= дык… не в оценке же дело)))
Вот нет желания с вами вступать в политические дебаты, особенно накануне вашего праздника.
Но мне просто хочется вернуться именно к стиху. Позащищать его от ваших нападок. Можно, ну, чуть-чуть?))
Он фашистов громил, их на пальцах не счесть.
= отсюда видим, что герой «громил врага, не сломался». Он понимал, что они — враги и их нужно уничтожать. Согласны?
А вот психика среагировала на «первый опыт» скажем так, не очень удобно по отношению к уму. Вот и стали у него такие «кошмарные ночи».
убеждает юнца, веря бравым речам: «Ты бы тоже стрелял. Ты ж врагом моим был.
Я победу свою отстоял, заслужил!»
= он ведь не просит прощения у того фрица, он ему все время доказывает свою правоту. Согласны?
Стих как раз о том, что наша мораль (что от ума) не всегда живет в согласии с нашими чувствами (что от души).
Согласны?
= ну, поделись, дай дельный совет. Я вот, честно, не знаю)
ага, меня только что обвинили в словоблудии
= неа, ты мне простыни не писала, так что мимо)))
Или нет — хуже, вообще писать не буду
= это ты меня напугать, разозлить или повеселить захотела?
У меня вообще читателей нет, хотя заходов в мои произведения до тучи и выше. Комменты, видать, читают. Так что, я привычная. Меня этим не испугаешь, ибо не разбалованная)))
= а он мой стих не критиковал. Он, наоборот, высказался о нем очень даже хорошими словами. Во всяком случае, мне было приятно читать.
Он просто раздул немного не ту тему, и что главное, менторским тоном. Угу, учитель! Вот так мы должны чувствовать, и никак не иначе. Ты поддерживаешь такую позицию? Чтобы тебе навязывали, что и как ты должна чувствовать, да?
ОффтопикЭтот учитель на целых два года младше меня)))
Думаю, наши солдаты могли мучиться совестью, а вот немецкие вряд ли. Почему бы тогда не написать стишат по поводу того, как мучает совесть немецкого ветерана?
= дык… есть такие стихи!
Не мной, правда, написаны. До мастерства этого поэта мне еще расти и расти. Думаю, этой жизни не хватит.
А стих вот здесь, под оффтопом. Классный, пробирающий стих.
Мучает ли совесть немецких солдат?Муттер и Фатер гордятся Отто. Рост за два метра, глаза как сталь,
Тело, осанка, манеры — что ты, впору сниматься у Риффеншталь.
Он побеждает на скачках конских, Вагнера темы поет на бис,
Даже стреляет по-македонски. Белая бестия, as it is.
Но каждую ночь
из тумана глядя
черными дырами мертвых глаз
Отто является фройлян Надя в платье сатиновом.
Был приказ — Каждый изловленный партизайне должен висеть на суку. И вот,
Отто с улыбкой «Jedem das seine» пойманных русских к допросу ждет.
В двери Надежду впихнули грубо. Отто глядит на нее свысока.
Наде семнадцать, разбиты губы, кровь на сатине, в глазах тоска.
Делу, увы, не помочь слезами.
Слышно — солдаты копают рвы.
Отто вздыхает — йедем дас зайне. Милая фройлян, мне жаль, увы.
Вдруг исчезает тоска во взгляде, зал погрузился на миг во тьму.
Прыгнув, на Отто повисла Надя, в ухо гадюкой шипит ему:
«Что, офицер, не боишься мести? Нынче я стану твоей судьбой.
Мы теперь будем цузаммен, вместе. Слышишь? Отныне навек с тобой.»
Надю за волосы тащат к вязу, в бабушкин, с детства знакомый, двор,
Где ожидает, к суку привязан, быстрый веревочный приговор.
«Шнапсу бы… Водки бы… Не иначе — стопку с товарищем вечерком».
Отто стирает рукой дрожащей Надину кровь со щеки платком.
Водка ли, шнапс ли, исповедальня – все бесполезно. Опять в ночи
Надя из курской деревни дальней смотрит на Отто, а он молчит.
Наденька шепчет «Jedem das seine!». Отто хрипит, воздух ловит ртом.
Дойче овчарка глядит на хозяина, длинным виляет, скуля, хвостом.
Был же приказ и была задача… Йедем дас зайне. В окне рассвет
Надя уходит. А Отто плачет
Семьдесят долгих кошмарных лет.
Но мне кажется, что это несколько не твой уровень.
Простовато. Плакатно. Последнее двустишие читается, как агитка.
Вот нет желания с вами вступать в политические дебаты, особенно накануне вашего праздника.
Но мне просто хочется вернуться именно к стиху. Позащищать его от ваших нападок. Можно, ну, чуть-чуть?))
А вот психика среагировала на «первый опыт» скажем так, не очень удобно по отношению к уму. Вот и стали у него такие «кошмарные ночи».
Я победу свою отстоял, заслужил!»
Стих как раз о том, что наша мораль (что от ума) не всегда живет в согласии с нашими чувствами (что от души).
Согласны?
У меня вообще читателей нет, хотя заходов в мои произведения до тучи и выше. Комменты, видать, читают. Так что, я привычная. Меня этим не испугаешь, ибо не разбалованная)))
Тело, осанка, манеры — что ты, впору сниматься у Риффеншталь.
Он побеждает на скачках конских, Вагнера темы поет на бис,
Даже стреляет по-македонски. Белая бестия, as it is.
Но каждую ночь
из тумана глядя
черными дырами мертвых глаз
Отто является фройлян Надя в платье сатиновом.
Был приказ — Каждый изловленный партизайне должен висеть на суку. И вот,
Отто с улыбкой «Jedem das seine» пойманных русских к допросу ждет.
В двери Надежду впихнули грубо. Отто глядит на нее свысока.
Наде семнадцать, разбиты губы, кровь на сатине, в глазах тоска.
Делу, увы, не помочь слезами.
Слышно — солдаты копают рвы.
Отто вздыхает — йедем дас зайне. Милая фройлян, мне жаль, увы.
Вдруг исчезает тоска во взгляде, зал погрузился на миг во тьму.
Прыгнув, на Отто повисла Надя, в ухо гадюкой шипит ему:
«Что, офицер, не боишься мести? Нынче я стану твоей судьбой.
Мы теперь будем цузаммен, вместе. Слышишь? Отныне навек с тобой.»
Надю за волосы тащат к вязу, в бабушкин, с детства знакомый, двор,
Где ожидает, к суку привязан, быстрый веревочный приговор.
«Шнапсу бы… Водки бы… Не иначе — стопку с товарищем вечерком».
Отто стирает рукой дрожащей Надину кровь со щеки платком.
Водка ли, шнапс ли, исповедальня – все бесполезно. Опять в ночи
Надя из курской деревни дальней смотрит на Отто, а он молчит.
Наденька шепчет «Jedem das seine!». Отто хрипит, воздух ловит ртом.
Дойче овчарка глядит на хозяина, длинным виляет, скуля, хвостом.
Был же приказ и была задача… Йедем дас зайне. В окне рассвет
Надя уходит. А Отто плачет
Семьдесят долгих кошмарных лет.