда терпеть не могла.
— Вот так она и будет здесь стоять, пока… — тихо произнес подошедший сзади отец.
Ли подумала, что будет, если вместо беззащитной девушки посадить в лодку пяток рыцарей и отправить в гости к Речному Королю. Если ему так уж нужна жена, значит, он из плоти. А плотское существо можно убить. Или уговорить изменить договор… Нет, кто-то должен был подумать об этом раньше. Может, под кем-то другим, кроме невесты, эта рухлядь просто потонет, она и так, судя по всему, еле держится на воде. Может, на это и расчет? Как-то же невесты попадают к речному? Вот сейчас Ли сядет в эту посудину, выплывет на середину — и все. Дно уйдет из-под ног, вода хлынет в рот и нос, зальет глаза и уши, мерзкие скользкие раки вцепятся в нее… Хоть бы отец не увидел, как она утонет. Но зачем речному королю утопленница? В реке и так каждый год тонет тьма народу, наверняка среди них и девушки есть…
— А что ты скажешь всем? — спросила Ли, вместо того чтобы непристойно заорать и броситься подальше от жуткой темной воды, не разбирая дороги.
Отец, стоящий рядом, пожал плечами. Понятно, придумает что-то. Например, скажет, что она утонула. Ли чуть не хихикнула, но побоялась, что смех перейдет в позорную истерику. Хватит. Решила — надо делать. Никто ей не поможет: ни отец, ни придворные маги, ни слуги, готовые отдать жизнь… Никто не встанет между ней и темной водой, на которой вверх-вниз качается белая от дряхлости лодка. И будет качаться, даже если река разольется, заливая и снося прибрежные деревни. Или пересохнет, так что земля потрескается, обнажив корни деревьев. Откуда-то Ли без тени сомнения знала, что именно так и будет. А может, вода почернеет и загниет, неся мор, но лодка будет качаться, ожидая ее, Элисив Теаран, старшую незамужнюю принцессу королевского дома Адейра.
Глубоко вздохнув, Ли подняла подол атласного, расшитого гербовыми розами платья. Подумала, что надо было взять накидку. Вдруг придется плыть хотя бы до вечера, а весенними ночами холодно. И что-нибудь поесть. Воды-то целая река… Все-таки не сдержала смешок. Вряд ли она успеет проголодаться и замерзнуть. Но что гадать? Что сказать отцу? Что вообще можно сказать сейчас или сделать? Попрощаться? Передать что-то малышам? Ли не особенно обращала внимания на эту мелкотню, в глубине души считая, что именно их появление стоило матери жизни. Но… А, какая разница? Они через неделю о ней и не вспомнят, маленькие же совсем. Отца жалко. Он-то ни в чем не виноват. Но говорить с ним сейчас — никаких сил.
Ли шагнула к берегу, примеряясь, как будет забираться в лодку: ни мостика, ни сходен. Лодка приглашающе подвинулась, подплыв к самой границе воды. «Какая забота — чтоб невеста и туфель не намочила», — мрачно подумала Ли. Ступила на дно — и почувствовала, что стоит не в зыбкой, качающейся на воде посудине, а словно по-прежнему на земле, так успокоительно твердо было под ногами. Села на скамью, расправляя платье, которое только уложи не так — и складок не оберешься…
В происходящее все равно не верилось. Какой Речной Король в их светлом, радостном и безопасном мире, хранимом великими богами? Только вчера она с подругами носила цветы в храм Килианны, прося любящего жениха и скорого замужества. И люди на площади у храма улыбались ей, гордо и ласково глядя на свою принцессу, а какая-то старушка подошла и подала корзинку с лесной малиной, назвав деточкой. Как может существовать Речной Король, и почему боги терпят его? Это просто злая шутка каких-нибудь летописцев, и ничего не случится. Вот сейчас она посидит в этой лодке, может, даже отплывет немного, а потом отец поймет, что ошибся — и окликнет ее…
Ли не сразу заметила, что слева от лодки, вроде бы не двинувшейся с места, уже нет берега. Задохнувшись страхом, вскинула голову. Между лодкой и берегом, крутым, хоть и невысоким, ширилась полоска тягуче спокойной воды. И не было на этом берегу никого! Никого!
А еще было тихо. Смолкли щебетавшие пару минут назад птицы, не журчала еле слышно вода, и листья на низко склонившихся над рекой ветках не шелестели. Лодка словно скользила по зеркалу в мертвой и вязкой тишине: глянув за борт, Ли ясно увидела свое отражение в свинцово-серой непрозрачной воде. Зажав рот ладонью, чтоб не вскрикнуть от ужаса, Ли съежилась на скамье, вцепившись пальцами другой руки в скамью и оглядываясь назад и по сторонам.
Это была не река. То есть, совсем не та река, по которой ее столько раз катали на лодках офицеры королевской гвардии и придворные. На той, родной реке, Ли знала каждый поворот и обожала любоваться зеленовато-голубой водой в мелкой серебристой ряби, блестящей от солнца. На берегах той реки на несколько лё вверх и вниз по течению раскинулся парк с высокими кленами: светлый, пронизанный лучами, льющимися между могучих серебристых стволов. А здесь стволы деревьев на обоих берегах узкого протока скрывались в тумане, и только ветки нависали над водой, почти скрыв такое же мутно-свинцовое небо.
Сжавшись в комочек, Ли упорно смотрела вперед, ожидая неизвестно чего, но точно страшного. Река несла воды медленно, и только по движению веток мимо лодки можно было понять, что она все же движется. Иногда русло сворачивало, и каждый раз перед поворотом у Ли трепыхалось сердце от страха, а внизу живота скручивалось что-то. Но за поворотом была все та же гладкая серая река и высокий, теряющийся в тумане берег — и Ли устала бояться. Ей даже захотелось пить, но зачерпнуть из этой реки она бы согласилась, разве что умирая от жажды: темная гладь внушала такое же отвращение, как тусклый серый блеск чешуи мертвой змеи, однажды увиденной Ли в парке. Раздувшаяся змея лежала у трухлявого пня и выглядела так же омерзительно, как вот эта вода.
Одно было ясно: Речной король все же существует, иначе как Ли попала бы в этот жуткий зачарованный край? Только какой он? В сказках хозяин Реки представал то отвратительным чудовищем, то человеком, да еще и возраст и вид менял по желанию. И зачем ему Ли? Неужели, действительно в жены? Может, он ее послушает и отпустит?
За очередным поворотом, когда Ли уже привыкла, что пейзаж неизменно тосклив и мрачен, река изменилась. Воздух, по-прежнему сырой, стал теплее, а высокие берега взметнулись вверх, превратившись в скалы. Это в Адейре-то! Где и горку для катания зимой с трудом сыщешь. Впрочем, разве непонятно, что она не в Адейре? Теперь — понятно. Рыжевато-бурые скалы лишились деревьев и травы, расчертились красными, серыми и темно-каштановыми полосами, а на редких гладких участках явственно проступали пятна, напоминающие то нарисованных ребенком зверей и человечков, то сказочных чудовищ, но высотой в два-три человеческих роста. Ли смотрела во все глаза, вертя головой то в одну, то в другую сторону. Русло незаметно расширилось, теперь лодка плыла ровно посередине реки, между низких песчаных полос перед скалами, и только небо осталось тем же: безоблачным, в ровно-серых разводах по серому. Рисунки становились все четче и яснее, Ли видела профили лиц, виды дворцов, храмов. Но лиц было больше всего. Незнакомые или напоминающие кого-то — они выступали из скалы линиями и пятнами, складываясь в четкие образы. Вот это — жрица из храма Килианны, это Маргита Довинта — подружка-фрейлина, а вот — не спутаешь — тьер Венцеслав Легостан, придворный маг. Кто-то как будто показывал Ли всю ее жизнь в картинках. Придворные, родственники, подруги и горожане — близкие и вовсе случайные, раз увиденные люди. Ли смотрела во все глаза, забыв, что надо бояться, ровно до того момента, как река в очередной раз не повернула — и скалы остались позади, уменьшаясь до обычных высоких берегов, а те становились все ниже и ниже, покрываясь зарослями и буйным разнотравьем. Лодка плыла ближе к левому берегу, тому, от которого целую вечность назад отчалила Ли, от воды веяло неестественным даже для ранней весны холодом — и Ли поняла, что зябнет. Нарядный палевый атлас местами покрылся сырыми пятнами, прилипая к коже, по рукам побежали мурашки, а ноги Ли поджала, безуспешно кутая их в тонкую ткань подола.
Еще один поворот. Низ живота потянуло судорогой, рот наполнился кислым — Ли едва не всхлипнула от вернувшегося страха. Вгляделась в деревья, между которыми что-то белело. Медленно выплывая из-за спутавшихся ветвей, к ней, словно замершей посреди неподвижной глади реки, приближался то ли храм, то ли дворец из белого мрамора. Такие она видела в столичной картинной галерее — их строили еще до темных времен. Стройные колонны, обрамляющие симметричные портики, широкие ступени, невысокая треугольная крыша. Здание словно парило над заросшим кустами и травой берегом шагах в двадцати от берега, и глядя на него хотелось плакать от восхищения и тоски.
С трудом оторвав взгляд, Ли огляделась. Позади лодки, там, откуда она приплыла, ровной мутной пеленой надвигался плотный туман. Впереди — в сотне шагов, река делала крутой поворот влево, огибая остров, к которому уже незаметно причалила лодка, ткнувшись в рыжевато-серый песок. Здесь, у берега, речная гладь была все такой же гладкой и непрозрачной, потемнев даже сильнее, словно на свинцовый лист налили тонкий слой воды. Зато дальше по течению вода оживала, светлея и покрываясь едва заметной рябью.
Ли сглотнула ком в горле, но тот все не желал проваливаться вниз. Вцепилась пальцами в борт, уговаривая себя подняться — и сделать шаг. Берег — вот он, только руку протяни. Она должна! Вот ее прабабка, королева Изигерда, державшая оборону в осажденном бунтовщиками дворце — та бы не колебалась. И Селония Отважная… И… Быть отважной не хотелось. Вот ни капельки. Ли с нарастающим ужасом покосилась на близящуюся стену тумана. Потом на дворец. Совершенно безлюдный берег, плиты дорожки потрескались, вокруг них и в промежутках землю затянула трава. И сам дворец — теперь почему-то лучше видно — старый-престарый, больше похожий на руины, восставшие по слову могучего волшебника. Тронь — и рассыплется. Не похоже, чтоб в нем жили люди. А в прибрежном саду ни птиц, ни бабочек, ни даже мошкары…
Ли замотала головой, сбрасывая оцепенение, тяжелым дурманом накатывающее при внимательном взгляде на здание. Нет. Она не хочет. Ей всего шестнадцать! Почему кто-то решил за нее? Почему она должна жертвовать собой ради кого-то? Нет-нет-нет… Туман колыхался рядом, в нескольких шагах от лодки, вызывая дикий, просто неправдоподобный страх, подталкивая выскочить на берег — и спастись. Ли уже приподнялась со скамьи, какой-то отстраненно-спокойной частью рассудка отметив, что лодка и тут не шевельнулась, будто вросла в речную воду… На берегу что-то мелькнуло, показалось ближе. Ли вздрогнула. По тропинке, прижав уши и вытянувшись на бегу, к берегу летело что-то серое, распластавшись почти у самой земли.
Кошка! Обычная серая кошка, слегка пушистая. Домчавшись до берега, она одним длинным прыжком перескочила в лодку, едва не упав, но вцепившись когтями в бортик. Подтянулась, прыгнула к ногам Ли и начала яростно тереться о ее подол, громко мурлыча. Тишина, до этого навалившаяся душным одеялом, сломалась… Сбросив дурман, Ли отпихнула кошку, скинула туфли и, перехватив их за каблуки, изо всех сил погребла по плотной, как жидкий мед, воде, перегнувшись через край.
Лодка качнулась. Просто качнулась, но Ли, чувствуя сопротивление воды, ожесточенно гребла, не столько двигая туфлями в воде, сколько отталкиваясь от нее. В ногах громко урчала кошка. Лодка — двигалась. Сначала мучительно медленно, потом все быстрее. Перегибаясь то на одну, то на другую сторону, Ли исступленно радовалась, что проклятая посудина такая маленькая, и можно грести с обоих бортов по очереди. На реку, в жуткий туман — куда угодно! Только подальше от этого берега с мертвым дворцом. Почему в ней что-то сломалось при виде кошки, она и сама не понимала. Должно бы наоборот. Там, где кошка, наверняка есть живые люди. Но зверюшка — Ли чувствовала всем своим обострившимся чутьем — была смертельно испугана. И Ли ее понимала!
Между тем, лодка шла все быстрее, уже выиграв несколько шагов у близящегося тумана. Неловко перекашиваясь при каждом гребке, Ли, наконец, сообразила развернуться и грести спиной к реке, глядя на удаляющийся дворец. Он отодвигался! Сначала пугающе медленно, потом все быстрее, и туман застыл на месте. Не думая ни о чем, кроме этого, Ли гребла и гребла, пока не поняла, что лодку несет ускоряющееся течение. Вода вокруг стремительно светлела, наливаясь живой сверкающей прозрачностью, берега колебались и мерцали сквозь навернувшиеся слезы — а может, и сами по себе. Ли обессилено уронила в воду размокшие туфли, повернулась, оставляя за спиной свинцовую муть. Лодку плавно выносило за поворот. Запустив пальцы в шерсть примолкшей у ее ног кошки, Ли смотрела, как стелется во все стороны простор Реки. Настоящей Реки, той, что она никогда не видела вживую, но не узнать просто не могла. Так же, как город, величественно разворачивающийся ниже по течению. Высокие белоснежные башни, увенчанные сияющими шпилями, остроконечные крыши храмов, лоскуты кварталов, исчерченные зелеными полосками улиц. Эту знаменитую панораму она десятки раз видела на картинах, вышивках, гравюрах.
— Кирана, — хрипло прошептала Ли, не узнавая собственный голос. — Но как?
Ответить ей, конечно, никто не мог. Замолчав, Элисив Теаран, принцесса Адейра, смотрела на столицу Изены, лежащую в устье Реки, у самого моря. Вдали садилось в нежно-малиновые облака солнце, заливая Реку и город теплым леденцовым светом. Сколько она плыла? Получалось, что целый день. Но и это не объясняло, как можно с утра до вечера преодолеть расстояние двухнедельного пути по Реке. Ли измученно всхлипнула, понимая, что именно сделала. Сбежала от Речного Короля. Предала свою семью. Навлекла беду на все Поречье. И, главное, понятия не имела, как теперь вернуться назад и все исправить.
Лодка, свернувшая к берегу, мягко причалила, покачиваясь на волнах, как и положено старой разбитой посудине, по прихоти резчика украшенной нелепым растрескавшимся лебедем на носу. Рощица, к отмели возле которой Ли подплыла, скрыла от нее город. Съежившись, в сыром платье, босая, Ли сидела на скамейке, не в силах шевельнуться и отупело слушая галдеж птиц в кустах, трещание сверчков, плеск воды. Потом поняла, что сквозь трещины в дне лодки неумолимо и стремительно сочится вода. Стирая с лица сами собой бегущие слезы, она выбралась из лодки, намочив ноги и плохо подобранный подол, вылезла на берег. Уже там вспомнила про кошку, оглянулась, успела увидеть серую тень, шмыгнувшую в кусты, и вяло удивилась: как только выбралась? А в нескольких шагах от берега лодка Речного Короля погружалась в воду, истаивая под ней, как будто там была не отмель, по которой Ли только что пробрела, а немалая глубина. Всплеск, исчезающие под водой очертания. Ли осталась стоять на холодной земле, чувствуя, как стремительно замерзает: от босых ног до полуобнаженных плеч.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.