Так соглашаться и не обязательно. Если наши мнения совпадают, буду рада, если нет, это не имеет значение. Вы написали то, что посчитали нужным. Вполне возможно, через некоторое время вы увидите текст новыми глазами. Или не увидите. Мы меняемся. И учимся друг у друга.
Все гениальное просто. Усложнения — это и есть та мелодия, из которой состоит само произведение. В гамме всего 7 нот, а музыкальных тем — и не сосчитать.
«сдерживая себя от того, чтобы не закончить наказание слишком быстро.» — это не по русски написано, уж простите.
«и стала не знать, что делать;» — ???? — это не есть хорошо
«Ворота гаража закрылись, и стало снова темно. Девочку не отчитали, и она нашла себе другое дело и другую дочку.» — смысловая путаница. Если дверь закрыли, то темно стало внутри гаража. Но дальше речь идет о девочке, а она то как раз наулице, где светло. Так где стало темно? На улице или в гараже?
Последняя фраза хороша, и сюжет хорош, но шероховатости в тексте портят впечатление.
Я не поняла, почему в аннотации к этой миниатюре стоит фраза «Размышления об отношениях взрослых» (????)
Понравилось. Убедительно изложено. Совпало с моим опытом детства. Угораздило как то лет в 10 летать. Можно сказать, написали про меня. А я уже и забыла про эти чудные минуты счастья…
еще одна цитата, не на тему проторенной дороги для автора, но немного о молодом авторе вообще:
Молодой писатель -ВеллерМолодой писатель ясно извещен о том, что успех – это прежде всего труд, что талант – это несколько процентов таланта, а все остальное – труд, и мысленно он как бы совершенно готов к тому, что писать – дело трудное, мучительное, долгое и бесконечные переделки отнимают массу сил и времени. Он очень уважает труд.
На деле он обычно добивается того, что вот впервые! Составлены несколько предложений, вполне вроде нормальных. Отлично! Идет несколько абзацев и страниц. Кайф! И вот готов рассказ или глава повести (романа). Черт возьми, неплохо, нормально!
Так: проверим ошибки и огрехи. Поправим несколько слов на более выразительные. Ну?! Есть текст! Есть вещь!
Хоп! – и он начинает считать это, условно говоря, литературным произведением. Он еще не претендует на лавры (сознательно, во всяком случае) и в разговорах подчеркивает это. Он сам полагает, что ну может и плоховато. Но переделывать это сто раз до тех пор, пока не будет хорошо, он не готов. А как править? А чего менять? Уж вроде как вышло.
Он еще не умеет отстраниться от своего текста – как он впервые вышел из-под пера. Чем часто раздражает рецензентов и маститых, к которым обращается за отзывом. Они ему: пахать надо. Он им: конечно! А думает: надо-то надо, но это уже есть, ладно, следующее напишу.
Он еще не умеет работать. Он еще не разлепился и не размежевался с внутренним графоманом, который живет в каждом, кто начал писать. Это дело наживное – кто доживет и наживет.
Бывают отдельные случаи. Когда человек, еще не писавший, дивно владеет языком. И чувством композиции, соразмерности. И обладает вкусом. И – едва ли не главное для молодых – перевод мыслей и чувств в слова, а слов и фраз – из головы на бумагу или экран компьютера – этот процесс происходит как бы сам собой. Так бывает от природы поставленный голос оперного певца. Если это есть – молодого писателя можно поздравить. Но рассчитывать на это трудно.
Большинство молодых писать бросает. Большинство оставшихся становится кое-какерами. Ничтожное меньшинство научается работать до тех пор, пока не выйдет хорошо – иногда это означает до посинения.
Повторяться можно, проторенная дорога не даром проторенная, но пойдешь ты по ней в лаптях или валенках, с посохом или на велосипеде поедешь, распевая песни или ругаясь матом… вот что важно.
Верно сказано.
К тому же быть новатором, начисто оторванным от читателя означает автоматически, что читать тебя никто не будет. Читатель не найдет в тексте необходимого созвучия для понимания.
Веллер - Молодой писательМолодой писатель не умеет читать. Он читал до сих пор, как читатель – легкой рысью в походные перегоны.
Поэтому он постоянно изобретает деревянные велосипеды. У него захватывает дух от собственных удач – выразительных оборотов. Самостоятельно построенные банальности приводят его в авторский восторг.
Если он сунется в уважаемую им книгу и начнет перечитывать так, как будто сам это только что написал и хочет слово-другое поправить, если он начинает вот с таким настроем перечитывать классический (в широком смысле) текст медленно и с тщанием, как автор или хотя бы соавтор, морща лоб и шевеля губами, возникает интересная вещь. Он видит вдруг то, чего не видел в пять раз читанной книге до сих пор. Он видит, как составлены слова и как они отобраны. Он видит неожиданность в силу стыков слов и фраз, до которых трудно додуматься! А читаешь в нормальном темпе – и вроде все естественно и несложно. Ага!..
Молодой писатель, если он честный человек с серьезными намерениями, начинает учить себя читать. (Это напоминает разглядывание картины: с четырех шагов – здорово, естественно и просто, вплотную и в боковом свете – неожиданное и даже странное сочетание красок, мазков, линий.) Читая так, он набирает технику и профессионализм.
Изрядная самокритичность совмещается у молодого писателя с высокой самоуверенностью. Сознанием он готов признать, что написал так себе, средненько, плоховато даже, но подсознательно в нем живет память пережитых в процессе писания чувств и высокого внутреннего напряжения своего труда, и это не позволяет ему внутренне смириться с низкой оценкой своего труда.
Если брать такой аспект писательского труда, как свежесть чувств при работе, силу нервного напряжения, радость неожиданных озарений, то субъективно как процесс труд молодого писателя почти всегда заслуживает высокой оценки.
А вот результат почти всегда заслуживает низкой…
Молодой писатель еще не может отделять качество процесса от качества результата. Он – как влюбленный в пике влюбленности.
Не-е-е… Ей снотворное нужно выслать, а родственникам поставить рубильник с кодовым замком на компьютер, чтобы мама свое здоровье почем зря не гробила ))
Еще пару часов, Анна проснется и в нас полетят тапки.
Посылай, можешь на почту, если большой текст. Я выяснила, что вычитывая чужие ошибки, начинаешь видеть в своем тексте такие же. Самооценка на место становится. ))
Луи Хорхе Борхес ввел еще более узкую классификацию мировых сюжетов. Он считал, что в литературе существуют всего четыре истории. Это:
— История возвращения;
— История поиска;
— История о том, как герои штурмуют и защищают укрепленный город;
— История самоубийства Бога.
И это тоже похоже на правду! Действительно, какое бы литературное произведение мы ни взяли, оно подпадает под классификацию аргентинского писателя! Возьмем «Войну и мир» Толстого, в котором множество сюжетных линий. Истории Андрея Болконского и Пьера Безухова — истории духовного, нравственного поиска; война 1812 года в романе — история о том, «как герои штурмуют и защищают укрепленный город»… «Преступление и наказание» Достоевского — это история самоубийства Бога в человеке (Раскольников подавляет в себе богочеловеческое начало и становится убийцей) и возвращения (главный герой в результате глубокого внутреннего перерождения снова обретает себя самое, приходит к Любви и Вере). В принципе, все романы Достоевского — как правило, бессюжетные, в которых основной темой является философско-психологические коллизии внутреннего мира героев, — истории самоубийства Бога. Князь Мышкин в «Идиоте», Дмитрий и Иван Карамазовы в «Братьях Карамазовых»… Но оставим классику. «20 тысяч лье под водой», «Пятнадцатилетний капитан», «Таинственный остров» Жюля Верна, «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо — истории поиска и возвращения, «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова — история поиска (Железный дровосек мечтает обрести живое Сердце, символ Доброты, Лев — Смелость, Страшила — Ум) и история возвращения (Элли ищет способ вернуться домой из страны Оз)… А сказка «Красная Шапочка» Шарля Перро? Классическая история возвращения. С того момента, как мы узнаем, что маленькая девочка должна пройти через глухой лес, в котором обитает злой Волк, мы думаем только об одном: «Вернется или нет»?
Ну, хорошо. Допустим, мы согласились, что всегда слушаем, читаем, или пишем, или рассказываем одну из четырех или десяти мировых историй — в одной из бесчисленных авторских интерпретаций. Что это нам дает?
А то, что мы должны понять:«не важно — о чем, важно — как». Не важно, какую историю мы рассказываем — важно, как мы это делаем. Как чувствуем Слово, как мыслим, как интригуем, как «строим». Насколько интересно и значительно создаваемое нами произведение.
«Азбука литературного творчества, или От пробы пера до мастера слова» Гетманский Игорь Олегович
На деле он обычно добивается того, что вот впервые! Составлены несколько предложений, вполне вроде нормальных. Отлично! Идет несколько абзацев и страниц. Кайф! И вот готов рассказ или глава повести (романа). Черт возьми, неплохо, нормально!
Так: проверим ошибки и огрехи. Поправим несколько слов на более выразительные. Ну?! Есть текст! Есть вещь!
Хоп! – и он начинает считать это, условно говоря, литературным произведением. Он еще не претендует на лавры (сознательно, во всяком случае) и в разговорах подчеркивает это. Он сам полагает, что ну может и плоховато. Но переделывать это сто раз до тех пор, пока не будет хорошо, он не готов. А как править? А чего менять? Уж вроде как вышло.
Он еще не умеет отстраниться от своего текста – как он впервые вышел из-под пера. Чем часто раздражает рецензентов и маститых, к которым обращается за отзывом. Они ему: пахать надо. Он им: конечно! А думает: надо-то надо, но это уже есть, ладно, следующее напишу.
Он еще не умеет работать. Он еще не разлепился и не размежевался с внутренним графоманом, который живет в каждом, кто начал писать. Это дело наживное – кто доживет и наживет.
Бывают отдельные случаи. Когда человек, еще не писавший, дивно владеет языком. И чувством композиции, соразмерности. И обладает вкусом. И – едва ли не главное для молодых – перевод мыслей и чувств в слова, а слов и фраз – из головы на бумагу или экран компьютера – этот процесс происходит как бы сам собой. Так бывает от природы поставленный голос оперного певца. Если это есть – молодого писателя можно поздравить. Но рассчитывать на это трудно.
Большинство молодых писать бросает. Большинство оставшихся становится кое-какерами. Ничтожное меньшинство научается работать до тех пор, пока не выйдет хорошо – иногда это означает до посинения.
Поэтому он постоянно изобретает деревянные велосипеды. У него захватывает дух от собственных удач – выразительных оборотов. Самостоятельно построенные банальности приводят его в авторский восторг.
Если он сунется в уважаемую им книгу и начнет перечитывать так, как будто сам это только что написал и хочет слово-другое поправить, если он начинает вот с таким настроем перечитывать классический (в широком смысле) текст медленно и с тщанием, как автор или хотя бы соавтор, морща лоб и шевеля губами, возникает интересная вещь. Он видит вдруг то, чего не видел в пять раз читанной книге до сих пор. Он видит, как составлены слова и как они отобраны. Он видит неожиданность в силу стыков слов и фраз, до которых трудно додуматься! А читаешь в нормальном темпе – и вроде все естественно и несложно. Ага!..
Молодой писатель, если он честный человек с серьезными намерениями, начинает учить себя читать. (Это напоминает разглядывание картины: с четырех шагов – здорово, естественно и просто, вплотную и в боковом свете – неожиданное и даже странное сочетание красок, мазков, линий.) Читая так, он набирает технику и профессионализм.
Изрядная самокритичность совмещается у молодого писателя с высокой самоуверенностью. Сознанием он готов признать, что написал так себе, средненько, плоховато даже, но подсознательно в нем живет память пережитых в процессе писания чувств и высокого внутреннего напряжения своего труда, и это не позволяет ему внутренне смириться с низкой оценкой своего труда.
Если брать такой аспект писательского труда, как свежесть чувств при работе, силу нервного напряжения, радость неожиданных озарений, то субъективно как процесс труд молодого писателя почти всегда заслуживает высокой оценки.
А вот результат почти всегда заслуживает низкой…
Молодой писатель еще не может отделять качество процесса от качества результата. Он – как влюбленный в пике влюбленности.