Здравствуй мой дорогой друг, моя милая Мари! Изнывая от невозможности видеть тебя, пытаюсь сохранить в потаённом уголке своего сердца твой образ, но память моя ненадёжна как слово подлеца, и с каждым днём всё сложнее мне представить перед своим внутренним взором твои черты. Одно лишь помню теперь так же ясно, как и месяцы назад, помню, что они прекрасны и во всём мире не найдётся милее них, и если Нечистый вознамерится погубить мою грешную душу, соблазнив её бесовской прелестью, то примет он твой облик, мой милый друг.
Мои дела идут скверно, и в этом мне некого винить, кроме злой судьбы. Ненастье застало нас в дороге, и многие бумаги оказались подмочены дождём, телега же с нашей поклажей завязла в разбитой колее. По милости щедрого воеводы Свержского, господина стройного, черноволосого и светлоглазого, приветливого и обходительного, я гощу в его замке, ожидая, покуда утихнут осенние грозы и ливни, как уверяют меня местные жители, сменятся лёгким морозцем, который приятно холодит и отрезвляет рассудок, сковывая, вместе с нем, размокшую грязь дорог, и мы сможем двинуться дальше, чтобы добраться скорее в желанный Взгорск, который день ото дня не становится ближе, и чей величественный и прекрасный собор, коий я не видел ни разу, уже давно снится мне, и занимает все те часы размышлений, что не заняты мыслями о тебе, мой милый друг.
Но, боясь утомить тебя долгими рассуждениями, которые, знаю, ты не одобряешь, спешу, наконец, выполнить своё обещание и развлечь тебя ещё одним рассказом. Должен предупредить тебя, что услышал я его из уст поварихи, потому не придал особенного значения, посчитав лишь милой сказкой, но потом и сам воевода, подтвердил мне подлинность этого предания, добавив множество важных уточнений.
Итак, дорогой друг мой Мари, знай же, что прапрадед моего гостеприимного хозяина, который так же, как и приютивший меня хозяин, назывался Свержским воеводой, и, так же как он, звался Негош, был, в отличие от своего наследника, человеком диким и необузданным, и потому более всего на свете любил он охоту и пиры. Когда я, прогуливаясь по стене замка, смотрю, в который раз, на бескрайние и глухие леса, где тёмные ели сплетаются ветвями, непролазными зарослями разросся орешник, где осины, высокие и тонкие стоят, зажаты вековыми дубами, я вижу, как наяву, Негуша Свержского, который нахлёстывает взопревшего коня, а загонщики дуют в рога, и свора собак со сливающимся в единый звук лаем несётся, почуяв уже волка. Негош имел обыкновение охотиться по нескольку дней, добывая и кабана и разную птицу, коей богаты здешние леса, истребляя волков. Обыкновенно он, вместе с дружиной, собаками и загонщиками не возвращался в замок, но спал на лесных полянах, под открытым небом, а после недельной охоты, с добычей, со шкурами и мясом, с настрелянной птицей, возвращался он в замок, где уже горели жаровни и повара готовились изжарить в вине и мёде, с перцем и имбирём красное, чёрное и белое мясо, чтобы подать на серебряных блюдах вместе с яблоками, укропом и уксусом.
За одним из таких пиров и случилось Негушу узнать, что у соседа его подросла дочь, и что минуло ей уже шестнадцать лет, и что все, кто видел её, поражаются, как удалось распустится такому чудному и нежному цветку в подобной глуши. Воевода же был человеком вздорным, смелым и гордым, и вознамерился он увидеть, что за девица смутила умы его друзей. Я рассказал бы тебе, что Негуш приехал к соседу погостить, увидел Радожку, и влюбился, — именно так рассказала мне повариха, но воевода, услышав мой пересказ, рассмеялся и рассказал иначе: Негош и верно собрался в дорогу и заявился вскоре у ворот своего соседа, был принят как гость, и видел Радожку, и красота её не тронула его сердца, и, вернувшись, Негош клялся во время пиров и веселья, что среди его дворовых найдутся не хуже, и с такими словами даже подзывал кого из девок, и, взяв за подбородок, вертел и так и эдак, выставляя напоказ, а после целовал в губы.
Но не забыл ли я сказать, что сам Негош был красив и отважен, и мало кто мог сравниться с ним в красоте, в отваге и в гордости? И если тот Негош похож был на своего наследника, моего гостеприимного хозяина, то я не стал бы удивляться тому, что Радожка, увидев его, потеряла покой, и не желала слышать больше ни о ком, но только лишь о нём. Но что она могла, без дозволения отца и обговоренной свадьбы? Немного, но и того хватило. Радожка стала писать письма своему возлюбленному, подобно тому, как я пишу тебе сейчас, в надежде, что твоё надменное сердце дрогнет, мой милый друг, и чистая как капля росы слеза оросит эти строки, печальные и поучительные. Радожка посылала воеводе стихи, и, видно, они удавались ей, потому что не прошло и года, как стал Негош задумчив, и не веселился больше на пирах, и всё рвался навестить Радожку, да не решался отчего-то. И вскоре понял он, что сердце его пленено, и нет ему ни жизни, ни радости, ни покоя, ни веселья, пока не соединит их судьбы священный союз. И снова скажу тебе, моя милая Мари, что нет в том ни малейшего труда для меня, чтобы представить, что за высокая скорбь поселилась в сердце воеводы, ибо она же преследует меня здесь, под чужим небом, нависшим и низким, полным бесконечных дождей и словно бы привязным к тяжёлым тучам непроходимых лесов.
Сосватав Радожку, Негош увёз её в свой замок, и назвал её своей женою и хозяйкой замка. Целый год жили они, испытывая то редкое счастье, которое даруется иногда человеку судьбою, и душа его соединяется с другой душою, чтобы стать, наконец, единым существом.
Но, боюсь, ты вновь станешь корить меня за лишние рассуждения. Приказав своему перу быть сдержанней и короче, продолжаю. Воевода вновь полюбил охоту, и часто выезжал он в лес, беря с собой и друзей, и псов, и псарей, и загонщиков, но теперь брал он, не в силах разлучиться с возлюбленной, и молодую жену. И вот, однажды, он погнался за волком, и отстал от охотников, оставшись один в лесу. Проплутав и проскитавшись, заткнув за пояс безответный рог, он вышел на поляну, и решил заночевать там. Ночью же волки окружили воеводу кольцом, и подходили, щерясь и скалясь, и Негош не мог ни распугать их, ни зарубить, ибо не справиться ему было со всей стаей. Но только воевода пережил эту ночь, и вышел к охотникам, и обнял жену, и вернулся с нею в замок.
Скажу тебе больше, милый мой друг, Мари, что вовсе не потерял он желание охотиться, даже напротив, чаще стал он покидать замок, чтобы плутать по лесу — одно только, всё чаще теперь ему случалось оставлять охотников, и уходить в лесную глушь одному, да и добывать волчьи шкуры он перестал, и уже поговаривали, что волки совсем осмелели, и тащат овец, не боясь овчарок, а то и пастуха задерут. И стали говорить — а уж откуда такие слухи берутся, неведомо, но только всегда они появляются — что стал тогда-то, в ту ночь, когда пощадили волки воеводу, пообещал он им, что сам теперь сделается их вожаком и предводителем, и как раньше собаки драки их, так теперь и волки будут загонять и драть собак, и обещал он им, что вся добыча, что есть в лесу, теперь принадлежит им, волкам, и ему, вожаку волков, воеводе Негошу. Мой милый друг, моя славная Мари! Конечно же, ты понимаешь, что весь этот вздор рассказала мне повариха, и верить ему вовсе не следует, однако же, пересказываю его тебе для того лишь, чтобы развлечь и развеять тоску по мне, которая, смею таить эту надежду в самом укромном уголке сердца, томит тебя в эти дни разлуки.
Итак, милая моя Мари, мой рассказ почти окончен, и пора мне уже отложить перо, но ещё об одном не рассказал я тебе. Перестал Негош брать свою Радожку с собой, оставлял её в замке, и вот случилось ему пропасть, да так, что ни через неделю, ни через две, ни через три не возвращается, и супруга его молодая, места себе найти не может, дитя её плачет, чуя материнскую тоску, а сама она всё глядит ночами на луну да прислушивается к шуму лесу, к волчьему вою. И вот, рассказывают, не утерпела она в одну из ночей. Бросилась, как была, в ночном платье, бежать в лесную чащу, будто бы могла сыскать там любимого. Должен ли я говорить, что это помрачение рассудка и погубило её? Ни она, ни Негош никогда больше не вернулись в замок, вот и всё предание, и нечего мне было бы добавить, да только говорят ещё, что в ту-то самую ночь и сдержать слово Негош, и отдал добычу волкам, и не защитил свою Радожку, а после… но там, где начинается волшебство, сложно рассудку оставаться разумным, потому скажу тебе вот что: не знаю, отчего, и как такое могло быть, но говорят только, что сам Негош сделался с тех пор волком, и лунными ночами преследует, не в силах настигнуть, свою Радожку, которая вечным белым призраком скользит перед ним и тревожит его мучит его погибшую душу.
Вот теперь и верно, мне пора прощаться с тобой, моя милая Мари! Надеюсь, вскоре я смогу продолжить свой путь. Об одном забыл тебе рассказать — говорят, Свержский замок тогда же сгорел, и с той поры стоит заброшенный. Никак не пойму, откуда такое предание, если сам я здесь, в этом замке, и каждый день сижу у очага и многочисленные волчьи головы скалятся на меня со стен? Видно, замок восстановили, но народ решил не менять предания. Расспрошу об этом своего гостеприимного хозяина, когда он вернётся, наконец, с охоты. А сейчас прощай, мой милый друг! С великой надеждою, что письмо это найдёт тебя, запечатываю я его сургучом и передаю в руки верного гонца.
Оригинал рассказа находится в личной библиотеке многоуважаемого и достославно известного своей ученостью и многими великими деяниями тьера Юханана Магрибского.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.