Ma bon с французского можно перевести, как моя конфетка, моя красотка, и тогда стихо заиграет новыми красками. Получилось почти как у Верлена: он долгое время был свято уверен, что Бодлер посвятил свою книгу вовсе не злу.
Если серьёзно, как всегда тонко, философски, иронично.
Правда редко бывает чистой, и никогда честной. Правды вообще нет. Это та морковка, которой трясут перед носом осла, чтобы он продолжал передвигать ноги, задыхаясь под тяжестью навьюченных на его спину снов, капризов, другой шелухи, ненужной ни ослу, ни тем, кто навьючивал тюки, ни тем, кому всю эту дрянь везут по узким и скользким горным тропам.
Единственная известная нам правда — смерть. Ты с малых лет знаешь, что закончишь это короткое — или сверхдлинное (кому как повезёт) — путешествие в тесной камере на трёхметровой глубине, где никто никогда не услышит твой крик. От этой бесконечной, всеобъемлющей тьмы, безнадёжного одиночества ты пытаешься убежать. День за днём. Ночь за ночью. Сигареты. Кофе по утрам. Вино. Женщины. Больше женщин. Больше вина. Больше вина, чем женщин. А однажды — чаще всего ноябрьским утром (когда его практически невозможно отличить от ночи) — вдруг задаёшь простой вопрос: «Зачем?» и не находишь ответа… Вот и вся правда. Вот и вся жизнь.
you're welcome
Согласен
Ma bon с французского можно перевести, как моя конфетка, моя красотка, и тогда стихо заиграет новыми красками.
Получилось почти как у Верлена: он долгое время был свято уверен, что Бодлер посвятил свою книгу вовсе не злу.
Если серьёзно, как всегда тонко, философски, иронично.
Снимаю шляпу.
№3
А мне, увы, не возвратиться
К обычным снам, привычным нам,
А мне, увы, не поклониться
Венчальным, тёмным образам.
Мне память мять, как лист бумаги,
И гибнуть, вере вопреки,
Кидаться к окнам в ожиданьи
И скалить, как придёшь, клыки.
Я — волк, продавший сердце зверя,
За сытый сон, за негу дней,
Да, с каждым днём рычу всё злее,
Но и влюбляюсь всё сильней.
Присоединюсь к Агате.
Действительно пронзительно.
Тот самый случай, когда в маленьком объёме удаётся уместить целую вселенную.
Браво!
Хороший, светлый рассказ.
Героям веришь.
Спасибо.
Забавно, интересно.
И да, мне тоже страшно от людей с плащами и хвостами.
Интересное сравнение.
Спасибо.
Спасибо.
Конечно, можно. О чём разговор?
— надеюсь, всё-таки, что это не последние мои стихи.Эта группа стоит того, чтобы её слушать.
Рад, что оказался полезным.
Просто одна из любимых песен Лукича.
Рад, если получилось.
№2
Я сегодня хотел просто выспаться, знаешь,
выбросить календарь и будильник сломать,
оставаясь нагим под чужим одеялом,
путешествовать тихими проулками сна.
Мне всего-ничего до последнего шага,
мне всего и осталось — пол-строки до виска,
станет письменный стол персональною плахой —
так Рассвету идёт колпак палача.
Браво!
Ты, как всегда, в отличной форме.
Благодарю.
Спасибо.
№1
Правда редко бывает чистой, и никогда честной. Правды вообще нет. Это та морковка, которой трясут перед носом осла, чтобы он продолжал передвигать ноги, задыхаясь под тяжестью навьюченных на его спину снов, капризов, другой шелухи, ненужной ни ослу, ни тем, кто навьючивал тюки, ни тем, кому всю эту дрянь везут по узким и скользким горным тропам.
Единственная известная нам правда — смерть. Ты с малых лет знаешь, что закончишь это короткое — или сверхдлинное (кому как повезёт) — путешествие в тесной камере на трёхметровой глубине, где никто никогда не услышит твой крик. От этой бесконечной, всеобъемлющей тьмы, безнадёжного одиночества ты пытаешься убежать. День за днём. Ночь за ночью. Сигареты. Кофе по утрам. Вино. Женщины. Больше женщин. Больше вина. Больше вина, чем женщин. А однажды — чаще всего ноябрьским утром (когда его практически невозможно отличить от ночи) — вдруг задаёшь простой вопрос: «Зачем?» и не находишь ответа… Вот и вся правда. Вот и вся жизнь.