Пафос — это воспевание героики, красивой и трагической смерти, жертвенности и прочая.
Может быть хоть в вестерне, хоть в хохломе))
тут на МП его путают с плакатностью стиля, с лозунговостью текста, когда писатель пишет: Надо любить Родину!
но не показывает это действием…
а сам по себе пафос — это часть жизни…
принести цветы любимой — это тоже в чем-то пафос, но если ты купишь грузовик и с гудением поедешь по городу — это будет перебор…
а так как демон в мелочах и в балансе, то местные простачки горазды рубить любое упоминание под корень, тк это не надо думать, а найти баланс — это как найти талант… Не каждому дано, но каждый хочет.
поэтому упираются в механику правил. См известное сочинение-инструкцию…
ОффтопикСкрип качелей, пронзительный вопль, затихающий над песочницей, негромкое, но очень деловитое воркование старушек на лавочке возле гаражей, готовое стремительно перейти в змеиное шипение или сочувственное оханье, скрип и короткий лязг закрывающейся автомобильной двери, тусклое, но всепроникающее бум-бум-бум — господи, это на какой же громкости он слушает, улица ведь за соседним домом, мы же в глубине двора, изумленно подумал Таволгин, медовый, но с каким-то лимонным оттенком свет, жара и безветрие, все это Таволгин пропускал чрез себя машинально, как пропускают вкусную прохладную воду сквозь пальцы, подставив их под упругую, но не слишком сильную струю, дробя ее, но не замечая, как разлетаются брызги, не обращая внимания на детали, ловя картину целиком, да и не ловя даже, а просто существуя в ней.
Так и Таволгин существовал сейчас в пространстве своего любимого подоконника, не обращая внимания на детали летней реальности, находясь рядом с
полуденным двором, но ему не принадлежа, отмеченный извне лишь силуэтом, укрытым за легким тюлем, обозначенный только сигаретным дымком, который струился из приоткрытого окна, упорно не желал таять, а змеился через двор, пока не уставал и не прекращал быть далеко за гаражами и даже за территорией бабушек.
вообще прекрасно, но БЯКА АВТОР СЛИЛ ТЕКСТ и не перечитал, что выплеснул!
Так и Таволгин существовал сейчас в пространстве своего любимого подоконника, не обращая внимания на детали летней реальности, находясь рядом с
полуденным двором, но ему не принадлежа, отмеченный извне лишь силуэтом, укрытым за легким тюлем, обозначенный только сигаретным дымком, который струился из приоткрытого окна, упорно не желал таять, а змеился через двор, пока не уставал и не прекращал быть далеко за гаражами и даже за территорией бабушек.