ну… так… Духожор отпадает сразу — много знает. А после этого небольшого фрагмента их прогулки по Манхэттену — их встреча с Духожором и передача Эрику его дара. Потом будут видения, Эрик увидит прошлое, еще до его появления на свет. Сперва фокал — ГГ, а потом — приходит в повествование отец ГГ Гай, он засыпает яму с трупом… Втор. герои — Гай и Нина — родители Эрика, по ходу Гай становится ключевым персонажем главы, далее — побег Нины — они разделены и снова встречаются. Все — потом дядя ГГ, и детские воспоминания, отношения с отцом. Конец главы.
М-м, я со Змеем уже говорила об изменении сознания… Как-то не по себе — слишком я впечатлительная! Или с ее прототипом еще поругаться, чтобы узнать, сколько в ней грязи?
Если бы я не испытывала личной неприязни к этой самой Лире… Но плавный переход с описанием обстановки и мыслями ворона в кавычках… очень соблазнительно
Я подумаю — это интересно)) хотя — с позиции ворона — меньше текста будет, это точно))) да и женщина… м-м… Влюблена в героя и вряд ли сможет быть адекватной.
На самом деле, эта история началась задолго до Нью-Йорка с его бешеным ритмом и захватывающими дух небоскребами. Древние тайны мёртвыми свитками пылились в заброшенных библиотеках. Угрюмые камни молчали под грузом вины. Правда небесной птицей томилась в тесной клети, где ее кормили забвением. А вдруг знания, пришедшие через века, однажды забудут неблагодарные потомки? А что если голос камней никто не захочет слушать? Да и кто распознает слова правды, если клетка — золотая?
Небывалая для середины лета жара сводила всех с ума, расплавляя сознание.
«Как мороженное, растают остатки рассудка отдельных личностей и восторжествует единый коллективный разум!»
Такие гипотезы веселили Эрика, но часто ему было не до шуток. Зная, что его воронам, его любимцам, нечего есть, волшебник не мог расслабиться ни на минуту. Еще бы, прокормить сотню плотоядных птиц! Сколько же можно держать их на жучках да полуфабрикатах! Скоро и на бродячих собак нападать начнут, а то и на людей, если не улетят. Необходимо постараться, иначе — останется он совершенно один. Летом сложнее с кормежкой: в такой-то парилке мясо быстро портится, большими партиями тушки продают неохотно, а холодильники ломаются, словно под проклятием.
Поэтому Эрик облегченно вздохнул, когда хозяйка — тоскливая осень — целиком и полностью завладела мегаполисом. Он видел в этом какое-то оправдание своей беспричинной разбитости, непримиримой печали, что поселилась в сердце со времен прибытия сюда.
Дышать стало легче. Выхлопные газы пленили Нью-Йорк, лишив свежего воздуха. Гудки, хлопки, крики… Всюду суета. Редко-редко, ранним утром, выпали тихие мгновения для раздумий.
Солнышко, лениво поблескивая из-за туч, приветливо играло на стеклах домов, а плиты, укрытые ковром из разноцветной опавшей листвы, ждали первых дворников.
Манхэттенская мостовая остывала под прохладным ветерком, настраиваясь на ежеутренний час пик. С утра по ней еще пробегутся сотни тысяч башмаков и простучат не меньше шпилек-каблучков.
А дальше — фокал ворона, его взгляд на хозяина и предчувствие надвигающейся беды!
На самом деле, эта история началась задолго до Нью-Йорка с его бешеным ритмом и захватывающими дух небоскребами. Древние тайны мёртвыми свитками пылились в заброшенных библиотеках. Угрюмые камни молчали под грузом вины. Правда небесной птицей томилась в тесной клети, где ее кормили забвением. А вдруг знания, пришедшие через века, однажды забудут неблагодарные потомки? А что если голос камней никто не захочет слушать? Да и кто распознает слова правды, если клетка — золотая?
Небывалая для середины лета жара сводила всех с ума, расплавляя сознание.
«Как мороженное, растают остатки рассудка отдельных личностей и восторжествует единый коллективный разум!»
Такие гипотезы веселили Эрика, но часто ему было не до шуток. Зная, что его воронам, его любимцам, нечего есть, волшебник не мог расслабиться ни на минуту. Еще бы, прокормить сотню плотоядных птиц! Сколько же можно держать их на жучках да полуфабрикатах! Скоро и на бродячих собак нападать начнут, а то и на людей, если не улетят. Необходимо постараться, иначе — останется он совершенно один. Летом сложнее с кормежкой: в такой-то парилке мясо быстро портится, большими партиями тушки продают неохотно, а холодильники ломаются, словно под проклятием.
Поэтому Эрик облегченно вздохнул, когда хозяйка — тоскливая осень — целиком и полностью завладела мегаполисом. Он видел в этом какое-то оправдание своей беспричинной разбитости, непримиримой печали, что поселилась в сердце со времен прибытия сюда.
Дышать стало легче. Выхлопные газы пленили Нью-Йорк, лишив свежего воздуха. Гудки, хлопки, крики… Всюду суета. Редко-редко, ранним утром, выпали тихие мгновения для раздумий.
Солнышко, лениво поблескивая из-за туч, приветливо играло на стеклах домов, а плиты, укрытые ковром из разноцветной опавшей листвы, ждали первых дворников.
Манхэттенская мостовая остывала под прохладным ветерком, настраиваясь на ежеутренний час пик. С утра по ней еще пробегутся сотни тысяч башмаков и простучат не меньше шпилек-каблучков.