— Где я? — спросил Кэл, продрав глаза, оглядывая недоверчивым взглядом неуютную обстановку. Оглядывать было, в общем-то, нечего — мужчина лежал на плоском, холодном камне, вокруг — насколько хватало глаз — расстилалась голая пустыня. Ничего, кроме песка на многие тысячи миль.
— Чтобы я ещё раз купил у Дика кислоту! Чем он её бодяжит, сволочь?
— Ничем я её не бодяжу. И вообще, поосторожней в выражениях.
— Дик? — ошарашенно озираясь вокруг, бросил Кэл. — Покажись, козья морда! Что за дрянь ты мне толкнул?!
— Мечту.
— Чего?
— Да-да, не удивляйся. Мне удалось синтезировать формулу. Проблема в том, что соединение крайне неустойчивое, и я не смог изучить его побочные эффекты…
— Твою мать, да где ты, чёрт побери?! Кажется, у меня сейчас чердак взорвётся от разговоров с пустотой.
— С какой пустотой, Кэл? Ты сидишь на мне!
— Сижу на тебе? — Кэл задумался. — Да нет, не может быть, ты прикалываешься… Подожди, как ты назвал то, что толкнул мне?
— Мечтой.
— Хреновое название. Пошлое. Оно только о приходе. Отходняк, наверно жёстче, чем от крека.
— Да не наркотик это, чёрт тебя дери! Мы с тобой мечтой вмазались. Я же говорю — формулу вывел, а испытывать не на ком. Тут ты подвернулся…
— Вот скотина! Лири недоделанный! Доэкспериментировался? Как нам теперь из этого трипа выбираться?!
— Нет никакого трипа. И отходняка не будет.
— Хочешь сказать, мы действительно в пустыне, а ты превратился в говорящий камень?
— Доброе утро, мистер Холмс!
Несколько часов спустя.
— Слушай, я жрать хочу.
— Я тоже.
— Камни не жрут.
— Камни может быть, но не я.
— Ты же меня не слопаешь?
— Каким образом? У меня даже рта нет!
Прошло ещё некоторое время.
— А как работает эта твоя мечта?
— Не поверишь! Именно это я и хотел узнать, когда толкнул её тебе.
— Хорошо, меня подставил. Но сам-то зачем эту дрянь проглотил?
— Потому, что учёный.
— И?
— У меня есть обязательства перед мировой наукой.
— Ты — долбаный говорящий камень! Какие обязательства?
— Я и не надеялся, что ты поймёшь.
На пустыню медленно опустилась ночь. Заметно похолодало.
— Оно должно исполнять желания.
— Ты о чём?
— О веществе, которое синтезировал.
— Хочешь сказать, ты мечтал стать камнем?
— Нет, конечно. Просто первое, что пришло в голову после вмазки — Розеттский камень… Когда спохватился, поздно уже было.
— А у меня промелькнула мысль: «Валить надо отсюда!».
— Вот и свалил.
Кэл развёл руками.
— Стой! Ты сказал — желания.
— Ну, да. Я планировал три. Как Джинни в кармане. Звучит?
— Да звучит, звучит. Не до того сейчас. И ты, и я использовали только по одному желанию. Так?
— Но…
— Никаких но! Что мы, в конце концов, теряем? Думай о Шерон, о её высокой груди, апетитной попке, вашей первой встрече на пляже. Ты очень хочешь там оказаться. Прямо сейчас. Думай об этом чёртовом пляже, Дик. Это наш единственный шанс.
Вспышка яркого зеленоватого цвета осветила долину. В этой вспышке бесследно растворились огромный плоский валун и сидящий на нём мужчина.
Зарисовка хорошая. Проблема в том, что это именно зарисовка, практически невоспринимаемая в отрыве от видео, которые ты приложила к ней, точнее, воспринимаемая, как закадровый текст к ним.
Из этого общего ощущения выбивается сцена купания героини, неподдельным эмоциям которой я верю.
И вот за эту сцену — браво!
Проблема этого текста, на мой скромный взгляд, в смещении перспективы — большую часть миниатюры мы наблюдаем за сценой глазами героини и вдруг под конец она сама включается в действие, становится действующим лицом, не переставая при этом наблюдать. Таким образом, создаётся весьма дискомфортное ощущение раздвоения сознания читателя — он не понимает, с кем ему себя ассоциировать — с самозабвенно купающейся девушкой или с той, которая наблюдает за её купанием, пролетающими мимо стрекозами, цветущими кувшинками.
Сомневаюсь, что это тот эффект, которого ты пыталась достичь.
Нет, спасибо.
Мне моих трёх с головой хватает.
Браво!
У самого — три. Поэтому прекрасно понимаю и разделяю написанное.
Это май какой-то неправильный.
А Солнце нормальное вполне.
Ага.
Слава богу.
А то я грешным делом подумал, что начинает ехать крыша.
Спасибо.
До мурашек надеюсь.
Твои шаги — нелепый дождь на скользкой мостовой,
Я соберу твои стихи и унесу с собой.
Под сердцем, между Тишиной и адресом любви
Мы будем счастливы, друг мой, ну а пока поспи.
Ты помнишь были времена, когда седой тропой
Шёл обесцвеченный сентябрь по детским снам домой?
Когда нас ждали провода, когда был резок звон,
Когда рука была тверда, ты помнишь ли, друг мой?
Мои шаги — нелепый дождь. Навылет, наугад,
Я — серебро усталых нот, оркестр не виноват.
А виновата Тишина, что на двоих одна.
Мы были счастливы, мой друг. Мгновение… Века…
Мне одному кажется, что бутерброды тоже не прочь перекусить бульдожкой?
Нет, не насовсем. Солнце вернулось. И принесло холод.
Сам не верю.
Спасибо.
Увы, не всегда получается.
Бывает.
Мечта
— Где я? — спросил Кэл, продрав глаза, оглядывая недоверчивым взглядом неуютную обстановку. Оглядывать было, в общем-то, нечего — мужчина лежал на плоском, холодном камне, вокруг — насколько хватало глаз — расстилалась голая пустыня. Ничего, кроме песка на многие тысячи миль.
— Чтобы я ещё раз купил у Дика кислоту! Чем он её бодяжит, сволочь?
— Ничем я её не бодяжу. И вообще, поосторожней в выражениях.
— Дик? — ошарашенно озираясь вокруг, бросил Кэл. — Покажись, козья морда! Что за дрянь ты мне толкнул?!
— Мечту.
— Чего?
— Да-да, не удивляйся. Мне удалось синтезировать формулу. Проблема в том, что соединение крайне неустойчивое, и я не смог изучить его побочные эффекты…
— Твою мать, да где ты, чёрт побери?! Кажется, у меня сейчас чердак взорвётся от разговоров с пустотой.
— С какой пустотой, Кэл? Ты сидишь на мне!
— Сижу на тебе? — Кэл задумался. — Да нет, не может быть, ты прикалываешься… Подожди, как ты назвал то, что толкнул мне?
— Мечтой.
— Хреновое название. Пошлое. Оно только о приходе. Отходняк, наверно жёстче, чем от крека.
— Да не наркотик это, чёрт тебя дери! Мы с тобой мечтой вмазались. Я же говорю — формулу вывел, а испытывать не на ком. Тут ты подвернулся…
— Вот скотина! Лири недоделанный! Доэкспериментировался? Как нам теперь из этого трипа выбираться?!
— Нет никакого трипа. И отходняка не будет.
— Хочешь сказать, мы действительно в пустыне, а ты превратился в говорящий камень?
— Доброе утро, мистер Холмс!
Несколько часов спустя.
— Слушай, я жрать хочу.
— Я тоже.
— Камни не жрут.
— Камни может быть, но не я.
— Ты же меня не слопаешь?
— Каким образом? У меня даже рта нет!
Прошло ещё некоторое время.
— А как работает эта твоя мечта?
— Не поверишь! Именно это я и хотел узнать, когда толкнул её тебе.
— Хорошо, меня подставил. Но сам-то зачем эту дрянь проглотил?
— Потому, что учёный.
— И?
— У меня есть обязательства перед мировой наукой.
— Ты — долбаный говорящий камень! Какие обязательства?
— Я и не надеялся, что ты поймёшь.
На пустыню медленно опустилась ночь. Заметно похолодало.
— Оно должно исполнять желания.
— Ты о чём?
— О веществе, которое синтезировал.
— Хочешь сказать, ты мечтал стать камнем?
— Нет, конечно. Просто первое, что пришло в голову после вмазки — Розеттский камень… Когда спохватился, поздно уже было.
— А у меня промелькнула мысль: «Валить надо отсюда!».
— Вот и свалил.
Кэл развёл руками.
— Стой! Ты сказал — желания.
— Ну, да. Я планировал три. Как Джинни в кармане. Звучит?
— Да звучит, звучит. Не до того сейчас. И ты, и я использовали только по одному желанию. Так?
— Но…
— Никаких но! Что мы, в конце концов, теряем? Думай о Шерон, о её высокой груди, апетитной попке, вашей первой встрече на пляже. Ты очень хочешь там оказаться. Прямо сейчас. Думай об этом чёртовом пляже, Дик. Это наш единственный шанс.
Вспышка яркого зеленоватого цвета осветила долину. В этой вспышке бесследно растворились огромный плоский валун и сидящий на нём мужчина.
Браво!
Зарисовка хорошая. Проблема в том, что это именно зарисовка, практически невоспринимаемая в отрыве от видео, которые ты приложила к ней, точнее, воспринимаемая, как закадровый текст к ним.
Из этого общего ощущения выбивается сцена купания героини, неподдельным эмоциям которой я верю.
И вот за эту сцену — браво!
Проблема этого текста, на мой скромный взгляд, в смещении перспективы — большую часть миниатюры мы наблюдаем за сценой глазами героини и вдруг под конец она сама включается в действие, становится действующим лицом, не переставая при этом наблюдать. Таким образом, создаётся весьма дискомфортное ощущение раздвоения сознания читателя — он не понимает, с кем ему себя ассоциировать — с самозабвенно купающейся девушкой или с той, которая наблюдает за её купанием, пролетающими мимо стрекозами, цветущими кувшинками.
Сомневаюсь, что это тот эффект, которого ты пыталась достичь.