Док Штраус сказал што я должен писать все што я думаю и помню и все што случаеца со мной с севодня. Я не знаю пачему но он гаварит што это важно штобы они могли увидить што я падхажу им. Я надеюсь што падхажу им потому што мис Кинниан сказала они могут сделать меня умным.
Вот оно, начало текста. Сколько повторений? А сколько местоимений?
Вырезаем?
Меня это умиляет… Между прочим, приведённая цитата есть прямая (или внутренняя, не суть) речь дебила. Да и вообще весь рассказ — внутренняя речь.
Повторы, были и ляпы следуеть выпалывать в авторских словах, но никак не в словах персонажа, для которого все эти штучки — часть характера.
Впрочем, этот же пример показывает уровень аргументации автора топика.
Он был как из сказки: всегда добр и поэтому всегда прав. Такая была его эпоха, что доброта всегда побеждала. «Из всех возможных решений выбирай самое доброе». Не самое обещающее, не самое рациональное, не самое прогрессивное и, уж конечно, не самое эффективное — самое доброе! Он никогда не произносил этих слов, и он очень ехидно прохаживался насчет тех своих биографов, которые приписывали ему эти слова, и он наверняка никогда не думал этими словами, однако вся суть его жизни — именно в этих словах. И конечно же, слова эти — не рецепт, не каждому дано быть добрым, это такой же талант, как музыкальный слух или ясновидение, только еще более редкий. И плакать хотелось, потому что умирал самый добрый из людей.
ИМЯ вдруг заговорил очень негромко и с какой-то насмешкой в голосе:
– Забавно, честное слово… До чего же отчетливая аналогия. Века они сидели в глубинах, а теперь поднялись и вышли в чужой, враждебный им мир… И что же их гонит? Темный древний инстинкт, говорите? Или способ переработки информации, поднявшийся до уровня нестерпимого любопытства? А ведь лучше бы ему сидеть дома, в соленой воде, но тянет что-то… тянет его на берег… – Он встрепенулся и принялся натягивать брюки. Брюки у него были старомодные, длинные. Натягивая их, он запрыгал на одной ноге. – Правда, Станислав Иванович, ведь это, надо думать, не простые головоногие, а?
– В своем роде, конечно, – согласился я.
Он не слушал. Он повернулся к приемнику и уставился на него. И мы с Машкой тоже уставились на приемник. Из приемника раздавались мощные неблагозвучные сигналы, похожие на помехи от рентгеновской установки. Машка положила метчик.
– Шесть и восемь сотых метра, – сказала она растерянно. – Какая-то станция обслуживания, а что?
Он прислушивался к сигналам, закрыв глаза и наклонив голову набок.
– Нет, это не станция обслуживания, – проговорил он. – Это я.
В данном случая я бы попросил не просто имя. А полное имя. ФИО.
Автору, выставившему свой текст на суд читателя, надлежит молчать и, максимум, благодарить. И отвечать только на явные, недвусмысленно высказанные вопросы.
Если же добровольных критиков ругать, то они больше не придут.
И тут уж автор будет вправе радоваться собственной гениальности в одиночестве.
И правильно. А то я ещё встряну, оно тебе нада?
Чорд.
Вы так хочете вести дальше
Это «Полдень, XXII век»
Вперёд!
Повторы, были и ляпы следуеть выпалывать в авторских словах, но никак не в словах персонажа, для которого все эти штучки — часть характера.
Впрочем, этот же пример показывает уровень аргументации автора топика.
Так. Осталось только название вспомнить
) Название рассказа, откуда отрывок — «О странствующих и путешествующих», и входит он в цикл?..
Ага. То есть вы 99% своих ляпов считаете на деле фичами для своих читателей… Оки.
А где он впервые появился?
А можно не делать. Это факультатив.
Дык.
Горбовский, Леонид Андреевич.
Но хотя бы произведение? — очередная подсказка, это цикл.
Подсказочка.
Из другой книги.
Я всегда загадываю Стругацких. Второй раз то есть
)
Нет.
Конечно.
) Кто герой?
Герберт. «Дюна»
Фрэнк Герберт
)
Тогда это непременно Пол Атридес.
Вот как звали преподобную Бене Гессерит, я не помню.
Итак.
Автору, выставившему свой текст на суд читателя, надлежит молчать и, максимум, благодарить. И отвечать только на явные, недвусмысленно высказанные вопросы.
Если же добровольных критиков ругать, то они больше не придут.
И тут уж автор будет вправе радоваться собственной гениальности в одиночестве.
Dixi
Ок.